Без тебя холодно

Чонгук не знает, сколько прошло времени с ухода Юнги. Несколько дней или недель. Был ли месяц? Он двигается по инерции, ест, потому что нужно, не чувствуя вкуса, сон не даёт отдыха, в ушах звенит хлопок двери, закрывшейся за старшим. Чонгук винит себя в случившемся и не может этого принять. Не может же человек уйти, отказавшись от мечты, без весомой на то причины, заявив близкому в лицо, что он его ненавидит. Не мог же Юнги сделать этого без какого-либо повода? Что Чонгук сделал не так? Где он провинился? Пожалуйста, скажите! Он исправится, извинится, сделает всё, лишь бы Мин вернулся. Всё, что угодно, только бы вновь оказаться рядом. Потому что не сдался ему этот дебют без Юнги. Вообще ничего ему не надо, если он теряет при этом самого дорогого для себя человека. Он мысленно возвращается к тому, как тихонько мечтал ночью о том, что они со старшим будут вместе. Как тёплая широкая улыбка будет направлена на него, Чонгука, и иметь она будет не то дружеское послание, каким одаривает Мин макнэ, а что-то большее, нежное-нежное и трепетное. Их общий секрет и мир на двоих. Тогда Чон грустно улыбался перед тем, как заснуть. Собственные мысли напоминали какую-то ужасную сёдзе-мангу про первую и вечную любовь. Только ему не надо всей этой воды и страданий из-за гигантского ничего, чем переполнены подобные творения. Парню бы вполне хватило знать, что он дорог любимому человеку так же, как и он ему. Иметь возможность свободно обнять со спины и взять за руку. И хотя с их графиком времени не хватило бы даже на уютный вечер вместе, ни то что на свидания и походы в кино, Чонгук был бы невозможно счастлив. Сейчас же, ха, просто увидеть бы Юнги. Чон скучает, очень. Всё в душе тянется, ищет, рвётся к старшему. Просит и умоляет, бьётся птицей в силке, пытаясь выбраться навстречу. Только тщетно. По щекам вновь невольно текут слёзы. Чонгук пытался узнать, что случилось, не один раз, даже не десять спрашивал у Чимина и Тэхёна, менеджеров, звонил на старый номер старшего, натыкаясь постоянно на безжизненно-учтивое «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…». Ничего. Не мог помочь никто, к кому бы Чонгук не обратился. Никто не знал, почему и куда ушёл Мин. Ни-че-го. Абсолютно. Но Чонгук не сдается. Он продолжает предпринимать попытки, что-то узнать, понять, вернуть. Сердце болит от волнения, от собственного бессилия, невозможности что-либо сделать. От своей больной зависимости от Юнги. Именно больной. Теперь вообще постоянно больно. Не резко-убивающе-невозможно. А навязчиво, так медленно, будто режет по чуть-чуть тупым ножом изнутри, иногда забываясь, приостанавливаясь, а после вновь продолжая с двойным усердием. Так бесконечно долго. Ощущение, что вечно, и теперь это никогда не прекратится. Больной, потому что невозможно теперь, кажется, без него, потому что хочется разодрать ногтями кожу в кровь, хочется лезть на стены, как при какой-то ломке. Чонгука ломает на маленькие, крошечные кусочки. Юнги его наркотик. На который парень не заметил, как подсел. Теперь от него не отходят Чимин и Тэхён. Стараются не оставлять одного, вытащить куда-то, хоть как-то отвлечь, заставить немного расслабиться. Они тоже были в шоке, когда узнали. Вернулись тогда из кинотеатра, куда давно хотели выбраться, а дверь не закрыта, из прихожей исчезли несколько пар обуви и верхняя одежда, и атмосфера в доме царила напряжённая и давящая. Слишком тихо. Поняв, что что-то точно не так, поспешили в ближайшую комнату. А там Чонгук сидит у стены, прижав колено к груди. Глаза скрыты челкой, а руки слегка дрожат. И ничего нет вокруг. Будто здесь никто не живёт. Ни одной личной вещи, ничего. Пусто. На «Чонгук, что случилось?» и «Что произошло? Где Юнги-хён?» макнэ не реагирует. Сдавленного «Хён, он… он ушёл» взволнованные друзья добиваются только после того, как Чонгук был усажен на диван с чаем в руках и Тэхёном и Чимином, крепко обнимающих с двух сторон. А в какой-то момент Чонгук открывает глаза посреди одной из немногих ночей, когда удалось кое-как уснуть, и чувствует, как текут слёзы по щекам. Снова. И именно в этот момент на Чонгука медленно накатывает осознание, что Юнги… Ушёл. И возвращаться не собирается. Совсем. Навсегда. Больше никто не будет тепло смотреть и ерошить волосы. Не будет ворчать по пустякам. Некого будет вытаскивать из комнаты, чтобы впихнуть еду, о которой опять за работой забывают. Не похвалят, в излюбленной манере «неплохо, но вот там вот ты допустил малюсенькую ошибочку, даже если это незаметно, ничего не знаю, всё должно быть идеально», хотя глаза светятся восторгом и гордостью, а улыбка так и норовит растянуться на пол лица. Это как выход из какого-то забвения, видения, где время незаметно, и всё смешалось в одну серую бесконечную полосу перед глазами, полную неверенья, злости, агрессии, бессилия и слёз. Полную попыток, рвения сделать хоть что-то. Казалось, что ещё не всё потеряно, что Юнги вернётся, они поговорят и всё снова будет хорошо. Не будет. Сейчас же Чонгук чувствует, как всё это медленно спадает, возвращает к реальности без Юнги, к жизни, больше похожей на существование. Наваливается апатия, состояние, когда руки почти опущены и нет никакого желания бороться. Он ведь даже не знает, что случилось. Эта мысль могла бы вызвать грустную усмешку, но сил не хватает даже на такое простое проявление хоть каких-то эмоций. А ещё он чувствует, как вся выплаканная вода замораживается, покрывается корочкой льда. Сначала тонкого, но сразу же занимающего собой всё пространство. Чувствует, как холодок бежит по позвоночнику, расходясь по всему телу. Он заворачивается в одеяло с головой и обнимает руками колени. Холод никуда не уходит, только пробирается ещё глубже. Добирается до внутренних органов. Бежит по нервам, опоясывает кости, приближаясь к сердцу, всё ближе и ближе. Пальцы коченеют и не спасает ни подушки, ни тёплая одежда. Почему-то Чонгук знает, что теперь так будет всегда.

***

Чимин вжикает замочком молнии, снимая куртку. Шапку оставляет на тумбе, скидывает ботинки. На улице похолодало, и, как бы он не устал, оказаться наконец дома, в тепле, ужасно приятно. Парень позволяет себе глубокий вдох и лёгкую полуулыбку. Но взгляд вновь падает на шуршащий пакет с лекарствами в руках и вновь приобретает серьёзность. Пак проходит на кухню, ставит чайник, попутно распихивая баночки и упаковки препаратов по ящикам. Ставит на стол две кружки, заваривает в одной травяной чай, вторую подносит к кофемашине. Действия привычны и чётки — не впервой. Машинка пикает, чайник выключается. С двумя кружками в руках Чимин направляется в комнату Тэхёна. Тот сидит за компьютером, в очередной раз просматривая странички психологов и психиатров. Заслышав шаги друга, оборачивается, кивком благодарит за молча протянутый кофе и вновь возвращаясь к монитору. У него глаза красные, под ними залегли тени из-за долгого сидения перед экраном и отсутствия нормального сна. Волосы растрёпаны. Ему бы в душ сходить и поспать нормально наконец, но они оба понимают, что не уснут. — Как думаешь, что потом будет? — Чимин выглядит немногим лучше Тэхёна, развернувшемуся к нему. — Я имею ввиду, с Чонгуком. Да и с нами тоже. Если сейчас у нас есть время, возможность помочь ему, отправить к специалисту, то что будет потом? В расписании свободного места всё меньше и меньше. Чёрт, Тэ. Я не знаю. Что мы будем делать? Я не смогу простить себе… Фраза повисает в воздухе незаконченной. Давление ощущается почти физически. Перегруженный проблемами мозг отказывается работать. Им действительно стоит поспать. Кажется, в аптечке было снотворное. Тэхён откидывает голову на спинку кресла и растирает лицо ладонями. Что он должен сказать? Всё так сложно. От них двоих зависит очень много. Он понимает, о чём говорит Чимин. Потому что он тоже. Тоже будет винить себя всю жизнь, если Чонгуку не помогут. Он уже винит. За то что не доглядел, не понял. За то, что не вмешался раньше, не помог. Он видит всё невысказанное в глазах друга. — Я не знаю. Голос в тишине звучит слишком громко. Тэхён отпивает из своей кружки. На языке чувствуется горечь. То, что между Юнги и Чонгуком витало что-то не совсем дружеское видели оба. И оба предпочли не заострять на этом внимание. Взрослые люди всё-таки, сами разберутся. И вот что из этого вышло. Чимин тяжело вздыхает и тоже делает глоток. Он теперь пристрастился к зелёному чаю. Говорят, успокаивает нервы. Он не уверен, но вроде помогает. Чонгук рассказал всё через пару дней после момента, ставшим точкой отсчёта. Всё, без утайки. И о привязанности, и о том, как понял, что нравиться ему старший в том самом плане. О том, как испугался тогда, и как «нравится» разрослось в более глубокое и серьёзное чувство. Говорил и не мог не улыбаться сквозь слёзы, вспоминая Юнги. Куда пропал Мин помог узнать Седжин. Который к парням проникся родительской привязанностью, так что следил за ними, а иногда и прикрывал. Когда его по какому-то важному делу вызвал к себе директор. Тогда-то он и спросил, как бы невзначай, куда пропал тот трейни. На что начальник лишь отмахнулся, сказав что перевели его в какое-то агентство. Седжин давно понял и в очередной раз убедился, что директор их плевать хотел и на своих айдолов, и на трейни, и на сотрудников. Всё делается исключительно для собственной выгоды и набитого кошелька. О чём Седжин и поспешил предупредить своих подопечных. — Чонгук, эмм… — Чимин мялся перед сидящим за столом парнем и не знал, как начать. Что будет после того, как произнесёт эти слова? К чему они приведут и не станет ли хуже? Но молчать он не имел права. — Мы… Седжин-хён узнал, что Юнги, — глубокий вдох — его перевели в другое агентство, ** Entertainment. И, похоже, без его на то согласия. — ход сделан. — Ч-что.? Как? Чимин видел удивление, непонимание и надежду в чужих глазах. В них вновь вспыхнул этот огонёк, хрупкий и ломкий, но способный вмиг вернуть жизнь в Чонгука, цепляющегося за него, как за спасательную соломинку. Чимин только надеялся, что не станет хуже. Потому что если всё вновь рухнет, то это повлечёт за собой ещё более тяжёлые последствия, с которыми Чимин не представлял, как бороться. Чонгук резко встал из-за стола и, нарочито спокойно переспросив название той компании, удалился к себе в комнату. Пак заметил решимость и готовность всё узнать и вновь бороться, тяжело вздыхает. Позже они видели, как Чонгук вновь упорно прошаривал всемирную паутину и нашёл таки нужную страничку. На бело-голубом оформлении твиттера виден был значок компании, а в ленте фото трейни. С одного из них на него глядело до боли знакомое лицо, бледноватое и изученное до последней морщинки. Вновь Чонгук пытался написать, связаться, звонил по указанным в интернете номерам и опять натыкался на пустое, безразличное молчание. Тэхён пытался как-то помочь, но в его силах было лишь следить за тем, чтобы макнэ вовремя ел, спал, придерживаясь режима, выходил на улицу и не загонял снова себя. Отвлекал его и всячески переключал внимание на себя. Потому что знал, что от постоянного напряжения и стресса, а Чонгук находился именно в этом состоянии, человек должен отдыхать хотя бы час в день, чтобы психика, и так уже достаточно расшатанная, не полетела окончательно к чертям. Тэхён надеялся, что ему это всё же удавалось, так как макнэ рядом с ним улыбался и вроде бы даже искренне. Тэхёну очень хотелось в это верить. Чимин не отставал, тоже старался на пару с Тэ и волновался невероятно. Только им не удалось. На сообщения Чонгука не приходило ответа, звонки улетали в никуда. Тогда он нашёл здание компании, надеясь застать там Юнги и поговорить, но опять же не добился ничего. И сорвался. В один день Чимин вернулся домой и увидел Чонгука спящего в гостиной на диване, а рядом пара пустых бутылок из-под соджу. Парень спал прямо в одежде, лицо опухло и покраснело от слёз. На подушке было видно мокрое пятно. Чимин поджал губы, накрыл Чонгука пледом, открыл форточку и пошёл убираться. Отзвонился Тэхёну, сообщая, что, несмотря на все старания, Чонгука они упустили. Тогда они в первый раз серьёзно говорят о том, что им необходима помощь специалиста. Убедить Чонгука отправиться к психотерапевту оказалось не сложно. Они с Тэхёном долго обсуждали и взвешивали это решение. Чимин был вроде бы и рад, что не пришлось долго уговаривать младшего, но отсутствие какой-либо реакции, хоть каких-то эмоций удручало. Чонгук выглядел тогда так, что вряд ли Пак это когда-нибудь забудет. Когда-то с его лица не сходила улыбка. Её все обожали, такой яркой, позволяющей верить в лучшее, она была. Румянец на щеках и взлохмаченные тёмные волосы. Как солнышко, делящееся со всеми своим теплом. В тот раз лицо было бледным, с тёмными мешками под глазами. Во взгляде плескалась бесконечная усталость и огромная серая тоска по Юнги. Уж лучше бы злился и спорил. Сидя в машине рядом с Чонгуком, сопровождая его на приём Чимин думал о том, как можно так сильно, так глубоко запрятать внутри себя человека. Как можно так сумасшедшего любить, что когда он уходит вырывает душу и сердце. Раньше, при других обстоятельствах, он восхитился бы чужими чувствами и даже мечтал ощутить что-то хоть в половину такое же сильное по отношению к кому-то. Потому что в современном мире такая любовь — редкость невиданная. Теперь Чимин был уверен, что нет, не надо, потому что перед глазами живой пример. Который иногда, когда одному совсем невмоготу, подбирался со спины и крепко обнимал. Сжимался весь, чуть вздрагивал, стараясь стать ближе, получить ещё немного больше чужого тепла, так будто если его сейчас оттолкнут, он не справиться. Просто выйдет в окно, перережет вены, лишь бы не думать, не помнить, не любить. У них всё должно было быть красиво. Это должно было быть навсегда, на всю жизнь вместе рука об руку, банальное сказочное и умерли они в один день. Вместо этого Чонгуку поставили диагноз F32.1*, назначили курс психотерапии и множество препаратов, чтобы восстановить нервную систему, ослабить боль и помочь справляться со своими чувствами и эмоциями. Справляться, как с какой-то проблемой. Видя каждый раз Чонгука, слушая рекомендации специалиста, Чимин ещё больше убеждался, что таких чувств не то что в современном, не в одну другую эпоху не было. Люди избавились от чего-то, хотя бы приближённо похожего, чтобы не создавать себе дополнительных проблем. Потому что такие, как Чонгук сумасшедшие. Только конченый псих будет любить так отчаянно, цепляясь обеими руками изо всех сил, потому что такие чувства слишком разрушительны. Как для самого человека, так и для окружающих. И приводят к слишком серьёзным последствиям. После казалось, что всё начинает налаживаться. Ни Чимин, ни Тэхён не знали, о чём говорит врач с Чонгуком, но оба поддерживали, закупались лекарствами, сложные названия которых передавались им в руки на листочках. И через какое-то время действительно стало лучше. Понемногу, маленькими шажками, но Чонгук стал больше есть, лучше спать и чаще выходить на улицу. А самое главное, та улыбка, по которой они скучали долгое время и надеялись вернуть, робко, иногда, но появлялась на губах младшего. Чимин был как никогда счастлив. Тот небольшой перерыв, устроенный им перед дебютом пошёл Чонгуку на пользу. Тогда они действительно начали вновь верить, что всё будет хорошо. Со всеми. Младший исправно посещал врача, принимал препараты и делал всё для собственного выздоровления. И хотя о полном порядке говорить было ещё очень рано, но был виден прогресс. Казалось, что они прошли, они пережили и справились. Только именно казалось. Ровно за две недели до их первого самостоятельного выхода на настоящую сцену Чонгук пытался убить себя, наглотавшись таблеток. Его откачали, быстро пришли на помощь. Он достаточно быстро оправился и его быстрое возвращение замечательно конечно, но… Хорошо не будет. Чимин это прекрасно понял и убедился. Директору плевать, они подписали контракт. Кроме как на самих себя, рассчитывать не на кого.