Где не бывает победителей

Шаг, шаг, ещё один. Вокруг высокие коридоры гробницы — надо помнить каждый поворот. Нельзя расслабиться. Опасность всюду. Опасность в каждом метре пространства. Надо быть готовой. Всегда, в любую секунду. Шаг, шаг, ещё шаг. Илнуа привыкла казаться в Силе расслабленной: кто из врагов заметит такую, как она? Синие лекку, милое лицо, которое людям кажется немного детским, худая фигурка — о ней редко отпускали сальные шуточки даже в тех местах, где тви’лечкам обычно прохода не давали. Илнуа привыкла быть сосредоточенной каждую секунду: не давать ни одной мысли прорваться сквозь ментальные щиты, быть готовой надёжно обездвижить того, с кем спокойно говорила секунду назад, уметь и напугать, и расположить к себе... Но что можно сделать против призрака? Что можно сделать против пространства, которое считает тебя своим врагом? Просто быть готовой ко всему. Шаг, шаг, ещё один. Пока пленник вёл отряд по длинным переходам, Илнуа пыталась обдумать: что может ждать их дальше. Каким может оказаться призрак Латэйна Кайарда, хозяин гробницы? Можно ли будет его обмануть? …До войны о Кайарде знали немного. Был сыном джедайки, которая погибла в бою вскоре после его рождения, мог стать падаваном, но предпочёл остаться среди хранителей библиотеки на Оброа-скай, в юности много писал стихи. Однажды он исчез, и несколько лет его считали погибшим и гадали о причинах смерти... В нише золотыми буквами были выведены стихи на ситисе. Язык был не слишком похож на тот, который Илнуа и Эорн восстанавливали по ситским документам и воспоминаниям, но смысл надписей можно было понять. «Уходи от знакомых строк, от знакомых слов, от улыбок, подколок, вечных „всегда готов“, уходи от друзей, раз не видишь вокруг врагов...» — так звучало трёхстишие в нише. ...О Кайарде снова услышали после битвы при Корбосе, когда потерпели поражение войска джедаев-отступников. Их лидеров захватили в плен — и Кайард вдруг назвал себя учеником Аджанты Полла и был рядом с ним обвиняемым на суде, а потом ушёл в слепой прыжок за пределы Республики, как гласил приговор. Что связывали его с лидером отступников? Зачем он настаивал на том, чтобы его судили на равных с их полководцами? В Республике поступки Кайарда считались одной их тех загадок, которая всегда тревожит воображение — о нём писали романы, а среди дешёвой мистики то и дело мелькало Супероружие Кайарда... «Ни друзей, ни врагов, ни сподвижников, не с кем драться и не с кем мечтать, только космос, и ясная тишь его, и маршрут „Корусант — пустота“...», — Илнуа бегло читала строки, не сбавляя шаг, и понимала каждое слово на старинном ситисе. ...О том, что было дальше, Илнуа узнала из воспоминаний того юноши, который проходил в этой гробнице испытания. В Империи, где Полл стал первым Тёмным лордом, вокруг Кайарда собирались учёные и поэты, архитекторы и навигаторы со всех концов тогда ещё разобщённой страны. Во дворцах, которые строились по проектам Кайарда, в его лучшей в Империи библиотеке создавалась новая культура, общая для всей Империи. Она брала что-то из культуры каждой планеты этого государства — но не была похожа ни на одну их них. «Нет тьмы, которой следует служить. Нет тьмы, которую следует покорять. Есть только я — и всё, что кроме меня», — Илнуа слышала, как чей-то сильный голос читал эти слова. Она уже прошла мимо ниши, где они были написаны — но они всё ещё стояли перед глазами и звучали в голове. ... Кайард умел красиво исчезать и красиво возвращаться — и через много лет после своей смерти он снова заставил республиканцев заговорить о себе. Медитационная сфера Наги Садоу называлась «Солнце над пустыней» — и это название пугало многих сослуживцев Илнуа. Но далеко не каждый из них знал, что так написал Кайард в одном из своих стихов... «Когда я улетал в изгнанье, в никуда, мне мелкими казались прошлые заботы — но вдалеке сияла алая звезда, как солнце над пустыней вечного Рилота», — Илнуа уже не видела этих строк, она только слышала голос Кайарда — да, именно его, — который их читал. «Что мне ответить вам? — думала Илнуа, — я не пишу стихов. Я пришла разрушить дворцы и храмы — их строят так, как научили вы. Я пришла сжечь книги — их пишут так, как научили вы. Я пришла уничтожить всё, что вы создали, но вы и так это знаете». «Там плавится песок, веками ночи нет, не видно облаков на бледном небосклоне. И всё же я встречал на тысяче планет сынов и дочерей пустынного Рилота». «И с одной из них вы говорите сейчас, — думала Илнуа, — может быть, вы и не убиваете меня сразу только потому, что всегда восхищались тви’леками. Забавно: обычно наш народ — классическая жертва расизма». «Пусть мой корабль стар и путь его непрост, но, может быть, мои слова и разработки найдут свой новый дом среди чужих миров, как смелые сыны пустынного Рилота». «Нет, — отвечала Илнуа без слов, — ваши мысли в Галактике забудут навсегда. И начнётся всё с вашей гибели, совершенно случайно. Символично, не находите?» Вдруг она увидела нишу высоко над землёй, и там было написано то самое стихотворение, которое она только что услышала. Она видела, что в стихотворении было несколько десятков строф, и в четвёртой говорилось... Илнуа осознала: она не понимает ни единого слова. Символы были похожи на киттат, привычную письменность ситхов, но их было гораздо меньше в каждой строке — как если бы один символ означал не букву, а целое слово. Не было времени всматриваться. Пленник шёл очень быстро, а Эорн только ускорял шаг за его спиной. Их спин уже не было видно — Илнуа пошла быстрей, чтобы догнать отряд. Вокруг — глухая тишина. Где Эорн, пленник, остальные? Шаг, шаг, ещё шаг.

***

За спиной Эорна стало тише. Он оглянулся: рядом стояла настороженная Мэй, за ней — глухая стена. Илнуа, Сэвира и Хольты не было нигде; даже в Силе Эорн их не видел. Пленник сначала удивился сам, а потом в его мыслях появилась торжество. «Убийца смог обмануть меня — но что он сделает против хозяина этого места?» Вдруг Эорн почувствовал: связь с мыслями пленника резко оборвалась. Он попытался прислушаться к разуму ситха, чтобы восстановить её... — Не стоит, — раздался спокойный голос. Призрак висел в нескольких сантиметрах над полом и непринуждённо улыбался. Он был одет очень просто: чёрные штаны, рубаха, перевязь без украшений, волосы стянуты в небольшой хвост. — Пусть Этальмир уйдёт, — сказал он. Ситх шагнул прямо в стену — и исчез в Силе. Мэй тревожно посмотрела ему вслед. — Вы неплохо сражались, — непринуждённо сказал дух, как будто обсуждал спарринг со старыми знакомыми, — и очень нестандартно. Остальные меня разочаровали, и мне теперь даже не хочется с ними говорить. Призрак замолчал: ждал ответа. — Спасибо за похвалу, — сказал Эорн. Призрак сохранял молчание, Мэй — тоже. А Эорн не мог решить, что безопаснее: ждать, когда дух заговорит, или задать ему вопрос. Слишком непредсказуемым был противник, слишком пугала неизвестность. «Впрочем, — решил Эорн, — молчание ничего не изменит, а на вопрос призрак, может быть, ответит». — Что стало с моими спутниками? — спросил он. — Пока — ничего страшного. Просто мне нужны заложники, вы скоро поймёте, для чего именно. Стена за спиной духа исчезла, и стал виден круглый зал, освещённый ярким розовым светом. В этом свете висели тела Хольты, Сэвира и Илнуа — они как будто спали, но были живы. — Одна старинная ракатанская технология, — пояснил призрак тоном экскурсовода, — сохранилась среди реликвий времён Адаса. Забавно, что республиканцы недавно тоже стали её использовать, а некий Эорн Хорбэ, миралука-полукровка, не только помогал её восстановить, но и готовится весьма активно её развивать. Кстати, цвета поля почти случайно совпадают с теми, которые уже созданы в храме... Рассвета, кажется. «О чём он говорит? Что происходит?» — тревогу Мэй легко мог почувствовать и не менталист. «Проклятье... — зло подумал Эорн, — этот ситх может выдать ей все мои тайны. Про то, что у меня есть две пары глаз — от матери-миралуки и отца-человека — Мэй знает. Впрочем, умение видеть по-человечески я скрываю только от противников. Не знает Мэй о другом... Кто дал бы ей узнать про стазис-камеры, куда Алаис заключила всех, кто не согласен с её планами. Потом она отправила их на скромную планету во внешнем кольце. И главное, Мэй не знает о том, что полтора года я создавал там храм, где эти камеры будут храниться столетиями. И вот сейчас Мэй спросит обо всём... А она идеалистка...» — Что теперь будет с джедаями? — заговорила Мэй. «А быстро она сориентировалась, пока я паниковал», — мелькнуло в голове у Эорна. — Это зависит от вас, — ответил ей дух, — и начну я издалека. Призрак сел на воздух, как будто в широкое кресло, и улыбнулся джедаям. — Насколько я знаю, — заговорил он, — вы пришли меня уничтожить, но не рассчитали силы. Вы вполне можете вернуться, собрать человек двести... И у них может получиться растворить в Силе нас, призраков. Я уже видел в мыслях у вас, юноша, такие планы: ты объединил своё сознание с сознанием Этальмира, и я смог очень хорошо разглядеть все твои размышления. «Вот откуда он узнал про храм Рассвета», — понял Эорн. — И мне бы не хотелось такой судьбы ни для себя, ни для остальных лордов. Поэтому я предлагаю обмен: вы сообщаете своим, что зачистили долину, а ваши спутники избегают очень неприятной судьбы. — Они были готовы погибнуть на миссии, — ответил Эорн, — и если вы хотите их убить, то я не стану отказываться ради них от своей задачи. — Нет, — ровным тоном ответил дух, — я хочу не убивать их. Вы знаете о том, что происходит с человеком в стазисе, не хуже меня. Расскажите об этом вашей спутнице, и тогда вы оба поймёте, что я хочу сделать. «Всё-таки он стравил нас», — подумал Эорн. Мэй смотрела на него с напряжённым ожиданием. — Там не теряется рассудок, — подбирать слова было трудно, но пока что речь Эорна звучала уверенно, — это просто похоже на долгий сон. — Так происходит без внешнего воздействия, — уточнил призрак. — Ещё можно через стазис насылать видения, — продолжил Эорн. — Именно, — перебил призрак, — и эти трое будут чувствовать всё то, что несколько дней назад — обычные ситы. Я смогу спрятать камеры так, что их не найдёт даже сотня ваших. Ни сейчас, ни через сто лет, ни позже. Ну, а пока ваши спутники будут просто спать и ничего неприятного не видеть — если, конечно, ваша Республика меня когда-нибудь не потревожит. Мэй напряглась, и Эорн почувствовал, что она наконец-то обрела уверенность в себе. — У вас пять минут на размышление. В следующую секунду дух растворился.

***

К счастью, Мэй не бросилась обвинять и даже не отвернулась. Только спросила: — Ну? Что думаешь? Эорн не знал, что отвечать. В голове — впервые за много лет — ни одной ясной мысли. Только страх перед проклятым духом, перед всеми духами, страх за Илнуа, за Хольту и Сэвира, и ещё что-то... — Призраки не рвутся взаимодействовать с внешним миром. — Хочешь оставить их в покое? — Эорну было трудно поверить, что юная идеалистка Мэй действует спокойнее и хладнокровнее, чем он сам. — Почему бы и нет? Тот же Кайард показывает нам, как он и пространством управляет, и древние технологии знает, и мысли читает... А ведь из долины он выйти не может, как и остальные призраки — об этом ещё Джори докладывала. Эорн поймал себя на мысли, что с Мэй удивительно легко — почти как с Алаис. Та же уверенность в себе, то же умение принять решение в трудный момент. Только каждый поступок Алаис был ярким, почти вычурным — а Мэй не задумывается о том, насколько эффектны её поступки, не пытается увлечь своей «яркой личностью»... — Так ты согласен со мной? «Он же ситх, — мелькнуло в голове, прозвучало твёрдым и красивым голосом Алаис, — а тех, кто сейчас в стазисе, можно будет найти». — Наши были готовы к смерти, — продолжила Мэй, — но не к тому, что их может ждать теперь. Эорн мог бы искать возражения на слова Мэй... Но рядом с ней ему слышалось что-то давно забытое, как будто не было круговерти привычных целей и обязанностей, как будто сам мир говорил с ним. — Призраки опасны только для тех, кто сам заходит в их гробницы, — упрямо говорила Мэй. ...А Эорн вспоминал, как юношей он считал себя, способного только к менталистике, бездарным воином — а потом Алаис объяснила ему, насколько ценен его талант. Вспоминал, как ярко чувствовал её избранность (или только веру в избранность?), каким простым и понятным казался мир рядом с ней, как у него появилась уверенность в своих силах. И ещё он вспоминал, что последние несколько лет он не слышал голоса мира — холодный, тревожащий, непонятный... А теперь рядом с ним не было Алаис. Была только девочка, которая сама толком не знает, чего хочет добиться — но она не верила ни себе, ни другим, и рядом с ней мир становился ближе. — Пусть будет по-твоему, — резко сказал Эорн. «Я услышал вас, — раздался голос призрака, — уходите». Появилась стена, и скрыла от них стазис-камеры. Прямой коридор вёл прямо к выходу из гробницы. Мэй шагнула туда, и Эорн пошёл за ней.