Лисья нора

      Черный огляделся, дабы убедиться в том, что он точно один в коридоре. Время было позднее, уже потемнело, но пространство у подоконника освещала одна-единственная лампочка. И этого вполне хватало. Забравшись с ногами на подоконник, он открыл книгу, уже отчаянно потрепанную и с облезлой обложкой, а после близоруко поморщился, вглядываясь в буквы. Он уже читал эту книгу, при том читал не раз, но именно она всегда его успокаивала и помогала отвлечься. А отвлечься сейчас было просто жизненно необходимо.       Стоит ли просто смириться с неизбежным? Черный всегда считал себя аутсайдером по жизни. Когда-то от него избавились. Парень не помнил свою семью. Кажется, у него была мать со светлыми волосами и тускло-серыми глазами, или же этот образ он сам и придумал. В нем не было того, из-за чего детей сдавали в Дом, он не был сломанным, не был уродцем, не был с отклонениями. Простой парень вполне недурной наружности, даже красивый, наверное, полностью здоровый. Разве что неважное зрение, но это проблема миллионов людей по всему миру, она исправляется очками или линзами. Всем тем, что Черный так и не заимел, но уже принципиально, ведь в какой-то момент он искренне захотел быть хоть немного инвалидом, быть своим хотя бы в Доме.       Но и тут его не ожидал успех. Дом его не принял, и своим он не стал ни для кого, хотя Черный действительно старался. Когда-то он сколотил вокруг себя банду из тех, кто его вроде как уважал, но потом все эти ребята от него отвернулись, они все ушли к Слепому и Сфинксу. Когда-то Черный искренне думал, что он нашел родственную душу в воспитателе, Лосе, но тот почему-то особенно тяготел к Сфинксу. В итоге Черный возненавидел безрукого рыжеволосого мальчугана, и собственная озлобленность так сильно закрыла пеленой глаза, что он не сразу понял, что ненависть смешалась со страстью. Ему и самому было мерзко это понимать, так что он душил ненужную влюбленность в зачатке, ломая самого себя и злясь на все и всех еще сильнее. И это было настоящее безумие.       А потом умер Волк.       Черный помнил, что сперва даже обрадовался чужой смерти, обрадовался тому, что нет идейного вдохновителя команды Сфинкса, что нет того, кого, как считал Черный, Сфинкс любил. Парня даже не смущало, что он радуется смерти человека, не смущало до той поры, пока он не увидел, как Сфинкса в одном из пустынных заброшенных классов глубокой ночью утешал Слепой. Сфинкс, возможно, и правда любил Волка, но у него был Слепой, который уже умудрился стать частью его. Слепой — руки Сфинкса, Сфинкс — глаза Слепого. Не только друзья, не просто любовники. Какая-то совершенно особенная связь. Черный ощутил себя аутсайдером еще сильнее. Кажется, именно тогда он все и потерял. Его бывшие «верные псы» зажили своей жизнью рядом со Сфинксом, им было хорошо вместе, а Черный остался один. А уже потом грянул день великого безумия, когда в Доме пролилась кровь. Черный помнил, что это именно он нашел Сфинкса в отключке, облысевшим, лишившимся всех волос на теле и ни на что не реагирующим. Безрукий провел некоторое время в коме, никто так и не понял, что с ним вообще было такое, но Черный знал точно, что из комы его вернул Слепой. Он подслушал много разговоров, половины которых ему не удалось сразу понять, потому как он не слышал зов, он априори почти ничего не смог понять.       Лишь один раз он позволил себе зайти в палату, где лежал Сфинкс, чтобы просто на него посмотреть, и в тот раз они впервые смогли нормально поговорить. Сфинкс изменился раз и навсегда — вот что сразу понял Черный. Кома его изменила, или же его изменило то, что лишило его волос. Он понятия не имел, что да как. Просто перед ним был уже другой человек. Сфинкс был совершенно спокойным, он смотрел на Черного так, будто знал о нем нечто такое, что тому было неведомо.       — Как думаешь, Спортсмен, кто свободнее — бегущий по саване гепард или сидящая на зеленой тростинке тля?       Черный так и не понял, к чему вообще был этот вопрос, но он после долго ходил по Дому, выискивая сакральный смысл этих слов и думая, насколько же вообще может быть свободной какая-то там тля.       Все изменилось. Черный, который так не услышав зов, в который ему не хотелось, но пришлось поверить, словно насмешкой судьбы попал в стаю Слепого. Попал уже после того, как ее покинул Стервятник, собравший вокруг себя тех, кому нужна была его помощь. Вернее те, кто был нужен ему, чтобы спасти себя после смерти брата-близнеца. Слухи твердили, что сам Стервятник виноват в том, что его брат не нашел покой в мире мертвых, его дух не смог уйти, потому что брат настолько отчаянно о нем убивался. Теперь он следовал за Стервятником тенью, но Черный старался об этом не думать вовсе.       Собственное положение его волновало куда сильнее. Он убеждал себя в том, что вся четвертая его ненавидит, что Сфинкс и Слепой его ненавидят. Вожак так и вовсе прекрасно знал о том, что Черный был некогда влюблен в Сфинкса, и ему это вряд ли было по душе. И как же тяжело было смириться с тем, что его никто не ненавидел вовсе.       Уже потом появился Лорд. На первый взгляд высокомерный, горделивый и совершенно социопатичный эгоист, на деле он оказался глубоко несчастным человеком. И Черный, узрев это, влюбился снова, но теперь уже по-настоящему. Сейчас чувство не было продиктовано смесью ненависти и страсти, он любил совершенно искренне, и Лорд, почувствовавший это, ответил ему взаимностью. Черный позволил себе начать мечтать о жизни после Дома, и в этих мечтах был Лорд.       Но потом он потерял и Лорда, потому как тот начал слышать зов Дома. На сей раз было намного больнее. Черный скулил от собственного бессилья, когда Сфинкс буквально швырял Лорда сильными ногами, заставляя ползать, напрягаться всем телом. Даже понимая, что Сфинкс делает это исключительно ради самого Лорда и по его же просьбе, Черный испытывал желание забрать Лорда и убраться прочь из Дома, навсегда. Жить в Наружности, работать, быть обычным человеком, заботиться о Лорде, дать и себе, и ему нормальную жизнь. Но все опять не сложилось.       — Я знал, ты будешь здесь.       Черный невольно вздрогнул. Оказывается, он так и застыл, просто смотря на строчку в книге, но не читая, а погрузившись с головой в свои мысли. Напрягать зрение не пришлось, он узнал Слепого по голосу. У вожака четвертой, как обычно, лицо было едва ли не целиком закрыто длинными черными волосами. Он слишком ловко для незрячего прошел мимо и забрался на подоконник, устроившись аккурат перед Черным. Что-то в его поведении было не так, Черный понимал это с того момента, как увидел, как вожак что-то шепнул Лорду. Не зря же Лорд так изумился.       — А я надеялся, что тебя здесь не будет, — отозвался Черный. — Нигде уже нельзя уединиться.       Слепого эти слова нисколько не смутили. Он уставился в сторону окна, словно смотря на дворик, хотя дворика не было видно в принципе. Впрочем да, Слепой и так не видит. Иногда даже Черный умудрялся об этом забывать, а ведь он знал вожака с раннего детства.       — Жаль, что ты не задержался в комнате.       Слепой всегда говорил вот так — отстраненно, каким-то слишком умиротворенным, тягучим и неживым голосом, но Черный так к этому и не привык. В детстве его вообще раздражала такая манера речи, раздражало чужое тотальное спокойствие. Так и хотелось любыми средствами вывести незрячего патлатого мальчишку на эмоции.       — Зачем? Мне, думаешь, интересны ваши бредни про этот зов и все прочее? — спросил Черный. — Так вот нет, не интересны нисколько.       Слепой промолчал. Черный честно ждал хоть какого-то ответа, заранее прикидывая, что он мог бы ответить, но вожак словно вовсе забыл о том, что они говорили о чем-то. Хмыкнув, Черный решил демонстративно вернуться к книге, но теперь о чтении не могло быть и речи. С чего вообще Слепой об этом говорит? Зачем он здесь? В коридоре много подоконников, он мог сесть куда угодно. Совершенно очевидно, что он собирается что-то донести до Черного.       Наконец, парень не выдержал, захлопнул книгу и посмотрел на вожака четвертой.       — Что тебе нужно?       Слепой, как правило, не болтал впустую. Он посмотрел на него, на Черного, перед тем, как что-то шепнуть Лорду. Да, он незрячий, он не может видеть, но даже от его пустого мертвого взгляда Черному стало откровенно жутко. Ему всегда казалось, что Слепой может видеть, не глазами, а как-то по-другому.       — Мне? Совершенно ничего. А тебе?       Все тот же ровный и незаинтересованный тон. Черный пожал плечами.       — Это ведь ты сюда пришел.       — Меня привел Дом. Я знал, что ты здесь, но пока слабо понимаю, зачем здесь я.       Все было как-то запутанно. Черный напрягся.       — Допустим. Почему тебе жаль, что я не задержался в комнате?       Слепой как-то неопределенно повел головой. Его длинные волосы блестящей волной скользнули по плечам.       — Возможно, потому, что судьба Лорда разрешилась. Мне казалось, что тебе это будет интересно.       Черный ощутил, как после этих слов у него похолодели руки. Он хорошо помнил о том, что Лорд помешан на мысли о причащении. Да, Черный ему уже помешал, потому как не хотел, чтобы тот стал пленником Дома, не хотел, чтобы он умер. В основном потому, что в этом случае судьба их точно разлучит, ведь Черный не принят Домом.       — Разрешилась?       Он помнил разговоры в четвертой и понимал, что все скоро должно разрешиться. Никто не намерен ждать до выпускного, это факт, но разве речь шла о считанных днях?       — Именно так я и сказал.       Черный не мог не понять, о чем речь. Да, Лорд совсем недавно собирался свести счеты с жизнью, но даже Сфинкс был солидарен с тем, что нельзя причащаться без решения на то Дома. А раз судьба разрешилась, то теперь Лорда вообще ничего не держит. Что Черный действительно понимал, так это то, что он не хочет терять Лорда. Тот видел свое будущее в какой-то мистической Изнанке, в месте, где, как он был убежден, его ждет настоящее счастье. В месте, куда Черному ход заказан.       Лорд сделал свой выбор, но Черный с ним так и не смирился в итоге.       — Где он сейчас?       Слепой не просто так пришел. Он ведь вообще никогда и ничего не делал просто так. И он не просто так сам лично сообщил ему эту новость.       — Не в комнате, если ты об этом, — отозвался вожак. — Он умчался в туалет. В тот самый. Дом не примет его, причащения не будет.       А вот этого Черный совершенно точно не мог ожидать.       — Что?       Как Лорд мог быть не принят Домом? Ведь он, в отличие от самого Черного, слышал зов и был им ведом.       — Ты слышал, — кивнул Слепой. — Его ждет Наружность. Как и тебя, ведь так? Хороший повод поговорить с ним об этом.       Черный все так же не мог поверить в услышанное. Если Дом не принял Лорда, ему и правда дорога только в Наружность, уже потом, когда все закончится. Но если Дом его отверг, для него это определенно сильный удар. Как бы он не попытался действительно свести счеты с жизнью. Тогда он не просто исчезнет из жизни Черного — он умрет по-настоящему. Значит, поэтому Слепой намекает на то, что Черному стоит с ним поговорить? Чтобы не допустить непоправимого.       — Как Дом мог его не принять? — спросил он.       Нужно было спешить со всех ног в тот самый учительский туалет. Однажды в нем умер Курильщик. Черный узнал об этом не так давно, да и не придал особого значения, но вот для Лорда это особенное место. Место, где произошло причащение.       Слепой выглядел максимально безучастным. Он мотнул головой, продемонстрировав тонкую бледную шею.       — А мне откуда знать?       Не было смысла говорить с ним о чем-то. Черный поднялся на ноги. Книга так и осталась лежать на прохладной поверхности, а парень умчался со всех ног в сторону лестницы. Лишь бы успеть до того, как Лорд сотворит что-то плохое.       После его ухода коридор вновь погрузился в тишину. Слепой прислушивался к шорохам и был погружен в свои мысли, когда вновь послышались шаги. Вожак четвертой всегда узнавал людей по шагам и никогда еще не ошибся ни в ком, особенно же четко он улавливал шаги Сфинкса, равно как и тембр его голоса или даже дыхание. Сила привычки, должно быть, ведь они вместе почти всю сознательную жизнь.       — И как он среагировал?       — Как ты и говорил.       Слепой слышал, как Сфинкс подошел к нему, а после и ощутил его присутствие, когда тот прижался лбом к его волосам.       — Это был верный поступок?       Слепой лишь пожал плечами.       — Кто знает. Нам нужно следовать зову.       — Да, нужно, — согласился Сфинкс спустя несколько секунд. — Уже завтра все разрешится.       Они оба ощущали себя сильнее, когда были вместе. Должно быть, так и бывает, если двух людей объединяет общее на двоих сильное чувство, проверенное годами.       — Завтра, — кивнул Слепой. — Завтра цикл закончится.       Именно так и сказал хранитель, именно об этом и твердил зов. На сей раз избранники Дома не брошены своим хранителем, у них есть поводырь. История прошлого не должна повториться.

***

      Черный впопыхах добрался до туалета. Он спешил, как мог, добежал за несколько секунд и тут же переступил порожек. Дверь с противным звуком заскрипела, но это волновало его в последнюю очередь. Кругом пахло сыростью и затхлостью, из старого крана капала вода.       Лорд обнаружился прямо на холодном грязном кафельном полу. Его инвалидное кресло стояло ближе к выходу, можно было разглядеть грязные разводы, по которым было очевидно, что к дверце кабинки Лорд полз. Он сидел ровно, смотря перед собой и держа в руках бутылку пива.       — Лорд?       Не теряя времени, Черный прошел в помещение. Дверь за ним закрылась на половину, так что снова стало темно, но ориентир Черный не потерял. Он добрался до Лорда, с трудом приводя в норму дыхание, а после присел на колени перед ним. Тот выглядел отрешенным и безучастным. Когда же он поднял взгляд, Черный кивнул сам себе. Все хорошо, он успел. Он сможет сделать так, чтобы Лорд не наделал глупостей.       — Черный?       Он уставился на него несколько недоуменно, но Черный вдруг ясно ощутил, что Лорд его ждал.       — Ты в порядке?       Кажется, Черный и сам пока толком не понимал, что сейчас происходит. Знал, но не понимал в полном смысле. Лорд и правда отвергнут Домом? Несмотря даже на то, что он слышит зов? Как вообще такое случилось? Такое случалось прежде? Черный слишком мало этим интересовался, чтобы точно знать, но вот Курильщик, например, вообще перестал слышать зов, но уже после причащения. Быть может, все это имеет какой-то смысл? И быть может, Лорд теперь не зря находится именно в этом неработающем вонючем туалете, ведь здесь и причастился Курильщик. Кажется, Лорд некоторое время завидовал Курильщику именно из-за этого.       Вопросов было много, но озвучивать их Черный, конечно же, не стал, совсем не до того было.       — Конечно, я в порядке, — отозвался Лорд в своей привычной манере. Он резко изменился в лице. — Просто передо мной сейчас сложная дилемма, которую надо решить, вот и все.       Это резкое изменение настроения заставило Черного растеряться. Он ожидал, что Лорд будет совершенно разбит и подавлен.       — Эм-м… Дилемма?       Парень не думая присел рядом с Лордом. Плевать, что пол грязный и влажный, плевать даже на то, что местами из-под кафеля пробился мох. Это свидетельствовало о причащении, где-то рядом лежит скрытый от глаз труп Курильщика. Подумав об этом, Черный встрепенулся; а что, если он на самом деле опоздал, а Слепой его обманул? Что, если Лорд на самом деле тоже причастился? Так ведь сходу и не поймешь. Причащенные умирают только для внешнего мира, для Наружности, как они сами говорят, а вот в пределах Дома их от живых и здоровых не отличить.       — Она самая, — кивнул Лорд. — Думаю вот о будущем. Никогда раньше не думал об этом дерьме, а сейчас приходится.       Черный кивнул. Что ж, не стал бы Лорд думать о будущем, будь он причащен, это совершенно точно.       — И что надумал?       Будущее — это Наружность. Для Черного так точно. Он сам множество раз представлял, что будет делать во внешнем мире, как будет выживать там один. Если с ним будет Лорд, он никогда не скажет, что ему в тягость возиться с инвалидом. Лорд — не обуза. Черный знал, что будет готов вкалывать, как проклятый, лишь бы у них все было хорошо. Вкалывать за двоих, разумеется. Хотя у Лорда, кажется, есть богатая семья, в отличие от Черного.       Жизнь в Наружности все ближе, и пугает она все сильнее, вот ведь парадокс какой.       — Пока ничего, — Лорд с важным видом откупорил крышку бутылки. — Скажи мне, а ты уже думал о будущем?       Черный кивнул, уставившись на руки Лорда, сжимавшие бутылку.       — Думал, — признался он. — Много раз думал.       Разговор выходил каким-то совсем странным. Черный не понимал, почему Лорд настолько спокоен, почему он так безучастен к произошедшему. Неужели Черный и правда понял все неверно?       — И? Там, в этом твоем будущем, был я?       Черный поднял взгляд. Кажется, Лорд избегал того, чтобы смотреть ему в глаза.       — Конечно, был.       — И какое место ты мне там отвел?       На сей раз он все-таки поднял взгляд. Черный не понимал, что происходит. Ощущение, что что-то не так, стало едва ли не осязаемым, а спокойствие Лорда немного пугало.       — Важное.       Был ли Лорд удовлетворен таким ответом, Черный так и не понял. Блондин кивнул, скорее не ему, а каким-то своим мыслям, а после отпил из бутылки. Черный словно завороженный смотрел на то, как он пьет, как двигается его кадык. А после на влажные губы Лорда, когда он отстранился от бутылки и облизнулся.       — Давай выпьем. За будущее.       Когда Лорд протянул ему бутылку, Черный лишь пожал плечами. Он был не против выпить. Быть может, это помогло бы понять, что происходит с Лордом и почему он себя так ведет.       — Ты ведь не пьян?       — От пива не пьянеют.       Взяв протянутую бутылку, Черный сделал сходу три больших глотка, лишь после ощутив горький привкус на языке.       — Оно что, забродило?       Лорд не ответил. Он смотрел на Черного слишком странным взглядом, природу которого тот не мог определить. В какой-то момент он просто сорвался. Его сильная рука вцепилась в ворот футболки Черного, заставив его приблизиться, а после тонкие губы накрыли уста все такого же недоумевающего Черного. Это был поцелуй, полный какой-то невиданной прежде страсти. Черный отстраненно подумал о том, что у Лорда на языке точно такой же привкус горечи, но это быстро перестало его волновать. Лорд был с ним, в его объятиях — вот что действительно было важно.

***

      Самой сложной, и вместе с тем самой структурной материей мироздания всегда было время. Все должно было существовать по его правилам — зарождаться, жить, а после умирать тогда, когда угодно именно времени. И так было всегда, пока однажды часть этой материи не была закольцована. Теперь сложно сказать, когда и как вообще это произошло. Просто один отрезок времени стал отдельным миром, в котором отныне события повторялись, каждое новое начало рождало новую вселенную, конец которой означал переход в иное измерение, где время застыло вовсе. Кто-то смог вот так обмануть время, но этот кто-то в итоге остался пленником собственного положения. Он получил вечную жизнь, но он был вынужден проживать ее от определенного момента и до конца своего цикла, а потом проживать все снова.       Этого человека в итоге назвали хранителем времени. Вернее, он сам себя так прозвал. У него было много имен. Порой он менял их в ходе лишь одного цикла пару раз, а потому не считал важным запоминать. Весь центр закольцованного времени находился в одном определенном месте, которое хранитель называл коротким лаконичным словом «Дом». Именно здесь была сосредоточена колоссальная энергия, позволявшая обманывать время снова и снова. Те, кого сила Дома считала достойными, покидали цикл и уходили в мир без времени. Там они проживали свою вечность в мире и благодати, и это было их наградой за те муки, которые они пережили в своей жизни. Те, кого сила Дома считала недостойными, покидали цикл и временную петлю, а после доживали короткий отрезок жизни и приходили к логическому завершению своей жизни.       Хранитель времени не мог управлять процессом, он был лишь наблюдателем, тем, кто смотрел, кто все помнил и кто мог контролировать потоки времени. И именно он выбирал каждому циклу поводыря, человека, который должен был найти единственный правильный путь из закольцованного времени в мир без временных потоков. Этим человеком был хранитель оси. Для каждого цикла своя ось, для каждой оси свой хранитель. И именно хранитель времени решал, кто будет таким поводырем.       Самому хранителю времени путь в вечный мир был закрыт навсегда, и он об этом прекрасно знал. Впрочем, его устраивала собственная участь вечного смотрителя, хранителя еще и эпоса и всех событий внутри всех циклов. Много было разных моментов, как счастливых, так и трагичных, и много было судеб, за которыми он наблюдал.       Он старался все записывать. Переход в новый цикл порой заставлял его что-то забывать, и чтобы легче вспоминалось, он вел многочисленные дневники. Дом хранил их для него, дабы не пропали.       — Македонский, подойди ко мне.       Шакал Табаки, именно такое имя носил хранитель времени в этом цикле, помнил все, пусть и некоторые детали иногда выходили из головы. Он листал старый дневник. На его страницах — целая история. Множество деталей, которые в иное время показались бы никчемными, и лишь хранитель времени знал, насколько они ценны.       Когда Красный дракон, которого прозвали Македонским, подошел, Табаки широко улыбнулся ему и жестом пригласил присесть рядом. Тот судорожно поправил огненно-рыжие волосы, но все же присел, понимая, что сейчас это важно.       — У меня тут все записано, — довольным тоном сказал Табаки. — Прежняя ось. Это как прошлая жизнь.       Македонский нерешительно посмотрел на страницы, исписанные рукой хранителя времени. Его почерк, сплошной, местами неровный, заметно придавливал лист, оставляя глубокие отметины, так что при желании можно прочитать, трогая их пальцами.       — Когда мы были детьми? — спросил Македонский.       Но Табаки засмеялся и помотал головой.       — Нет, это совершенно другая ось. В ней они все выросли и выбрали свой путь сами.       Македонский нахмурился.       — Там тоже были Лорд, Курильщик и Сфинкс?       Табаки закивал.       — Там были все, и ты в том числе. Но там хранителем оси был Лорд. Не наш Лорд, конечно, другой. У того Лорда не было такой потрясающей шевелюры, ее ему обкорнали в Наружности. Но у него была рыжая подружка, которая в итоге застряла в распутье и попала в чистилище, кажется, Лорд ее в итоге забыл. Переход по чертогам времени отшибает память.       Македонский прикусил губу.       — Но Лорд был хорошим хранителем, да?       Шакал с деловитым видом перелистал дневник.       — Да. Он сильно так рискнул ради Стервятника, стараясь сделать его счастливым, подарил ему переход из одного цикла в другой. И из-за этого время отобрало у него любимую девушку. За все, видишь ли, приходится платить, даже за добрые дела.       Он остановился на каком-то определенном моменте и замер, вчитываясь в строчки, а задумчивый Македонский спросил:       — Значит, Стервятник перешел в новый цикл?       Табаки закивал настолько активно, что волосы на его голове задвигались и закрыли лоб.       — Да. Он был уверен в том, что успокоение ему подарит только воссоединение с братом. Мне было очень жаль его, поэтому я позволил Лорду рискнуть. Но мы ошиблись. А знаешь почему?       Хранитель времени посмотрел на Македонского. Тот, однако, пожал плечами.       — Почему же?       Шакал грустно выдохнул:       — Не суждено им быть вместе, ни в одном из циклов. Лишь один может жить, и этот один всегда Стервятник. Его цель — стать отцом и опорой тем, кто в нем нуждается, а цель его брата — стать утратой и сделать Стервятника тем самым отцом и опорой. Одно всегда исходит из другого. Это как звенья цепи, — положив дневник на колени, Табаки взялся пальцами за одну из цепочек, что висели на его шее, и продемонстрировал ее Македонскому, — вытащишь что-то одно, и вся структура просто рухнет. И здесь вот так же. Нельзя было избежать смерти Макса, ни в одном из циклов.       Македонский кивнул.       — Теперь я понимаю. Но это так грустно.       — Грустно, — согласился хранитель времени, снова взявшись за дневник. — И именно поэтому сейчас он должен стать счастливым. Наконец-то Стервятник открыл кому-то свое сердце. Теперь не будет неправильных переходов — он окажется там, где ему самое место. Как и Лорд, кстати. Я повидал так много вариаций вас всех, но все равно всех люблю, — он хихикнул. — Знаешь, так странно вспоминать прошлые циклы. В прошлый раз Слепой женился, а Сфинкс вообще ушел в Наружность. И ты не поверишь с кем — с Курильщиком.       Красный дракон задумчиво кивнул.       — В это… сложно поверить.       — Потому, что в этом цикле он любит Слепого. И это забавно, но не лишено смысла. А Стервятник полюбил Курильщика, и вот это вообще неожиданность даже для меня. Ох, как я волновался, ты бы знал! — Табаки повысил тон, точно стараясь доказать, что он на самом деле волновался. — И все сложилось. Фазан тоже птица, да-да.       Македонский невольно улыбнулся.       — Сейчас они оба будут счастливы?       — Это от них зависит, — ответил Шакал. — А еще от хранителя оси. Ну, — он улыбнулся Македонскому. — От тебя.       На сей раз Красный дракон мигом помрачнел. Разумеется, Табаки не мог этого не заметить, но он решил дождаться разъяснений самого Македонского.       — Я не уверен, что смогу, Табаки, — выдохнул он. — Это такая большая ответственность. А я боюсь, что не справлюсь.       Шакал кивнул.       — Вижу, ты сомневаешься.       — Еще как сомневаюсь…       — И именно поэтому ты справишься! — заявил хранитель времени. — Поверь мне, Дом не любит чрезмерно самоуверенных. А ты всегда думаешь о чужих потребностях и знаешь всех настолько хорошо, насколько это только возможно, — Табаки коснулся ладонью плеча Македонского. — Поверь мне, я всегда знаю, на кого надо возложить эту миссию. Я не ошибался ни в одном из вас, даже в Седом. Просто я всем даю выбор. Хранитель оси сильно рискует, поэтому он может поставить свои потребности выше всего остального. А может исполнить обязанность. Может даже самовыпилиться. И это будет его выбор.       Он говорил убедительно, так что Македонский при всем желании не смог бы с ним спорить.       — В таком случае я постараюсь тебя не подвести.       Табаки расплылся в довольной улыбке.       — Ты молодец.       Он снова вернул свое внимание дневнику, а Македонский огляделся. В комнате было тихо, но это лишь на время. Сегодня ночь сказок. На нее придут не все. Птицы придут без своего вожака, Стервятник сейчас ровно там, где и должен быть, с Курильщиком, Крысы придут, Псы тоже, но не все. А пока — последнее причащение. Те, кто приняты Домом, должны закончить все обряды.       Это важнейшая ночь текущего цикла.       О том, что именно он должен стать хранителем оси, Македонский узнал давно. Это было тогда, когда его попытка самоубийства привела к тому, что состоялось причащение. Он искренне не понимал, почему остался жив, когда сбросился с крыши. Он должен был умереть. Волк, который его шантажировал, раскрыв некоторые умения, ставшие для Красного дракона проклятием, стал по итогу его жертвой. «Убей Слепого, и я тебя оставлю в покое». Так он сказал. Македонский помнил эти слова, а еще помнил, что не верил Волку. Тот парень не просто желал быть безраздельно единственным для Сфинкса, он еще и хотел власти. Хотел быть вожаком всего Дома. Но этим вожаком должен был быть Слепой.       Уже позже Македонский понял, что именно зов Дома помог ему решиться убить Волка. И именно из-за этого он и причастился. Табаки вовремя оказался рядом, чтобы объяснить, что происходит. Пришедший в Дом позже многих, он причастился одним из первых, и с тех пор он жил в ожидании конца текущего цикла.       — Табаки?       Хранитель времени не стал отводить взгляда от дневника.       — Да, дорогой?       — А в том, прошлом цикле, я нашел свой покой?       Он давно хотел об этом спросить, но все никак не решался, опасаясь того, что ответ может его сильно расстроить. Табаки лишь улыбнулся.       — Конечно, дорогой. Все драконы в итоге находят свой покой. А ты еще и лучший из драконов. Просто поверь мне.       Не верить хранителю времени у Македонского поводов не было, так что он закивал.       — Спасибо, Табаки.       Впереди тяжелая ночь, Македонский знал об этом. Но он был готов ко всему, благо много было времени подготовиться. Все случится завтра утром. Цикл подходит к концу.