Лимит терпения

      Вэй Ин развалился на ложе, укладывая руки за голову.       Со всей своей деятельной натурой он с ужасом предугадывал, как этот день будет отягощён невообразимой скукой из-за заточения в четырех стенах. От досады он поёрзал с одного бока на другой.       «Просто как мальчишка, наказанный взрослыми за какую-нибудь пакость… В моем-то возрасте», — Старейшина испустил вздох.       Просто лежать было невыносимо, и он встал с кровати, начав мерить шагами комнату. Вскоре и это занятие перестало его развлекать, и он завалился обратно, предаваясь размышлениям о насущном. А именно, о том коленце, которое сегодня выкинул Цзян Чэн и, собственно, причине, по которой он прозябает в клетке собственных покоев.       Вэй Ин вновь разразился неудержимым хохотом. Смех не стихал до тех пор, пока У Сянь не поймал себя на желании закричать и разреветься одновременно, что он не в коем случае не мог себе позволить. Усилием воли он заставил себя смолкнуть.       «Тьфу, ну что за дурак! Ничему меня жизнь не учит, а если это услышит Вань Инь? Тогда моё существование скоропостижно завершится! Второй такой оплошности он точно не потерпит…»       Но в противовес его опасениям, к нему не ворвались, даже для того, чтобы поинтересоваться, в чём дело и не сошел ли он часом с ума. Видимо, Цзян Чэн наказал всем своим подчинённым не заходить к нему. Ни под каким предлогом.       Вэй У Сянь поймал себя на желании по такому случаю и вовсе не сдерживаться и начать исполнять все известные ему песни, уделяя особое внимание произведениям с непристойным содержанием, но подавил этот порыв на корню.       Нет, это стоит придержать на потом. Сейчас же нужно сконцентрироваться на первостепенных вещах.        «До сих пор не могу поверить… Как-то это слишком неожиданно. От подобных потрясений сразу не отходят… Вина бы сюда», — отгородившись от настойчивых мыслей о выпивке, Старейшина мотнул головой — так только еще тоскливее сделается.       «А мне ли вообще все это было адресовано? Будто бы на мне свет клином сошелся. Не верю, что дорогой шиди, всю жизнь мне говоривший о моем бесстыдстве, непослушании и ужасном поведении, недостойном Юнь Мэн Цзян, может испытывать ко мне подобные чувства. Братцу ведь одиноко. Он хоть раз-то с девушками заговаривал? Чтобы те не сбегали спустя несколько фраз, конечно же… Быть может, никого получше рядом не нашлось, и мысли глубокоуважаемого главы сосредоточились на мне. Возможно, это опять мои докучные фантазии, но я чувствую себя скверно из-за этого… Но ведь должен же быть хоть кто-то, достойный стоять рядом с ним. Пха! Уж точно не я. Со всем моим бессовестным поведением… ну и так далее. Кто мог бы быть более подходящей кандидатурой для Цзян Чэна? В конце концов, мой шиди — человек, который всегда стремится к самому лучшему, и было бы правильнее, если бы он испытывал чувства по отношению к какому-нибудь из двух Нефритов — вот где живое воплощение совершенства. А когда кто-то, вроде Вань Иня, заинтересован в вечном источнике головной боли, вроде вашего покорного слуги, это невольно наводит на сомнения и ожидания какого-то подвоха».       В итоге от долгих размышлений у него разболелась голова. Сделав кое-какие выводы и составив своё мнение, Вэй Ин с чистой совестью решил немного вздремнуть.

***

      Цзян Чэн впервые испытывал такой красочный спектр эмоций: гнев с примесью ущемления собственной гордости и с щепоткой разочарования. Но за всем этим, скрывая даже от себя самого, Вань Инь прятал страх потерять контроль над собой. Меньше всего он желал сорваться и учинить бессмысленное насилие над всеми, кому не посчастливится попасться под горячую руку.       В висках обдало тупой болью, и раздражение усилилось.       Нет, довольно с него. Дабы его страх не воплотился в реальности, ему немедленно требовалось уединение. Отложив дела, он покинул стены ордена и направил стопы в одно умиротворенное местечко, где бы его точно не стали искать. Небольшой пруд встретил заклинателя прохладой и одиночеством нетронутой людьми природы. Сама аура этого тихого места заставляла жажду крови утихать, а сжавшийся комок в груди расслабляться.       Словно во сне, глава ордена Цзян остановился у кромки воды. Крошечные волны лизнули носки его сапог, будто приглашая.       Одежда шелковой волной соскользнула с его тела. Ветер обдал светлую кожу с атласом давних шрамов, от чего та на миг покрылась мурашками. Вань Инь закрыл глаза и шагнул в воду.       Прохлада обволокла обнаженные члены, подарив долгожданное расслабление мышцам. Едва ощутимое течение колыхало водоросли, щекочущие ноги, и мелкие рыбки уже сгрудились вокруг нежданного гостя своих владений. Все это должно было приносить спокойствие, но вопреки внешней неподвижности буря в его душе не затихала ни на минуту.       Кажется, сегодня он опять переборщил. Который раз он не может сдержать свой язык в узде при Вэй Ине? Впрочем, руки недалеко от него ушли…       «Наверняка этот дурень сидит там и насмехается над моей глупостью! Проклинает на все лады и презирает за слабость… Разве то, что он сегодня учинил за обедом, не доказательство этому? Но всё же, если я с позором получу отказ, то выдворить отсюда этого дурня будет крайне неразумно, ведь это привлечет общественное внимание. Он очень содействовал благополучию и процветанию Юнь Мэн Цзяна и по сей день является важной фигурой в Ордене. Мне не нужны вопросы о причинах его изгнания, это может дурно сказаться на моей репутации. Да. Именно так. Все из-за репутации».       Глаза Вань Иня угрожающе сощурились.       Наилучшим решением, разумеется, было ни в коем случае не допустить отказа его дражайшего брата.