Тролли, демоны, любовь

В столицу Джаред вернулся, произведя эффект камня, брошенного в курятник. Как он ни торопился, а слухи добрались до дома вперёд него. И ладно бы честно говорили, нет же, придумывали разное на бегу. Особенно наивные деревенские альфы, что омег в жизни не встречали и плевать им было и на лицо, и на тело изломанное, млели от едва заметного магического шлейфа, слюной капали и норовили подобраться поближе, прислужить. И трепались везде соответственно — принц везёт из похода омегу, загадочного, недоступного, Пустынную Розу! Джаред замаялся перед найдёнышем извиняться, а тот фырчал и отмахивался, а лицо будто нарочно напоказ выставлял, веселясь, как беты шарахаются, а в присутствии принца шептаться боятся. К ужасу Джареда, родители заготовили ему встречу — на главной дворцовой площади, с толпой придворных, парадным караулом и музыкантами. Герольд, увидев их, во всей походной красе въезжающих на площадь, выронил свиток с печатями, у гвардейцев раззявились рты, а горнист выдал такого петуха, что на площади передёрнулись даже беты. К родителям, с каменными лицами восседавшим на трибуне, Джаред подъехал в искрящейся удивлением тишине. «Розу», отмытого, одетого в лучшее, что Джаред смог отыскать по дороге, и завёрнутого в Джаредов же плащ, оценили все. Он гордо восседал позади альфы, вертел головой и ни рук, ни лица не прятал. А Лютику как на грех захотелось погарцевать при народе, перетопнул копытами, отчеканил на месте четыре шага и замер изваянием. В глубине рядов в толпе заревел младенец. Остальные, помня о запредельном слухе альф Падалеки, предпочли помолчать. Отцы смотрели, найдёныш хихикал, а Джаред покрывался пунцовыми пятнами и зверел. Отец, Шерлан, держал лицо и преданно смотрел на короля. А папа, Джеральд Второй, воистину был великим политиком. Осмотрев непутёвого сына и сохраняя серьёзность, ровным, звучным голосом произнёс: — Рад видеть тебя, сын, в добром здравии. Не заставляй своего гостя ждать, представь его. Как бы ни хотелось бросить всё и спрятаться на конюшне, Джаред спешился, подождал пока спустится омега и сопроводил его ближе к королю. По взглядам родителей те правильно поняли, отчего он найдёныша ни разу не коснулся. Веселье, замелькавшее в глазах после выходки Лютика, пропало. Омега стоял напряжённый, озирался, не ожидая ничего особо хорошего для себя. Джаред поклонился, сказал: — Рад видеть тебя, папа, в здравии, позволь познакомить с жителем пустыни, чьё племя погибло от чёрного колдовства. Магия забрала у него память и всех родных. Прошу, признай моё опекунство, пока Николя не найдёт способ вылечить его. Он понять не успел, когда омега вздрогнул сильнее: при просьбе опекунства, или когда отец громко и на всю площадь бросил: — Нет. Стало слышно, как Лютик сопит и катает во рту удила. Людские звуки растворились, исчезли, даже дыхание. Невиданное дело, бросить омегу в беде без защиты. Джеральд продолжил: — Нет, Джаред, ты слишком молод для такой ответственности. — Он повернулся к омеге. — Вы, юный друг, с этого дня под защитой короны. Я, Джеральд Второй, беру вас под опеку. Всеобщий выдох как ветер пронёсся над головами. А Джареда обуяла неуместная радость. Он не хотел сам отвечать за найдёныша. Хотя единственное, в чём ему опека мешала, это сватовство. Бессмысленные мечты, но сердце счастливо трепетало, а щёки горели от стыда. Родители повели носами — за омегой до сих пор тянулся шлейф течных запахов, Джаред молчал, краснеть дальше ему было некуда и его решили оставить в покое. — Джаред, помоги гостю устроиться. Принц церемонно поклонился омеге и повёл устраивать. Дорогу вызвался показывать давешний герольд, пока довёл до северного крыла, четыре раза споткнулся, пока старался не оглядываться. Джаредовы покои располагались в конце коридора и занимали всю башню. Зал получался небольшой, но Джареду было удобно — и библиотека, и спальня, и угол рукодельный были рядом. Знал бы про омегу, заселился бы в каморку посреди коридора, а так гостевые комнаты получались в немыслимой дали от него. Показав комнату, а Джаред выбрал с солнечной стороны, ту, где под окнами плелись гирляндами розы, а от полуденной жары прикрывали ветви старого бука, принц повёл омегу к себе, поесть с дороги, отдохнуть, пока комнату для него готовят. Найдёныш будто читал его тайные мечты, хмыкал, шутил, спрашивал о сущих пустяках. Не знай Джаред его истории, подумал бы, что флиртовал. Рядом с омегой было удивительно хорошо. На задний план уходили проблемы, растаяла боль в теле после долгой поездки. Найдёныш пил чай, с аппетитом уплетал мясо, перепробовал все булочки, джемы и сласти, что повара принесли Джареду, помня, какой он сладкоежка. Они болтали о странном окрасе Лютика и связи его с прибрежной породой. Редких сортах роз, из которых старший горничный сушил букеты, пугавшие Джареда в детстве. О каждой шкуре, прибитой на стену, и о том, что самая из них памятная для альфы — самая драная, волколачья. О книгах, о специях, о том, что осень в столицу приходит слишком рано и светает уже слишком поздно, о том, какие огромные звёзды проступают на бархате неба, если лежать в центре пустыни и погасить вокруг все костры… Омега на полуслове замолчал, глянув в окно, плотные сумерки обступили замок, в зале царила интимная полутьма, а они этого не заметили. И стало неловко. Проболтали весь день, Джаред ни к цирюльнику, ни к портному его не сводил, обустроиться не помог. Уши заполыхали. Он проводил омегу в его комнаты, для гостя открыли три смежных. Ходил с ним за горничным, проверяя, всё ли хорошо устроено. Приглядывался к новой, не разгаданной ещё гримасе омеги, как выяснилось — ехидной, потому что уже бета покашливать начал, намекая, что пора бы и оставить гостя в покое. Джаред уже в который раз за сегодня покраснел, извинился и унёсся прочь, проклиная себя. По тайному ходу ссыпался в конюшню, пробрался в стойло к Лютику в надежде хоть немного восстановить душевное равновесие. Не тут-то было. Лютый был зол на то, что его так неожиданно покинули, оставили чистку бестолковым конюхам. Да и конюшенные беты, от которых Джаред тайный ход скрывал, решили вдруг почесать языки, да так, что уши едва не воспламенились. — Не повезло королю, принц-то полоумным уродился и столько лет скрывал это. Надо же, припёр с какой дали такое страшилище, носится как с расписанным. Может, сам поуродовал да теперь винится? — Окстись, Мехе, жалостливый он больно, вот и приютил убогого. — Полешки вы все дубовые, присушил омега принца-то, примажил. Они, твари, магию на себе отродясь таскают, какой альфа в шлейф попадётся, тот и пропадёт! Эвон как присушило, не отольёшь! — Да король не особо-то и старается, отвадить-то, омега-то он в хозяйстве, знаешь, полезный. Николька-то поди уже все жданки проел, караулит теперь, пока высокородные наиграются. Альфам омега-то для другого приятен, понятно, а у Николки-то дельный интерес. Ему омега под боком всё равно что родник с живой водой из-под родного порога. Размечтался уж поди, как дворец приукрасит, перед королём отличится, да и подкатит наконец к принцу-то со всей страстью. Хоть полюбовничком, да посмеет предложиться… Джаред, за пять минут узнавший больше, чем хотел когда-либо, ткнул Лютика в бок, чтобы заржал и прекратил глупые разговоры. Лютик прижал уши и ответно цапнул за бедро, молча. И тут вслух проговорилось то, чего он опасался сильнее всего. — А королю-то поторопиться надоть. Со свадьбой-то. Принц-то пока не окончательно спорченный, надо ему продлять династию, боковые-то ветки они слабые. — Ага, а то вся столица видела, как его перед омегой-то развезло. Лашер говорит — из покоев всё отпустить не мог, ластился. Как бы королю самому не пришлось нового наследника выстругивать. Принц-то умом поехал, не приёмышу же трон оставлять. Лютик толкнул Джареда носом. Почуял настроение. Альфа вздохнул и почесал жеребца, конюхи грубы в рассуждениях, но правы. Похоже, что их боевая вольница этим походом закончилась.