"Твою ревизию!" или Как научиться доверять этикам

(апрель 2014) -Достоевская, что тут у вас? – голос противного старого преподавателя зарубежной литературы раздаётся над самой головой этика, когда она, выпав из семинара начисто, не отрывала отчаянного взгляда от экрана своего мобильного телефона, увы, не подававшего никаких признаков жизни. «Вот ведь влипла!» - ругается про себя, поспешно пряча мобильник в сумку под столь же пристальным взглядом препода, - «Ну, Донна, век тебе этого не забуду…» Добившись того, что рассеянная студентка вернулась из виртуального мира на нашу бренную землю, лектор удовлетворённо хмыкнул и снова завёл разговор с замолчавшей было у доски Жуковой, распинающейся об исторической ценности «Песни о Нибелунгах». Откровенно говоря, Нибелунги Жукову не интересовали совсем, как и весь факультет в целом – она ждала из армии своего Максима Горького, которому не слишком-то доверяла, поэтому сейчас путалась в многочисленных Гюнтерах, Кримхильдах и Зигфридах, ничуть не задумываясь на эту тему. Досточку, впрочем, трудные судьбы героев германского средневекового эпоса тоже волновали мало – все её мысли занимала одна вполне современная дурная недотёпа в очках, которая в очередной раз куда-то вляпалась, а потом внезапно пропала. На что способна взвинченная выведенная из равновесия Донна Ламанчская, Гуманистке не хотелось даже думать – но за три недели сотрудничества они успели, можно сказать, подружиться, и этик уже знала, что у её автора сдвиг по фазе на почве ревизии, очень сложные отношения с деканатом и излишне романтичная и доверчивая лучшая подруга, которую надо постоянно откуда-то вытаскивать. А вот ей, Достоевской, судя по всему, теперь придётся вытаскивать из всевозможных передряг саму Ламанчскую – надо же донести, в конце концов, что не все этики – бездушные и безразличные недоразумения… Едва нудный семинар закончился, девушка пулей выскакивает в коридор, кое-как откапывает в сумочке мобильник и проверяет почту во всех возможных соцсетях, но никаких объяснений от подревизной так и не обнаруживает, кроме того самого сообщения, столь её взволновавшего: Loca de la Mancha (12:01): -Досточка, привет. Извини, о работе придётся надолго забыть, я тут попала в такую заваруху, что дай бог меня не отчислят второй раз из института. Я не знаю, чего надо чёртовым этикам, но меня планомерно доводят, я почти уверена! За полчаса к этому письму ничего не прибавилось. Что всё это значит, Гуманистка и понятия не имеет, но интуитивно догадывается, что дело действительно швах. Донна, конечно, чокнутая по самое не могу, но отчисляться из института, который для неё второй, если не первый, дом… Что-то там не так. Надеясь вразумить непонятно где пропадающую альфийскую истеричку, набирает ответ: Dostochka (12:29): -Эй, ты там чего надумала и куда пропала?! Не смей отчисляться, копить долги и лезть на рожон! Я не знаю, что тебе снова сделал мой тождик, но он того явно не стоит. Правда, Искательница её сообщения не видит, трясясь в автобусе и толком вообще ничего не соображая. Полчаса назад, когда она, совершенно ничего не подозревая, подклеивала исправленный график к последнему лабораторному отчёту, к ней подошёл вездесущий неугомонный Гюго и наповал убил язвительной тирадой: «что, Ламанчская, тебе настолько чужое счастье покоя не даёт, что ты уже подсылаешь своего чокнутого поклонника разбираться с Достом и Гамлетом?». От услышанного логик, понятное дело, впала в полнейший ступор. О каком «поклоннике» говорил активатор, до неё дошло сразу же, но как Драй вообще пролез к незнакомым ему людям? Даже она сама никогда не пошла бы выяснять отношения ни к Гуманисту, ни (боже упаси!) к его ненаглядной Датской. Наоборот, чувствуя себя по соседству с чужим счастьем, меньше всего хотела им вредить. Единственный раз, когда она вмешалась не в своё дело по велению барахлящей болевой, ей пришла в голову попытка поставить на место Наполеона – бывшую девушку этого этического недоразумения, которой как раз не давали покоя отношения подревизного с новой пассией, «примитивность» и «жалкость» которой Политик всячески подчёркивала. «Только вот за мою неудачную посредническую миссию я до сих пор раскаиваюсь и плачу по счетам, а вот Драйзер-то с какого перепугу полез куда не просили?!» - лихорадочно пронеслось в дурной логической голове. Впав в какое-то доселе ей незнакомое паническое состояние, Искательница еле уняла дрожь в руках, отчаянно зажмурилась на секунду и, так и ни сказав Энтузиасту ни слова, пулей выбежала из лаборатории, оставив на столе тетрадь с отчётами, открытую на странице с графиком. Последнюю пару она в таком виде точно не высидит, и к гадалке не ходи. Вот и сейчас она пытается хотя бы частично привести нервы в порядок, укатив на первом попавшемся автобусе куда глаза глядят и механическим шёпотом повторяя звучащие в плеере строчки из песни Юлии Чичериной, которую променяли на хромую рыжую женщину и перекрыли путь домой. Минут через пять до Донны доходит, что автобус остановился в двух шагах от её любимой набережной. Обрадовавшись такой возможности, логик кое-как выбирается из битком набитой железной махины и идёт на ватных ногах по давно знакомому маршруту. Здесь хотя бы получится перевести дух. Погода стоит слишком холодная и ветреная до конца апреля: Ламанчская в своём коротком пальто зябко ёжится, стоя на мосту, и сетует на привычку забывать дома перчатки. Но зато ей становится легче, паника отпускает и возвращается возможность здраво рассуждать. С этим махровым конфликтёром надо что-то делать, пока он не подвёл её под монастырь. Он уже лезет из другого города к людям из её института, это уже точно переходит все границы! Решив положить этому конец, она набирает набивший оскомину номер и, дождавшись ответа, переходит на разъярённое шипение: -Да, это я. Ты какого чёрта у меня за спиной бурную деятельность разводишь, морализатор хренов?! Я тебе душу изливала не для того, чтобы ты подставлял меня под удар! Мне уже из-за твоей благотворительности хоть из института уходи! Думаешь, мне тут дадут спокойно жить? Чтобы я тебя больше не видела и не слышала – даже имени твоего от моих знакомых, понял?! Закончив сей праведный гневный монолог, перемежаемый едва различимыми через отвратительную междугороднюю связь извинениями конфликтёра, Донна отключает телефон и еле удерживается от желания сбросить «адскую машину» прочь с моста – в последний момент её останавливают незамеченные ею ранее уведомления из соцсетей, оповещающие о ворохе новых писем. Открыв свою страничку, Искательница обнаруживает, что, кажется, успела вусмерть напугать собственную бету. Dostochka (12:29): -Эй, ты там чего надумала и куда пропала?! Не смей отчисляться, копить долги и лезть на рожон! Я не знаю, что тебе в очередной раз сделал мой тождик, но он того явно не стоит. Dostochka (12:31): -У тебя там есть поблизости кофе, автомат с ним или точка продажи? Выпей срочно и успокойся, тебе надо. Dostochka (12:34): -Эй, Донна, я вообще-то не могу выехать к тебе в город, чтобы вправлять тебе мозги! Ты чего там творишь? «Бедное эфирное создание,» - логик грустно качает головой, остро почувствовав вину, - «Ещё и её переживать заставила. Она же не виновата, что я окружена всякими придурками, которым непонятно чего надо…» Решив исправиться и больше не пугать ранимую добрую Досточку, в последний раз переводит дух и отвечает: Loca de la Mancha (12:49): -Извини меня, пожалуйста. Я знаю, что я дурная негодяйка. Просто у меня случился приступ паники, потому что Драй как всегда вмешался не в своё дело, я распсиховалась и сбежала с пар. Я всё тебе по порядку расскажу и больше не буду так пугать, обещаю. Отправив такое неуклюжее покаяние, Донна смотрит на часы: пора бы домой, её ещё ждёт доклад по социологии и тьма правок в курсовую для научницы. А ещё купить хоть какое-нибудь успокоительное – судя по всему, теперь лучше даже носа в институт не совать без вспомогательных средств…