Опасность

Темные мысли не давали покоя. Темные руны светились потусторонним светом и немного фосфором. Руки Николая дрожали, пока он рисовал ровные символы, поминутно сверяясь с толстой книжкой. Тишина в комнате напрягала, но на это не было времени отвлекаться. Драгоценные минуты уходили как песок сквозь пальцы. И останавливаться было нельзя. Сегодня у него наконец получится доказать всем, кто сомневался и не верил. Получится доказать, что Он существует! Долгие годы Гоголь шел к этому дню — собирал предания, учил древние языки и запретные искусства. И вот его труды принесли результат! Во всяком случае он на это надеялся. Потому что бросил работу, учебу и уехал на другой конец света в заброшенный храм в какой-то полуразвалившейся деревне. Атмосфера, конечно, была не из лучших. Но зато была стопроцентная гарантия, что ему никто не помешает. Николай расставлял свечи во всех уступах, пытаясь создать максимальную освещенность и параллельно ворчал на слишком высокую сырость. Помещение явно не получало должного проветривания. Капли иногда падали прямо с потолка. Но взгляд туда было лучше не поднимать, потому что в ответ могли посмотреть изуродованные временем и сыростью иконы и обезображенные лики святых. Темные провалы глаз смотрели задумчиво. Полуоблезлые лица улыбались этим тщетным попыткам очередного путника. Они хранили тайну, неподвластную времени и гордились своим непобедимым молчанием. Неизвестный сквозняк гасил свечи. Шептались стены. Но Гоголь упрямо дорисовывал линии круга. Он уже начинал ощущать чужое присутствие. Однако, как дитя современного кинематографа, он предполагал, что мешать ему будут потусторонние силы. И был к этому готов. Прежде чем начать читать строки призыва, Николай серьезно на несколько минут задумался, как будет более этично сидеть. На коленях или в позе лотоса? Просто есть шанс, что у него потом затекут ноги и бежать будет невозможно. С другой стороны, подражать буддийским монахам тоже не круто. Сомнительный выбор был разрешен книгой, которая стала вырываться из рук. Ее будто забирали в плату за задумчивость. Крепко сжав пальцы, Гоголь стал читать, плюхнувшись на полуразрушенный пол. Слова складывались в оковы. Предложения сплетались в дорогу. Воздух заметно холодел. Свечи неистово трещали. Читать становилось все труднее. Николай чувствовал тяжесть всего мира на своих плечах. Чувствовал пальцы, забирающиеся под кожу. Чувствовал когти, проходящие легким движением по шее. Чувствовал дыхание на своем затылке. Видел горящие глаза вокруг. Но все равно читал. Читал и читал, пока текст не оборвался на последнем слове. Точка отзвенела в воздухе и все исчезло в легком тумане и дыме от потухших свечей. Тишина будто обухом по голове ударила. В глазах потемнело, и на грани обморока Николай увидел, как туман озарила красная вспышка. Пламя свечей взметнулось до потолка и тут же опало. И в красном мареве возникла фигура. Гоголь слышит шаги. Реальные шаги, которые гулом отдаются по кафелю. Кафелю? Последняя совершенно ненужная мысль возникает в голове, прежде чем все сознание погрузится в темноту. Просыпается он резко. Как от толчка. Глаза просто открываются. Но парень все еще не понимает, что происходит и почему перед его глазами маячит ярко-красное пальто. — Что же вы, голубчик, такой не теплый прием устраиваете? Собеседник облегчает задачу и опускается на уровень глаз испуганного человека. — С ума сойти! У меня получилось! — Николай хватается за голову и пытается подняться. Но ноги предсказуемо отказываются слушаться. Одно движение изящной руки и Гоголь уже стоит на коленях перед мужчиной, сидящим в шикарном черном кресле. Он смотрит восторженно и пытается собрать свои слова. Что он должен сделать? Поклониться? Поцеловать руку? Откуда здесь кресло? Столько вопросов, но они сразу вылетают из головы, лишь только холодные пальцы касаются его подбородка, слегка приподнимая. На чужом лице немного надменная улыбка. — Юноша. Вы довольно юны, но невероятно умны и смелы, раз сумели вызвать меня в этот мир. Скажите, чего бы вам хотелось больше всего на свете? В благодарность за свое пробуждение, я постараюсь вам это дать. Тыльной стороны руки касается щеки человека, холодя кожу металлом колец, слыша, как перехватывает чужое дыхание. Николай закрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями и не обращать внимания на руку, что уже переместилась на его шею. Парень закусывает губу и открывает глаза. Почему-то в их черноте пляшут красные искры. — Я хочу больше всего на свете только одного, сэр. Хочу быть рядом с вами. Вечно. Если вы, конечно, того позволите. Божество довольно улыбается, прикрывая глаза. — Что ж, учти, ты сам того попросил. Необъяснимая сила поднимает Гоголя с колен. Рука крепче сжимает его шею и тянет к себе. Когда Николай оказывается в нескольких сантиметрах от лица своего божества, то замирает, испугавшись. — А последствия моей наглости? — Только то, что ты будешь полностью в моей власти. И душа, и тело. Весь ты должен принадлежать мне. Не передумал? — хитрая улыбка и чернота ада в глазах напротив. Но Николай отказывается идти на попятную. — Нет. Божество тянет к себе. Вцепляется мертвой хваткой в плечи и приникает к губам. Гоголя влечет вперед по собственной воле. Он чувствует силу, что струится по его венам. Он хочет выпить ее полностью, через этот поцелуй. Он хочет получить все, что ему могут дать. И готов платить. Его губу прокусывают. Мужчина довольно облизывается и отстраняется. — Контракт скреплен. Отныне и навеки ты мой. Николай опускается на одно колено и склоняет голову. Глаза горят алым пламенем всего секунду и потухают. На его губах появляется такая же сытая улыбка. — Навсегда.