POV Катя Пушкарева.
Рассказывать о себе Андрею было легко и в то же время невероятно трудно. Легко, потому что он очень внимательно слушал, вовремя подавал реплики, не осуждал, живо реагировал, сопереживал, да еще потому, что был случайным попутчиком, развязавшим мой язык виски. А трудно… Да как о таком вообще говорить возможно? Это же, как стриптиз исполнять, только вместо одежды сдирать с себя кожу. И все же я рада, что решилась! Я всегда носила в себе этот груз — чувство вины и стыда, за каждый свой прожитый день, за все, что случилось или даже не случилось. Я жила перманентно виновной, стыдящейся каждого своего шага, вот моя непосильная ноша и придавливала меня к земле. А сейчас, с каждым произнесенным словом, я словно сбрасывала балласт, чтобы взлететь. — Он поспорил на меня, Андрей. Поспорил, что переспит с той, которая спит только с учебниками. — Вот гнида, — в сердцах выругался парень. — Гнида? Да нет, бизнесмен. Знаешь сколько он на этом заработал? — Не знаю, и знать не хочу! Такие твари меня не интересуют. Как его зовут, Катя? Андрей вскочил, раздался глухой стук и он со стоном снова опустился на землю. — Ударился? — заволновалась я. — Да, приложился немного. Пустяки. Кать, ты мне не ответила, как его зовут. — Я говорила, его зовут Денис. — Я имею в виду его полные данные. — Мстить собрался? — Не мстить, а восстановить справедливость. Такие гниды не должны ползать по земле безнаказанно. — Ничего не получится. Мы с тобой случайные попутчики, никаких личных данных. Помнишь, ты сам это сказал? А если ты узнаешь кто он, значит, узнаешь и кто я. Я этого не хочу. — Ладно, как знаешь, — Андрей замолчал. То ли обиделся, то ли задумался. — Кать, ты сказала, что и ты не осталась без прибыли. Что ты имела в виду? Он что, поделился с тобой деньгами в качестве компенсации за моральный ущерб? Да как он смел подумать такое? Меня затрясло, от обиды и гнева хотелось забиться в истерике, или разбить на его голове бутылку, но я, почему-то, только грустно усмехнулась. — Ты считаешь, что я могла бы взять деньги за такое унижение? — спросила я тихо-тихо. — Катя, ты что, ты обиделась? Ну, дурак я, Катенька, дурак. Нельзя обижаться на дебила за то, что он идиот. Я так не думаю, честное слово. Просто я не понимаю о какой прибыли идет речь. — А какая прибыль может быть у забитой, безграмотной в половых вопросах идиотки, которая и слова-то «контрацепция» не знает, не говоря уж о том, чтобы применить ее на деле? — О, Господи! Ты забеременела? — я кивнула, забыв, что он не может видеть моих кивков. — Ты забеременела? — переспросил Андрей — Да. — У тебя есть ребенок? — Не надо больше вопросов. Я все расскажу сама…POV Андрей Жданов.
Мне казалось, что я сплю и вижу дурной сон. Так не бывает, так не должно быть, чтобы весь мир ополчился против одной маленькой беззащитной девочки. Катя рассказывала монотонно, отрешенно, словно и не о себе, и от этого становилось еще страшнее. — До встречи с Денисом я считала, что живу в аду. Я ошибалась, это был еще не ад, это было чистилище. Что такое настоящий ад я поняла в день своего двадцатилетия. Я не буду рассказывать, как врала родителям, как изворачивалась, чтобы украсть хоть минутку, не подконтрольную им, и побыть с Денисом, это неинтересно и неважно. — А что важно? — Важно, что я впервые в жизни почувствовала себя живой, настоящей, у меня выросли крылья. — И тебе их обрезали, — догадался я. — Да, как раз в день рождения… Знаешь, я бежала на занятия такая счастливая, все рисовала себе в воображении, как Денис меня будет поздравлять, как я отдам ему готовый реферат… Да-да, я делала за него все домашние работы и помогала готовиться к сессии… — Катя замолчала, потом тихонечко чертыхнулась. — Сбилась с мысли. А вот! Представляла, как я скажу ему, что жду ребенка, как он обрадуется, заберет меня из родительского дома и мы будем жить вместе и растить нашего малыша. Я даже готова была бросить на время учебу и пойти работать, чтобы Денис смог доучиться. Понимаешь, мои фантазии не выросли на пустом месте, это он говорил, что очень меня любит, что у него это серьезно, на всю жизнь, что хочет создать семью именно со мной, потому что я добрая и нежная, и честная, и заботливая, в общем, не такая, как все. В этот раз Катя замолчала на долго, и я не решился потревожить ее молчание, понимая, что именно сейчас я услышу что-то ужасное. — Я успела только передать Денису тетрадь, рассказать о ребенке он не дал мне возможности. Положив реферат в свой дипломат, он попросил у аудитории минуточку внимания. Господи! Я такая наивная, такая дура, что сама подыграла ему, представляешь. Когда он при всех спросил люблю ли я его, я сказала, что да, очень люблю. — Ты думала, что он собрался делать тебе предложение? — спросил я с замиранием сердца. — Да. Я настолько чокнутая, что искренне поверила в то, что это возможно. — А он? — А он?! Денис громогласно заявил, что не только выполнил, но и перевыполнил условия пари. Ему удалось не только переспать со мной, но и влюбить меня в себя. — Что? Этот подонок посмел… Да я его… Скотина! — Андрей, не ори и не подпрыгивай, — попыталась остудить меня Катя. — Это все равно ничего не изменит, только голову себе о дерево будешь бить. Лучше слушай дальше. — Прости, но это невозможно слушать спокойно. — Мне перестать рассказывать? — Нет, что ты! Извини, я постараюсь реагировать не так бурно. — В общем, Денис собрал у ребят деньги, потом подошел ко мне, потряс пачкой банкнот и заявил, что это не такой уж трудный бизнес на пари уродцев… — Катя запнулась. — Тут он сказал матерное слово, означающее половой акт. — Трахать, что ли? — Да, только еще грубее. Знаешь, Андрей, что было самым страшным? В этом пари и девочки принимали участие. Представляешь? Я сама видела, как они доставали деньги и отдавали Денису. — Господи! И это в день рождения?! Как ты смогла пережить этот ужас, Катенька? — Я не знаю. Нет, правда, не знаю. Очень хотелось провалиться сквозь землю, не быть, не существовать, понимаешь? Но был ребенок, и я должна была жить. — Ты родила? — не понимаю почему, но меня это очень интересовало. — Было так больно, — словно не слыша моего вопроса, продолжила говорить Катя, — что казалось, больнее уже не будет, не может быть. Я снова ошиблась… Сутки я не ела, не пила, ни с кем не разговаривала, никак не реагировала ни на расспросы мамы, ни на крики отца, лежала, отвернувшись к стене лицом и ревела без перерыва. Вот тогда и случилось самое страшное в моей жизни. — Родители догадались, что ты беременна? — Да. И потащили меня на аборт. Знаешь, я пыталась сопротивляться, говорила, что не позволю им убить своего ребенка, что это моя жизнь, что я совершеннолетняя и сама могу решать, что мне делать. Папа кричал, что такого позора он не переживет, а мама только рыдала, да чаем меня отпаивала. Это уж потом я поняла, что в чай было подмешано какое-то успокоительное со снотворным эффектом. Если девчонка не сочиняет, а она точно не сочиняет, то фигу ей, а не «случайного попутчика». Я не могу сделать вид, будто прочел о Катиной судьбе в книге. Она живая, реальная, у нее беда, и… она мне уже не чужой человек. Ей Богу, не понимаю, как это произошло, но боль этой девочки стала моей болью, словно она мне сестра или давняя подруга. — Папа провернул целую операцию, — меж тем, рассказывала Катюша. — Достал откуда-то справку об изнасиловании, видно даже перед чужим человеком, перед врачом стыдился своей дочки-шлюхи, как он меня назвал. Я, накачанная мамиными таблетками, вообще ничего не соображала, и меня абортировали… Дай виски! — неожиданно громко и требовательно попросила Катя. — Ты хочешь сказать что-то очень страшное? — передавая бутылку девочке, спросил я. — Да. У меня никогда не будет детей, потому что при отрицательном резус-факторе нельзя делать первый аборт. И маму с папой об этом предупредили, но это их не остановило. Катя дернулась, потом застыла, как мумия и упала на землю, сотрясаясь в рыданиях. Я не знал, что мне делать, как утешить ее, пережившую столько, что не каждый мужик выдержит. Все, что я мог, это тихонько гладить ее по голове и молчать, ожидая, пока она выплачет свою боль. — Почти год меня потом родители поедом ели, — заговорила Катюша, выплакавшись и высморкавшись, — все упрекали, что я убила их надежду на внуков. Пока однажды я не сорвалась, не заорала, что это они убили и меня, и моего ребенка, и даже мою надежду стать когда-нибудь матерью. — Не надо отчаиваться, Катенька, слышишь? Сейчас врачи столько всего изобрели, что ни один диагноз не может поставить крест на материнстве. А ничего не получится, так есть еще суррогатное материнство. — Оставь, Андрей, — устало сказала Катюша. — Я уже смирилась с неизбежным, и не надо ковырять старую болячку. Лучше послушай, что было дальше. «Ну, уж нет! Я обязательно сковырну эту болячку, хочет этого Катя или нет. Но не сейчас, а когда реально смогу ей помочь», — решил я для себя. — Сессию я сдала экстерном, потом начались каникулы. Вот тут мне папина справка об изнасиловании и пригодилась. Я позвонила Денису, сказала, что нам необходимо встретиться, иначе он пожалеет. Он испугался, пришел. Я сказала ему, что на него открыто уголовное дело об изнасиловании и показала справку, потом сказала, что я жду от него ребенка, хотя ребенка уже и не было, но я должна была его как следует запугать. Он так испугался, что… — Катя нервно захохотала, — «осчастливил» меня согласием на мне жениться, только бы я забрала жалобу. Но я потребовала, чтобы он покинул наше учебное заведение и вообще Москву. Навсегда. Только в этом случае я, мол, заберу заявление из милиции. — Ты это сделала? Ты правда все так и заявила Денису? — с надеждой спросил я. — Да, — в голосе Кати звучал вызов. — Осуждаешь? — Ты что? Восхищаюсь тобой! Ты умница, девочка, умница. Козлам нужно давать по рогам! В порыве восторга я обнял Катюшу и поцеловал в измазанную землей щеку. Это отнюдь не было каким-то мужским позывом, но почему-то мы оба смутились. — Он ушел из вашего ВУЗа? — поспешно спросил я, стараясь уйти от неловкости. — И даже покинул Москву, — довольно весело ответила Катя. — Я сумела взять себя в руки, закончить учебу не обращая внимания ни на насмешки, ни на придирки, ни на остракизм, которому меня подвергли сокурсники. — Да и черт с ними, Катенька. — Черт? Боюсь, что сам дьявол. Вчера у нас был выпускной вечер. Я, как прокаженная, сидела в одиночестве, в стороне от всех. Мне это быстро надоело, и я собралась уходить. Тут ко мне девчонки и подошли, стали приглашать на сегодняшний пикник, сказали, что они не хотят расставаться вот так — врагами, и несколько ребят тоже присоединились к просьбам девочек… Андрей, почему я такая дура? — Ты приехала, а Денис был с ними? Да? — Ну, конечно…