***
Колокольчик, подвешенный над дверью одной из многочисленных в городе лавок, громко зазвенел. Пожилая женщина — торговка, отбросила в сторону тряпку, которой битый час протирала полку со статуэтками и подошла ближе ко входу, изучая взглядом новых посетителей. В лавку, к её удивлению, вошли незнакомые ей в лицо соседи — жители Минас-Тирита, а далекие чужестранцы: двое эльфов стояли у входа и внимательно разглядывали просторное помещение. Длинная, но узкая комната с низкими потолками, напоминающая больше коридор, тянулась в глубь здания. По стенам шли нескончаемые полки, шкафы, витрины, а посреди стояли столы, заставленные разнообразными товарами. Здесь, казалось, можно было найти все что душе угодно: по левой стене шёл ряд с цветастыми нарядами, висевшими одной огромной кучей, справа на стеллажах лежали свернутые карты, книги, статуэтки, что так тщательно протирала старушка, украшения невиданной красоты… Взгляд эльфийки сразу упал на ожерелья, серьги, кольца и броши, что ярко блестели на солнечном свету. Так же внизу под столами спрятанные от солнца стояли корзины с заморскими фруктами, овощами, домашней выпечкой, рядком выставленные бутылки заморских вин. — С какой целью вы пожаловали, дорогие гости? — старушка подошла ближе, поправляя белый слегка запачкавшийся передничек, укрывавший скоромной серое платье. — Вас привёл сюда интерес или же вы ищите что-то конкретное? — Мы пришли в поисках плаща. Имеются у вас таковые? — Леголас уверенно шагнул навстречу, а старушка лишь на миг задумавшись, развернулась и пошла вглубь лавки, ведя за собой посетителей. Миновав лабиринт из шкафов и столов с весьма разнообразными товарами, они подошли к тому самому углу с нарядами. В воздух взмыли клубы пыли, когда старушка начала трясти тряпки, перебирая каждую вещь, в надежде найти что-то подходящее. Яркие ткани мелькали перед глазами, но все не то, все не то… Лавочница откидывает платье, берет следующее, но и оно отправляется в кучу к остальным неподходящим вещам. — Вот! Наконец-то! — женщина радостно ликует и достаёт и груды одежд длинный плащ из изумрудного шёлка. По подолу расшитая серебристая кайма, а на груди невероятной красоты застежка из чистого серебра, с инкрустированным камнем изумруда. Ткань переливается на солнце, поблёскивая яркими красками, а камень на застежке пускает по стенам шустрых солнечных зайчиков. У Тауриэль на миг перехватило дыхание. — Он… Просто волшебный. Но боюсь что он весьма дорого стоит… Вы не подскажете, сколько монет я должна отдать вам за него? — Ох, вынуждена согласиться. Плащ уже много лет висит здесь, не способный обрести хозяина. Почти каждого пугает его цена… Пятнадцать мириан — и он ваш. — Пятнадцать мириан?! Это же почти триста серебряников… Простите, но к сожалению я тоже не имею таких денег. Куда-то пропал блеск в её глазах, и улыбка покинула девичье лицо. Леголас не упустил это из виду, и не желая мириться с таким разочарованием на лице боевой подруги незаметно для остальных потянулся к карману сюртука. Эльфийка отступила назад, заметно погрустнев, и ей резко захотелось покинуть лавку как можно скорее. Стало очень стыдно, неуютно, обидно. Бедность — не порок, но все же… Старушка начала медленно складывать плащ обратно, грустно вздыхая. — Постойте! Не убирайте! Я куплю его, — послышался голос Леголаса, который раскрыв нагрудный карман доставал маленький холщовый мешочек с монетами. — Что? Нет! Не стоит! Я ведь не смогу расплатиться с тобой! — Тауриэль мигом подлетела к эльфу, хватая его за руки, отчего их поза приобрела некую драматичность. Лавочница лишь удивленно глядела на этих двоих, не понимая что ей делать: складывать плащ обратно, где тот будет пылиться ещё многие годы, или же вот он — хозяин этой чудесной вещицы? Вскоре в карман её белого передничка посыпались монетки, а на плечи эльфийки опустился прекрасный изумрудный плащ. Пусть та и долго сопротивлялась, отговаривая друга тратить такую огромную сумму на неё, все попытки оказались тщетны. Плащ сел как влитой. Длина, цвет, размер: плащ будто создан был для неё. И главная цель покупки — он скрывал запятнанный кровью рукав и неплохо сочетался с платьем. Тауриэль покружилась, отчего юбка и плащ моментально взмыли в воздух, а тонкие косички лишь изредка подпрыгивали, когда Эллет переступала с ноги на ногу. На лице её вновь заиграла столь искренняя улыбка ребёнка, получившего в подарок долгожданную игрушку, и глаза заискрились счастьем. Леголас тихо улыбался глядя на развеселившуюся Тауриэль. Он знал, что вскоре она заведёт разговор о цене, о том, что она обязана вернуть ему все деньги, и начнёт корить его за такую расточительность, но эти минуты её искреннего счастья явно стоили того. Колокольчик над дверью вновь звонко пропел заученную мелодию, а старушка-лавочница вновь приступила к простиранию статуэток, довольная сделкой с этими странными чужеземными эльфами.***
Солнечные лучики сверкали в золотистых волосах роханской принцессы. В палате вместо мертвой тишины постоянно раздавались шёпот, тихий смех и шуршание простыней от постоянного ворочанья. Эовин и Фарамир лежали на койках напротив друг друга, и беседовали уже который час, мешая спать другим. Сейчас звонкий, но все же тихий смех девушки разносился под сводами потолка. Фарамир рассказывал какую-то очередную безумно уморительную историю, активно жестикулируя, и сам местами смеялся. — И что же вы сделали тогда? — вдруг громко рассмеялась Эовин, но осекшись, прикрыла рот ладошкой. Кто-то из больных на соседней кровати недовольно вздохнул, и начал ворочаться в постели, видимо, разбуженный. — И я пошёл туда! — уже тише, совсем шёпотом продолжил Фарамир. — В самом деле? Да вы безумец! — Эовин вновь рассмеялась, но уже куда тише. Вдруг дверь со скрипом приоткрылась, и из-за неё выглянул лекарь в белой шапочке и взволнованными глазами. Эовин и Фарамир словно малые дети быстро притворились спящими, будто их могли отругать. В конечном итоге, выглядел их сон неправдоподобным, неестественным и смешным. Врачеватель внимательно оглядел все койки, остановив свой взгляд на каждом раненом, и быстренько скрылся в коридоре. Вслушавшись, Эовин услышала топот чьих-то сапог и краткий разговор, после чего лекарь вошёл в комнату с ещё одним посетителем. Увидев его сквозь прищуренные глаза, девушка моментально забыла о том, что играла спящую. — Эомер! — вскричала Эовин, подрываясь с кровати забыв о ноющих ранах, о босых ногах и холодном полу, обо всем вокруг. Она кинулась на шею брата, и тот рассмеявшись крепко её обнял. — Ты живой! Никто из здешних ничего не мог мне сказать о наших… Я так переживала… — бормотала она еле слышно, уткнувшись брату в плечо. — Ну куда ж ты, глупая, полезла?! Сколько раз твердили, не ходи… Тебя ж ведь убить могли… А если б я не нашёл тебя? Так бы и осталась лежать без сознания среди гниющих трупов… В ответ прозвучал лишь тихий вздох. Солнце нежно грело спину сквозь тонкую спальную рубаху. Распущенные волосы небрежно торчали во все стороны, лезли в лицо. Холодный каменный пол заставлял босые пятки еле заметно переминаться. Но сейчас Эовин не замечала всего этого. Она только крепко обнимала брата, надеясь что теперь все горести позади.***
Солнце давно опустилось за горизонт. Гендальф сидел на балконе на деревянной лавке, практически в темноте, если не считать тускло светящийся голубоватый камень на посохе и мерно курил трубку. В воздух медленно поднимались диковинные дымные колечки. Тишина ночи баюкала, сверчки пели где-то между белых камней, и еле слышный шёпот ветра словно уговаривал вернуться в покои, затушить свет, уложить голову на мягкую подушку, укрыться тёплым одеялом и опустить тяжелые веки, отдавая свой разум Ирмо до самого утра. Белый маг прикрыл глаза и расплылся в улыбке от предвкушения сладкого сна, как вдруг покой его нарушил нежданный ночной гость, торопливо стучавший в дверь. Тяжело вздохнув и не без труда поднявшись с лавки, Гендальф пересёк длинный балкон, потянул дверную ручку на себя. За дверью стоял Леголас. Эльф был хмурым и сосредоточенным, из-за чего Гендальф, предчувствуя новую проблему, тяжело вздохнул. Из-за спины эльфа выглянула такая же взволнованная Тауриэль. — Что случилось, мои юные друзья? — спросил Гендальф как можно более непринужденно. Ответа ждать долго не пришлось. — Гендальф… — девушка шагнула вперёд, обходя Леголаса. — Тот палантир, что был найден в Изенгарде, он все ещё у тебя? — Быть может. А с чего вдруг такой интерес? — волшебник напрягся и прищурился. Слова эльфийки прозвучали словно гром среди ясного неба. Гендальф устало опёрся на посох и уставился на Тауриэль. — Сегодняшним днём я гуляла по городу и невольно стала свидетельницей одной весьма интересной сделки. Люди торговали палантиром. Откуда он в стенах Минас-Тирита? Гендальф нахмурился, но промолчал, отвернувшись обратно к балкону. Тихий голос вновь послышался за спиной. — Одного из них звали Берехонд. Именно он продавал палантир. Только это я уловила из их разговора до того, как они заметили меня. — Что случилось, когда они заметили тебя? — Недолгая погоня. Но благодаря помощи Леголаса, что так удачно встретился на моем пути, я смогла укрыться от них. Волшебник в очередной раз покачал головой. — Я предлагаю решить эту проблему завтрашним утром с чистыми и трезвыми умами. Мы найдём Берехонда и палантир, а пока я удаляюсь спать, чего и вам советую, — кинул через плечо Гендальф, прекрасно понимая, что ему этой ночью сон не светит. Вскоре он покинул балкон, оставив эльфов наедине. Долгую половину часа они стояли, опершись о парапет балкона, глядя вдаль и вслушиваясь в ночную тишину, прерываемую лишь редкими птичьи возгласами, боясь сказать хоть слово, пока Тауриэль, собравшись с духом, наконец не заговорила. — Почему ты бросил меня? Я даже не спрашиваю о том, почему не взял с собой, я хочу лишь знать почему не предупредил… Все вокруг твердили что вы мертвы! Я не могла найти себе места, ходила из угла в угол, ожидая неизвестно чего и надеясь на лучшее. Я молила Элберет лишь о том, чтобы вы были живы. Не спала ночами, ждала хоть каких-то вестей… Слово! Лишь одно слово от тебя требовалось! Лишь одна весточка! Но ты ушёл во тьме ночи, бросив меня, теряющуюся в догадках, подпитываемых слухами и разговорами суеверных рохиррим! Я умирала внутри, ожидая лишь битвы, чтобы пойти и нечаянно напороться на клинок врага, на счастье Саурона… Я не смогла бы жить с ещё одной потерей. Тебя я потерять не могу. — Не говори, прошу тебя. Не говори этого. Мне больно, очень больно слышать о том, как ты страдала. А ещё понимать, что страдала из-за меня. Я поступил неверно, ужасно… Я виноват перед тобой и не уверен смогу ли очистить свою совесть… Прости меня, но прошлое уж не вернуть, и я не могу теперь поступить по другому. Осознание словно клинком резанула по сердцу, отозвавшись резкой болью в груди. Воспоминания бушующим потоком обрушились на голову. Сколько раз сама того не понимая она отвергала его? Ранила его душу, калечила его чувства, просто не подумав… Сколько мучила, отказывала… А потом резко, ни с того ни с сего сбежала с Кили. Леголас открылся ей, открыл свою душу, разум и сердце, а ей было плевать. Она, будучи молодой и глупой девчонкой не замечала его, топтала любовь, что он дарил ей на протяжении многих лет, даже не глядя под ноги. И как ему было тяжело, как больно… Он уже знал, что не познает взаимности в этой жизни, но просто хотел быть рядом. Помочь чем сможет, даже если ей нужно было найти и спасти гнома, что увёл её у него. А он же не мог смотреть на страдания возлюбленной, и не мог отпустить одну, вот и пошёл с ней, спасая ненавистного наследника Торина Дубощита. Как ему было больно… Но он молчал все это время. Никогда не осуждал её, не обижался, не высказывал. А сейчас, когда вроде бы всё хорошо, она разводит истерику из-за ничего и винит его. Стыд. Стыд горячим воском окутывает душу, обжигая, раня, оставляя некрасивые красные ожоги, что надолго врежутся в память. Тауриэль осознала. Она поняла наконец, что есть боль на самом деле. И сейчас ужасно щемило сердце, и было так невыносимо больно от того, что пришло осознание, насколько больно она сделала своему самому родному в этой жизни человеку. Действительно, в этой жизни у неё никого не было ближе: родителей она помнила плохо, а владыка пусть и был ласков с ней в первые годы, позже отдалился и стал холоден, как только минуло пара сотен лет и девушка повзрослела. А Леголас всегда был рядом. С первого дня её появления в Лихолесье. Он был наставником, любящим братом, другом, защитником… А может и кем-то большим? Большим, чем все эти титулы вместе взятые? Тауриэль долго смотрела ему в глаза. Бесконечное сочувствие и едкий стыд плескались в её грудной клетке. Она медленно обхватила его ладони своими, и принялась осторожно покрывать его руки торопливыми поцелуями. Знак бескрайнего уважения и присяги. — Что ты делаешь? — спросил он, смутившись, и попытался одернуть руки. — Прости меня. — За что? Я не понимаю, ведь я должен просить твоего прощения… Сколько страданий ты пережила из-за меня… — он не смог договорить, эллет осторожно приложила палец к его губам. Он не понимал. Совершенно не понимал что творилось в этой головке. — Ты знаешь. Ты прекрасно знаешь за что. Я виновна пред тобой, и буду всегда виновна. Мне не отмыться от этого, и я искренне сожалею. Я не знала… Не знала этого тогда… И ты прекрасно понимаешь о чём я. Прости меня, и пусть я знаю, что не заслужила прощения за всю ту боль, что причинила, я буду до конца своей жизни твердить эти слова, пусть жизнь дальнейшая не будет столь длинна. Прости меня. Прости. По щеке Тауриэль прокатилась слеза. А за ней вторая. Щеки и глаза покраснели, дыхание сбилось, губы задрожали. Эллет отвернулась к балкону, пряча лицо за волосами, но все ещё осторожно держала одну его руку в своей. — С тех пор, как я повстречала тебя снова, в Ривенделле, я не знаю что со мной произошло. Я стала слабой. Эмоциональной. Пропало всё то, чему меня учил Владыка. Как будто внутри я сломалась. Хладнокровие, беспристрастие, стальная выдержка, всё ушло… Я будто не я… Осторожно его рука легла на её плечо. Он повернул её лицом к себе, и осторожно провёл пальцем по щекам, стирая мокрые дорожки от слёз. — А разве это плохо? Что такого в проявлении слабости? Когда Тауриэль заметила, что расстояние между ними заметно сократилось, было уже слишком поздно. Она чувствовала его дыхание, слышала биение его сердца, видела блики света в его голубых глазах. Они были непозволительно близко друг к другу. Ещё мгновение, и ошибка, совершенная в оружейной в Хельмовой пади повториться. Губы начало слегка покалывать. Ещё пара миллиметров… Ещё чуть-чуть… — Мне пора. На дворе уж ночь, — тихий шёпот сорвался с её губ, но отстранится никто не решался. — Ты в этом уверена? Прошу, не играй мной. Его голос слегка дрогнул. По коже пробежали мурашки. Томительное ожидание повисло над ними, ведь казалось бы, преодолеть расстояние, оставшееся между их лицами ничего не стоило, но оба медлили. Они глядели друг другу в глаза, не отрываясь, изучая. — Да, — Тауриэль резко отстранилась, опуская взгляд в пол. Раньше она никогда не позволяла себе отводить взгляд. Так Владыка учил. Смотри вперёд, гордо расправив плечи. Но сейчас все оказалось иначе… Когда Леголас очнулся, дубовая дверь тихо прикрылась, и он вновь остался в тишине и в одиночестве. Он поднял голову к небу, разглядывая звёзды, и с губ его сорвалось лишь тихое — Mankoi? (Почему?)