"Твою ревизию!" или Как научиться доверять этикам

(март 2018) Донна психует, как не психовала, наверное, уже лет пять. Донна не находит себе места от страха и ярости, не знает, за что взяться и кого просить о помощи. У Донны всё валится из рук. Донна просто ни в чём не уверена. -Пропади всё пропадом, - шипит, добавив парочку непечатных ругательств, и отправляет очередной черновик статьи научному руководителю – тому самому, который «чёртов Штирлиц и понятия не имеет о поддержке подшефных студентов». -Господи, когда всё это закончится? – выдыхает устало, вернувшись домой после очередного дня в институте. Магистров последнего года не нагружают парами, но её одногруппников природа не наделила должной степенью ответственности, поэтому вопросы и критику преподавателей приходится принимать ей. -Даже здесь мне нет места, - бросает обречённо в сторону, заглянув на один из семинаров по аспирантскому расписанию к старым знакомым. Здесь её встречают как свою, не задают бестактных вопросов, но беспардонное гюговское «Ламанчская, тебя что, до сих пор не отчислили?» и обрывок вскользь услышанного телефонного воркования Достоевского с Гамлетом подкосят и устойчивую психику, не то что её – еле хранящую шаткое равновесие. -Донна, ну ты же понимаешь, тебе дальше нечего делать в институте, - нарочито равнодушный голос научника-Штирлица для неё звучит как приговор её мечтам. Больше всего она боится потерять своё место. Но, судя по всему, в аспирантуре её видеть не хотят… -Да не беспокойся ты, он всего лишь кандидат наук, а не председатель диссертационного совета, у него нет полномочий не пускать тебя куда-либо, - конечно, Робеспьеру легко говорить, его-то научное будущее не оставляет никаких вопросов, таким только и оставаться в НИИ двигать науку. Искательница понимает, она не в претензии и ни в коем случае не хочет срывать негатив на ничем не провинившемся зеркальщике, но… Но почему всё так несправедливо? Почему никто не понимает, что для неё всё может закончиться через каких-то несколько месяцев? Всё, чем жила семь с половиной лет. Её мир, казавшийся сначала вчерашней школьнице враждебным и необъятным, но с годами ставший родным домом. Здесь она познакомилась с Есениной, хоть и ненадолго свела их судьба – но, несмотря на расстояние, они остались лучшими подругами. Здесь повстречалась с Достоевским – вечно «чужим счастьем», но упорно не желавшим стираться из её памяти. И вот теперь она может всё это потерять. За что? Такие мысли изводят логика уже вторую неделю. Она пьёт по часам успокоительные, без которых не выходит из дома. Конечно, где-то на другом конце города у неё остаётся Лирик – но у той и своих проблем хватает, Дюма, Гюго, в общем, шекспировские страсти, да и только. Непотопляемая Донна Ламанчская чувствует себя одинокой, как никогда. Достоевская, хоть и не страдает психосоматикой, но тоже обрастает разного рода неурядицами, как и её автор. С грехом пополам пересдав последний экзамен зимней сессии (это на первом курсе магистратуры-то!) она проникается ненавистью к собственному учебному заведению настолько, что не выходила бы из дома, будь её воля. Плюс ко всему она ещё и умудрилась поссориться с Гюго, которую «до чёртиков достала пресная физиономия» миражницы. Впрочем, что взять с Энтузиастки – обиделась, а завтра (в крайнем случае послезавтра) прибежит мириться, сделав глаза котика из Шрека – ну как злиться на такую дольше получаса? Родители всё чаще пинают Досточку с побуждениями искать работу – она бы и не прочь, но куда может устроиться филолог со слабым здоровьем? Может быть, у Донны консультации попросить? Та вроде тоже не отличается формой космонавта, но какую-то удалённую подработку нашла, может, и ей что-нибудь подскажет… «Кстати, Донна!» - на этой мысли Гуманистку вдруг переклинивает, и она отрывается от бездумного пролистывания ленты в соцсети, - «У меня до сих пор последняя глава её опуса о сложной штировской натуре лежит неотбеченная, а она ни гугу! С чего бы это? Она же всегда чуть ли не молнии мечет, стоит мне хоть на день задержать работу. А ну как случилось с ней что?». Испугавшись за подревизную, долгое отсутствие новостей от которой вполне могло скрывать плохую новость, этик уже намеревается устроить виртуальный допрос, но Искательница будто по волшебству материализуется в сети сама, оповестив о себе негромким щелчком звукового уведомления: Loca de la Mancha (16:22): -Досточка, привет. Ты где пропадала так долго, не забыла, что у тебя автор имеется? Это уже почти злит даже миролюбивую тихую Гуманистку, так что в альфийскую дурынду по ту сторону сети летит прямо-таки отповедь: Dostochka (16:23): -Нормально, а? Сама третью неделю о себе ни гугу, ещё и ревнует! Как ты там, жива хоть вообще? Loca de la Mancha (16:23): -С трудом и на успокоительных. Мой научный Штирлиц явно смерти моей хочет. А твой тождик прилип к своей Датской, как банный лист, я ещё удивляюсь, что она к нам в НИИ не шастает как к себе домой. Dostochka (16:25): -Гадский тождик. Как ты ещё не устала от этой недоревизии за столько лет? Loca de la Mancha (16:26): -Лучше «недоревизия», чем неисчерпаемый источник белой логики на родной кафедре. Так, ладно, не слушай меня, идиотку. Dostochka (16:26): -Ну-ну. Кстати, ты, наверное, сейчас будешь меня убивать. Я и пальцем не тронула твоё «Слово о бедном Администраторе». Loca de la Mancha (16:27): -Да и ну его… Мне нашего Администратора и в быту за глаза хватает. Всё равно я с музой разругалась, по крайней мере, пока не допишу статью – иначе меня съедят поедом. Dostochka (16:27): -Это точно ты мне сейчас пишешь? Признавайся, кто ты и куда дел мою сеньориту-тридцать три несчастья? Loca de la Mancha (16:28): -Параноидальная ты Досточка. Да ладно, проехали, мне правда сейчас не до этого. Dostochka (16:29): -Так, Донна, у тебя точно всё в порядке? Loca de la Mancha (16:29): -Клянусь моей исторической библиотекой и моим фикусом. Непонятно почему, но подозрительно равнодушные ответы автора Гуманистку не успокаивают. Хоть и не имела она привычки копаться в чужой душе, но состояние этой истерички умела читать, как открытую книгу. Сейчас с Ламанчской точно что-то не так. Прямо как тогда…