Дюжина Дней Чудес

Ахум обнял Мелифаро, в попытке укрыть от порывистых вихрей, все норовивших швырнуть в лицо колючего снега. Чувствуя, как того бьет мелкая дрожь, он лишь сильнее прижался, стараясь отдать всё свое тепло. Грань сворачивалась вокруг них клубами метели, стонала бушующими ветрами, а потом вдруг замирала и покрывалась тончайшими узорами инея, сливавшимися затем в ледяные массивы. Родная и близкая только им двоим, она, словно зеркало, отражала все их чувства, однако больше помочь ничем не могла. Как не мог этого сделать и Ахум. Уже который раз Мелифаро сбегал сюда, ловя мгновения поддержки самого близкого. Но это было почти бесполезно. Лед проникал все глубже, не давая и шанса согреться уставшему сердцу, и Ахум это чувствовал. Поэтому он постоянно приносил с собой то теплый плед, то огненный амулет, а один раз даже притащил огромную кружку горячего молока с душистым цветочным медом. И глядя, как Мелифаро судорожно пьет, понял, что дело совсем плохо. И обнимая его, слегка пошатываясь от шквального холодного ветра, Ахум вдруг вспомнил услышанное когда-то: ... Зима никогда не кончится. Мы, кажется, обречены На колкое снежное одиночество, На танцы во время чумы... И вправду. Казалось, что наступившая зима будет вечной. Мелифаро кутался в самые тёплые и яркие лоохи (никакого белого и чёрного с золотом!) которые только сумел найти. Случайно ввел моду на тройные (!) шарфы из колючей шерсти. Носил толстые перчатки, не снимая их ни на миг, – и смеялся с тех, кто понимающе улыбался, мол, его пугают неудачи в любви.Было бы глупо бояться уже случившегося... Нет, Мелифаро искренне надеялся, что для остальных его состояние не так уж заметно. Он улыбался, шутил, хохотал. Он скрывался, хандрил и сбегал. Падал в объятия Ахума и Грани, слушал вой ветров и чувствовал отголоски тепла, которым с ним так отчаянно пытаются поделиться. Порой дергался от упавших горячих слез, и тогда Ахум слегка виновато гладил его по плечу. Он бы так хотел забрать Мелифаро с собой. Показать ему бесчисленные миры, в которых ярчайшее солнце, правит царевна-весна, щедро украсив все цветами и навсегда растопив льды и снега. Как здорово было бы наслаждаться шумом прибоя вместо ревущих бурь, а затем скользнуть по волнам в погоне за смешливыми чайками. Легкими шагами пробежаться по облакам и ухватить невесомую радугу за край, повязав ее вместо шерстяного шарфа... Но Ахум каждый раз вспоминал, что в этих мирах его вторую половину разорвет на мельчайшие частицы. И теплый воздух побережья острым ножом разрежет его горло изнутри. А столь любимые им изумрудные волны мерзкими скользкими змеями свернутся вокруг родного тела, душа в своих объятиях. Было тяжело каждый раз понимать, что пока они не могут быть в одном месте и при этом остаться в живых. Было тяжело каждый раз видеть, как Мелифаро шмыгает носом, греет холодные пальцы об очередную кружку и уже даже не пытается ему улыбнуться дрожащими губами. Ахум молчал, обнимал его, стоя посреди застывшей Грани, и старался избавиться от дурацких строк, не дающих ему покоя: От каждой ноты веет тем, что уже было. И от простуды Не спасает молоко и мёд. Всё то, что остывало столько дней – теперь остыло. И, прекратив сопротивляться, Вмёрзло в лёд.