Мы построим наш собственный дом

      Даже не открывая глаз, Оливия почувствовала, что в постели она одна. На секунду ее пронзил сильнейший бессознательный страх, ужас от того, что она всё еще в шатре мадам Лулу и все события предыдущего дня были лишь сном, ведь вчера все шло так безупречно, как бывает только во снах, тающих, стоит только открыть глаза. Должно быть, Жак по-прежнему мертв, Бодлеров по-прежнему окружают бесчисленные опасности, а она по-прежнему одна. Зажмурив глаза, возможно, чуть сильнее, чем это было необходимо, Оливия пошарила рукой слева, надеясь, что Жак, лежавший там, все-таки не привиделся ей прошлой ночью. И с каким же облегчением она вздохнула, обнаружив, что простыни еще хранят след его тепла. Тут же к ней вернулись переходящие в сон воспоминания, как теплые руки Жака крепко притянули ее к себе и не отпускали до тех пор, пока она не уснула, убаюканная спокойными и надежными ударами его сердца. Стоило паутине памяти Оливии окончательно распутаться, как она поняла, что из соседней комнаты доносятся звуки и запахи, говорящие о том, что там кто-то готовит завтрак. Судя по тихому мягкому голосу и ответным малопонятным звукам, этим занимались Жак и Солнышко. Радостно улыбнувшись самой себе, Оливия быстро вскочила с постели и нашарила на прикроватной тумбочке очки, единственное, что осталось с ней после бегства с карнавала. Ей очень нравилось носить линзы, но их пришлось выбросить, поскольку последнее время их негде было держать ночью. Соорудив на макушке не очень аккуратный, но удобный пучок, Оливия накинула висевший на двери ванной комнаты халат и поспешила в соседнюю комнату за жизненно необходимым ей сейчас чаем. То, что она там увидела, заставило сердце Оливии сжаться от ноющей тоски по чему-то, что она не могла описать словами. Жак стоял у плиты, мастерски переворачивая блинчики под бдительным присмотром Солнышко, восседающей на столешнице и радостно жующей морковку. На лбу у девочки красовалась прочерченная мукой полоса, а на носу — белое пятнышко, но, похоже, это совершенно не могло отвлечь малышку Бодлер от приятной, хотя и маловразумительной для стороннего наблюдателя беседы: — Морица! — Точно, в тесто можно добавить побольше корицы. Отличная мысль. Жак потянулся к кастрюле и, встретившись с Оливией глазами, широко улыбнулся, вынуждая ее поскорее отвести взгляд и не испытывать бабочек в своем животе на прочность. — Доброе утро, Оливия, — произнес он, кивая головой в сторону, и Оливия поняла, что в этой борьбе с собой она заранее проиграла. — Чай готов. Ее сердце тотчас посчитало это еще одной причиной сейчас же поцеловать Жака, но Оливия только улыбнулась. — Рядом с тобой никогда не останешься без чашки чая. Поэтому я и держусь неподалеку, — усмехнулась она, делая первый глоток. — А я думал, ты подбираешься к моим книгам, — насмешливо протянул Жак, откладывая еще один блинчик к стопке рядом с Солнышко. — Это несомненно тоже внесло свою лепту, — задумчиво покивала головой Оливия, заставляя его с деланой обидой усмехнуться. Малышка Бодлер, обнажив четверку своих удивительно острых зубов, радостно улыбнулась, приветствуя Оливию, а та потянулась за тряпкой, чтобы смахнуть пятна муки с ее личика. Нужно было как можно быстрее раздобыть детям чистую одежду — бедняжкам до сих пор приходилось носить свои карнавальные наряды. Это не только само по себе было неприятно, но и заставляло Оливию постоянно думать о том, что костюмы раньше принадлежали графу Олафу и дети вполне могут подхватить какую-нибудь заразу. — Солнышко?! — голос, который немногим отличался от наполненного смертельным ужасом, донесся из спальни, отведенной девочкам, и принадлежал Вайолет. — Она здесь! — поспешила крикнуть Оливия, и через несколько мгновений еще не до конца проснувшиеся, но уже очень обеспокоенные старшие Бодлеры стояли перед ней. Оливия поняла, что Клаус на ночь перебрался к девочкам, и она не удивилась этому, а была скорее благодарна, потому что разлучать его с сестрами после недавнего тяжкого испытания, казалось ей неправильным. — Она проснулась сегодня раньше вас и забрела сюда в поисках завтрака, — рассказал Жак. — Мы сошлись на том, что будем готовить блинчики, и Солнышко даже помогла мне усовершенствовать рецепт. — Печь! — воскликнула Солнышко, по-видимому, полностью подтверждая слова Жака. Вайолет моргнула: — Вы понимаете ее? Жак слабо улыбнулся Оливии, и пусть она не могла до конца понять, что он вложил в эту улыбку, ее сердце в то же мгновение переняло часть его глухой боли. — У меня тоже есть младшие брат и сестра, — проговорил он. — Когда мы были детьми, мне приходилось постоянно переводить их взрослым. Жак выключил плиту и, подхватив на руки Солнышко и тарелку блинов, отнес их к стойке, которая отделяла кухню от остальной части номера, сделав остальным приглашающий жест в сторону высоких стульев рядом с ней. Тем временем Оливия налила чаю Вайолет и Клаусу и принесла им тарелки и столовые приборы. Какое-то время за столом царило полное молчание, главным образом потому что дети весьма увлеченно набросились на еду. Глядя на это, Оливия поспешила добавить пунктик «правильное питание» в свой мысленный список того, чего Бодлеры были лишены уже немало времени. Было похоже, что Солнышко наслаждалась завтраком больше всех, потому что она буквально зарывалась пальцами в блинчики, уже успев перепачкать лицо сиропом в тех же местах, где раньше были пятна муки. Время от времени Вайолет наклонялась к сестре, чтобы порезать ей блинчик и посетовать на ее неряшливость, в то время как Клаус только усугублял положение, подливая малышке больше сиропа, стоило ей только потянуться к нему. Эта картина поглотила все внимание Оливии, сколько бы она ни старалась отвлечься на что-нибудь другое, и неудивительно, ведь последнее время пределом ее мечтаний было дать этим детям чувство защищенности и — если бы это зависело только от нее — счастья, и прямо сейчас в этой пыльной маленькой кухне за завтраком из блинчиков с сиропом в компании полузнакомых людей Бодлеры, похоже, наконец были счастливы. Оливии несколько раз моргнула, сдерживая слезы, но, видимо, до конца скрыть эмоции у нее не получилось, потому что Жак почти невесомо коснулся ее спины, успокаивая и ободряя. — Теперь вы ответите на наши вопросы? — спустя пару минут спросил Клаус, уже ни крошки не оставив от своих четырех блинов. — Конечно, Клаус, — Жак еще не успел договорить, как мальчик пулей умчался в свою комнату. Вернулся он с Неполным Перечнем Тайных Организаций, принесенным Оливией прошлым вечером из такси, и перевязанной стопкой порванных и помятых листков. — Это заметки Дункана и Айседоры Квегмайр, — объяснила Вайолет, заметив, что Оливия с любопытством смотрит на них, — То, что от них осталось. Эсме пыталась сбить передвижной дом Гектора и случайно попала в них гарпуном. Здесь, все что мы смогли спасти. Оливия проглотила несколько неприятных слов, отнюдь не предназначавшихся для детских ушей и приберегаемых для модницы на случай, если они когда-нибудь встретятся вновь. Подумать только, стать опекуншей трех сирот и вместо того чтобы защищать их, бросить детей в когти Олафа... ради интрижки с ним! Флиртовать с графом Олафом в роли мадам Лулу на карнавале, без сомнения, было самым тошнотворным из всего, что Оливии когда-либо приходилось делать, тем более что Олаф тогда был для нее убийцей Жака, но все же вид кипящей от ярости Эсме Скволор стоил этого. «Ужасная женщина, — подумала Оливия, снова вытирая лицо Солнышко, — она наверняка из тех, кто, если и берет библиотечные книги, то не возвращает их, и загибает уголки страниц». — Не могу решить, с чего начать, — произнес Клаус, перебирая на стойке свои листки и отвлекая Оливию от этих мыслей. — Мы еще столько всего не знаем. — ВПД! — выкрикнула Солнышко, мешая заканчивавшей вытирать ее пальчики Оливии. Вайолет согласно кивнула: — Она права — что на самом деле означает ВПД? В мягкой улыбке Жака вновь просквозила глухая застарелая боль, но уже через мгновение привычная непоколебимая решимость не оставила от нее и следа. Он правда верил в ВПД, Оливия это знала, несмотря на все просчеты прошлого и все то, что Жак потерял из-за раскола и пожаров, несмотря на все несчастья, обрушившиеся на его друзей добровольцев, и на медленное угасание их принципов. Жак был полон решимости совершить как можно больше добра и до конца верить в то, что ВПД одержит победу. В сущности, именно из-за этой его решимости Оливия в день их первой встречи и села к нему такси, и хотя с тех пор она не раз теряла всякое понимание, мужество и силы — она ни разу не пожалела о том выборе, ни минуты, даже когда прямо ей в глаза глядели голодные львы. Даже когда она думала, что Жак погиб. — Что ж, дети, — его глаза сияли в этот момент, и весь он выглядел несгибаемым и истинно благородным до того, что у Оливии захватило дух, — это очень хороший вопрос.