Безопасность

      — О, круто, ещё больше нижнего белья!       Хан оторвал взгляд от падда, который разбирал; с удивлением посмотрел, как МакКой вытащил охапку нижнего белья из ящика для хранения; бросил её в растущую груду одежды на полу кладовой.       — На этот раз они все обязательно будут выстираны.       — Я ничего не могу сделать с привычками личной гигиены мёртвых офицеров Звёздного флота, — заметил Хан. — Я просто забрал всё, что смог найти.       Доктор уставился на него; повернулся обратно к ящику для хранения; сгрёб другую охапку одежды.       — Ну и что? Ты хватал что-то из этого барахла прямо с пола в ванной? Почему ты просто не снимал сапоги с их ног, пока был там?       — Кто сказал, что я не снимал?       МакКой замер; уставился на него. Через секунду отвёл взгляд; быстро положил одежду на пол; сел рядом; молча принялся сортировать её на рубашки, брюки, носки и нижнее бельё.       …МакКой думал, что он говорил серьёзно?       Даже в основном запуганный, доктор не мог удержаться от сарказма и юмора в своих замечаниях. С новыми личными правилами Хана, запрещавшими причинять вред его пленнику, было… проще отвечать на его замечания тем же… Но учитывая их прошлый опыт, недоразумения всё ещё были обычным явлением.       …Вероятно, было лучше прояснить свою цель.       — Это была шутка, МакКой. Может, я и забрал всё из их кают, но я не оставлял после себя босых трупов.       — …Верно… — МакКой отбросил бюстгальтер в соответствующую стопку. — Знаешь, обычно, когда люди шутят, они стараются сделать это… со вкусом. Больше ужасных каламбуров; меньше… ужасов.       …Неплохо.       — Буду иметь в виду. — Хан вытащил камеру из падда. — Помните: если вы увидели свой размер того, что вам понравилось, смело берите это.       — …Спасибо, но я думаю, что мне хватит. Ты разрешил мне взять кое-что новое пару дней назад, помнишь?       Хан посмотрел вверх, поднял бровь.       От его внимания не ускользнуло, что МакКой в третий раз за шесть дней решил надеть тёмно-синюю рубашку поверх чёрной футболки. Когда две верхние пуговицы были расстёгнуты, создавалось смутное сходство со старой формой доктора… и Хан был уверен, что МакКой хорошо это знал.       …Должно быть, было нелегко расстаться с тем, чему он посвятил большую часть своей жизни. И моральный протест доктора носить одежду, найденную в шкафах мёртвых офицеров Звёздного флота, определённо был усилен… неудачной попыткой Хана пошутить.       …Но, в конце концов, у МакКоя не останется выбора. Лучше сейчас, чем когда выбор станет сильно ограниченным.       — Мы оба знаем, что когда мы доберёмся до нашего нового дома, вам понадобится гораздо больше одежды, чем сейчас для медотсека. Выберите наряд до конца дня или я выберу его для вас.       МакКой снова уставился на него… затем кивнул.       — …Я что-нибудь придумаю. — Доктор взял пару боксёров; сморщил нос. — …Что ж… эм… мы переберём сегодня весь ящик или только часть?       — На самом деле, нужно перебрать семь ящиков, — усмехнулся Хан. — Но вам незачем торопиться.       — …Семь?       — МакКой, это личные шкафы сорока с лишним человек, плюс их форма и вся сменная форма, которая была на складах их баз. Они занимают очень много места.       Лицо доктора приобрело страдальческое выражение.       — …Верно. В этом есть… смысл. Ну, если ты захочешь помочь и отсортировать эти… вещи… я…       — Я занят.       — И что именно ты делаешь? — МакКой указал на кучу целых и разобранных паддов, разбросанных вокруг Хана. — Всё, что я видел сегодня, это то, как ты ломаешь падды. Я знаю, что ты, наверно, пытаешься сделать мини варп-ядро или какую-то другую сложную техническую штуку из металлолома… но отсюда это выглядит пустой тратой рабочего оборудования.       Хан поднял брови; наклонил голову; нахмурился.       — Я не должен объяснять вам свою работу, МакКой. Будьте добры сосредоточиться на своей.       МакКой моргнул, явно ошеломлённый сменой тона. Он сглотнул; кивнул; принялся снова сортировать вещи.       — Просто… хм… просто дай мне знать, если тебе понадобится, чтобы я что-то сделал.       Хан разочарованно вздохнул.       …Он должен был просто объяснить свой проект; завести разговор о приспособлении техники Звёздного флота к их ситуации. МакКой мог бы узнать что-то полезное, и атмосфера в кладовой стала бы светлее, как это неоднократно случалось в последние дни.       Работать часы напролёт было гораздо… приятнее, когда рядом был кто-то, с кем можно было поговорить. Даже если этот кто-то напрягался каждый раз, когда Хан приближался к нему или делал резкое движение… или входил в комнату.       Причины такого поведения были очевидны, и было вполне вероятно, что доктор всегда будет бояться его… хотя вопрос о том, хорошо это или плохо, оставался открытым.       Если попытки Хана убедить других аугментов, что это он, провалятся, то страх доктора позволит более мягкосердечным людям Хана признать его заложником; сделает их его защитниками. В этом случае, кто бы ни утвердил себя в качестве лидера, он будет вынужден оставить доктора в живых, чтобы успокоить эту мягкосердечную делегацию.       Но были и другие способы защитить МакКоя от более… жестоких сторонников их культуры. Такие, которые увенчаются успехом только в том случае, если Хан останется у власти… а МакКой хотя бы частично подавит внутреннее беспокойство.       Это будет трудно, но в итоге…       — Какого чёрта он здесь делает?       Хан напрягся; резко поднял голову и увидел, что МакКой держит маленькое плоское устройство. Из нижней части торчал длинный раздвоенный провод; на его концах висели два маленьких круглых предмета.       — Дружище, я не видел такие с….       — Положите его на пол и толкните ко мне, — прорычал Хан.       Доктор моргнул.       — Что не так?       — Сейчас же, МакКой. Быстро.       МакКой смущённо посмотрел на него, но осторожно подтолкнул устройство.       Хан с хмурым видом схватил его. Оно не выглядело как технология Звёздного флота, что потенциально делало его ещё более опасным. Одна сторона была из цельного металла, другая — покрыта чем-то вроде настоящего стекла. По краям располагалась пара кнопок, а также была маленькая круглая кнопка, встроенная в само стекло.       Он не был уверен, оружие это или медицинское оборудование, или…       — Хан… это музыкальный плеер.       Хан нахмурился; посмотрел на доктора.       — Что вы сказали?       — Это музыкальный плеер, — повторил МакКой. — Он выпал из брюк. Я успел включить его, прежде чем ты сказал отдать его. Похоже, его адаптер питания полностью заряжен, так что если ты отключишь его… хм… я думаю, они называются… наушники, мы сможем слушать музыку, пока работаем… Если ты хочешь.       Всё ещё хмуро, Хан посмотрел на устройство… и почувствовал, как быстро прилила кровь к его щекам.       Он вытащил из гнезда то, что при последующем осмотре оказалось явной парой крошечных наушников; нажал на круглую кнопку в стекле. Экран заполнился целой библиотекой музыки; что-то он узнал, что-то — нет.       Хан нашёл знакомую песню; нажал на экран. В одно мгновение знакомая мелодия, которую он не слышал сотни лет, зазвучала.

На темной пустынной дороге… Прохладный ветер в моих волосах… Теплый запах кон…*

      Он снова нажал на экран, и песня смолкла. Быстро взглянул на МакКоя, он увидел его нервную… но довольную ухмылку.       …Что ж… это было… неловко.       — Как я тебе раньше и сказал… это простой музыкальный плеер, — сказал МакКой. — Довольно старый дизайн… старый как мамонт, если честно… но я думаю, что вы улетели с Земли раньше, чем люди изобрели приличную пару беспроводных наушников, так что…       — Если вы намекаете на то, что я живое ископаемое, когда речь заходит о технологиях, не предназначенных для войны… — Хан замолчал, когда страх промелькнул на лице его пленника, — …то я полагаю, вы правы. Федерация не давала мне уроки музыкальной истории после того, как разбудила меня и заставила работать на себя; у меня есть много других пробелов в знаниях, которые вы найдёте… удивительными.       Иногда, сидя в своей комнате поздно ночью, Хан мог забыть, в каком веке он оказался; что он на сотни лет пережил свою империю… но на самом деле бесчисленные технологические и культурные сдвиги значили, что почти всё, что Хан знал — исключая то, что ему навязала Федерация, — устарело.       Доктор немного расслабился; тихо рассмеялся.       — Ну, если быть честным, в наши дни технологии меняются так быстро, что я сам, наверно, уже динозавр. И вообще я не такой уж специалист по антиквариату.       — Вы достаточно быстро узнали этот музыкальный плеер.       — Да, ну, Джим вечно болтал об…       МакКой замер; бросил на Хана тревожный взгляд.       …Терпение. Такт.       Никаких наказаний за мелкие ошибки. Вместо этого — поощрение перемен.       — Закончите свою мысль, доктор. О чём болтал Кирк?       МакКой поморщился… затем вздохнул.       — …Кир… К… Кирк… обожает старую технику. Особенно когда речь заходит о музыке. Иногда он гуляет с портативным проигрывателем компакт-дисков. Я не знаю, где он берёт диски… но они у него в идеальном состоянии. Кроме того, у него есть это древнее чудовище — называется «бумбокс», — которое он вытаскивает при любой возможности. Когда он его включает, вся комната трясётся.       Хан усмехнулся.       — Я помню их. Но это рождает логичный вопрос: от чего он работает? Из моих знаний о современном машиностроении я знаю, что литиевые батареи не использовались ни в какой форме больше ста пятидесяти лет.       — Он сделал специальный аккумулятор, — сказал МакКой. — Задание для начинающего электроинженера. Первый прототип обеспечил его ожогами второй степени… но второй работает отлично.       — Надеюсь, — Хан положил плеер на пол. — И какой шум Кирк воспроизвёл на всю вселенную в результате своего домашнего задания?       — …Ну, он любит «Бисти Бойз» и много другой классической музыки из…       — Прошу прощения… — Он ослышался. — Вы только что назвали «Бисти Бойз» классической музыкой?       — …Да, — неуверенно ответил доктор. — Я… хм… мне не очень нравится говорить тебе об этом… но этой музыке больше двухсот семидесяти лет. Она достаточно… классическая.       …Что ж, в чём-то МакКой прав.       Почему музыкальный вкус Хана должен быть менее устаревшим, чем технология для воспроизведения музыки его времени?       — Поразительно, как много общего может быть с врагами, — пробормотал Хан; почувствовал, как доктор снова напрягся. — …Но достаточно говорить о Кирке. Что насчёт вас?       — …Меня?       — Да, МакКой, какая музыка нравится вам?       Его пленник немного расслабился.       — Всё понемногу. Прямо сейчас — некоторые действительно интересные песни из колоний… но мне также нравится кое-что из твоего времени.       — Например?       — Например… хм… например, Джонни Кэш или «Грин Дей», или «Канзас»… Есть много классических песен, которым весело просто подпевать.       — Достойный выбор. — Насколько Хан помнил, вокал МакКоя был так же хорош, как и его музыкальный вкус. — …Мне интересно, вы сами научились петь или ваше ограниченное образование включало уроки вокала?       Доктор закатил глаза.       — И то и другое. Спорт как бы взял верх с средней по старшую школы, так что после него у меня не было времени на формальные уроки. Но я продолжал репетировать с гитарой всякий раз, когда у меня появлялась такая возможность.       Хан фыркнул. Разумеется, МакКой играл на гитаре. Было трудно представить, что он играл на чём-то другом.       — Какой вид спорта охватил вашу юность?       — Баскетбол, — усмехнулся МакКой. — Когда я был ребёнком, то думал, что стану профессионалом… но мой последний скачок роста подставил меня. Мои ноги до сих пор не так хорошо скоординированы, как мои руки.       — Я заметил, — усмехнулся Хан. — Жаль, что ваш пубертат был таким недобрым.       — Ну, всё было не так уж плохо, — пожал плечами доктор. — Но я бы хотел играть подольше. Некоторые вещи могли бы измениться.       …Это было явное преуменьшение. Выбор профессии МакКоя сильно изменил не только его жизненный путь, но и путь каждого человека, с которым он когда-либо сталкивался. Если бы МакКой стал профессиональным баскетболистом, а не врачом, никто не смог бы сказать, насколько иначе развивались бы события.       — Я уверен, что баскетбол был бы весёлой карьерой… однако недолговечной, учитывая энергичный характер этого вида спорта. — Хан пожал плечами. — Но, по крайней мере, путь, который вы выбрали, позволил вам освоить две очень ценные базы знаний.       МакКой удивлённо посмотрел на него.       — …Я прекрасно понимаю, почему ты находишь мои медицинские навыки ценными… но если ты не хочешь собрать две баскетбольные команды из аугментов, тогда я не понимаю, как…       — Нет, МакКой, — покачал головой Хан. — Я не это имел в виду. Я говорил о вашем отцовском опыте.       Доктор весь напрягся.       — …Причём тут это?       — Мой народ откладывал рождение детей, пока мы боролись за нашу свободу, — объяснил Хан. — По воли судьбы вы будете единственным человеком в колонии, который воспитывал ребёнка. Ваш опыт, несомненно, окажется бесценным для всех нас.       МакКой поднял бровь.       — И… что? Ты хочешь, чтобы я был врачом, тренером по воспитанию детей и няней в одном лице? Это твой план?       Хан наклонил голову.       — Вы возражаете?       — Ну… я не совсем возражаю. Всё, что делает меня полезным, вероятно, бережёт меня, верно? Но…       — Но что?       — Я… я думаю, ты упускаешь один существенный недостаток.       …Спорно.       — Какой именно?       — Твой народ, возможно, не захочет, чтобы обычный человек говорил им, как воспитывать их детей, — пояснил МакКой. — Я предпочту, чтобы мои зубы не выбил какой-нибудь разъярённый родитель, который не смог понять, как поменять подгузник.       …Ах.       — Они не причинят вам вреда, — заверил его Хан. — Как только я докажу свою личность, они будут воспринимать мои слова как закон. Запрет на причинение вам вреда будет одним из моих первых указов.       — Ну, это… здорово, — в голосе доктора не было убеждённости. — А что насчёт детей?       — Что насчёт них?       — Большинство детей бунтуют в подростковом возрасте, — заметил МакКой. — Обычно не до такой степени, чтобы убить кучу жадных до власти придурков и попытаться захватить власть над миром — это действительно только вы делали, ребята, — но они бунтуют. Что если один из этих сверхсильных юнцов решит, что ему не нравятся советы, которые я даю его родителям, и…       — Любой, кто намеренно причинит вам вред, будет сурово наказан, — отрезал Хан; пересмотрел своё заявление после того, как МакКой поёжился. — …Уверяю вас, детям будет предоставлено больше послаблений… но я сомневаюсь, что до этого когда-нибудь дойдёт. Более того, я подозреваю, что по мере того, как дети моего народа будут расти, многие из них будут просить у вас совет.       МакКой фыркнул.       — Ты вообще видел меня? Я точно не самый открытый человек.       — Я вижу вас, МакКой, — усмехнулся Хан. — И хотя вы можете быть… резким, вы также от природы сострадательны. Я не сомневаюсь, что наши дети поймут это и будут доверять вашим советам в вопросах, которые они не хотели бы доводить до сведения своих родителей.       МакКой моргнул; наконец снова улыбнулся.       — Ну… мне всегда говорили, что я хорошо лажу с детьми. Надеюсь, я смогу им помочь.       — Рад, что этот вопрос улажен, — Хан наклонился вперёд. — А теперь, раз уж мы заговорили о детях, я хотел бы спросить ваше мнение о некоторых более… материальных вопросах.       МакКой кивнул.       — Я думаю, ты имеешь в виду, сколько подгузников и всего такого тебе понадобится?       — Именно.       — Ну, я мог бы рассказать разные статистики… — пожал плечами доктор, — но короткий ответ такой: много. Вы, наверно, захотите использовать тканевые подгузники — тысячи одноразовых не очень практичны в такой ситуации, — но это значит, что твои люди будут должны привыкнуть к тому, чтобы стирать их каждый день. Я бы сказал, что вам понадобится, по крайней мере, двадцать пять — тридцать подгузников на ребёнка… на всякий случай.       — …Ясно. — Это было… значительное количество припасов, которые ему предстояло приобрести. Скорее всего, ему придётся проникнуть на склад колонии или даже вернуться на Землю, чтобы найти то, что ему нужно. — Что насчёт вещей?       — Ну… если ты позволишь вашим детям носить это… — МакКой неловко поёжился, — …тогда я уверен, что кое-какая форма Звёздного флота, которая у тебя есть, подойдёт. Каждая база и звездолёт должны иметь форму, подходящую каждой расе Федерации… и некоторые из них размером с человеческих детей. Возможно, придётся зашить лишние отверстия для рук… но это сработает. По крайней мере, поначалу.       …Мысль о том, чтобы одеть их детей в форму врагов, была… тревожной… но с практической точки зрения… это был хороший вариант.       — Я обдумаю это, — сказал Хан. — Теперь — как часто нам придётся менять одежду по мере взросления детей?       — С вашей физиологией я, честно говоря, понятия не имею, — признался доктор. — Даже обычные дети растут быстро… Но на самом деле не так уж трудно одевать детей в одежду и распускать швы, когда они вырастают из неё. На твоём месте я бы раздобыл иголки и нитки, а не «пытался украсть» побольше вещей.       Хан фыркнул.       — Только не говорите мне, что шитьё — ещё одно ваше хобби.       Крохотная улыбка МакКоя исчезла. Он взял одну из рубашек; сложил её; принялся за другую.       — Я… хм… раньше я кое-что переделывал для своей дочери. Она росла как сорняк, и было проще просто перешить её вещи, чтобы она дольше носила их. Я брал уроки; научился немного подшивать, делать шов ровным и всё такое. Это не моя область знаний… но когда ей было пять лет, я сшил ей довольно милый костюм летучей мыши на Хэллоуин. С большими крыльями и прочим. Джоанна всю ночь хлопала ими и визжала на друзей.       …Конечно.       Этот сценарий был далёк от всего, что когда-либо испытывал Хан; и всё же доктор нарисовал яркую картину.       Хан мог представить, как МакКой хмуро прогоняет шов через швейную машинку; нервно показывает свои усилия дочери; начинает сиять от гордости, когда её лицо вытягивается от удивления…       …А потом проводит весь праздник, гоняясь за своим визжащим ребёнком-летучей мышью; обеспечивает Джоанне весёлый, но совершенно безопасный вечер.       — …Вы хороший отец.       Доктор покачал головой; продолжил складывать одежду.       — …Мог быть и лучше. Много дерьма произошло после того, как я… после того, как мой отец… и во время моего развода. Почти всё время я проводил в постели; слишком много пил; скандалил с моей теперь бывшей женой. Поверь мне, Джоанне будет лучше с моей сест… — МакКой замолчал; в его глазах мелькнула паника. — …Хм… ну… ей лучше держаться подальше от всех моих выкрутасов.       Хан поднял брови… но решил позволить своему пленнику сохранить секрет. По крайней мере, на данный момент. Не было никакого смысла заставлять его опасаться за жизнь своей… очевидно, сестры… когда они вели такой продуктивный разговор.       — Мне кажется, вы недооцениваете свои родительские способности, — заметил Хан.       Доктор пожал плечами; положил в стопку ещё одну сложенную рубашку.       — Что бы ты там ни думал, Хан. Вряд ли мне когда-нибудь удастся спросить её, как сильно я испортил ей жизнь… так что мне остаётся надеяться, что с ней всё будет в порядке.       …Хан постарался проигнорировать чувство вины, терзавшее его внутри.       Решение Хана похитить МакКоя было продиктовано многими факторами: небольшой, но жизненно важный опыт работы доктора с аугментами в роли пациентов; унижение, которое, Хан знал, Кирк и этот проклятый вулканец испытают, когда у них из-под носа украдут их СМО; своего рода месть человеку, который взял его кровь без разрешения.       Но МакКой оказался… совсем не таким человеком, какого он ожидал видеть. Он был гораздо более сострадательным; гораздо более…       …Хан не планировал разлучать порядочного человека с его единственным ребёнком.       — МакКой, если я пообещаю вам не причинять вред нынешним опекунам вашей дочери… хотите ли вы, чтобы Джоанна присоединилась к нашей колонии?       МакКой напрягся; резко поднял голову с тревогой в глазах.       — Не смей так поступать с ней.       …Он рассчитывал, что это осчастливит доктора.       — Хочу внести ясность: я не угрожаю вашей дочери. Я просто подумал, что вам может понравиться…       — Идея, чтобы Джоанна прожила всю оставшуюся жизнь как гражданка второго сорта? — огрызнулся МакКой. — Чтобы она стала лёгкой добычей для какого-нибудь больного солдата Евгенических войн, который физически и умственно на двадцать лет старше её? Это то, что, по-твоему, мне понравится?       Хан нахмурился.       — Я никогда не позволю кому-либо…       — Ты никогда не думал, что можешь не стать главным сразу, как только твои друзья проснутся? — жёстко спросил доктор. — А что если, что бы ты ни сделал, они не поверят, что ты тот, за кого себя выдаёшь? А что если они поверят, но ты всё равно будешь свергнут? Или убьют? Что тогда произойдёт? У меня нет выбора, кроме как рисковать собой, но я буду проклят, если позволю тебе подвергнуть мою дочь такой опасности!       Хан судорожно сжал кулаки… но остановил себя от дальнейшего.       Сдержанность. Справедливость.       …На самом деле… МакКой поднял хороший вопрос.       Обещания Хана работали, пока он был у власти. Если его убьют, посадят в тюрьму или изгонят, то все, кто находился под его защитой, окажутся во власти нового режима.       И хотя было много добрых, благородных аугментов… не они были теми, кто способен на переворот.       …Появление в колонии ребёнка-неаугмента может обернуться катастрофой.       — Это было всего лишь предложение… но вы правы: риск слишком велик. Больше я не буду предлагать этот вариант.       Наконец, сердитое выражение лица доктора исчезло; плечи опустились.       — …Благодарить тебя за то, что ты отбросил эту идею, мне кажется… неправильным, — пробормотал МакКой. — Но я не совсем уверен, подходит ли что-то ещё.       — Я понимаю, — кивнул Хан.       — На самом деле, нет, — МакКой потёр глаза; глубоко вздохнул. — Хан… я люблю свою дочь больше всего в этой богом забытой вселенной. Когда медсестра дала её мне, она была плачущим розовым комочком, который ещё даже не открыл глаза. Но как только я взял её на руки, она перестала плакать, открыла глаза… и улыбнулась мне. Чёрт, она улыбнулась мне… Я готов нырнуть в вулкан, лишь бы она была в безопасности. И сейчас единственный способ защитить её — это никогда больше не видеться с ней. Так что, пожалуйста, сделай одолжение и не притворяйся, что знаешь, каково это.       Хан усмехнулся; открыл рот, чтобы ответить… и остановил себя.       …На это он ничего не мог ответить. Ничего, что не выглядело бы насмешкой или угрозой. Ничего, что не разрушило бы то, что он пытался достичь.       Воцарившееся между ними молчание было… неловким.       Хан оглянулся на свою кучу полуразобранных паддов; вздохнул.       …Возможно, время пришло. По крайней мере, это позволит им обоим вздохнуть полной грудью. И лучший…       — МакКой, мне нужно провести диагностику нашего плаща, — Хан встал. — Надеюсь, я могу оставить вас на несколько минут с вашим делом?       МакКой посмотрел на него, нахмурившись.       — …Подожди, ты оставляешь меня здесь? Одного?       — На короткое время. Если вы продолжите работать, я уверен, что моё отсутствие пройдёт быстро.       — Но…       — Но что, МакКой?       Хан подавил лёгкое удивление, когда доктор неловко посмотрел на свои свободные лодыжки; покачал головой.       — …Ничего. Я… хм… думаю, я просто продолжу в том же духе.       — Хорошо. — Хан направился к двери; обернулся на пороге. — Я скоро вернусь. Не уходите.       Пожав плечами, МакКой принялся складывать пару брюк.       — …Не похоже, что мне есть куда идти.       Хан закатил глаза; закрыл дверь.       …Теперь ему оставалось только ждать.       Он завернул за угол пустой стены напротив кладовой; мрачно усмехнулся в расщелину под потолком, скрывавшую творение его рук, прежде чем пройти коридор; проскользнул в пустую комнату.       Хан вытащил из кармана пальто падд; включил его. Как он и предполагал, на экране тут же появилась дверь кладовой.       Было нетрудно создать дистанционно управляемую камеру видеонаблюдения из внутреннего аудио- и видеооборудования паддов. Если весь остаток дня он будет работать по плану, то скоро у него будет достаточно камер, чтобы охватить все комнаты и коридоры корабля.       По сути, инвазивная процедура, но она могла обеспечить безопасность МакКою и ему самому; тем более, что первые члены его семьи должны были вернуться в ближайшие…       …шесть дней.       Хан сел, прислонившись к стене; улыбнулся.       Если всё пойдёт по плану, то четверть его людей освободится через шесть дней. Он гадал, кто это может быть: возможно, Гидеон или Арья, или Четан, или…       …или ни один из них.       Его улыбка исчезла.       …Звёздному флоту потребовалось много времени, чтобы доставить его экипаж на Кседну Восемь. Так долго, что Хан подозревал, что даже под угрозой… восьми… бомб есть шанс, что Федерация полностью отвергла его требование. Что они были готовы пожертвовать сотнями… может быть, тысячами… граждан, чтобы не дать его народу выйти на свободу.       Он не мог допустить, чтобы раса аугментов вымерла в лабораториях Федерации! Только не после всего, что им пришлось пережить! Он уничтожит тысячу городов, если это освободит его народ; поставит эту самодовольную антиутопию на колени за их преступления!       Хан сглотнул горький привкус во рту; прислонился головой к стене; закрыл глаза.       …Будь это кто-то другой, а не его семья, цена была бы слишком высока. Но они были его семьёй; последними беженцами из уничтоженного общества.       И он обещал им дом.       Звук открывшейся двери прервал мысли Хана; его взгляд метнулся к падду.       …МакКой стоял в дверях кладовой.       Хан выдохнул от отчаяния. Он надеялся, что сможет освободить доктора от цепи до того, как прибудет его народ; сможет верить, что этот человек не станет рисковать своим приятным будущим ради очередной тщетной попытки обрести свободу.       — Х… Хан?       Хан молчал. У этого сценария было два исхода, и было жизненно важно, чтобы это был целиком выбор доктора.       МакКой мялся в дверном проёме; коснулся голой кожи на мизинце левой руки.       …Прошло пятнадцать дней с тех пор, как Хан забрал кольцо, и он всё ещё не вернул его доктору. Отсутствие этой крошечной металлической полоски явно огорчало МакКоя… однако не смотря на улучшение их отношений, доктор не провёл ни одного дня без ругательств…       …Доктор сделал шаг в коридор.       …Неужели он действительно совершит эту ошибку?       Доктор осмотрел оба конца коридора, явно розыскивая следы Хана. Его ноги в тапочках шаркали по металлическому полу; желание броситься вглубь корабля было более чем очевидно на языке его тела.       …Но тут МакКой замер. Прислонился головой к дверному косяку; закрыл глаза.       Мгновение тишины; лёгкое покачивание головой… и доктор проскользнул обратно в кладовую, закрыв за собой дверь.       Хан ещё несколько мгновений смотрел в падд; затем улыбнулся.       …Он не мог не почувствовать… облегчение.       Если бы МакКой решил бежать, Хан был бы вынужден перехватить его. Доктору пришлось бы «убедить» Хана, что это была не настоящая попытка побега… и тогда Хан заставил бы МакКоя умолять сохранить жизнь его дочери.       …К счастью, выбор МакКоя сделал это ненужным.       После нескольких минут без происшествий Хан встал; направился обратно в кладовую.       Было очевидно, что ещё слишком рано избавляться от цепи. В этот раз доктор, возможно, подавил желание сбежать, но не было никакой гарантии, что это не повторится.       …Тем не менее, награждение МакКоя за то, что он не ушёл, могло укрепить это поведение; надо было всего лишь выбрать что-то… подходящее.       Кольцо было одним из вариантов… хотя ради последовательности Хан хотел, чтобы этот конкретный предмет был привязан к привычке МакКоя ругаться… Тем более что оказалось, что чем дольше доктор обходился без физического унизительного обращения, тем более… покорным он становился.       …Что бы Хан ни выбрал, это должно было быть существенным. Так, чтобы МакКой не понял, что за ним следили, и поверил, что награда была подарком; результатом вины Хана за то, что он держал МакКоя вдали от его доче…       …Это был вариант, который вполне мог сработать.       Хан услышал музыку из-за двери.       Он никогда не слышал эту песню, хотя она звучала как что-то более близкое к его эпохе, чем к эпохе МакКоя. Ритм был немного повторяющийся, но слова — занятными. Что-то о том, чтобы «повернуть время вспять», к «старым добрым временам», чтобы снова обрести комфорт давно утерянного детства…       Очень сентиментально… даже удручающе.       Хан открыл дверь; заметил, что его пленник сидит… именно там, где он его и оставил; в окружении рассортированных стопок одежды.       …Желание доктора скрыть свою хитрость значительно повысило его продуктивность. Возможно, это то, на что стоит обращать внимание в будущем.       МакКой посмотрел на него; нервно улыбнулся ему.       — Плащ в порядке?       Хан кивнул.       — Всё прекрасно функционирует. Были какие-нибудь проблемы, пока меня не было?       Доктор указал на груды вокруг себя.       — По-прежнему сортирую вещи. Ничего особенно интересного.       …МакКой понятия не имел, как ему повезло, что Хан больше не следовал своим старым правилам относительно лжи.       Хан улыбнулся.       — Хорошо.       — Я… хм… Я надеюсь, с выбором музыки всё в порядке… Я подумал, что так работа пойдёт быстрее.       — У меня нет возражений, — ответил Хан. — Хотя я думал, что вы могли бы выбрать что-то более… жизнерадостное.       МакКой вздохнул; сделать музыку тише, но не выключил.       — У меня… хм… у меня нет сил для чего-то… жизнерадостного, поэтому я решил просто… погрузиться в своё настроение на несколько минут… и посмотреть, поможет ли это вообще.       — Думаю, я могу это понять, — Хан задумался на мгновение; принял очевидное решение. — Если вы хотите, можете оставить плеер себе. Возможно, позже у вас появятся… силы для чего-то более радостного.       Как Хан и предполагал, улыбка МакКоя стала более искренней.       — Очень… любезно с твоей стороны. Спасибо.       …Это было хорошее начало… но, определённо, недостаточное.       Хан молча подошёл к МакКою; присел; заметил, как дрогнуло выражение лица доктора.       — …МакКой… я думал о нашем разговоре.       — …Да? О какой части?       — О той, которая касается вашей дочери, Джоанны. — Страх исказил лицо МакКоя, и Хан быстро добавил: — Не той, где она вступает в колонию — этот вопрос уже решён. Она не присоединится к нам.       — …Тогда о чём мы сейчас говорим?       Хан положил руку на плечо МакКоя; ободряюще сжал его.       — Когда все мои люди будут возвращены, я отправлю последнее сообщение Звёздному флоту… Если вы продолжите вести себя так же хорошо, как и за прошедшую неделю… я позволю вам сказать несколько слов вашей дочери.       Глаза МакКоя внезапно напомнили щенячьи.       — …Что?       — Ничего под давлением, — пояснил Хан; убрал руку. — Вы сможете попрощаться с ней; развеять её страхи за вашу и её безопасности; может быть, дадите ваш последний отцовский совет. Что вы на это скажите?       МакКой отрыл рот; закрыл. Моргнул; в его глазах появился водянистый блеск…       И тогда МакКой бросился на него.       Улучшенные рефлексы Хана сработали автоматически.       МакКой удивлённо вскрикнул, когда Хан отскочил в сторону; вывернул его руку и толкнул лицом в пол.       — Ай! Проклятье! Хан, какого чёрта?!       МакКой извивался в его хватке; Хан ещё сильнее вывернул ему руку.       МакКой закричал.       — Стой! Ради всего святого, стой! Ты мне руку…       — Тогда перестаньте бороться!       В одно мгновение сопротивление доктора исчезло; сменилось дрожью и прерывистым дыханием.       Хан ослабил хватку; позволил руке МакКоя принять менее мучительный угол, но продолжал прижимать доктора к полу.       — О чём вы думали? — рассвирепел Хан. — Мне казалось, мы оставили в прошлом эту глупость!       — Что… О чём ты говоришь? Я просто хотел…       — Снова усыпить меня? Снова попытаться сбежать?       — Нет! Что… — МакКой замолчал. — О… о боже, ты подумал… Нет-нет-нет, Хан, клянусь, я не пытался…       — Вы напали на меня! Вы явно пытались вколоть мне…       — Проклятье, Хан! Оглянись вокруг! Нет ни одного гипо! Сейчас ты практически раздеваешь меня, когда мы выходим из медотсека; ты знаешь, что я ничего не могу сюда принести! Что я, чёрт возьми, должен был вколоть тебе?       Хан засомневался.       …Где был гипо?       В руках МакКоя ничего не было; на полу — тоже…       …Его обыск доктора — и до того, как он снимал цепь с МакКоя, и после того, как они заканчивали их работу каждый день, — был гораздо более тщательным, чем до первой попытки побега. Тайком вынести гипо из медотсека было почти невозможно.       …МакКой не мог предпринять попытку вколоть ему что-либо. У него просто не было для этого оборудования.       — Тогда что, доктор? Какая допустимая причина была у вас, чтобы броситься на меня?       Мгновение напряжённого молчания, и его пленник издал тихий… почти маниакальный… смешок.       — Ты… ты не поверишь мне.       …Глупый ответ.       Хан угрожающе сжал руку МакКоя.       — Попробуйте.       Доктор поморщился.       — Ладно, хорошо! Я… я пытался… обнять тебя.       …Что?       — …Обнять, — повторил Хан. — Вы утверждаете, что бросились на меня, чтобы обнять?       Смех МакКоя был близок к истерике.       — По большей части… да. Обнять. Боже, мне сейчас руку оторвут из-за этих проклятых объятий!       Хан вытаращил глаза.       Как МакКой мог думать, что он в это поверит?       …Как его пленник мог придумать такую нелепую ложь?       — Я не собираюсь отрывать вам руку, доктор. — По крайней мере, если это было правдой. — А теперь скажите, что именно заставило вас… обнять меня?       МакКой сделал ещё один судорожный вдох; выдох.       — Ты… ты только что сказал мне, что позволишь попрощаться с дочерью. Я был счастлив, очень счастлив. Иногда люди лезут обниматься, когда они очень счастливы… даже если это самый глупый шаг, который они могли когда-либо сделать.       …Ой.       В этом… был смысл. Гораздо больше смысла, чем…       В начале своего плена МакКой видел, что Хан убил офицера голыми руками; впоследствии сам много раз становился объектом его гнева. Доктор знал, что лучше не нападать на него; особенно без оружия.       …Идиот действительно хотел обнять его.       Хан отпустил руку МакКоя; отодвинулся от него.       — …Всё в порядке, МакКой. Я верю вам.       Медленно, неуверенно доктор перевернулся; сел.       Хан подавил желание поморщиться. У МакКоя шла кровь из носа; возможно, он был сломан. На левой стороне лица виднелись царапины; на скуле расползался синяк.       …Но Хан был уверен, что это не самое страшное.       — …Как ваша рука?       МакКой обнял травмированную конечность; посмотрел с болью в глазах.       — …Чертовски болит. Не думаю, что она сломана… но определённо есть повреждения мягких тканей. Если… если ты не против… я бы хотел вернуться в медотсек и проверить её до того, как она опухнет.       — …Конечно. Сейчас…       Медленно, осторожно Хан помог МакКою подняться на ноги. Тот всё ещё немного дрожал: понятный побочный эффект от боли… а также от адреналина, бурлившего в его организме.       …На этот раз Хан не смог подавить чувство вины.       Пятьдесят пять дней. Пятьдесят пять дней он провёл в компании своего пленника, изучая его жизнь, то, как тот реагирует на жестокость и доброту… и до сих пор неправильно понимал его намерения.       — …МакКой, вы должны быть более осторожны. Плевать, какая мотивация у вас в голове, — не бросайтесь на меня. Никогда.       Доктор уставился в пол; слабо кивнул.       — Я понимаю. Это было глупо. Я…       — Это было верхом глупости, — Хан осторожно взял МакКоя за подбородок; заставил его смотреть на себя. — Я мог убить вас. И всю оставшуюся жизнь думал бы, что это было оправдано. Я знаю, у вас хороший инстинкт самосохранения. В следующий раз, когда вы захотите обнять меня без предупреждения, используйте его и сдержитесь.       — Верно, — прошептал МакКой. — Клянусь, это больше не повторится.       — Лучше, чтобы так и было.       Хан отпустил подбородок МакКоя; мягко повёл его к двери.       — …Идёмте, МакКой. Давайте вылечим ваше плечо.