***
Константин недоумевал — как можно жить за двумя границами между двух европейских стран, въезжать по визе и быть при этом частью России. А литовские пограничники, мило воркующие между собой на родном языке, повергли его в окончательный шок — он аж своим утренним кофе подавился (ох уж этот литовский). Соня, для которой всё это было более, чем привычно, лишь смеялась над ним, щурясь от солнца и попивая горячий зелёный. Она была рада вернуться домой и открыть Косте все оставшиеся у неё тайны. Калининград встретил колючими -10 (не всё ж дождю идти) и припорошенными снежком дорожками, разбегающимися от здания вокзала в разные стороны. — Так, Аркадий поедет со мной, — едва Гецати удалось найти более-менее дешёвое такси, безапелляционно заявила Алла Анатольевна, — а то знаю я вас, молодёжь. Ещё покормить забудете, а он у вас и так вон какой худенький. — Мам, он не худенький. Он нормальный, — возразила Соня, понимая, что пёсика раскормят до состояния шарика на ножках. На самом деле, из-за вредного Мурзика, которому собачий корм нравился почему-то больше собственного, Аркашка часто оставался голодным и действительно немножко схуднул за время, проведённое в Осетии. Только Егорова-младшая, в отличие от Егоровой-старшей, этого почему-то не заметила. — Не спорь, Соня, — змеиное «с-с-с» в начале имени как обычно пустило мурашки по спине девушки. Сонина квартира поразила Гецати, едва он переступил порог. Аккуратная и со вкусом обустроенная однокомнатная была каким-то абсолютным девичьим царством — куча подушек на диване, гирлянда из лампочек на окне, расставленные всюду ароматические свечки… И не скажешь, что хозяйка сего места — довольно-таки сильная ведьма. Наконец-то всё было так, как Егоровой и хотелось ещё после финала — тёплое одеяло, фильмы с ноутбука через проектор на белую стену и редкие вылазки в город. Она показала Гецати все свои любимые места и седую, бушующую Балтику, в которую была влюблена так же, как Константин в горы. А ещё Соня купила то самое свадебное платье. Но Костя об этом пока не знал.***
В один из вечеров, пока Егорова копошилась где-то на кухне, Гецати валялся на диване в куче подушек и бездумно щёлкал по каналам, пытаясь найти хоть что-то годное по телевизору. Пара местных каналов показалась ему какими-то странными, а по всем остальным либо шли новости, либо какие-то дурацкие передачи, смотреть которые не хотелось вообще от слова совсем. — Нашла! — в комнате с торжествующим видом появилась Соня, держащая в руках коробок спичек. Курить девушка бросила ещё месяц назад, поэтому зажигалка больше не была её верной спутницей. — Слушай, Сонь, я тут подумал… — наблюдая за тем, как она зажигает свечи, начал Константин. — Эти подушки… Это так уютно. Давай в Москве дома тоже так сделаем? — Как скажешь, Кость, — улыбнулась Соня, задувая пламя на почти обгоревшей спичке. — А вообще, нам надо бы о своём жилье подумать… Съёмная это, конечно, хорошо, но как-то хочется, чтобы был вот прям свой угол, — приземлилась на край дивана. — Если честно, мне больше нравится вариант с домом. Что-то небольшое, где-то недалеко от города, чтобы удобно было ездить. — Я тоже об этом думала. Мне у Лёши с Марусей нравится. И от города недалеко, и места много. — У Лёши с кем? — не понял мужчина. — Господи, Кость, ну не тупи! — закатила девушка глаза. — С Мэри! — Странно ты её, конечно, называешь, — фыркнул Константин. — Иди сюда ко мне, — потянув Соню за руку, он уложил её на себя. Едва девушка оказалась сверху, как тёплые мужские ладони, скользнув по бёдрам, тут же оказались под её майкой. — Егорова, ну неужели, ты, малоежка, отъелась-таки за праздники? — улыбнулся Костя. — У тебя даже косточки не торчат почти. И щёчки очень милые. — Щёки — это стиль, — улыбнулась Соня в ответ, затем прикасаясь губами к его щетинистой щеке. Приятно, что её мужчина отметил столь незначительные, но всё же, изменения в её фигуре. И губы сомкнулись с губами. И градус постепенно повышался. Но стоило Гецати расстегнуть на Соне лифчик, как та вздрогнула, разрывая поцелуй. — Ты чего, маленькая? — озабоченно спросил мужчина, моментально реагируя на её напряжение. — Я никогда не была в этой квартире с мужчиной, — пряча лицо на его груди, тихо сказала Соня. — Стесняюсь. — Ну, сейчас мы это исправим, — улыбнулся Константин, затем укладывая девушку на спину. — Просто доверься мне, Соня, — снова это змеиное «с-с-с» в начале, пускающее мурашки вдоль позвоночника. — Как в первый раз. И Егорова доверилась. Прикрыла глаза и растворилась в своих ощущениях. Поцелуи по шее вниз. По ключицам. По всему, что не скрыто тканью. Тонкая майка под тёплыми ладонями вверх, а потом куда-то на пол, чтобы не мешала. И губы касаются груди, желая доставить больше удовольствия и заставляя рвано выдохнуть. И стеснение растворяется в воздухе, возвращаясь лишь на момент тогда, когда последние детали одежды отправляются куда-то далеко. Соня смело стягивает с Кости майку, проводя затем тёплыми ладошками по его накаченным мышцам. Прижимается к нему крепко, слыша, как в его груди мерно стучит сердце. Вечно холодная и вечно тёплый. На контрасте. Уколы щетиной по нежной коже. Только ему понятные узоры пальцами на её бёдрах. Её тонкие пальчики в его волосах. Несдержанные стоны. И огоньки гирлянды расплываются в глазах яркими кругами, когда накрывает. И АВВА в телевизоре поёт уже набившее оскомину «Happy new year». И Соня и Костя прекрасно знают, что этот год и все следующие за ним будут в их жизнях самыми счастливыми.