Дыши

Парень очень обрадовался тому, что его сегодня больше не будут мучать, поэтому сразу же умиротворённо задремал. Он плохо спал всю неделю в больнице, точнее, вообще не спал, потому что часто его будили, чтобы выпить лекарства, либо он просыпался сам от кашля и боли в груди. Но сейчас ему действительно удалось вдоволь получить удовольствие от сна. Артём лежал под теплым одеялом и прижимался к подушке, пряча в ней половину лица. — Мм, — довольно мычал он сквозь сон. Видимо, ему снилось что-то приятное. Врач каждый час заглядывал в палату, чтобы знать, все ли в порядке с Козубом. На улице потихоньку темнело, и падала температура. В коридоре этажа стояла полная тишина, нарушаемая иногда шагами Бочарова. Он от скуки прогуливался по пустыми палатам, где буквально утром было полно пациентов. Самочувствие и течение болезни у многих было более, чем положительное, поэтому Константин Николаевич охотно отпускал их на выходные домой и с понедельника переводил на дневной стационар. В этот раз отделение вечером пятницы совсем опустело. То ли люди синхронно начали выздоравливать, то ли методы лечения стали более действенными. Бочаров решил пересчитать, сколько больных осталось в стационаре на выходные, и, к своему удивлению, понял, что Артём теперь совсем один. Это одновременно радовало минимумом работы и настораживало перспективой слишком сильно расслабиться. Костя просто запрещал себе отдыхать, так как, теряя концентрацию, он очень долго потом настраивался на работу. Медсёстры же наоборот только и кайфовали от факта, что ничего делать не надо. Прямо сейчас они сидели и пили чай на стационарной кухне. Женщины общались, сплетничали, беззаботно смеялись, как вдруг к ним зашёл заведующий отделением, Константин Николаевич. Они сразу же немного приглушили голоса и настороженно на него посмотрели. — Да не бойтесь, я ведь не бить вас пришёл, — смеётся, замечая, как медсёстры напряглись. — Пам-пам-пам, — напевает себе под нос какую-то сочиненную на ходу мелодию и обходит вокруг стол, за которым сидят женщины. Они перестают пить чай, понимая, что если Бочаров весёлый, то он будет кому-то давать пизды. — Я пришёл вас отчитывать, — закрывает на всякий случай дверь на кухню и становится прямо перед столом. — Поднимите руку, — замедляет голос, — кто сегодня ставил капельницу Артёму Козубу? — скрещивает свои руки на груди и заинтересованно окидывает взглядом всех присутствующих. — Неужели никто? Вау, игла сама вылезла из процедурного кабинета и воткнулась в руку пациента! Вот это у нас технологии, а я и не знал, — повышает голос, откровенно иронизируя. — Я ставила, — вздыхает женщина с каштановыми волосами. — Понимаете, у меня сегодня первый рабочий день в этой больниц… — Моя хорошая, — врач перебивает её, говоря тихо, но внушая страх, — мне откровенно плевать первый вы здесь день или сто первый. Молитесь, чтобы не последний. Ваша задача — лечить людей, а не убивать, — подходит к ней со спины. — Если пациент говорит, что ему больно, — немного наклоняется к её уху, — то это значит, что ему БОЛЬНО! — отходит на шаг назад и снова переходит на место впереди стола. — Нельзя оставлять всё на самотёк и ждать, что же получится. Спасибо, что у него вся рука не посинела в конце концов! — стукает кулаком по столешнице и выдерживает небольшую паузу. — Чтоб больше такого не было, — понижает голос и смотрит ей в глаза. — Да… Я поняла, в следующий раз… — Ему вы больше не будете ничего ставить. Ждите новых жертв, — отвечает ей, а затем добавляет. — И если ситуация повторится, то вы вылетите от сюда так же быстро, как я после вас вынимал капельницу. — А как же лечение этого пациента?.. — Сам займусь, — равнодушно говорит ей и выходит закрывая дверь. Пару секунд стоит в коридоре, наслаждаясь звуками мертвой тишины на кухне. Ему безумно нравилось, когда люди начинают понимать, что все их косяки дойдут до начальства. Дисциплина стояла у него превыше всего. Опустив руки в карманы белого халата, он пошел проверять, не проснулся ли Артём. Врач испытывал к нему достаточно сильный интерес. Не часто в отделение в последние месяцы поступали люди с настолько тяжёлой пневмонией. Сначала Бочаров просто боялся сделать что-то неправильно, но потом понял, что его лечение проходит успешно и стал попроще относиться к пациенту. Парень попался очень забавный. Поначалу шарахался от врачей и ни с кем не общался. Косте так нравилось наблюдать, как Артём начинает медленно приспосабливаться к условиям больницы. Он старался больше с ним разговаривать, шутить, так как Козуб очень сильно переживал из-за своей болезни, и его надо было как-то отвлекать, чтобы к пневмонии не добавился еще и нервный срыв. Сегодня Бочаров стал почти героем в его глазах, когда вытаскивал у него иглу из вены. Врачу не очень хотелось это признавать, но он отстранил медсестру от лечения не столько из-за капельницы, сколько из-за того, что ему просто нравилось проводить время с пациентом. Про себя он оправдывал это тем, что «парень один остался, не бросать же его разговаривать со стенами, надо обеспечить ему непринужденную атмосферу, общение, я же заведующий отделением, мне необходимо думать в первую очередь о комфорте больного!» Но на самом деле он удовлетворял и свои личные подсознательные интересны, хотя, возможно, и сам пока об этом не догадывался. — О, ты проснулся, — видит силуэт парня, сидящего на кровати и смотрящего в тёмное окно, незавешанное шторами. — Давай, я свет в палате включу? А то ничего не видно. — Угу, — негромко соглашается сонным голосом и зажмуривает глаза. Бочаров включает лампы. — Как самочувствие? — спрашивает, привыкая к освещению и подходит ближе. Парень отсаживается на другой угол кровати, освобождая место, чтобы врач сел рядом. — Ну в целом я чувствую себя хорошо, — отвечает Артём, смотря на Константина Николаевича. — Отлично, меряй температуру, — достает из кармана градусник и протягивает его пациенту. Парень едва вздрагивает, дотрагиваясь до холодного железного наконечника, и сует прибор себе подмышку слева. — А вторую руку давай мне, — произносит врач, и Артём, доверительно смотря на него, протягивает правую. — Ох, — вздыхает Бочаров, рассматривая синяки с фиолетовыми отсветами. — Как можно было изуродовать такую красивую руку? — задает риторический вопрос, обводя пальцами каждую отметину. Артём следил за его действиями и ничего не имел против, он считал, что врач действительно знает, что делает, и он хороший специалист. — Вот как можно было не попасть в вену? — произносит Костя, проводя большим пальцем по чуть выступающей рельефной «ленточке» под кожей. — Тоже не понимаю, — пожимает плечами парень, чуть не уронив градусник, — я когда режу вены всегда попадаю с первого раза. — Что? — Что? Костя серьезным взглядом пробегается по руке в поисках порезов, но ничего не находит. Он поднимает непонимающий взгляд на лицо пациента и не может понять, о чем тот говорит. — Я просто пошутил, не смотрите на меня так, — Артём действительно не знал, что врач так отреагирует на то, что он не всерьёз сказал. — Ну у тебя и шутки, — говорит Бочаров, который уже перебрал в голове всевозможные варианты того, как парень накладывает на себя руки. — Знаете, — пациента позабавило такое волнение доктора, и он стал говорить смелее — шутить про суицид лучше, чем про дрочку. — Я бы поспорил, — возражает врач. — Ведь самоубийство — это, прежде всего, страдание, а мастурбация — наслаждение, — последнее слово произносит полушепотом. — Ну… — задумывается Козуб, немного краснея. — Может, и так, — немного закашливается и видит, как Константин Николаевич достает из кармана тюбик с мазью и выдавливает немного на пострадавшую руку. — А! — тихо вскрикивает от холода. — Не больно? — спрашивает врач, начиная не спеша растирать поверхность предплечья. — Нормально, — кивает Артём, смотря за пальцами Бочарова. У него были достаточно сильные руки, но он всячески старался касаться пациента, как можно мягче, будто бы боясь сломать. Ногти были ровно и аккуратно подстрижены, на фалангах не блестело ни одного кольца. Ничего лишнего не сковывало кисти, они были для врача таким же инструментом, за которым нужно ухаживать и держать в чистоте и порядке. — У тебя очень плохая регенерация клеток в организме, — произносит Костя. — Так что, если надумаешь резать вены без шуток, будь готов, что они могут не зажить. — Да не собираюсь я делать этого, — отвечает Артём. — Не переживайте, — ему было неловко от того, что доктор теперь считает его самоубийцей из-за неудачной шутки. Парень немного поджал губы и незаметно облизал их, чтобы убрать сухость. Тем временем Бочаров закончил обрабатывать его руку и достал у него градусник. — Тридцать семь, — произносит он, укладывая прибор обратно в карман. — Ну, по сравнению с тем, какая температура была раньше, то это нехилый прогресс, — напоминает, что почти всю неделю у Козуба было не ниже 39 градусов. — Я чувствую, что уже иду на поправку, — воодушевленно сообщает парень, поправляя свои пижамные шорты, смявшиеся от сидения на одном месте. — Ты не радуйся особо, все равно до выписки еще далеко, — смеется Константин Николаевич, вставая и снимая халат. Небрежно вешает его на стул, одиноко стоящий около окна в палате. Артём замечает, что врач остаётся в черной футболке с треугольным вырезом, и про себя отмечает, что ему так очень идёт. Светлая, абсолютно незагорелая кожа выглядела просто идеальной, будто бы рукав халата всё это время защищал её от внешнего мира, не давая ни пылинке упасть на неё. Темная ткань футболки перекликалась с цветом волос и контрастировала со светлой шеей и руками. Синие глаза заметили пристальный взгляд пациента и сразу же посмотрели на него в ответ. — А вам что, можно снимать халат? — удивился Артём, любопытно рассматривая Бочарова с ног до головы. — Ну да, нам вообще всё можно снимать, — шутливо произносит врач, начиная расстегивать ремень черных джинсов. — ВЕРЮ, МОЖЕТЕ НЕ ПОКАЗЫВАТЬ! — засуетился пациент, сразу отворачиваясь. Козуб чувствовал, как его щёки заливаются краской от случайных мыслей о том, что он все-таки хотел бы посмотреть на своего врача без одежды. Бочаров в это время приволок к кровати пустую тумбочку в качестве стола и положил на неё карты. Снова усаживается рядом с Артёмом и обращается к нему: — Во что играть будем? — начинает не спеша тасовать их в руках, он делает это так умело, будто работает в казино, а не в больнице. — Я умею только в дурака, — говорит Козуб, поджимая ноги на кровать и устраиваясь в позе лотоса. — Супер, — улыбается врач, перемешивая колоду, и раздает по шесть карт каждому. — В обычного или в подкидного? — задает вопрос, укладывая на стол козырь, Валет черви, а поверх скидывая остальную колоду карт. — В подкидного, — отвечает парень, забирая свои шесть карт. Внимательно смотрит на них и понимает, что у него нет ни одного козыря. — Вы что-то плохо перемешали. — А по-моему все заебись, — говорит Костя, разглядывая красные сердечки на всех своих картах. — Вы всегда материтесь при пациентах? — поднимает бровь Артем. — Так же редко, как играю в карты, — Бочаров тихо усмехается. — А, то есть для меня сегодня двойной эксклюзив из нецензурной лексики и азартных игр? — Тебе не нравится? — Наоборот, — отвечает кареглазый, — это классно, — смотрит на блестящие в свете желтоватых ламп небесные глаза Кости, — но немного странно. — Да ладно, я же могу хоть какое-то время побыть нормальным человеком, а не извергом в белом халате, — кладет на стол одну карту. — Вы и так не изверг, — произносит Артём, забирая карту, так как ему нечем ее бить. — Но карты раздаёте ужасно. — Ничего не знаю, — улыбается и добирает недостающую шестую карту из стопки. Несмотря на самоуверенность и игровые навыки Константина Николаевича, он все-таки проиграл пациенту. Его не спасли даже козыри, попавшиеся в начале игры. Артём сначала не поверил своему успеху. Он очень редко играл в карты и еще реже выигрывал. Парень удивленно смотрел на свои пустые руки и затем переводил взгляд на большой веер карт в ладонях врача. — Что ж, молодец, Козуб, — говорит доктор, — не ожидал, — он никогда не умел проигрывать, а сейчас вообще морально не был готов к такому исходу, и у него всё это было словно на лице написано. — Не расстраивайтесь, Константин Николаевич, — Артём довольно опирается спиной на стену и кладет руки за голову. — Как говорится, не везёт в картах, повезёт в любви. — Давай еще раз! — ему очень уж хотелось победить. Самоутверждение даже в таких маленьких выигрышах было неотъемлемой частью в жизни Бочарова. Он нуждался в постоянном чувстве превосходства, но сейчас он проигрывал в карты пациенту три раза подряд и не понимал, почему так происходит. Козубу же всё это было только в кайф, он чувствовал, как негодует и бесится врач, и с легкостью побеждал его каждый новый раз. — Может, закончим? — с некоторой издёвкой спрашивает кареглазый. — Ни в коем случае, я только начал, — произносит врач, пытаясь сделать вид, что всё идет по плану. Артём решил над ним сжалиться и стал специально подыгрывать, выбрасывая хорошие карты и оставаясь с плохими. Даже так Бочаров умудрился просрать. Козуб смотрел на то, как тёмные волосы Константина Николаевича спадают ему на лоб, и про себя отмечал, что это смотрится безумно красиво. Белый халат одиноко висел на стуле, как сброшенная змеиная кожа. Без него Костя выглядел гораздо проще и красивее. Черная футболка и джинсы облегали его тело, подчеркивая крепкое телосложение. Козуб засмотрелся на едва видные из-под выреза бледные ключицы, и в этот момент Бочаров победно выкинул свою последнюю карту на стол. — ВСЁ, Я ВЫИГРАЛ! О, ДА! — воскликнул он, подрываясь с места и начиная вприпрыжку перемещаться вокруг палаты, — НЕУЖЕЛИ, БОГ ЕСТЬ?! УРА-А, ПОБЕДА! — Артём наблюдал за этим с улыбкой. Его очень умилял вид Константина Николаевича, прыгающего по комнате. Это было странно, непривычно, но забавно. Парень начинал привыкать к тому, что его врач может быть настолько разным, и это ему нравилось. За маской специалиста в белом халате действительно скрывался не чёрствый и равнодушный, а интересный человек, которому хотелось доверять и проводить с ним время. — Рад за вас, — произносит с искренним чувством. — Да по тебе видно, что ты расстроился! — усмехается врач. — Все-таки в карты играть тебе еще учиться и учиться! — Но у нас общий счет 12:1… — Ла-ла-ла, — театрально затыкает уши, — ты что-то сказал? — Артём открывает рот, чтоб повторить. — Жаль, я не услышал, пойду принесу тебе антибиотики, — заботливо улыбается и выходит из палаты. Парень смотрел на закрывающуюся дверь с каким-то тёплым ощущением в груди. И это была не боль в лёгких от пневмонии, а что-то более приятное.