Дыши

Полутьма коридора виднелась из-за щели едва приоткрытой двери. В палате было гораздо теплее и уютнее, чем там. Козуб поправил подушки и одеяло, готовясь ложиться спать сразу после приёма таблеток. Кровать немного скрипела, неудобный матрас заставлял парня постоянно ворочаться в поисках удобной позы. Он удивлялся, каким образом у него до сих пор не начала болеть спина. Скрип двери заставил его подняться в положение сидя. В палату зашёл Константин Николаевич, Артём сразу заметил, что у него в руке блестит шприц. — Стоп, стоп, стоп! — машинально забивается в дальний угол кровати. — Мы так не договаривались, вы сказали, что принесёте антибиотики, — сглатывает при виде серебристой иголки, представляя, как она проникает под кожу руки и вводит лекарство мимо вены, от чего рука снова опухает и жутко болит. — Ну да, — Бочаров стоит прямо напротив пациента, — ты что, не знал, что антибиотики есть не только в форме таблеток, но и в виде инъекций? — В-вы не предупреждали, — испуганно произносит Артём, чувствуя, как синяки начинают внезапно болеть и напоминать о горьком опыте с сегодняшней капельницей. Костя делает шаг ближе и садится на кровать. — Пожалуйста, не надо. Это будет больно! — парень пытается отмахнуться от шприца и отворачивает голову. — Артём, — вздыхает врач, опуская руки. — Ты уже большой мальчик и не должен бояться уколов, — очень редко во взрослой больнице он видел такие сцены, когда пациенты так реагируют на инъекции. Костя рассчитывал на то, что в двадцать один год парень не будет шарахаться от иголок. — Давай, в этом нет ничего страшного. Обещаю, что больно почти не будет. — Ладно, — глубоко вздыхает брюнет и затем сильно закашливается. — Всё, — тяжело дышит, издавая едва слышные хрипы. — Колите, — протягивает руку и отворачивается от врача, зажмурив глаза. Костя непонимающе смотрит на него, затем начинает ржать. Он просто не был готов к такой глупости. — Бля, — прикрывает рот тыльной стороной ладони, одетой в перчатку, чтоб унять смех. — Руку убери, дурачок, — Артём открывает глаза и смотрит на врача, широко распахнув веки от недоумения. — Эти уколы вводится внутримышечно, — объясняет Бочаров, — а точнее, в задницу, поэтому снимай штанишки и трусишки тоже, — встаёт с койки, еле сдерживая улыбку от наивности парня. — Об этом вы тоже не предупреждали! — возмущается пациент, испытывая очень сильный моральный дискомфорт от того, что ему предстоит сделать. — Тихо, — говорит Константин Николаевич, усмиряя Артема взглядом. — Чем быстрее ты успокоишься, тем быстрее я сделаю укол, — вертит шприц между пальцами, смотря на парня сверху вниз. Козуб пытался успокоить себя мыслью, что это, возможно, будет не так больно, как он представляет. — Х-хорошо, — негромко соглашается, понимая, что этого ему никак не избежать. — Только не смотрите, — кладет руку на резинку шорт, стесняясь её оттянуть. — А как мне не смотреть-то? — снова смеется с глупости пациента. — Так, Артём, не беси меня, просто ляг на живот, и я всё сделаю, — говорит, пристально смотря парню в глаза, давая понять, что он не будет с ним сюсюкаться. Брюнет безысходно вздохнул, чуть не закашлявшись, и перевернулся лицом на подушку. Медленно опускает руки на шорты сзади, намереваясь их снять, но Костя, уже уставший ждать, решает сделать это быстрее. Он резко хватается за край шорт вместе с нижним бельём и стягивает их вниз, обнажая напряжённые ягодицы. Козуб сильнее прячет лицо в подушку и сжимает в руках ткань простыни. — Не напрягайся, — произносит врач, касаясь кожи проспиртованной ватой. Артём понимает, что пути назад нет, и, собрав всю свою смелость, решается расслабиться, пытаясь не думать о том, что Константин Николаевич сейчас пялится на его попу. — ААА! — ощущает, как глубоко и остро вошла иголка, — НЕ БОЛЬНО, БЛЯТЬ, ГОВОРИТЕ?! — возмущённо орёт и пытается поднять голову, чтобы со всей злостью глянуть в глаза Бочарову. — АКХХ… — чувствует, как по игле в него перетекает лекарство и снова вжимается в подушку, кусая наволочку. — Спокойно, осталось чу-уть-чуть, — негромко протягивает врач. Артём мычит и хнычет, желая поскорее избавиться от невыносимого укола. Костя до конца вводит жидкость препарата, нажимая большим пальцем на белую ручку шприца. — Готово, — объявляет Бочаров, вытаскивая иглу и накрывая место прокола смоченной ватой. — Ну чего ты? — замечает, что пациент лежит неподвижно и ничего ему не отвечает. — Артё-ё-ём, — осторожно кладёт руку на его ягодицу. Ноль внимания. — Артём! — неожиданно шлёпает его, и по помещению разносится звук соприкосновения резиновой перчатки с кожей. — ДА ВЫ ЁБНУТЫЙ! — парень мгновенно вскакивает, переворачивается на спину и накрывается одеялом. — Во-первых, вы соврали, что будет не больно, — Козуб пытается выглядеть серьезным, но врач от его вида никак не меняется в лице и спокойно снимает перчатки одну за другой. — Во-вторых, вы меня ударили! — Не кричи, — не спеша говорит Костя. — А то завтра принесу иглу побольше. — В смысле?! То есть укол будет не один раз? — вскакивает Артем. — Да, и не делай такое лицо. Ты сюда лечиться пришёл, а не возмущаться, — врач легонько щелкнул его по носу, заставляя лечь обратно. — Вы меня опять бьёте, — наигранно хныкнул пациент, смотря со спины на то, как Бочаров надевает халат обратно. — Бьёт, как говорится, значит любит, так что не жалуйся, Козуб, — врач кладет руки в карманы и не спеша пересекает палату. — Спокойной ночи, — улыбается, выходя за дверь. — А, погоди, чуть не забыл, — делает шаг назад, и Артём внимательно его слушает, ожидая чего-то важного. — В шесть утра готовься снова лежать с голой жопой. — Ну Константин Николаевич! — восклицает парень, не желая вновь страдать от уколов. — Спи, — коротко отвечает доктор, выключая свет, и уходит в коридор, закрыв за собой дверь в палату. — Спи-и, моя радость усни-и, в больни-ице пога-асли огни, — напевает себе под нос, проходясь по этажу. Его голос отдаётся эхом, и Костя воображает, что он находится на большой сцене, а не в больничном коридоре. С детства ему нравилось петь, он даже закончил музыкальную школу, но продолжать заниматься этим в профессиональном плане ему не позволили родители. Они всегда были уверены, что творчество — это не работа. Бочаров сильно негодовал по этому поводу, закатывал скандалы, но все равно в итоге пошёл учиться туда, куда ему сказали мама и папа. Медицинская академия была не худшим вариантом. Костя хорошо разбирался в химии и биологии, но это не доставляло ему того же удовольствия, что и музыка. За шесть лет учебы ему удалось научиться совмещать пение с медициной. Вечерами, выполняя домашние задания, он нередко сочинял песни из новых терминов, придумывал распевки из названий препаратов — в общем, развлекался, как только мог. Работая в больнице, на хобби Костя оставлял всё меньше времени, но, как только выдавалась свободная минутка, он, так же, как сейчас, ходил по коридорам с хорошей акустикой и напевал, что ему захочется. Пациентам обычно нравилось это. Не часто ложишься в больницу и слушаешь колыбельные. Артём был не исключением. Парень лежал, обнимая мягкую игрушку, без которой никогда не мог уснуть, и вслушивался в то, что поёт Константин Николаевич. Он был малость обижен на врача за болезненную инъекцию, но этот мини-концерт сглаживал неприязнь и пробуждал в парне еще большую заинтересованность. Обычно доктора ведут себя закрыто, постоянно ворчат, и пребывают в равнодушно-негативном настроении от работы, за которую не особо много платят. Так думал Козуб, но Бочаров разрушал все сложившиеся у него стереотипы. Врач действительно любил свою работу, и это было видно. Он всегда был расслаблен и уверен в своих силах, знаниях и умениях. Артём не замечал, как начинает думать о нём чаще, чем о своей болезни. Приятный голос, доносящийся из коридора всё тише, успокаивал и вселял надежду на то, что все будет хорошо. Брюнет не заметил, как уснул, повернувшись набок лицом к стеночке. Константин Николаевич допоздна сидел в своём кабинете, заполняя бумаги. Сегодня было очень много выписок, и каждую из них нужно было до конца оформить. Помимо обычных документов предстояло заполнить еще столько же электронных. Врач сидел, смотря в экран компьютера, и набирал что-то на клавиатуре. На столе стояла наполовину выпитая кружка кофе. Жалюзи колыхались от холодного ночного ветра, проникающего в кабинет через открытое окно. Костя специально не закрывал его, так как боялся уснуть. Ледяной воздух просто не позволял ему сомкнуть глаза, держа в постоянном напряжении. Он не боялся простудиться, так как ставил своевременность выполнения работы выше собственного здоровья. Конечно, было бы рациональнее справиться с документами гораздо раньше, например, в то время, когда они с Артемом играли в карты. Но врач полностью отдавал себе отчет в том, что «это было нужно для поддержания эмоционального настроя пациента», и ни капли не жалел, что забрал у себя лишнее время. Вспомнив про Козуба, Константин Николаевич резко захотел заглянуть к нему в палату. «Но зачем, если в два часа ночи он точно спит?» — говорила одна сторона мыслей доктора. «А почему бы не посмотреть, как он спит? Это же, должно быть, очень мило, » — говорила другая. Бочаров не мог нормально работать, думая об этом. Его воображение сразу начинало представлять расслабленные черты лица Артёма, его закрытые глазки и тихое хриплое дыхание, слышное из едва приоткрытых розоватых пухлых губ. — Ух, как же это неправильно, — выругался на себя врач и встал со стула. Он отлично понимал, что нельзя уделять Артему настолько повышенное внимание, но ничего не мог с собой поделать. У него никогда не было такого влечения к людям, Костя просто не знал, как себя контролировать и как реагировать на подсознательные желания. Мысленно послав на три буквы все незаконченные документы, Бочаров вышел из своего кабинета и направился к палате пациента. «Я просто посмотрю, » — говорил он себе, исключая мысли о чём-то большем. Как только он переступил в нужное крыло коридора, то услышал громкий и отчётливый кашель. Врач сразу же ощутил беспокойство и быстро прошел дальше. Хрипы не останавливались, и казалось, что кто-то сейчас просто выкашляет свои лёгкие. Костя сразу же пробежался взглядом, и сначала не нашёл пациента в коридоре, но затем он опустил глаза на пол и обнаружил Артёма лежащим там. — Кх… Констант… Кха-х, кх, Никол… Акх-кха… А… — он держался за горло и буквально задыхался от нескончаемого кашля. — Так, — Костя чувствовал, жуткое волнение, которое недопустимо для железных нервов врача, и пытался с ним совладать. — Артём, убери руки от шеи, — опускается рядом, больно ударившись коленями об пол, и хватает парня за запястья. Тянет на себя, заставляя подняться в позу сидя и опереться спиной на стену. — Всё хорошо, — кладет руку на часто вздымающуюся грудь пациента, слыша, как прекращается приступ сухого кашля, оставляя после себя тяжёлое учащённое дыхание. — Открой глаза, идиот! — повышает голос, сильнее сжимая его запястье в другой руке. — Ты зачем меня так пугаешь? — берёт его лицо в свои ладони и приближается, смотря в тёмные измученные зрачки. — Я как раз шёл вас искать… — произносит, делая вдох, отклоняя голову назад и непроизвольно закрывая глаза вновь. — Дыши, — трясет его за плечи и заставляет вновь посмотреть на себя. — Только дыши, — спокойно говорит, понимая, что у него самого сейчас сердце выпрыгнет из груди. — Мне стало плохо, — медленно говорит парень, осторожно вдыхая через нос и выдыхая ртом, — Я вышел, чтобы сказать вам, но, — осматривает место, где лежит. — Внезапно начал задыхаться и упал прямо здесь. — Встать сможешь? — Через пару минут, — отвечает, продолжая восстанавливать дыхание. — Ох, — облегчённо произносит Бочаров, тоже опираясь спиной на стену рядом. — Теперь придётся спать под твоей палатой, раз у тебя такие приступы по ночам. — Простите, — виновато произносит парень, — Я не хотел, чтоб вы из-за меня жертвовали сном, — мягко кладёт голову на плечо врачу. — Можно мне так посидеть? А то голова кружится. — Конечно, — отводя взгляд, отвечает он, будучи не готовым к такому действию. — И не извиняйся, я все равно не спал, а сидел за компом, — осторожно проводит рукой по волосам парня, заправляя выпавшие пряди ему за ухо. — А что вы на нём делали? — спрашивает, оседая на его плече. — Как «что»? Конечно, смотрел порно, — с серьезным видом сообщает Константин Николаевич. Парень сразу же напрягается, распахивая глаза шире. — Да работал я, Артём, не тупи, — смеётся врач. — Вся порнография — это ебля мозга с заполнением тупых однообразных документов, — продолжает поглаживать его по волосам, чувствуя, как ослабшие руки обнимают его за халат, сжимая белую ткань.