Случайности не случайны

      Утро, надо сказать, вышло напряженным, наверное потому, что Бинх молчал. Молчал и думал. Очень много думал. Хотя полицмейстер и делал вид, что он спокоен, но это только внешне, а внутри у него бушевала буря – это Степан знал точно. - СанХристофорыч успокойтесь, все будет хорошо, не волнуйтесь вы так, - вот уже битый час писарь пытался хоть как-то успокоить своего начальника, но тот не слушал или делал вид, что не слушает. - Кажется, едут. Идем – сказав это каким-то обреченным голосом, полицмейстер встал, накинул треуголку и глубоко вздохнув, вышел встречать визитеров.       Наверное, стоит уточнить, что приветствие гостей прошло не так, как планировал Бинх. Вовсе не так, но, в принципе, могло быть хуже. Уже после того как господин дознаватель и его писарь эксгумировали тело девушки, сидя в участке Бинх думал о том, что работать с господином Гуро будет чрезвычайно сложно, а вот Тесак наоборот пребывал хорошем расположении духа. И сейчас писарь, почему-то решив, что у них в участке ужасно пыльно, старательно протирал все поверхности влажной, откуда-то раздобытой, тряпкой. - Ты б еще запел, Тесак. Вот ей богу, чего тебе га месте не сидится, - Бинх, конечно, сказал это не от злого умысла, но помощника он кажется задел. - Я не умею петь, Александр Христофорович, - обиженно пробурчал писарь и продолжил свое занятие, но уже с меньшим рвением. - А я в детстве неплохо пел, - сказал Бинх, чтобы затем с нотками какой-то детской обиды в голосе добавить, - Пока голос не начал ломаться. - Так может вы споете, раз неплохо пели, куда уж нам, деревенским, до аристократов, - последнее слово, произнесенное писарем весьма ощутимо задело немца и он даже, возможно, и решил обидеться, но тут же возникал вопрос – зачем? Чтобы только одной грубой фразой разрушить тот хрупкий мир, который они с таким трудом построили? Нет, на такие жертвы Бинх был не готов. Как бы они временами не ругались, как бы ни ссорились, но Тесака за такой короткий срок он успел полюбить и привыкнуть к нему. - Ладно, - согласился полицмейстер и, прочистив горло, начал петь. Песня была тихой, что-то наподобие колыбели, местами грустной, по крайней мере, так казалось Тесаку, и она пелась на немецком наречии. Александр пел, закрыв глаза и облокотившись спиной на стул, лишь иногда его пальцы стучали по столу, отстукивая ритм в такт песни. Когда голос мужчины стих, Тесак позволил себе отмереть и улыбнуться. Почему-то от этой немного грустной песни на душе стало намного легче и приятней. Казалось, что все плохое настроение, случайно брошенные в пылу ярости слова скатились в большой ком и этот ком просто рассыпался на мелкие песчинки. - У вас приятный голос, мне очень понравилось, - на похвалу Бинх лишь сдержанно хмыкнул и продолжил заниматься своими делами, - Почему вы так мало поете при мне? – невинно заданный вопрос любовника, застал немца в врасплох и сначала он даже не мог подобрать слов, чтобы более менее логично объяснить Тесаку то, что петь-то он в общем-то не очень-то и любит, и делает это крайне редко. -Я… Мне не очень часто приходилось петь в жизни, да и в детстве, в моей семье это особо не поощрялось. - наконец, сумел подобрать более менее подходящие слова, ответил полицмейстер. - Я сейчас, наверное, лезу не в свое дело, но все-таки что за семья у вас такая странная? Вы мало рассказываете о ней и всегда, когда касаетесь этой темы, морщитесь, как будто вам неприятно... - конечно, спрашивая начальство об этом, Степа и не надеялся на искренний и полный ответ. И, в принципе, он бы не стал обижаться, если бы Бинх послав его во всем известное место. Но полицмейстер этого не сделал, только как-то дёргано открыл ящик стола, положил туда написанный отчет и закрыл его, сопроводив все это каким-то обреченным вздохом. - Хорошо, в таком случае предлагаю бартер. Ты рассказываешь о своей семье, а я о своей. Договорились? – глаза Бинха лучились лукавством и, смотря в них, Тесак невольно сглотнул и прошептал: - Вы первый. - Хорошо. Моя мать по происхождению русская, отец немец из знатного рода. Когда-то мы жили в России, но потом нам пришлось уехать отсюда. Спустя несколько лет, когда я повзрослел, я решил вернуться сюда, отец был категорически против, так как я старший сын и должен был взять дела семьи в свои руки, но я этого не желал,- мужчина горько усмехнулся, и,сложил руки на груди, продолжил: - Я уехал, попрощавшись только с матерью, а моему младшему брату пришлось очень быстро повзрослеть. Из-за меня. Сначала мы с мамой как-то поддерживали связь, а потом началась война и она перестала мне писать. - снова горькая усмешка и глаза, излучающие ничего кроме боли и сожаления. -Почему вы не напишите ей? -Я боюсь. - лаконично и ясно. - Но чего? Она ваша мать, она не сделает вам больно и поймет вас. Так чего же вы боитесь, Александр Христофорович? – подскочив с насиженного места, писарь в два счета преодолел разделяющее их расстояние и встал напротив удрученного Бинха. - Я… Боюсь, что она не ответит мне. Боюсь, что вместо нее мне ответит брат или, на худой конец отец, и я узнаю, что ее больше нет… Понимаешь, Степ? - полицмейстер резко встал и подошел к окну, вероятно вспомнив что-то, печально улыбнулся и продолжил слегка надломившемся голосом. - Знаешь, когда арестантов ведут на казнь, они бояться не смерти - они бояться этого чувства. Чувства неизбежного, чувства ожидания, а когда они уже вплотную стоят у виселицы и им на шею накидывают петлю – они ничего не чувствуют. Потому что где-то внутри себя они уже умерли, еще тогда, когда они видели, как умирают их сокамерники, и это, Тесак, самое ужасное что может быть на свете… Ожидать чего-то, но не знать в какой момент это-то что-то зацепит тебя, а потом хоть вой от безысходности и поздно думать о том, что все могло быть по другому, поступи ты иначе... - полицмейстер издал едва слышимый смешок и тут помощник понял, что его начальство сейчас прибывает на грани истерики. - Саш, не надо... - Степан подошел к застывшему у окна, словно изваяние, мужчине, и помедлив обнял того со спины, крепко прижимаясь, показывая этим, что он рядом с ним, поддержит, не покинет… Руки немца на минуту до боли сжали деревянный подоконник, а затем расслабились, повисли безвольными плетями. - Всё хорошо, Степ, - Бинх перехватил руку писаря и нежно коснулся губами ладони, благодаря за поддержку. - Ну, а теперь ты. - полицмейстер извернулся в объятиях и с неподдельным интересом взглянул на помощника, от чего тот сразу поник головой и, сделав два шага назад, не глядя присел на краешек письменного стола. В любом другом случае, Александр Христофорович оторвал ему за такое чуб, но не сейчас. - Я даже и не знаю, что вам рассказать. Мой отец был обрусевшим немцем, мать же крестьянкой. Они познакомились случайно и тут же влюбились друг в друга, но разные положения в обществе не давали им пожениться. У отца был знатный род, статус в обществе, неплохое наследство, а у мамы даже приданного не было. Они на время уехали, и обручились. И все бы обошлось, если бы семья отца не прознала про это. Когда мне был год, отец вернулся в столицу. Сначала он приезжал к нам, привозил гостинцы, а потом пропал. Матушка тогда сильно заболела, её всем селом выхаживали. Зиму-то она пережила, а вот весну… - под конец юноша совсем сник, замолкнув. Почувствовав крепкие объятия и услышав тихий успокаивающий шепот начальства, Тесак расслабился и позволил себе со всей нежностью обнять в ответ мужчину. - Степ, хочешь, пойдем на улицу погуляем или коней оседлаем и с ветерком в поле прокатимся... Хочешь? – Бинх отстранился от него и, взглянув в полные слёз зелёные глаза, недовольно цокнул языком и мягко провел подушечкой пальца по щеке писаря, стирая непрошеную слезу. - Да что-то… Александр Христофорович настроения совсем нет. Я, наверное, домой пойду, если вы, конечно, меня отпустите, - Тесак опустил голову вниз, поражаясь собственной наглости, и уже был готов получить взбучку, но начальство лишь коротко кивнуло головой, и снова усевшись за стол, продолжило что-то писать. Соскользнув со стола, писарь оделся и вышел из управы.       Кое-как добравшись до дома, Степан решил, что неплохо было затопить баню и хорошенько попариться, глядишь, и все дурные мысли уйдут. К тому же банный день они пропустили. Поэтому, когда вымотанный Бинх пришел домой его встретил Тесак и не слушая возражений погнал в баню, мыться.

***

- Стёп, ну учудил ты, - конечно, Бинх не был бы собой, если бы не внес порцию бурчания. - А предупредить не мог? Я бы пораньше пришёл, а сейчас, небось, весь жар вышел уже, - сказав это, немец скинул с себя рубашку и жилет, оставшись в одних брюках, повернулся лицом юноше. Тот уже наполовину разделся, но только вот последняя злосчастная пуговица на новой сорочке не как не желала поддаваться тонким пальцам Тесака. - Давай я, совсем ты у меня ослабел. - Бинх взялся за петлю на рубашке, и лёгким движением выудил из нее пуговицу, чтобы затем, с особой нежностью, провести подушечкой пальца по белой коже юноши от пояса до груди. - Ты красивый... - ласковый шепот подкрепленным нежным почти ощутимым касанием губ к ямочке между ключиц заставил писаря прерывисто вздохнуть и позволить себе на минуту расслабиться в кольце заботливых рук. - СанХристофорыч, нам надо идти мыться, вы же сами говорили, что иначе баня совсем остынет. - прошептав это, Тесак ужом выскользнул из объятий любовника и, подарив напоследок лукавую улыбку, скрылся в известном направлении.       Уже непосредственно в предбаннике, когда Бинх снял с себя остальные элементы одежды, Степан постарался сделать вид, что он совершенно не смотрит на начальство, но как он ни старался, ему этого не удавалось. - Стёп, перестань. Не пора ли перестать смущаться, вроде не чужие друг другу или как? –скрестив руки на груди, полицмейстер подошел к Тесаку и пристально посмотрел на юношу. - Александр Христофорович, не серчайте на меня, не привык я еще к вам, да и не знаю толком и … - Степан немного замялся, не зная как правильно сказать, но затем, вероятно, решив что-то для себя, улыбнулся краешками губ и невесомо коснулся губами щеки, оцепеневшего от такого заявления, Бинха, - Не обижайтесь, ладно? - Я не обижаюсь, Степ, но скажи-ка, а почему ты мне выкаешь? Ты извини меня, конечно, но мы с тобой кровать делим, да и не только. Так почему, Степ? – ожидая ответа, Александр Христофорович невзначай оглядел помощника и, приметив слегка поджатые губы и упрямый взгляд, понял, что ответа от любовника не дождется. - Ладно, в таком случае я буду величать тебя в постели Степаном Александровичем, - заметив промелькнувшее в глазах юноши удивление, Бинх улыбнулся. – Надо сказать, что тебе идет. - прошептал полицмейстер, наблюдая как щеки юноши, и без того румяные, становятся густо красными.       Степан уже было хотел спросить немца, откуда он вообще узнал о его настоящем имени, но Бинха и след простыл.       Тяжело вздохнув из-за резкой нехватки воздуха, писарь разделся догола, и аккуратно положив оставшуюся одежду на лавку, обмотал вокруг бедер полотенце. Открыв дверь, Тесак вошел в жарко натопленное помещение. В нос сразу же ударил столь знакомый с детства запах березовых веников и полевых трав. - Степан Александрович, может вам помочь? – неожиданный шепот мужчины за спиной и рука, по-хозяйски устроившаяся у парня на животе, изрядно напугала Тесака, отчего он ощутимо вздрогнул. Скинув ладонь начальства и подойдя к кадке с водой, Тесак обречённо вздохнул, и украдкой взглянув на свое отражение, принялся за мытье головы. Эта процедура никогда особо не нравилась Степану, из-за того, что специально заготовленный для волос настой всегда попадал в глаза и больно щипал. К тому же, его приходилось подолгу вымывать из волос. Вот и сейчас Тесак пытался вымыть въевшийся настой, но только все его попытки были тщетны. Понаблюдав за мучениями помощника, Бинх подошел к нему, и мягко перехватив за запястья, усадил на скамью. - Сиди, горе луковое, а то сам потом, от этого чудо-мыла отмываться вечность будешь. – на реплику полицмейстера, Тесак что-то обиженно пробурчал себе под нос, но сопротивления не оказывал. А Александр Христофорович тем временем взял кувшин и, зачерпнув из кадки воды, стал тонкой струйкой выливать ее на голову горе-писаря. Так, перебирая одной рукой пряди на голове помощника, а другой поливая их водой, полицмейстер помог Степану. Сам же юноша, разомлевший от нежного массажа головы, едва ли не лежал на нем. - Степан Александрович, не окажите ли вы мне честь, попарив мою бренное тело, а? – пальцы начальства по-прежнему ласково перебирали мокрые от мытья волосы писаря. - Сашаааа, ну перестань, пожалуйста. Я все понял, только не зови меня так, очень тебя прошу. - обидный бубнеж помощника, полицмейстер воспринимал уже как нечто низменное и поэтому он давно уже свыкся с этим. А порой, такие вот, сказанные вполголоса, выражения писаря, изрядно забавляли его, как собственно и реакция юноши на все ласки, которыми Бинх одаривал любимого. - Хорошо, Степа, но ты меня попаришь. - встав со скамьи, Бинх слегка подтянулся на руках и лег на скамью спиной к Тесаку. - Ладно. - согласился писарь, вставая с насиженного места и подошёл к расслабленно лежащему любовнику. - Только рука у меня тяжелая, так что уж не обессудь. - Ничего, переживу. Главное, чтобы ты потом меня в спальне пережил, - от подобного заявления любовника, в животе у Тесака что-то сладко потянуло, а кончики пальцев начали как-то нестерпимо покалывать.       Что и говорить, рука у писаря и впрямь была тяжелой, только Бинх почувствовал это едва ли пару раз, в остальном чувствуя себя прекрасно. Когда же Степан закончил свою «экзекуцию», мужчина приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на помощника. - Радость моя, а ты не хочешь со мной местами поменяться? Или париться не будешь? - Так это… А вы сможете? - вопрос прозвучавший в полной тишине показался мужчине смешным, но чтобы не ранить и без того чувствительного юношу, Бинх со всей серьезностью во взгляде согласно кивнул. Поменявшись местами, Александр Христофорович пару секунд полюбовался на расслабленного любовника и, поудобней перехватив в руке веник, несильно замахнулся, пройдясь прутьями по ногам юноши. Второй удар прошелся по лопаткам Тесака, а затем Бинх позволил себе стащить с бедер Тесака полотенце и нежно провести кончиками прутьев по мягким ягодицам, как бы дразня, и реакция парубка не заставила себя долго ждать - Степан резко дернулся и, издав нечленораздельный смешок, снова лег. После еще нескольких легких движений Бинха веником, из Тесака можно было вить веревки. В буквальном смысле. Отложив в сторону веник, мужчина одним плавным движением залез на лавку и, обхватив разомлевшего писаря за бока, посадил к себе на колени, так, чтобы Тесак обхватил его за спиной ногами, а руки уместил на плечах. - Ну что, радость моя, домой? – наверное, около минуты парубок сидел в каком-то оцепенении, пока настырная рука полицмейстера не прихватила его за возбужденную плоть. Тут-то писарь возмущенно вскрикнул и попытался выскользнуть из кольца рук начальства, но все его попытки грандиозно провалились. В надежде хоть как-нибудь освободиться от бесцеремонных рук Бинха, Тесак нечаянно взглянул на оголенную грудь любовника и тут его глаза невольно спустились вниз за редкой дорожкой светлых волос, к низу живота немца. Сглотнув от увиденного, Тесак уткнулся носом в шею начальства и постарался не вспоминать увиденное. - Господи, когда я тебя смущаться-то отучу, солнце моё? – спросил немец, ласково поглаживая напряженную плоти юноши. - Бьешься с тобой, бьешься, а толку никакого. Ну-ка, посмотри на меня. - приказные нотки в голосе начальства заставили юношу напрячься, но приказ он выполнил. - Саш… Прости, я просто… - неразборчивые извинения Тесака были прерваны жарким поцелуем немца. - Так. Значится будем тебя раскрепощать, дорогой. - придвинувшись вплотную к стене и облокотившись спиной об нее, Бинх слегка подтянул к себе юношу, и уверенно взяв его кисть в свою, положил его ладонь на свой живот, чтобы затем, направляя его руку, медленно опустить длинные пальцы писаря на свой пах. Стоило только Тесаку почувствовать под своими пальцами жар чужой плоти, как смущение и чувство стыдливости накатило на него новой волной, и он попробовал отдернуть руку, но крепкая хватка мужчины не дала ему это сделать. - Тш… Всё хорошо, это всего лишь я. Приласкай меня, я же тоже хочу получить от тебя немного нежности. - сделав пару поступательных движений по стволу вместе с рукой любовника, Бинх убрал руку и, прошептал парню «Теперь сам», позволил себе закрыть глаза и получать долгожданное удовольствие.       Тесак, тем временем, поборол в себе стыд и уже опостылевшее смущение, обхватил упругую плоть ладонью, погладив нежную кожицу – отклика от полицмейстера на свои действия юноша не получил. Немного поразмыслив, и вспоминая самую первую их ночь, Тесак глубоко вдохнул и, примерившись, сомкнул свои губы на весьма внушительном достоинстве полицмейстера. С трудом сдержав рвотный позыв, юноша успел лишь обвести кончиком языка небольшую венку, как его аккуратно отстранили. - Я что-то не так делаю? – писарь смотрел на Бинха и пытался понять, где он оплошал. - Душа моя, зачем ты на него полностью-то ртом насадился? – от столь откровенной постановки вопроса, Тесаку вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь, чтоб только больше не краснеть. - А как тогда? - совершенно невинный вопрос со стороны писаря, подкрепленный взглядом кристально чистых глаз вырвал из Александра Христофоровича тихий смех, чтобы потом, отсмеявшись, нежно провести языком, видимую только ему одному, линию от соска юноши до восставшей плоти. Тихий шепот «я покажу» и легкий толчок в грудь и вот уже Степан плавится от нежных ласк полицмейстера. - Я буду показывать, а ты запоминай. Усёк? - дождавшись едва заметного кивка со стороны разгоряченного помощника, Саша позволяет себе улыбнуться а-ля кошак, и коснуться кончиком языка уздечки. От первых же умелых движений языка, Тесака ощутимо подбрасывает, поэтому мужчине приходиться надавить на бёдра юноши, чтобы он не делал лишних телодвижений. Обвести языком выделяющуюся венку, с нажимом провести языком по стволу, поласкать кончиком языка уретру – все это Бинх делал зная на собственном опыте, как получать удовольствие. Почувствовав пальцы юноши у себя в волосах, мужчина ускорился и позволяя ему вести. Постепенно темп нарастал, как нарастало и возбуждение. Вскоре, на пике удовольствия, глаза юноши словно пеленой накрыло, настолько приятными были испытываемые им ощущения. Тело Степана подрагивало после оргазма, и юноша судорожно дышал, потихоньку успокаиваясь.