Безопасность

      Осталось две минуты.       Леонард лежал на боку на своей биокровати, уставившись на часы в падде. Свет, исходящий от него, придавал тёмной комнате слабый голубой оттенок.       Он подавил зевок. Леонард знал, что ему нужно спать — Хан разбудит его слишком рано для работы… бог знает, что… для убийцы не имело значения, как поздно Леонард ложился.       Он действительно не знал, на что надеется. Не похоже, что время собирается остановиться или что-то в этом роде. Не похоже…       Если он будет как ходячий мертвец на следующий день, Хан захочет знать, почему… и в этом был главный вопрос — насколько вежливо парень будет спрашивать.       Но Леонард не мог уснуть. Не сейчас. Он нуждался в этом моменте: в этот раз он был сам по себе и мог с уверенностью поспорить, что Хан не ворвётся, чтобы угрожать ему или бить его, или… болтать.       …Осталась всего минута.       Хан продолжал рассказывать ему истории о Нитике. Истории об аугменте, настолько добром и сострадательном, что было почти невозможно поверить, что она могла дружить с парнем, который его похитил. То, как Хан говорил о ней… это напоминало Леонарду о его младшей сестре…       И это пугало его больше, чем что-либо другое за последний месяц.       Была ли хоть одна из этих историй правдой?       …Значили ли они, что Хан был одинок? Или это была попытка примирения после всего этого ада?       …Или просто Леонард был пленённой аудиторией, перед которой социопат мог излить своё горе, не заботясь о том, что оно с этой аудиторией сделает?       …Вероятнее всего, последнее…       Леонард моргнул, и часы показали 2261.129 00:00.       …Полночь.       Девятое мая.       Он почувствовал комок в горле. Глубоко вздохнул; постарался сдержать слёзы, навернувшиеся на глаза.       …Вот и всё.       Джоанне официально исполнилось двенадцать.       — С Днём рождения, Джо… — прошептал Леонард и выключил падд.       Рыдания сотрясали его в темноте. Он пытался остановить их; пытался оставаться сильным. Боже, он должен оставаться сильным…       …Но Джоанне было двенадцать.       Его дочери было двенадцать… и он никогда больше не увидит её.       Слёзы потекли по щекам.       Если Хан не сможет или не захочет вылечить его, ксенополицитемия убьёт Леонарда до того, как Джоанне исполнится тринадцать. А если Хан его вылечит, то он, скорее всего, проведёт десятилетия у него в плену.       В любом случае Леонард никогда не увидит, как Джоанна растёт. Он никогда больше не увидит её улыбку или не услышит её смех, или…       Проклятая цепь на лодыжке звякнула, когда Леонард свернулся калачиком.       Он не знал, сколько ещё сможет делать это. Прошёл всего месяц, но он с трудом мог вспомнить, каково это — чувствовать себя в безопасности; чувствовать, что он не подвергает своих друзей и семью постоянной опасности.       Сколько ещё он сможет ходить по тонкому льду, чтобы Хан не причинил вреда всем, кого Леонард любит? Сколько у него времени до того, как парень начнёт взрывать случайных людей на Земле или решит, что лучше убить Леонарда и похитить нового врача?       Какой небольшой выбор был у него во всём этом, и это заставляло его чувствовать себя больным и измученным, и злым, и…       — Давай, Леонард… — пробормотал он. — Ну же… Возьми себя в руки…       Не обращая внимания на протесты левого бока, он заставил себя сесть; потёр глаза рукавом.       Шмыгнул носом; глубоко вздохнул.       Он не мог так думать. Он должен был бороться с безнадёжностью, которая продолжала просачиваться в его разум.       …И у него был только один реальный вариант.       Леонард снова включил падд. Насколько он знал, Хан не заглядывал в него после его падения… и несколько дней назад Хан назвал его «желание задокументировать» собственное похищение «причудливым, но скучным».       Не совсем то, как назвал бы это Леонард… но незаинтересованность Хана дала ему хрупкую конфиденциальность. Место, где он мог выпустить пар…       Он открыл новый текстовый файл и включил диктовку. Это было главное правило: новый день — новый файл; говорить с самим собой, вместо того, чтобы держать всё в голове.       — Доктор Леонард Горацио МакКой. — Леонард сглотнул; откашлялся. — Главный медицинский сотрудник звездолёта USS «Энтерпрайз». Запись номер… двадцать два. Звёздная дата 2261.129.       Боже, это фраза устарела…       — Сегодня девятое мая… Я в плену у Хана уже тридцать один день… Вчерашний день прошёл не так уж плохо: могу официально заявить, что прошло… тридцать шесть часов с тех пор, как он последний раз избил меня… Так что…       Леонард вздохнул; закрыл глаза.       Какого чёрта он делает? Это день рождения Джоанны! Он не хотел делать отчёт о травмах и самопсихоанализе! Он просто хотел…       Леонард закрыл текстовый файл; порылся в падде. Он знал, что в нём была камера. Он сделал пару фотографий своих травм в прошлом… на случай, если Хана схватят и снова предадут суду… а его не будет рядом, чтобы дать показания. Ему казалось, что он где-то видел аудиозапись…       Вот она.       Если он не назовёт её имя; если он будет говорить просто и коротко и не покажется странным; если Хан вдруг решит, что хочет прочитать его записи в журнале… всё будет в порядке…       Он нажал «запись»; замигал красный огонёк; по экрану пробежала волна. Он записывал секунд двадцать постукивания по руке и другие бессмысленные звуки, прежде чем начать.       — Хм… — Волна поплыла вверх и вниз в такт его голосу. — Эй… горошинка… я просто хотел, чтобы ты знала… я не забыл. И я хотел быть там… больше всего на свете.       Леонард нахмурился.       Этого было недостаточно. Если Джоанна когда-нибудь услышит это, как это может быть всем, что он оставил ей?       В голову пришла старая колыбельная; он начал петь:

Ты моё солнце, Мой светлый лучик… Ты даришь счастье Мне каждый день… И ты не знаешь, Люблю как сильно… Так что прошу, Свети ярко мне…

      Леонард прикусил язык; заставил себя замолчать после первого куплета; чтобы снова не заплакать…       Он остановил запись; уставился на неё.       …Возможно, он сказал слишком много… но он не мог стереть это и повторить попытку.       Леонард выключил падд; бережно положил его на пол возле биокровати; снова лёг.       Ему нужно хотя бы попытаться заснуть. Хотелось, чтобы Хан был в хорошем настроении… особенно в течение следующих двадцати четырёх часов…       Леонард не позволит убить себя в день рождения Джоанны.