Three days till the end.

Ночью он почти не спал. Просто не мог. Мысли, навязчивыми каплями, стекали по стенкам мозга, заставляя его работать. Это было сродни бесконечному водовороту вселенских событий, но в мыслях всего одного человека. Адам лежал, втупив свой стеклянный взгляд в низкий потолок. За эти пару часов, которые нормальные люди бы провели, видя уже пятый сон, мужчина насчитал на пыльном, ранее белом потолке ровно 17 трещинок и три вмятины. Глаза уже давно привыкли к мрачному свету луны, сквозь старое деревянное окно пробивающемуся в эту бетонную коробку. Квартирой сейчас назвать это место было сложно. Маленькая комната, в которой кроме толстых стен был еще старый, но добротный матрас, и небольшая табуретка в углу; еще одна комната, чуть побольше, служившая ранее кухней, включала в себя только деревянный стол и пару шкафчиков; и небольшая ванная комната. Больше тут ничего не было. «Так же пусто и мрачно, как у меня на душе» — усмехнулся своим мыслям Гонтье. Поэтому ночью мужчина сюда и пришел. Бросил рюкзак на пыльный пол, стянул взмокшее от «валяния» в снегу пальто и почти что без сил упал на холодный матрас. Тут можно было не притворяться. Не надевать маски. Не улыбаться. Не делать вид, что все хорошо, когда ты медленно сдыхаешь внутри. Разлагаешься. Гниешь. Хотя, раньше это место выглядело совсем по-другому. Тут было гораздо чище, по крайней мере по холостяцки-студенческим меркам, светлее и уютнее. Эту квартиру на окраине города Адам купил через год после создания «Three days grace». Его первое серьезное вложение денег, так что солист был очень горд собой. Прожил Гонтье тут недолго, так как, когда их отношения с Наоми стали серьезными, мужчина купил дом и пара переехала туда. Но, все же, воспоминаний было предостаточно. Пьянки в честь первого масштабного тура, успешного выпуска клипа, топовых позиций в чартах… Написание песен, когда их к ночи уже выгоняли со студии, но «вдохновение так и перло» и Адаму обязательно нужно было поделиться этим с парнями. Ночные разговоры с Брэдом ни о чем и одновременно обо всем на свете… Эти стены застали очень много счастливых (бухих в хламину) эмоций, воспоминаний, моментов. Но сейчас ничего этого не было. Пустота. Тишина. И лишь еле слышное тиканье наручных часов, лежавших на полу у матраса, напоминало о том, что Адам еще здесь. Еще жив. До утра мужчина так и не смог заснуть. Больше того, он даже и не пытался. «Нет. Нельзя. Это слишком, тратить оставшиеся часы жизни просто на сон.» Ведь у Адама Гонтье было задание куда важнее и куда сложнее. Письмо. Он должен был обдумать, что сказать им. Что сказать им всем. Солист не хотел уйти молча. И ему было страшно. До жути страшно, до липкого, сковывающего все органы чувства. Страшно, что его забудут. Что эта густая пустота просто поглотит его, разжует и выплюнет, не оставив и следа. Ведь этого Гонтье боялся больше всего. Нет, не того, что исчезнут его популярность и слава, деньги и известность, нет. Забвение… Именно это было самым страшным для Адама. Ведь с самого детства брюнет хотел быть значимым. Хотел приносить пользу, занимаясь именно тем, что он больше всего любит. Помогать людям, поддерживать, давать им силы идти дальше. Все это солист делал своими песнями, текстами, голосом. Он чувствовал отдачу, чувствовал любовь и преданность своих фанов. И эти чувства были взаимными. «Знать, что ты можешь помочь кому-то, даже спасти жизнь своей песней… Что может быть лучше?» И именно эти чувства заставляли Адама, сжавшись на старом матрасе от болевого спазма, бесшумно кричать. Кричать, содрогаясь от вполне реальных слез, задыхаться от давящего чувства тяжести и собственного бессилия. Бесшумно, ибо каждое слово приносило дискомфорт, отдаваясь где-то глубоко внутри прогнивших легких. Больше он не сможет… Не сможет помочь, не сможет сделать лучше. Он не отдал еще сполна должное своим преданным фанатам за то, кем они его сделали. «Теперь уже и не отдам.» Густыми, до тошноты идеальными клубами сизый сигаретный дым собирался под потолком, путаясь, сталкиваясь и переплетаясь меж собой. Пар, выпускаемый покусанными сухими губами норовил найти выход из этого душного помещения, пытаясь достичь единственного выхода — распахнутого потрескавшегося деревянного окна. Потоки морозного, по-зимнему свежего воздуха наоборот стремительно проникали в комнату, перемешиваясь с согретым дыханием Адама дымом. Лед и пламя. Странно, что едкий запах плесени не становился еще сильнее от образующегося конденсата. Но холодно не было. Либо же организм Гонтье просто утратил способность даже к такому простому, базовому чувству — ощущать холод. Восьмой окурок отправился в импровизированную пепельницу, сделанную из старой чашки, когда первые лучи холодного, зимнего солнца стали лениво проходить сквозь слегка запотевшие стекла, оповещая мужчину о приходе утра. Со стороны было сложно понять, что он находится в помещении, ибо ранний туман скромно блекнул в сравнении с тем количеством серого терпкого дыма, заполняющего эту небольшую комнату. Рассвет был достаточно бледным, но это не лишало его того всепоглощающего очарования, даже заставившего мужчину встать с холодного матраса и подойти к оконной раме. Прислонившись лбом к холодному стеклу, Адам жадно ловил взглядом каждую секунду, каждое мгновение этого манящего завораживающего действия, как солнечные лучи медленно пробуждали и умело оживляющие сонную землю. Самая глупая и бессмысленная вещь — умирать на рассвете. Когда наступает новый день, новое начало, новая жизнь. Но ты останешься позади. Все будет снова. Солнечные лучи, пробуждение, раздражающий звук будильника с чьей-то прикроватной тумбочки. Новая порция крепкого кофе и очередные пробки по дороге на приевшуюся работу. Рутина. Повторяющиеся обыденные действия. День, который принесет кому-то боль и разочарование, а кому-то радость. Все это будет. Кроме тебя. Ты навсегда останешься прошлым. Перевернутой и небрежно вырванной страницей какой-то старой книги, брошенной догорать в полупотухший пыльный камин. Мир не заметит твоего ухода, оправится с первыми лучами солнца и жизнь снова пойдет дальше. Завтра никогда не умрет. В отличии от тебя. Ближе к вечеру письмо было дописано. Сидя на холодном полу посреди комнаты в окружении кучи скомканных листков бумаги и окурков, мужчина держал в руках единственный целый листик. Размашистым почерком, слова, выведенные дрожащей рукой, собирались в незамысловатые словосочетания и предложениями. Держа в зубах покусанную ручку, Адам который раз пробежался взглядом по неровным строчкам, то и дело зачеркивая что-то черными чернилами или же, наоборот, дописывая. Гонтье выглядел задумчивым и отрешенным, но лишь его зрачки напряженно всматривались в буквы. «Письмо должно быть идеальным. Каждое чертово слово.» Ведь это та единственная возможность, последнее обращение, которое Адам сможет передать всем тем, кто любил его. Кто слушал его. Кто верил. И кого он подводит своей нелепой смертью. Адам хотел, чтобы его помнили не из-за трагической смерти, а за то, чего он достиг, будучи живым. Поэтому мужчина не стал писать в письме ни слова о своей болезни. «Возможно, все они и узнают об этом, но это будет потом. Потом, когда ему уже будет все равно. Когда его уже не будет. Ведь стоит хоть слово сказать о раке, как начнется жалость. Это мерзкое, липкое чувство, заставляющее тебя чувствовать себя еще слабее, еще беспомощнее и еще менее значимым, чем есть на самом деле. Ведь ты знаешь, ты понимаешь, что всем им все равно на самом деле. Только единицы посочувствуют тебе на самом деле, проникнуться, будут помнить. А остальные. Они для виду наденут грустные маски, пару дней походят с каким-то куском черной тряпки на голове, а потом вернутся к своей привычной, рутинной жизни. Ведь проблем у них в жизни хватает и без тебя. Забудут, переступят, пойдут дальше. И это правильно. Ведь никто тебе ничем не обязан. Как и ты им. Вот и главный закон жизни. Каждый сам за себя.» Посчитав, что лучше он уже не сможет придумать, Адам решил, что пришло время отправить письмо. Пока он еще в себе. Пока он это еще он. С трудом найдя свой телефон на дне рюкзака, мужчина включил его. Гаджет сразу же завибрировал от множества пропущенных звонков и СМС. «Наоми» Текст варьировался начиная от «где ты?», «это что, шутка?», «быстро вернись домой!» до вполне себе угрожающих высказываний по типу «я убью тебя, если сейчас же не перезвонишь!» и «я ненавижу тебя, Гонтье!» Адам предусмотрительно выключил телефон, зная, что девушка будет звонить ему, обнаружив «пропажу». Но вот осознание того, что она делает это только потому, что «так нужно», а не из-за любви, делало очень больно. А ведь Адам думал, что уже смирился с этим. Но нет. Больно. Хотелось верить, что он все еще нужен своей супруге. Но это всю было лишь иллюзией. Все их счастье и любовь — иллюзия. А смерть — реальность. Ноутбук был предательски разряжен, индикатор угрожающе предупреждал, что он вот вот вырубится. Поэтому Гонтье, открыв почту, дрожащими руками максимально быстро набирал текст своего письма. Опять же, многое ему не нравилось и хотелось вообще стереть всё к чертям, но несмотря на это Адам сосредоточенно печатал, не позволяя себе что-то исправить. Спустя пару минут все было готово. Выбрав в рассылке нужные адреса, мужчина нажал кнопку «отправить». Обжигающий терпкий вкус дорогого коньяка заставляет мужчину немного зажмуриться. Жидкость проникает в организм, смешиваясь с кровью и хоть как-то заставляет ее пульсировать в умирающем теле. Фокусировать взгляд становится тяжелее, но зато приятная легкость и пустота появляются в уставшем мозге. Есть совершенно не хотелось. Старая шоколадная конфета, найденная на дне рюкзака, была единственным, что Адам ел за последние сутки. Наконец мужчина избавляется от удручающих мыслей и остается наедине со своим одиночеством и сигаретным дымом. Откинувшись затылком на твердый пол, Гонтье снова смотрит в потолок, выпуская все новые и новые клубы сизого дыма. Тот в свою очередь лениво поднимается вверх, сбиваясь в абстрактные незамысловатые формы. Опьяненное сознание мужчины выдает своеобразные ассоциации с этими формами. Старая обезьяна, гитара, яблоко, кофейные зерна и старый грустный клоун — все это видится Адаму в клубах густого дыма. Он увлеченно наблюдает за тем, как эти фигурки сталкиваются, разбиваясь друг об друга, переплетаются, преобразовываясь в что-то новое. Смотрит, после чего начинает смеяться. Хриплым, заливистым смехом. Так долго, что легкие начинают адски жечь, но от этой боли Гонтье смеется еще громче. Кашляет, сплевывая густые капли крови на паркет, чуть ли не выплевывая и сами легкие, но продолжает задыхаться от смеха. В темной комнате, лежа на холодном полу, освещаемый тусклым светом взошедшей луны.

* * *

POV Брэд Таких вечеров в моей жизни было не так уж много. Особенно в преддверии Рождества. Яркие огни гирлянд весело пляшут по стене, игриво притягивая взгляд, а ароматизированные свечи с запахом имбирных пряников, купленные Рондой, прекрасно справлялись с поставленной задачей — создавать уютную рождественскую атмосферу. Сидеть у себя дома, на удобном мягком диване, обнимать жену и пить вкусное вино — что может быть лучше? За последние пару лет это первое Рождество, которое я проведу дома с семьей, а не в туре с парнями. Не то, чтобы я жаловался — нет, праздничные туры тоже имели свой особенный шарм, да и оплачивались куда щедрее — но, все же, мы все порядком подустали за этот год. Адам предложил взять небольшой перерыв — и мы все сразу же согласились, особенно Нил, который уже давно хотел вырваться на праздники куда-нибудь на острова. Гонтье сам договорился с продюсером и менеджерами, за что мы все ему очень благодарны. Его способность нравится людям и вести их у себя на поводу, так сказать, не пропьешь, хоть солист и отчаянно пытается это сделать. По телевизору идет какой-то старый новогодний фильм, но мне не до него. Возможно, алкоголь в моей крови, возможно, новые духи Ронды, не знаю, в чем именно причина, но приятная легкость в мыслях заставляет меня уткнуться носом в шею жены и шумно втянуть ее манящий запах. Полностью разворачиваюсь спиной к экрану и начинаю покрывать шею девушки нежными, игривыми поцелуями. — Ты все пропустишь… — шепчет Ронда, поправив рукой свои пышные волосы, но все же усмехается. Тихо, но игриво. — Все самое интересное тут, — так же тихо отвечаю, лизнув нежную кожу у ключицы, после чего ловко скидываю кружевную бретельку лифчика с плеча девушки. — Ну Брээд, — протягивает жена, улыбаясь, и кончиками пальцев стучит по моей спине. Не отвечаю, лишь расстегиваю верхние пуговицы на тонкой кофточке Ронды и спускаюсь мокрыми поцелуями к ее груди. Девушка все же поддается, откидывается на спинку дивана, открывая мне больше доступа. Через пару секунд ее кофта уже лежит на диване. Жена заливисто смеется, когда мне не удается с первого раза расстегнуть ее лифчик. Но как только ненужный предмет одежды падает на пол, мой мобильный начинает вибрировать. — Черт, кому я уже понадобился в 11 вечера? — чертыхаясь, вытаскиваю телефон с кармана и кидаю на диван. «Нил». Не обращая внимание, продолжаю покрывать тело жены поцелуями. — Возьми трубку, может там что-то важное, — мычит Ронда, когда телефон не перестает вибрировать уже на протяжении нескольких минут. Вздыхаю, отстраняюсь от нее и все-таки отвечаю. — Сука, Сандерсон, что тебе нужно? — И тебе привет, Брэд, — слышу сонный, но какой-то напряженный голос друга. — У нас тут это, проблемы… — Что случилось? — хмурюсь и сажусь на край дивана. Не нравится мне этот его тон… — От нас Гонтье уходит. Да и он походу… — Что блять? — не даю драммеру договорить, чуть ли не выкрикивая: — Нил, если ты решил, что у тебя ночью вдруг чувство юмора прорезалось, то нет, это не смешно. — Проверь почту, Брэдли, — отвечает Нил и сбрасывает. — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Ронда, когда мой телефон летит куда-то на пол. Молчу, до боли сжимая зубы, и смотрю в одну точку где-то на стене. Нет. Нет, этого не может быть. Адам не мог… Или мог? Нет, точно нет. Это какая-то тупая шутка. Блять. Резко вскакиваю с дивана и бегу по лестнице на второй этаж. Шумно втягивая ртом воздух, открываю дверь в спальню, так, что она шумно врезается в стену и подлетаю к прикроватной тумбе. — Брэд? Брээдли Уолст, сейчас же спустись и объясни мне, что случилось! — до меня доносится встревоженный голос моей жены, но я будто в трансе. Не могу думать ни о чем больше. Сука, да не мог он. Не мог! Мы же… Открываю верхний ящик, дрожащими руками выкидываю весь мешающий хлам в виде всяких кремов Ронды, зарядных устройств и т.д на пол и достаю свой ноутбук. Сажусь на пол у кровати, открываю его, нервно стучу пальцами по холодной металлической поверхности и жду, пока гаджет достаточно прогреется, чтобы включится. Нет. Кто угодно, но только не Адам. Нет. Мы же вместе уже почти 15 лет… На экране медленно мигает прогружающийся кружочек и мне кажется, что это мои нервы буквально так же сейчас ебашит по кругу. Слышу шаги Ронды по лестнице и шумно выдыхаю, пытаясь сохранить нервы. — Да быстрее блять! — рычу и бью кулаком в эту самую несчастную тумбу. — Брэд! Не отвечаю ибо ноутбук наконец-таки включился. Шумно втягиваю воздух через рот и захожу на почту. — Что происходит, объясни мне! — девушка уже тоже заходит в спальню, но остается стоять в дверном проеме, сложив руки на груди. — И с пола встань. На почте светится одно непрочитанное сообщение и я сразу же кликаю на него. Сердце предательски стучит, норовя прорвать узкую тюрьму из ребер и поспешно вырваться наружу. Кажется, что ноутбук нарочито медленно прогружает это входящее письмо и я перестаю замечать все, что происходит вокруг. Взволнованный голос жены, ее холодные руки, слегка сжимающие мои плечи, легкий запах цитрусов и корицы в нашей спальне, холод металлической обивки гаджета, стоящего на моих коленях — все это сливается для меня в одну размытую картину, которая уносится куда-то далеко, глубоко прячась в темных затворах сознания, когда я начинаю читать первые строчки. От кого: Адам Вэйд Гонтье Кому: Нил Сандерсон, Брэд Уолст, Барри Сток Я долго пытался написать что-то, найти нужные слова, объяснить, подать правильно. И сейчас я сижу на этом холодном полу в окружении кучи скомканных исписанных листков и понимаю, что все это не то. Не то, что нужно, не те слова. В них нет меня, нет моего смысла. Возможно, я говорю сейчас очень непонятно для вас… Но так даже лучше. Если вы меня знаете, а вы знаете меня лучше, чем кто-либо другой, то поймете. И, я надеюсь, когда-то простите. Но, как бы сложно не было, я должен. Должен сказать то, что мучает меня уже давно. Но слова снова не слушаются меня, разбегаются, прячась; пальцы дрожат, выводя неровные буквы. Будто бы руки уже не слушаются меня и внятная речь мне больше не подвластна. Поэтому я сделаю то единственное, что я все еще могу, то, что всегда было со мной и передаст вам часть меня. Даже когда меня уже не будет… Только песня. Всего лишь песня.

I dreamed I was missing You were so scared But no one would listen ‘Cause no one else cares After my dreaming I woke with this fear What am I leaving? When I'm done here So if you're asking me I want you to know

Я всегда боялся… Боялся забвения. Боялся потерять способность доносить до людей то, что мне действительно важно. Потерять все, что у меня было и есть. Потерять вас. Но мало кто на самом деле слушал. Ибо мало кому это важно на самом деле. Я важен. Я всегда думал о том, что я оставлю после себя? Но эти мысли… Черт, они были такими призрачными, такими пустыми и такими далекими. Конечно. Ведь каждый из нас думает, что у него еще есть время. Что он успеет. Сможет. Найдет. Добьется. Но нет. Времени нет. Его просто не существует! Одна чертова секунда может лишить нас всего… Будь то секунда, когда холодная свинцовая пуля пронзает твою грудную клетку, впиваясь в горячее сердце. Либо же секунда, когда ты слышишь визг тормозов машины, но понимаешь, что уже поздно. Волна… Волна воды накрывает тебя и та роковая секунда, когда ты можешь сделать свой последний отчаянный вздох, прежде чем навсегда уйти ко дну. В пустоту. На неизвестной глубине где никого нет. Только ты и твоя боль. Либо же та секунда, когда ты узнаешь свой смертельный диагноз, видишь напускную печаль на лице доктора, которому все равно на самом деле. Ведь таких, как ты, у него еще сотни. И все умирают. А он лишь, как верный посланник ада, вынужден сообщать об этом их родственникам, видя их горе и слезы, а в душе радуясь, что такое происходит не с ним. Но кто в праве судить его? Никто. Ведь каждый сам за себя.

When my time comes Forget the wrong that I've done Help me leave behind some reasons to be missed And don't resent me And when you're feeling empty Keep me in your memory Leave out all the rest Leave out all the rest

Я надеюсь, вы поймете меня. Нет, не простите, я не прошу о прощении. Я понимаю, что не заслуживаю его. Но я надеюсь, что вы почувствуете меня. Ведь вы знаете… Никто не знает меня лучше вас. Поэтому вы должны понять, почему я промолчал и почему сейчас я пишу это чертово прощальное письмо, сидя на холодном пыльном полу в этой пустой комнате. Ведь… Во мне же есть что-то хорошее? Я, я ведь правда старался. Старался жить так, чтобы потом не было о чем жалеть и чем попрекнуть. Старался, искренне хотел быть полезным, быть нужным, помогать, приносить не боль и разочарование в этот мир, нет, ведь этого всего и так хватает. А быть тем самым спасательным кругом для многих. Когда нет больше сил, когда нет больше надежды. Когда ты смотришь в пропасть. Когда падаешь. Я хотел, чтобы все они знали, что никогда не поздно и я всегда буду тут для всех их… Но уже только лишь тихим шепотом в голове. Либо же голосом в их наушниках. Простите, что подвел… Я был обязан, я знаю, всегда оставаться сильным, всегда показывать на своем примере, что жизнь начинается сейчас, но… Но я не смог. Ведь моя жизнь обрывается сейчас. А какой пример может быть с человека, который не смог спасти даже самого себя?

Don't be afraid I've taken my beating I've shed but I'm me I'm strong on the surface Not all the way through I've never been perfect But neither have you So if you're asking me I want you to know

Не переживайте, я заслужил на это все. Я знаю. Недостаточно… Я всегда был недостаточно хорош. Недостаточно силен. Недостаточно талантлив. Я мог лучше, мог больше, еще, сильнее, выше… Но не делал, не добился всего, даже когда и были возможности. Ведь думал, что время еще достаточно. Что еще успею. Смогу. Но нет. Никогда не поздно?.. Так черт, почему же это не работает со мной? Я менялся… Много менялся. Но ничто за всю мою недолгую жизнь не меняло меня так сильно, как эти последние дни. Надеюсь, что оно того стоило.

When my time comes Forget the wrong that I've done Help me leave behind some reasons to be missed Don't resent me And when you're feeling empty Keep me in your memory Leave out all the rest Leave out all the rest

Если вам будет плохо, если не будет больше сил и желания, я буду тут, я рядом. Всегда буду с вами. Ведь я люблю вас, а любовь это единственное, что не умирает. Найди мой образ в своей памяти и я снова окажусь рядом. Я буду тихо шептать тебе на ухо, что мне не все равно. Что ты справишься. Что станет лучше. Но если ты действительно хочешь спастись… Не думай обо мне слишком много. Беги, оставь меня лишь призрачным воспоминанием, лунным светом темной ночью, беги, спасай свою жизнь. Не плачь из-за меня. Не скучай слишком много. Думай о себе. Но все же… Иногда вспоминай. Ведь я так любил вас всех.

Forgetting all the hurt inside You've learned to hide so well Pretending someone else can come and save me From myself I can't be who you are

Мое сознание уже не может воспринимать все, что происходит вокруг меня. Я вижу какие-то странные тени, порой мне кажется, что я даже слышу голоса. Либо же, это я просто говорю сам с собой. Не знаю. Но мне страшно. Ведь осталось не долго. Пожалуйста, не ищите меня… Так будет лучше. Прошу. Я пытаюсь забыть. Забыть все плохое, что было. Вспомнить хоть что-то хорошее. Но, это очень больно. Ибо самое лучшее, что было есть и будет в моей жизни, это вы, парни. Брэд, Нил, Барри… Я люблю вас. Очень люблю вас всех. Спасибо вам за все. За то, что были рядом, за то все, чего мы добились. За то, кто мы есть. Я бы не смог без вас, сам, нет, только благодаря вам я являюсь тем, кем я есть на самом деле. И я очень благодарен вам. За все. Простите, что подвожу вас. Что, можно сказать, бросаю вас. Клянусь, я никогда не хотел этого. Простите за то, что я — это я. Вы заслуживаете лучшего. И я уверен, что вы найдете это лучшее. Пожалуйста, будьте счастливы. Ради меня. Прошу вас. Черт… А я всегда буду рядом с вами. Адам Вэйд Гонтье