Дыши

— Что ж, у всех состояние стабильное, поэтому на выходные, я могу отпустить вас домой, — произносит врач, вызывая ликование пациентов в палате. — Кроме тебя, — переводит взгляд на Артёма, который уже успел заранее обрадоваться. — Но почему? — недоумевал парень, нахмуривая брови. — Я гораздо лучше себя чувствую и даже не кашляю! — уверенно заявляет, выдерживая взгляд Константина Николаевича. — Глубоко вдохни и медленно выдохни, — спокойно говорит тот, скрещивая руки. — Легко, — произносит Козуб и быстро набирает полные легкие воздуха. В горле слышатся хрипы. Парень не придает им значения, но, как только он решает выдохнуть, то дыхание будто перехватывает, он не может выпустить воздух и чувствует, что начинает задыхаться. Бледные руки хватаются за шею, и тишину в палате нарушает приступ сухого непроизвольного кашля. Лицо парня едва заметно белеет. — Что и требовалось доказать, — вздыхает врач, подходя к нему и убирая его руки от горла. — Пошли на ингаляцию, дебил, — ждёт, пока Артём найдёт силы встать и выйти в коридор. Идёт рядом с ним, положив руки в карманы белого халата, и пристально следит за состоянием парня, чтоб он не грохнулся в обморок. Распахивает дверь процедурного кабинета и открывает зелёно-голубые жалюзи. — Присаживайся на кушетку, — вежливо говорит пациенту, а сам заливает нужную жидкость в распылитель, присоединенный к шлангу ингаляционного аппарата. Поверх распылителя он надевает специальную насадку с маской, закрепляя её до щелчка. — Дыши, Артём, — протягивает ему маску, а сам садится напротив и пишет в его карточке время ингаляции и название препарата. — Домой ты точно на выходные не уйдешь, — произносит, черкая ручкой по бумаге, — а то еще задохнёшься случайно, и всё. А тут я всегда смогу во время что-то сделать. — Вам будет меньше работы, если я задохнусь, так что это неплохой вариант, — бормочет парень, выдыхая пар. — Я сказал «дыши», а не «делись со мной суицидальными мыслями», — говорит, даже не посмотрев в его сторону. — Мне удавалось и не такие болезни лечить, — улыбается. — Но от пневмонии некоторые умирают, — беспокойно произносит Артём, и маска запотевает изнутри. — Умереть можно от всего, если не лечиться, — отвечает врач, успокаивая его. — Ты ингалятор получше прижми к лицу, — смотрит, случайно сталкиваясь с карими глазами парня, которые, казалось, стали спокойнее. — Вот, отлично. А на счет выходных не переживай, скучно не будет. — Но я остаюсь один в палате. — Но не один в больнице! — на энтузиазме сообщает Константин Николаевич. — Я найду, чем тебя занять, не волнуйся, — дописывает последние слова в карточке и ставит подпись. — Например? — скептически говорит Козуб, вдыхая пары, растворённого лекарства. — Например, — передразнивает его врач, вынимая из кармана колоду карт. — Это те карты, которые вы вчера отобрали у моего соседа? — вспоминает Артём, держа ингалятор крепче, чтобы не отходил ото рта и носа. — Разве вы не говорили, что азартные игры в больнице запрещены? — Под моим наблюдением разрешены, — расслабленно улыбается, кладя их обратно. Поправляет свои едва взлохмаченные черные волосы, выделяющиеся на фоне белого халата и светлой кожи. — Ну ладно, если вас за это не посадят, то давайте сыграем, — пожимает плечами парень, чувствуя чуть меньшую обиду на то, что его не пускают домой. Дыхание медленно приходит в норму, а в грудной клетке исчезает острая боль после кашля. Пар проникает все интенсивнее в легкие, когда Артем молчит. Голова немного кружится от того, что к ней приливает кровь, которая больше насыщена кислородом, чем раньше. Парень отстраняет маску от лица, чтобы посмотреть, осталась ли еще жидкость в распылителе. — Еще минуту дышишь, — говорит врач, понимая, что Козуб устал сидеть на одном месте. Из окна виднелись очертания центра города: стеклянные высотки, торговые центры, зелёные верхушки деревьев городского парка — и всё будто сияло на солнце. Больно смотреть на губы, которые не можешь поцеловать, но еще больнее смотреть на улицу, на которой не можешь погулять, когда болеешь. Артём лежал в больнице с понедельника и надеялся, что его выпишут за пару дней. Но его диагноз оказался сложнее, чем предполагалось, и теперь ему даже не говорят точную длительность срока пребывания здесь. Закончив с ингаляцией, парень вернулся обратно в палату. Медсестры принесли обед, но Артёму совершенно не хотелось есть. Во рту оставался горьковатый привкус лекарства, который отбивал всякий аппетит. Он лежал на постели, закинув руки за голову, и наблюдал, как его соседи собирают вещи. Ни у кого из них не было пневмонии, только легкие бронхиты и длительное орви. Сказать, что парень им завидовал, ничего не сказать. Пару раз за день он задавал в пустоту вопрос «За что???», смотря на то, как непринужденно ведут себя соседи, и чувствуя, как он сам не может дышать и иногда готов упасть в обморок. Ему одному в палате ставили капельницы два раза в день. Остальные пациенты мирно принимали таблетки. Парень изрядно уставал от постоянного пребывания лёжа, но долго находиться на ногах тоже не мог, так как у него начинала кружиться голова из-за общей слабости организма. — Кто здесь Козуб Артём? — зашла женщина, читая по бумажке. Это была новая медсестра, Артем раньше ее здесь не видел, поэтому отнесся немного подозрительно. — Я, — отвечает, видя, как она его замечает. Женщина выходит в коридор. Затем возвращается уже с капельницей и просит парня лечь и вытянуть руку. Артём повинуется её словам и протягивает вперёд правую руку, на сгибе которой виднелись несколько красных точечек-проколов от прошлых капельниц. — Сжимайте и разжимайте кулак, — говорит медсестра, затягивая жгут чуть ниже плеча. Пациент уже привык к этой последовательности действий и равнодушно выполнял всё по порядку. — Теперь сожмите и не разжимайте, — она вводит иглу под кожу. Артём закусывает щеку, чувствуя боль. — Всё, — произносит медсестра, соединяя трубку с введённым катетером, закрепляя на руке конструкцию с помощью пластыря и настраивая скорость капанья лекарства. Парень смотрит на герметичный пакет с прозрачной жидкостью и мысленно прикидывает, что его хватит на полчаса. Обычно, чтобы убить время, он считал капли, падающие сверху по трубке. Так же он попытался сделать и сейчас, но внезапно руку сковала острая щиплющая боль. Медсестра только переступила из палаты в коридор. — Подождите, пожалуйста! — напрягает голос Артём, останавливая её. — Мне тут больно почему-то, раньше такого не было, — женщина возвращается. Останавливает подачу лекарства. Проверяет, в вене ли находится катетер, ощупывает руку, чтобы проверить, не затекло ли лекарство под кожу, и затем говорит: — У вас всё в полном порядке, не понимаю, зачем вы меня дёргаете, — лекарство продолжает капать по трубке, медсестра уходит, уверенная, что все сделано правильно. Артём пару минут убеждал себя, что он просто придирается, и на самом деле капельница поставлена нормально. Через какое-то время рука начала просто неметь. Пальцы будто заледенели и не двигались по его желанию. — Тём, все нормально? — спросил сосед, который остался последним и еще не уехал. — Нет, я, кажется руку не чувствую, — произносит Артём, еще раз пытаясь свободно подвигать пальцами. — Позови кого-нибудь, — сосед вышел в коридор и через минуту вернулся вместе с той медсестрой. Она вновь отключила подачу лекарства, проверила иглу и ощупала руку. — Капельница в вене, посинений на руке нет. В чем проблема-то? — устало говорит, цокая языком, и включает аппарат, лекарство вновь капает вниз по трубочке. — Мне больно, у меня немеет вся рука. — А вам и не надо ею двигать в ближайшее время, — со скрытым раздражением отвечает пациенту и удаляется в неизвестном направлении. — Пиздец, — тихо произносит Козуб, смотря на свою руку, внутри которой ужасно щипало и отдавало острой болью. — Мне ехать надо, — говорит сосед, — хочешь, еще раз ее позову, если плохо? — Да не надо, — отказывается Артём, — может, реально я преувеличиваю, — наклоняет голову, устраиваясь поудобнее на подушке. — Пока, удачных выходных. — Спасибо, а ты выздоравливай, — прощается молодой человек и выходит из палаты с рюкзаком вещей. Козуб понимал, что что-то идёт не так, но не хотел задерживать человека. Еще минут десять он терпел боль и пытался внушить себе, что её нет. Случайно и чисто из любопытства он решил пощупать свободной рукой ту, в которой вставлен катетер. И тут он просто был в шоке. Кожа стала почти твердой, будто бы под ней надували до предела воздушный шар, и он готов был лопнуть в любой момент. Парень заметил, как вдоль вены кожа приобретает фиолетовый оттенок, и на запястье растет все шире лилово-синяя полоса. — Помогите! — начинает кричать, отчетливо понимая, что так быть не должно. — Блять, кто-нибудь! — повышает голос. — Подойдите сюда срочно! — с надеждой смотрит на открытую дверь палаты, ожидая там увидеть медсестру. — Пизда тупая, из-за тебя мне ведь руку ампутируют! — восклицает, надеясь, что его услышат. — Ааа! — запрокидывает голову, чувствуя резкую боль внутри предплечья. — Что за крики и без изнасилования? — в проёме внезапно появился Константин Николаевич и начал заинтересованно и обеспокоенно приближаться к кровати пациента. — Руку насилуют мне, понимаете, — находит силы поднять голову в исходное положение. Наблюдает за тем, как врач внимательно смотрит на место прокола капельницы и осторожно надавливает большим пальцем рядом с иглой. — Больно? — ОЧЕНЬ! — почти вскрикивает и закашливается, чуть отвернувшись от доктора. Боль в горле немного отвлекает от неприятных ощущений внутри руки. — Спокойно, сейчас я вернусь, и всё будет хорошо, только не ори, — Константин Николаевич останавливает перемещение лекарства по трубке и выходит из палаты. Артём чувствует некоторое облегчение от того, что в этот раз на него не забили хер, а что-то предприняли. Не проходит и минуты, как Бочаров мгновенно влетает обратно в палату с кейсом медикаментов. Он достаёт оттуда вату, и обрабатывает её спиртом. Отклеивает пластырь от руки пациента, кладёт пропитанную ватку поверх иглы катетера и быстро вытаскивает его из вены. Артём чувствует, как холодная жидкость стекает с ваты и смачивает его кожу. Пока он приходит в себя, врач увозит капельницу в процедурный кабинет и возвращается обратно. Видит, что Козуб лежит с закрытыми глазами, и, опасаясь обморока, несильно бьёт его по щеке. — А? — подаёт голос парень — Ртём, — продолжает Бочаров, садясь на кровать. — Ты медсестре говорил, что тебе больно? — И не один раз говорил, а она уверяла, что всё идёт нормально, — начинает жаловаться и переходит на раздражительный тон. — Понятно, — тише произносит врач. — Сейчас, как рука? — Лучше, но она опухла вся, я ее согнуть не могу, — пытается продемонстрировать, как он ее сгибает, но дальше чем на пару десятков градусов она не гнётся. Смотрит жалобными глазами снизу вверх, на Константина Николаевича, и пытается понять по его взгляду, насколько всё плохо. — Ничего страшного, — говорит тот, доставая из принесённых медикаментов какую-то мазь. — Завтра всё придёт в норму, отрезать руку не будем, — убирает вату и начинает осторожно растирать мазь по поверхности предплечья. Она была немного холодной, но это даже помогало быстрее снять неприятные ощущения. Пальцы врача медленно и приятно касались кожи, втирая в неё антивоспалительный препарат. Артём счёл это похожим на массаж. Боль сходила на нет, прикосновения врача и действие мази успокаивали парня, возвращая его в адекватное состояние. — Спасибо вам… — произносит он, начиная как прежде чувствовать руку. — Не за что, — закрывает крышкой тюбик с мазью. — Только у меня одна просьба. — Какая? — Козуб приготовился к чему-то серьезному. — Не дрочи этой рукой денёк, а то она реально не пройдёт, — издевательски смеётся, вставая с места. — Константин Николаевич! — возмущается парень, заливаясь краской. — Вы за кого меня принимаете… — Да я на всякий случай говорю, а ты сразу так смущаешься, — улыбается, выходя из палаты. — Ах, да. Кстати, капельницы тебе сегодня больше делать не будут, можешь радоваться, — говорит напоследок и закрывает дверь. Артём облегчённо выдыхает. Наконец-то можно полежать спокойно.