Случайности не случайны

      После бани они лежали на кровати. Горящие ярким пламенем свечи создавали в комнате приятную уютную атмосферу и мягко освещали лежащего на кровати Бинха и Степана. Полицмейстер лежал, читая книгу и невзначай поглаживал разлегшегося на его груди юношу по слегка влажным волосам. Тесак лежал неподвижно, расслабленно, уставившись в одну точку и лишь изредка глубоко вздыхая. Наконец, не выдержав гнетущей тишины, Саша отложил книгу, и нежно огладив бок писаря, обеспокоенно спросил: - Яхонтовый мой, что-то случилось? Что тебя беспокоит? - Я все вразуметь не как не могу. Почему всадник только дивчин молоденьких убивает, а остальных не трогает. - Тесак развернулся в объятиях мужчины, обвил рукой его талию, и устроился поудобнее, положив подбородок на мерно вздымающуюся грудь. - Не знаю. Может, ему молодые привлекательней кажутся или может у него просто зачатки совести есть, хотя так себе причина… - Бинх мягко выпутался из нежной хватки, встал, убрал книгу в стол, чтобы затем погасить свечи и, вернувшись в постель, зарыться пальцами в волосы любовника, наслаждаясь безмятежностью и тишиной. - Кстати, Стёп, ответь-ка мне на один вопрос, - рука, перебирающая волосы юноши, плавно перешла с головы, на шею юноши нежно поглаживая большим пальцем выпирающую ключицу. - Какой? - Когда, твой отец перестал вас навещать, он в свой последний визит ничего не передавал тебе или твоей матери? Может перстень какой или брошь на худой конец. – вопрос начальника заставил Тесака напрячь память попытаться вспомнить, но почему-то в этот самый момент в его голове было девственно чисто. - Я не помню, может и оставлял. Это надо в хате посмотреть, в маминой комнате. А зачем вам? – соскользнув с груди полицмейстера, спросил парубок. - Хотел одну догадку проверить. Знаешь, что… Давай-ка завтра наведаемся к тебе в хату и хорошенечко осмотрим комнату твоей покойной матушки. Кто знает, может и найдем чего-нибудь интересного, - притянув к себе изрядно задумавшегося помощника, Бинх как бы невзначай коснулся кончиками пальцев бедра юноши, но тот не придал этому значения, он все пытался вспомнить, что перед смертью говорила ему горячо любимая им маменька, но в его голове словно туман поселился. - Всё, спать. Утро вечера мудренее, - накрыв себя и Тесака одеялом, мужчина повернулся к нему спиной и, закрыв глаза, попытался заснуть. Степа же уткнулся носом Бинху меж лопаток и обвив того руками тоже попытался предаться царству Морфея, но как назло сна не было ни в одном глазу. - Саша, что с нами дальше будет? Мы же не сможем от остальных скрывать всё это… - как-то удрученно спросил писарь. - Кому надо тот догадается и трепать не станет, а если и станет, то что с того? – глухо отозвался полицмейстер. - Да как-то… Не поймут еще... С-с-судачить начнут, - обеспокоенно подметил Тесак, натягивая одеяло почти до подбородка. - Ты стесняешься того, что происходит между нами? – внутренне напрягаясь, спросил немец. - Не то чтобы, но не по-божески это. Ведь это за мужеложство, поди, считается. А это грех, хотя мы и родственные души, - вкрадчиво заявил парубок. После этих слов, Бинх повернулся лицом к Степану и, приподнявшись на локтях, не скрывая мрачности в голосе, прошептал: - Жалеешь? – вопрос был задан столь неожиданно, что парубок даже не успел ответить, как немец уже продолжил: - Если ты хочешь вернуть наши отношения на прежнее русло, то не заходи издалека, а прямо скажи мне об этом. Не волнуйся, не хрустальный, не рассыплюсь, - в голосе немца юноша уловил усмешку, нотки язвительности и в тоже время обреченности. - Нет, не жалею, - упрямо заверил парубок. - И молиться в храм из-за этого не пойду, не надейся, - обиженно буркнул юноша, поворачиваясь затылком к хмурому начальству. - Твоё дело, - небрежно обронил мужчина, тем самым давая понять, что разговор окончен.       По подсчетам Степана прошло уже около часа, но заснуть ни у него, ни у Бинха так и не получилось. Обреченному вздоху за спиной и шелесту одеяла Тесак сначала значения не придал. Но, когда он почувствовал на щеке робкий поцелуй и нежные объятия, его сердце сделало кульбит и забилось чаще. Такие приступы робости и нежности со стороны начальства были не такой уж и редкостью, но все равно каждый раз, когда пальцы Бинха как бы невзначай касались степановой кожи или волос, или его вот так просто обнимали во сне, щемящее чувство нежности и защищенности обволакивало писаря с ног до головы. Хотелось лежать так вечно, чувствовать на своей шее мягкие губы, ощущать как от сильных рук, дарящих комфорт, исходит тепло. Вслушиваться в ритмичное дыхание любимого человека, задыхаться от его ласк и просто жить… - Schlaf, meine Seele?* - тихий, на грани слышимости, шепот, заснувший Тесак не услышал. Утром писарь Бинха рядом с собой не обнаружил, да и в хате того не было. Решив, что тот уже ушел на службу без него, Степан на скорую руку оделся и едва ли не бегом направился в управу. Обычно он никогда не пропускал службу и сейчас его грызла совесть. Влетев в конторку, Тесак уже было хотел извиниться за опоздание, но тут же смекнул, что не время – за столом сидел Бинх и увлеченно переговаривался о чем-то со столичным дознавателем. Степан сел на свое место, решив чем-нибудь занять себя. Юноша решил дописать вчерашние отчеты, но как бы он не пытался сосредоточить все свое внимание на работе, взглядом он все равно возвращался к беседующим мужчинам. В очередной раз, невольно украдкой мазнув по дознавателю взглядом, писарь понял, что Гуро и Бинха что-то да определенно связывало в прошлом, только вот что именно, Тесак ума приложить не мог. Гуро, временами, своим хищным взглядом темно-вишневых глаз буквально прожигал дыру в его начальстве и когда полицмейстер излишне громко возразил ему, Яков Петрович протянул руку и коснулся запястья немца, несильно сжимая его, вероятно пытаясь усмирить пыл Бинха. Тот отреагировал по-своему странно - сначала еле заметно дернулся, чтобы затем прошипеть что-то не очень приятное, судя по резко спавшей улыбки дознавателя. Так как рабочее место писаря находилось в углу управы, Тесак не услышал, на чем так сильно настаивал Александр Христофорович, но судя по плотно сжатым губам и хмурому выражению лица, Гуро это определенно не нравилось. В конечном итоге их разговор закончился тем, что Гуро вскочил со своего места, что и вовсе было не по статусу для столичного дознавателя, и вплотную склонившись к лицу немца, сказал ему что-то такое, что Бинх в тот же миг сдулся. Напоследок дознаватель хлопнул дверью, оставив позади себя недоумевающего писаря и сникшего полицмейстера. - Саш… Ты как? – почувствовав неожиданно теплые руки на своих плечах, мужчина едва заметно напрягся, но в следующее мгновение расслабился и, перехватив кисть любовника, оставил на ней легкий, невесомый поцелуй. - Все в порядке, солнце моё. Просто все так навалилось, - полицмейстер попытался придать своему голосу уверенности, чтобы успокоить парубка, но писаря ему этим провести не удалось. - Я хотел попросить тебя кое о чем, - голос юноши слегка дрожал, что не укрылось от полицмейстера. - О чем? – вполголоса спросил мужчина, поворачиваясь лицом к писарю. - Вы… То есть ты. Ты не мог бы меня немецкому научить? – вздохнув, глухо спросил парубок задумчиво глядящее на него начальство. - Ты же вроде умеешь, аль разучился? – едва улыбаясь, спросил Бинх. -Я…то есть…Ладно. Забудьте, - смотря на резко стушевавшегося помощника, немец понимал, что если он сейчас откажет или захочет разубедить юношу, то сделает только хуже. - Ну, если ты решил, то почему бы и нет? Только надо время будет подходящее улучать, чтобы вне службы, а то неприятностей на голову наживем. - мужчина тепло улыбнулся и еле заметным движением заправил спадающую на глаза прядь за ухо. Степан же получив одобрение, расплылся в улыбке. - Спасибо. Я буду стараться. Обещаю вам, что… - начал, было, писарь, но был остановлен жестом поднятой руки полицмейстера. - Стёп, сначала мне надо оценить твои знания. Может мне с тобой придется алфавит заново проходить. Ты не обольщайся, но как учитель я строг, и если я вдруг ненароком задену тебя чем-нибудь, то ты уж на меня не серчай, - мрачно усмехнулся немец. - Я понял, Александр Христофорович. А когда начнем? – полюбопытствовал юноша, отходя к своему столу. - Кода минутка свободная будет, тогда и начнем, а сейчас работать, Стёп. Работать, работать и еще раз работать, - мужчина закрыл глаза и потер виски. В его голосе чувствовались нотки усталости и небольшой раздраженности, но несмотря на это он решает продолжить свою работу.

***

      Оставшиеся два часа сопровождались скрипом перьев, шелестом бумаги и еле слышным невнятным бурчанием Тесака, когда тот ставил кляксы на бумагу. - Ну что ж, вроде с бумажной волокитой закончили, теперь давай посмотрим что ты знаешь. - встав со стула, полицмейстер подозвал писаря и усадил его за свой стол, а сам встал у него за спиной. Надо сказать, что стальные нотки, промелькнувшие в голосе немца, заставили Тесака нервно поежиться и даже слегка вздрогнуть. - Так, скажи мне, что это за буква? – мужчина вывел на бумаге красивую, витиеватую букву, неожиданно спокойно спросил Бинх. - Так это…. «А»? – Тесак смотрел на мужчину и пытался прочитать по его глазам, что тот хочет сказать. - Молодец, правильно, - согласно кивнул мужчина, - А эта? – снова буква, выведенная на бумаге витиеватым почерком.       Закусив губу и упорно рассматривая нбукву, Тесак пытался вспомнить ее название, но как назло в голове не было ничего подходящего. Наконец, сдавшись, писарь поднял взор зеленых глаз на начальство и извиняюще улыбаясь, прошептал: «Не помню, простите» - Это «Би». - бодро отозвался немец. - Повтори. - Би? Правильно? - Gut, - как странно смотря на помощника, пробормотал полицмейстер. - Это значит «Хорошо?» - уже с пущим интересом уточнил юноша. - Ja, das heißt, du bist gut gemacht*. - мягко ответил полицмейстер и, видя, что Тесак изо всех сил старается разобраться в том, что он только что ему сказал, мужчина не удержался и издал едва слышный смешок. - Так не честно, СанХристофорыч. Я же пока не все понимаю, а вы мне тут… - в принципе Степан и не думал обижаться, но в душе все равно что-то кольнуло, когда начальство решило над ним подшутить. Обычно так бывало всегда, когда Бинх резко выражался при нем или задумчиво что-то бормотал про себя, а когда помощник просил перевести, то, что он сказал, то немец ласково улыбался ему в ответ и просил не забивать себе голову. В последнее время такие моменты случались чаще, и Тесак чувствовал себя почему-то одиноким и ненужным, а Бинх казался совершенно чужим, вынужденно закинутым с другой земли человеком. У него были другие привычки, нравы, устои, не такие как у них в селе и возможно этим-то он и привлек паренька к себе, но в то же время из-за этого они отдалялись друг от друга ещё больше. Полицмейстер старался смотреть на все как сквозь пальцы - практично, а парубок так не мог. Писарь привык ходить в церковь, креститься, верить в домового, лешего, различные поверья, а Александр Христофорович даже не смотрел в ту сторону, где обитал местный батюшка. Они были разными, но по своему родными друг другу людьми. - Странно, - удрученно проговорил писарь. - Что странного? – улыбаясь, спросил полицмейстер. - Еще вчера ночью я обнимал тебя во сне и называл «Сашенькой», а сейчас ты кажешься мне таким далеким и чужим, что мне хочется забиться в самый дальний темный угол и не показываться тебе на глаза, пока ты не скинешь с себя эту чужую личину, - мысленно парубок может и понимал, что он сейчас говорит, но ведь сердцу не прикажешь, верно? - Почему? – невольно напрягаясь, все решил уточнить немец. - Я не знаю… Ты говоришь, а в голосе у тебя будто сталь проскакивает, как и неживой вовсе, неродной, чужой... - выпалив это, Тесак закрыл лицо руками, чтобы только не видеть реакции любовника на свои слова. - Стёп, ну ты чего. - почувствовав на своей щеке теплое дыхание, юноша убрал руки от лица и медленно открыл глаза. - Это всё ещё я. Просто выговор у меня такой специфический, сложно перестроиться, - мягко пояснил мужчина. – Если хочешь, могу не учить тебя, - закусив губы, предложил полицмейстер. -Нет. Я хочу, правда. -Что ж, тогда вечером займемся прописью. Согласен? – тон мужчины был мягким, тихим. «Будто дитяти неразумному объясняет» - не без толики грусти подумал писарь. Коротко кивнув, Тесак встал, и уже было хотел вернуться к своей работе, но был остановлен рукой начальства, пригвоздивший его за плечо к месту. - Ты куда? Мы еще не закончили... - напомнил Бинх, и при этом в голосе слышались нотки веселья. - Так, а как эта называется, помнишь? – чиркнув пером на бумаге заковыристую букву, строго спросил мужчина. - Помню. Это, кажется, «Цэ» - не слишком уверенно ответил юноша. - Молодец, - пройдясь от стола к столу, бодро отозвался немец.       Через некоторое время Бинх заявил, что, пожалуй, продолжить они могут вечером, а сейчас неплохо было бы обойти деревню и заодно по пути заскочить в хату Тесака, дабы посмотреть вещи его покойной матушки. Степан же согласился, но неохотно. Сам он, в комнату матери после ее смерти практически не заходил, и сейчас, стоя посреди небольшой опочивальни, что-то в душе Степана зашевелилось, заскребло. Где-то в области сердца всё скребло, а в груди словно что-то сжималось, не пропуская воздух, и Степан стоял столбом, поверхностно, и слишком часто дыша. - Простенько. - оглядев комнату, задумчиво заключил полицмейстер. - Что вы хотите здесь найти, СанХристофорович? – в десятый раз спросил писарь начальство. - У твоей матери была какая-нибудь шкатулка? – вполголоса спросил мужчина, подходя к небольшому резному столику. - Да, была вроде какая-то. Сейчас… Кажется она здесь лежала - Тесак открыл небольшой выдвижной ящик стола и достал оттуда деревянную шкатулку. Взяв ее в руки, первое, на что обратил внимание немец, так это вырезанная на крышке голова льва. - Искусная работа, - Бинх повертел шкатулку в руках и внимательно осмотрев еще раз со всех сторон, открыл ее и достал небольшую печатку с точно таким же выгравированным львом. Заметив, помимо всего прочего, на дне шкатулки небольшое перевязанное черной лентой письмо, мужчина взял его в руки и, прочитав подпись, нахмурился, с интересом взглянул на Тесака и протянул тому пожелтевшее от времени письмо. – Степа, а это кажется тебе, только тут немецкий. Прочтешь? – отдавая письмо в подрагивающие руки помощника, уточнил мужчина. - Нет, наверное... Да и не очень хочется, может это не мне вовсе? – забеспокоился парень, немного сминая письмо в руке. - Нет. Не обманывайся, там написано «Степан», причем по-немецки. Так что, не отлынивай, хочешь, я тебе его прочту? – предложил полицмейстер, забирая письмо из резко ослабевших рук помощника. - Нет. Не надо. - голос Тесака прозвучал столь резко, что на минуту полицмейстер подумал, что в его помощника кто-то вселился. - Я не хочу знать, что там. Не хочу, меня устраивает моя жизнь. - мрачно усмехнулся юноша, перехватывая у мужчины письмо и поднося тонкую бумагу к пламени свечи. Дождавшись пока огонь, лизнет краешек конверта, парубок кинул письмо в железную чеплаху и, обронив быстрое «Извините, СанХристофорыч», ушел, запустив в хату небольшой порыв холодного воздуха.