Water of love. Dire Straits
Женя опять не слишком хорошо спал. Ему не давало покоя ощущение какой-то неправильности и мимолётного искажения внешнего мира. Как бывает — попадётся крошка под простыню и ты покоя не знаешь, пока всю кровать не перевернёшь. Только сейчас крошка была виртуальная, и как её искать, чтобы успокоиться, Женя понятия не имел. Почему где-то на границе сознания притаилось беспокойство, Женя понял, как только пришёл на работу и увидел красный нос и грустные глаза Оксаны. Заботило их, вероятно, одно и то же. Лишь по случайности ему удалось подслушать разговор коллеги по телефону. Пока Евгений священнодействовал за кассой, рядом, за стеллажом с жвачками и разноцветными мармеладками, Оксана шмыгала носом в телефонную трубку: - …среди ночи пришёл… нет, ничем не пахло, карманы вывернула, потихоньку, ага, всё обнюхала… Да совсем ничего! Бледный, но нормальный абсолютно ребёнок, я тебе говорю! Даже не слишком весёлый… как — не переживай? А что тогда… девчонку встретил, за это тоже не переживать? А если… — дальше Жене подслушать не удалось, Оксана прикрыла рукой телефон и побрела вглубь магазина, продолжая делиться с собеседником подозрениями. То, что речь шла о Никите — сомнений не вызывало. Он сам вчера был свидетелем его эпичного отступления в компании с Николаем Львовичем. Выходит, это чудо-чудное где-то куролесило… с Львовичем, что ли? Женя даже головой потряс, чтобы изгнать крамольные мысли из дурной головы. Потому что в свете последних пристрастий Никиты, мысли и картинки были ну очень страшные. «Да не, быть этого не может!» За следующий час Евгений уронил коробку с упаковками чая, оторвал полку под кассой и два раза пробил буханку хлеба бабульке с авоськой. Бабулька оказалась весьма скандальной, но уладить конфликт удалось, хоть и не сразу. Потом Оксана, которой удалось успокоиться, пошла встречать Дмитрогорскую газель и прихватила с собой Женю. Он очень боялся раскатать колбасу по всему магазинному дворику, но делать нечего. Глядя, как сосредоточенная коллега, морща нос, старательно пересчитывает ароматный сервелат в ящике, Женя решил начать издалека. - Что-то ты сегодня расстроенная. Оксана нахмурилась ещё сильнее, сведя свои тщательно прорисованные бровки в линию и стрельнув тёмными глазами. - Раздружились вы с Никиткой, вот и начал парень что попало вытворять! Как хорошо было, когда вы общались! Я хоть спокойная была! — материнское беспокойство инстинктивно искало оправдание собственному бессилию. Поиск виноватых пришёлся в аккурат на Женю. — Ты взрослый, глупостей не вытворяешь. Чего вы поругались-то? - Да мы и не ругались. Так чё-то. — «Знала бы ты, какие глупости Никита со мной вытворяет — вот этой самой палкой колбасы до самой шелловской автозаправки меня допинала бы!» - Вот и не ругайтесь! — Оксана хлопнула ладошкой по пыльному боку машины, заканчивая разгрузку. Женя подхватил последний ящик и потопал в магазин. Коллега шла следом, размахивая накладными. - У него сейчас перерыв в экзаменах, поддержи приятеля, и мне спокойней будет! — Женя поправил коленкой снизу съезжающий из пальцев груз и подумал: «А чё я выёбываюсь? Нафантазировал себе хуй знает что, как принцесса на выданье! Может, человеку действительно дружеского участия не хватает?» Это озарение очень отрезвляюще подействовало на любителя по-рефлексировать Женю. Он твёрдо решил сам позвонить Никите, если не сегодня, то завтра обязательно. Но Никита его опередил, прискакал под вечер, и сам, без всяких лишних ужимок и реверансов подошёл к Евгению. - Здорово! — у него было спокойное лицо и ясные глаза. Совершенно на него непохожее состояние человека, всё для себя решившего. - Привет! — искренне улыбнулся Женя. Как гора с плеч свалилась, ей богу! - А давай… — говорить они начали вместе и вместе же заржали сами над собой. - Ты первый! - Нет, ты давай, говори, что хотел! — Никита смотрел во все глаза на Женьку и не верил, что всё может быть на самом деле так просто. Подойти и поговорить. Посмеяться вместе. Чего он боялся? Женя, такой открытый и дружелюбный, с удовольствием шёл на контакт, может и… чем чёрт не шутит? - Я дико извиняюсь! Мне бы вот! Молодые люди, ради бога, простите… можно пробить по-быстрее! Рядом с Никитой материализовался краснолицый персонаж неопределённого возраста и с вполне определённым запахом. Его слегка штормило и он отчаянно пытался удержаться в вертикальном положении, часто моргал, собирая в кучку разбегающиеся в разные стороны глаза. Но при этом бережно сжимал в грязных пальцах прозрачное горлышко поллитровки и очень старался быть вежливым. Женя с Никитой переглянулись и дружно прыснули от смеха.***
Несколько дней назад все радовались тёплому дождику и теперь с удовольствием пожинали плоды свежей, сырой погоды. Вся зелень распушилась, раззеленелась и пошла в буйный рост с не менее буйным цветением. Наступила настоящая жара. Самым популярным местом тут же стала река, широкие и пологие бережка которой ещё не успели зарасти буреломом по самые уши. За неимением других развлечений в глубокой провинции молодёжь толпилась там целыми днями. Вечером было вообще не протолкнуться, работающий люд тоже горел желанием окунуться в прохладную водичку и отдохнуть от длинного рабочего дня. Женька с Никитой стояли на тропинке, круто спускающейся к самой воде. В руках — пакеты, под мышкой — свёрнутое покрывало с полотенцами. День обещал быть насыщенным и просто отличным. Парни отыскали удобное местечко и пока Женя пристраивал принесённые вещи, Никита быстро разделся и с дикими криками рванул к воде. Стоя на небольшом пригорке его приятель с улыбкой наблюдал, как он одним махом плюхнулся в воду, загребая тощими локтями и коленками, и оглашал окрестности восторженными матюгами. Стайка небольших птичек сорвалась из прибрежных кустов, испуганным зигзагом перерезав глубокую синь высокого неба. Женя очарованно подставил лицо ветру. Пахло водой и землёй, свежим соком примятой травы и мелкими белыми цветочками — сладко-приторный, вязкий аромат. В спину полыхнуло жаром с дороги парка, а лицо холодила прохлада проточной воды, слух радовало ненавязчивое стрекотание юных кузнечиков. Тихо, тепло и спокойно, аж душа радуется! Если бы заполошный придурок не разгонял всю округу великим и могучим. - Твою ж мать! Ох ты ж… едрён батон! — Женя не ожидал, что обычный матерок будет так резать уши. Не тот случай, видимо. Он стянул с себя белую футболку, выпутался из джинсов и аккуратно ставя босые ноги на тропку, пошёл к воде. Пяткам было скорее щекотно, чем колко, а мягенькая травка холодила. Женя добрался до воды и в отличие от визгливого приятеля, принялся медленно и со вкусом погружаться в речку. А Никита продолжал плескаться в своё удовольствие, то выпрыгивая из воды почти целиком, то заныривая с головой. - Давай сюда, Женёк! Чё ты там жмёшься к берегу! Контраст горячего воздуха и холодной воды был настолько резким, что Женя просто физически не мог вот так, с разбега и зажмурившись, нырять в речку. Зайдя по пояс, он становился, давая себе привыкнуть к температуре. Слева бешеным брассом приблизился Никита и окатил его с макушки ледяными брызгами, не дав опомниться. - Ты дебил, блять, малолетний! — заорал Женя. Он терпеть не мог такие внезапные фокусы, здорово выбивающие из колеи. - Ой, подумаешь! Ты купаться пришёл или позировать на берегу? Стоит тут, как цаца какая! Он вовсе не обиделся на вопли Жени. С некоторых пор выбивать почву из-под ног рассудительного и нудного товарища стало его любимым делом. Женя проорался и нырнул, а Никита раскинул руки и лёг на воду, наслаждаясь хорошим настроением и умиротворяющим окружением. Они валялись на покрывале, лениво потягивая пиво и перекидываясь в «дурака»* время от времени. Жене становилось всё спокойнее и легче, ведь Никита ни словом, ни взглядом не давал понять, что ему нужно что-то ещё, кроме приятельского общения. Перепалки возникали сейчас только из-за того, кому идти за очередной банкой. Увесистый пакет с пивом был утоплен в воде возле берега. Иначе под жарким солнцем напиток превратился бы в ужасное пойло, ёжику понятно. После нехитрых манипуляций с камень-ножницы-бумага к вожделенному пакетику побрёл Женя. Никита приподнялся на локтях и с улыбкой наблюдал, как приятель, смешно растопырив руки в стороны и задрав плечи, ковыляет по утоптанной траве. Вдоль берега, друг за дружкой, даже в ногу, неторопливо и важно переваливаясь, медленно прошли два качка в минималистичных плавках. Видимо, чтоб все уже заценили великолепный результат неустанной работы над собой. Никита проследил за ними сквозь прикрытые ресницы и заценивать не спешил. И тут же подумал про себя — с чего бы это? Ведь куда как проще желать заведомо красивое. Какие мышцы! Какой совершенный разворот плеч и восхитительная задница! Но из-под берега уже вынырнул Женька, нескладный и бледнокожий, с розовыми пятнами на плечах. Рыжие быстро загорают, и Никита подумал, что зря не прихватил мамин крем, обгорит ведь придурок. Перекатился на живот и подставил солнцу спину. Сам-то он уже начал покрываться ровным золотистым загаром, спасибо наследственности, солнышко брало его в момент, делая натуральным чернокожим. - Держи! — Женя протянул ему баночку, Никита перехватил его прохладные пальцы на холоде тонкого жестяного бока. Ничем себя при этом не выдав. Ни взглядом, ни вздохом, только… «Хорошо, что на пузе лежу, а то и говорить ничего не надо было бы.» - Везёт тебе, Женька! - С чего бы? — он намотал на голову майку и с удовольствием прихлебнул из банки. - Жильё есть, работа есть, сам себе барин! Хочешь — пивасика дёрнул, хочешь, спать завалился на весь день, никто тебе мозг не парит — вставай, уберись в комнате, мусор вынеси! Женя рассмеялся: - А мне, по-твоему, кто дома убирается и всё прочее? Это тебе хорошо — пришёл домой — на тебе супчик на плите, в душ сходил — мыло на полочке, полотенчик чистый, спать ложиться — постелька свежая застелена. На всём готовом. Никита сдвинул брови. Как-то он раньше не задумывался, что супчики-полотенчики сами собой не появляются. - Да меня не напрягает, мне много не надо. — Женю действительно не заедал ненавязчивый быт холостяка. — Скучно иногда одному, это да, бывает. - Ой, я б поскучал! — он на удивление быстро вылакал своё пиво и теперь валялся звёздочкой на покрывале. — Больше всего утро терпеть не могу. Хочется повалятся, подремать, а тут! Девки скачут, маман верещит, батя орёт. Дурдом! Женя засмеялся. - Не, я своих очень люблю, только бесит прям до жути иногда. Отдохнуть бы от них маленько. - Вот сдашь экзамены, уедешь учиться и отдохнёшь. Никита сморщился, как лимона нажравшись. - Бля, хоть ты на больную мозоль не наступай мне. И так задрали уже все. — Он встал с мятого покрывала, потянулся и почесал растрёпанную макушку. — Чёт дало не хило так, да? Хоть и светлое… Женя потряс головой, словно проверяя устойчивость после немалого количества пива. В голове весело шумело, но глаза не косили и мысли не скакали бешеными сурикатами, значит, жить было можно ещё. - А тебе, я смотрю, не нравится про дальнейшую судьбу? - Да ну нахуй! — безапелляционно припечатал Никита. — Не хочу я так, с наскока… - Ага, сидишь и ждёшь, когда ПТУ к тебе само на дом придёт, типа, — Женька расправил плечи и сложил губы трубочкой: — Лучшее предложение, только сегодня и только у нас, профессия тракторист — за нами будущее! — закончил он, профессионально-навязчивым утробным голосом человека, много разговаривающего на рабочем месте. Никита даже не засмеялся. Он завыл, сунулся носом в пропахшее травой покрывало и, постанывая, принялся лупить ладошками пространство вокруг себя, как паралитик со стажем. - Бля… ну ты даёшь! — хрюкнул Никита, вытирая слёзы истерики. Женя с улыбкой наблюдал за ним, глумливо подхохатывая. - Не, а чё? Херовый тракторист из меня выйдет, что ли? - Самый пиздатый! — убедительно закивал рыжей башкой приятель. — С твоей-то модельной стрижечкой и в узеньких джинсиках… Теперь они вместе погибали от хохота, нарисовав в воображения моднявого пацанчика, важно рассекающего на допотопной технике. Они ещё долго не могли успокоиться, подкалывая и подначивая друг друга. Летнее солнце уже давно прошло зенит, медленно и верно клонясь к неизбежному закату. Пацаны собирали манатки, поминутно теряя что-то в траве, карманах и сумках. На свежем воздухе влажного бережка опьянение было не слишком заметно, растворяясь в беседах и поминутном промывании в воде. Но стоило им выбраться на прожаренную, пыльную улицу… Первым сдался Женя. Он безудержно заклевал носом, принялся мотаться из стороны в сторону, Никита прикладывал массу усилий, чтобы удержать его в вертикальном положении и придать хоть какое направление вперёд. - Чего тебя так развезло-то, идиот? Вместе же пили, — страшным шёпотом ругался он, стараясь не выронить Женьку, сумки, и состроить приличную мину мимопроходящим людям. В конце концов, нашарив в кармане ключ, приятель благополучно закончил транспортировку в квартире Жени, сгрузив того на кровать. Женька благостно зачмокал губами, подтянул коленки к груди и, сложив ладошки под щекой, затих на родной подушке.***
Пробуждение было странным. Словно он мухой увяз в чём-то навроде мёда и его аккуратно выуживают сейчас из вязкой, мутной дрёмы. Сладкой и плотной, обхватившей, обжавшей всего со всех сторон. Потом он почувствовал, — ещё не головой, кожей — щекотку на животе. С каждым трудным вздохом отзывалось в висках всё, до капли, количество выпитого вчера. А щекотка… губы, язык… охтыжбля… Женя попробовал приоткрыть глаза, но это был дохлый номер. Окна его комнаты выходили в торец здания, а ни фонарей, ни другого освещения там отродясь не предусмотрено было. Поэтому занавешивай — не занавешивай, ночью темень такая непроглядная, что караул. Можно сколько угодно таращиться, даже руки своей не разглядишь. Хозяин тёмной спальни и больной головы поёрзал затылком на подушке и тихо охнул, когда неопознаваемые губы с языком пробрались уж совсем неприлично далеко. Кто-то тёплый прижимался к его боку, лаская пальцами тонкую кожу на животе, кружа и опускаясь ниже и ниже, подвижный язычок выписывал умопомрачительные вензеля на головке члена, помогая себе губами. Женя раскрыл рот. Ему воздуха не хватало от такого восхитительного способа побудки. В голове перекатывался тугой ком тяжёлой похмельной боли, а низ живота крутило сладкой истомой. В секунду все манипуляции закончились, и Женя чуть не завыл от накрывшей внезапной паники. В гнетущей темноте не раздавалось ни звука, никто до него не дотрагивался и влажный член на прохладном воздухе почти болел, лишённый внимания. Приснилось? Ни фига себе галлюцинация! Но уже в следующий момент, не дав Жене окончательно потерять голову, на его стоящее колом достоинство аккуратно, но настойчиво наделся чей-то горячий рот. Женька за малым не закричал от испуга и бешеного удовольствия одновременно. Подался бёдрами вперёд, шумно задышал, продолжая таращиться в потустороннюю черноту окружающего мира. Это было настолько сюрреалистичное действо, что висело где-то между окончательным удовольствием и полным провалом. Обострённые с похмелья физиологические ощущения причудливо накладывались на каменную от боли башку и потрясающе глубокий минет в абсолютной космической темноте. Пока Женя наслаждался, судорожно перебирая складки постельного белья под собой, как громом в полной тишине раздался короткий, удовлетворённый смешок. И снова сладкая плотная глубина, невозможно тёплая, обволакивающая целиком. Но это секундное отступление от процесса не прошло даром для Жени. Он словно очнулся, неожиданно вынырнув из морока сексуальных удовольствий. И очнулся настолько, что умудрился задать сам себе вполне логичный вопрос — а кто это мне там отсасывает? Всплыло воспоминание о солнечном береге, освежающих водяных брызгах. Горьковато-сочный привкус нефильтрованного светлого и Никита. Потом вывернулось смутное видение собственной входной двери, сосредоточенное сопение и ватные ноги, крепкий поддерживающий захват подмышкой и… опять Никита. Онемение всех конечностей и головы в том числе, когда проваливался вчера в долгожданный сон и бессвязный лепет на краю подсознания: «Да всё нормально… мам, я у Женьки… ему плохо… я здесь перено…» Мелко-мелко затряслись плечи, глубоко в горле пережало так, что никакой широко открытый рот не помогал. А тугой узел сладкой истомы внизу живота никуда не делся, тяжелея и расползаясь всё выше и выше. Женька вздрагивал от испуга и наслаждения, крутил задницей, то ли ввинчиваясь глубже, то ли пытаясь убраться прочь. Обмирая от ужаса, протянул руку, пытаясь проверить, опровергнуть свою жуткую догадку. Чужая рука перехватила его ладонь и крепко прижала к матрасу. Он только успел скользнуть мизинцем по обломанному ногтю на правом большом пальце. Никита его вчера обгрыз до широкого острого края. Всё жаловался, что цепляется везде. Теперь уже было поздно возмущаться, выпрыгивать из постели, отпихиваться, ругаться. В висках застучало товарным поездом на перегоне, по спине дёрнуло сладкой судорогой и Женя вскрикнул, высоко и жалобно, изливаясь в услужливо подставленный жадный рот. Голова кружилась и было погано-погано, до слёз из-под слипшихся во сне ресниц. Темнота враждебно наваливалась плотным одеялом, давя уверенно и неизбежно. Но Женя не мог себе позволить трусливо провалиться сейчас в спасительный сон-обморок. Он протянул, не глядя, руку за голову и щёлкнул выключателем. Изо всех последних сил пытаясь не верить. Маленький, почти детский, но такой удобный ночничок в изголовье услужливо высветил чёрную растрёпанную макушку на уровне пояса. В следующую минуту Никита подтянулся на локте и оказался с ним лицом к лицу. Голые, гладкие плечи, бледные щёки, синие полукружья под совершенно огромными, чёрными глазами. И мокрый рот. Который он вытер ладонью, не сводя настороженного взгляда с Жени. - Вот видишь, разницы-то никакой и нет — девочка, мальчик. - И что теперь мне, задницу тебе подставлять? — Женя свой голос не узнал. Сиплый и слабый, жалостный какой-то. - А кто сказал, что именно тебе задницу придётся подставлять? И прижался всем телом, уверенно ткнув Женю в бедро вопиющим доказательством своего возбуждения. Поймал Женькину руку, потянул, заставил дотронуться до себя. Женя лежал, как медуза на горячем камне, и чувствовал себя так же. Абсолютно раздавленным, не способным шевелиться и сопротивляться. Чужой член в собственной руке воспринимался уже как-то спокойно. Словно это не он, стеснительный рыжий Женька, тискается сейчас с голым пацаном, а какой-то другой, даже не знакомый ему человек. Смелый и ловкий. Способный на что-то. Например, аккуратно, но сильно сжимать бархатистую, подрагивающую плоть, доверчиво двигающуюся навстречу. Никита цеплялся за его запястье, стонал в голос, совсем себя не сдерживая, и продолжалось всё это действо не так уж долго. По тому, как напрягся и дёрнулся Никита, как окаменел окончательно его член в пальцах, Женя понял, что всё сейчас. Ладони стало мокро, потекло между пальцев тёплое, а Никита ахал и трясся, как будто кончал в первый раз в жизни. Женя чувствовал, что обессилел окончательно, словно сам кончил ещё раз. Никита прижался к нему всем телом, обхватил слабой рукой поперёк, он ногой ощущал его влажный пах. И ничего уже Женька поделать с этим не мог. Никита ловко поймал и подставил его в настолько удобный и верный для себя момент, что после этой ночи у Жени не будет ни одного аргумента против. Что он теперь ему скажет? Не понравилось? Не хочу? Надо было сразу бить с левой, при первых же поползновениях, а теперь… позняк метаться, всё уже случилось. И понравилось и хотел. Женя осторожно дотронулся до предплечья Никиты: - Принеси водички, а? Ща башка треснет. — Ему нужна была хоть какая передышка. А пока горячий, тяжело переводящий дыхание парень жмётся к нему всей кожей, у него не работало ничего. От мозгов до пяток. - Почему я? - Ты с краю лежишь. - Аргумент, бля! — Женя всё-таки успел трусливенько зажмуриться, пока Никита выбирался из постели, шлёпал пятками по полу. Шуршал и позвякивал чем-то на кухне. Ронял что-то, лил воду и чертыхался. - Держи, не нашёл стакана. Глаза раскрыть пришлось, чтобы взять широкое ребрявое горлышко поллитровой банки. Женя икнул и присосался надолго к живительной влаге. Самое вкусное с похмелья — ледяная вода из-под крана. Но стоило этой самой воде добраться до желудка и смешаться с остатками вчерашнего праздника, как всё это удовольствие шарахнуло без предупреждения по голове. В ушах зашумело и глаза неуклонно начали съезжаться на переносице. Женя вернул Никите банку. «Послал боженька приятеля, блять! И на хуй не пошлёшь, ибо оказаться там он только и мечтает!» - Сигареты не видишь? Дай! - Слушай, твою мать… - Ты с краю! - Могу подвинуться! — Никита ужом, без предупреждения, ввинтился Женьке под бок. Тот успел поставить локоть препятствием и прижал вёрткого мальчишку своим весом. Только в следующую секунду до него дошло, как просто и естественным образом он оказался прямо под ним. Худенький, гладкокожий, выгнулся в пояснице, обнял ногой его колено. Женя разозлился до треска в затылке. А любое, подходящее случаю матерное словосочетание отдавало идиотской двусмысленностью. «Ёбаный же в рот… блять!» Женька скользнул ладонями вдоль стройного тела, распластанного под ним, просунул руки под ягодицы, сжал и развёл их так, как только мог сильно. - Так ты хочешь? Так? - Да… хочу… тебя… — Никита закинул на него руку. Лицо с невозможно глубоким провалом глаз снова оказалось так близко, как тогда, в подсобке. Но в этот раз Женька неожиданно сам, с какой-то незнакомой ему самому яростью впился в его губы. Не поцелуй, а укус, в безнадёжной попытке доставить боль, оттолкнуть и отрезвить. Мял и тискал круглую задницу под собой, совсем не нежно и игриво пытаясь просунуть пальцы в тугую глубину. Никита кряхтел и вертелся, но освободиться не пытался. «Ему же больно! Ему должно быть больно!» Но он только раздвигал шире бёдра, притираясь пахом и изворачивался под Женькой совершенно похабным образом. Женя замер. Он просто устал бороться с неизбежным. А Никита прижался щекой к его щеке, снова не жалуясь, что расслабившийся Женька сейчас раздавит его. - Жень, ты успокойся и поспи, — он принялся легонько разминать пальцами туго стянутые мышцы на затылке Жени. — Утро вечера мудреней. - Я сдохнуть хочу, а не поспать! — но веки тяжелели, в голове мутило. Он повозился, снова спихивая Никиту к краю кровати и затих, удобно устроив пылающий лоб на его плече.