Лисья нора

      Цветочный аромат кругом успокаивал. Курильщик, кажется, успел свыкнуться с тем, что он теперь лиса, покинувшая свою уютную нору. В этом не было ничего необычного, ненормального. Все именно так, как и должно было быть всегда.       Парень осознал, что он снова лежит на какой-то матерчатой поверхности куда раньше, чем успел открыть глаза. Знакомый дурманящий запах не позволял ему ошибиться на счет того, что он лежит не на своей части общей кровати в четвертой. Здесь он уже лежал, совсем недавно. Прошло очень мало времени, хотя по ощущениям — половина всей жизни.       Наконец, он открыл глаза. Курильщик не удивился, когда первым же делом увидел Стервятника. Он ожидал его увидеть. Смутные воспоминания давали понять, что его нашли в коридоре Ангел и Красавица. Курильщик паниковал и готов был разрыдаться от отчаяния, а потом он просто вырубился. Должно быть, Птицы принесли его в третью, к своему вожаку. Потому что так надо было. Так должно было быть, и Курильщик лишь сейчас начал это понимать. Все было на поверхности всегда, но он этого не видел. Не хотел видеть, так уж получилось.       Ангел и Красавица тоже причастились. Они оказались в коридоре не случайно, Дом сказал им, что они нужны в этом определенном месте. Так же Дом велел им вести Курильщика в третью, к Стервятнику. Это было очевидно. Вон оно, влияние Дома на всех его обитателей. Если Дом тебя выбирает, ты слышишь его зов и веришь в него, если ты не выбран Домом, сам Дом не позволяет тебе в него верить. Может, поэтому и появилось строгое деление на группировки?       Раньше и группировок было всего две, но хранитель не относился ни к одной из них. По итогу все закончилось трагедией. Да, теперь Курильщик не считал, что это все — просто игра, созданная от скуки. Теперь он видел во всем строгую систему. Фазаны — не принятые Домом, так должно было быть. Птицы и крысы — те, кто могут выбирать. Четвертая группа — те, кто приняты Домом. Псы — те, кто могут быть приняты.       И во всей этой системе было два играющих против правил звена — Курильщик и Черный. Фазан, принятый Домом, и представитель четвертой, не принятый Домом.       Голова начала пухнуть от обилия мыслей. Стервятник видел, что он очнулся, но сохранял молчание, даже не смотрел на него. Он сидел осунувшись, немного сгорбленный, задумчивый, поглощенный в свои мысли. Брови были нахмурены, светлые жесткие волосы лежали ровными локонами на плечах, заправленные за уши. Курильщик никогда прежде не акцентировал внимания на обилии сережек в его ушах. Ключи, будь то ключ размером с мизинец или совсем маленькие, их даже сложно сходу посчитать. В ухе вовсе не оставалось места для еще одного прокола.       — Когда-то все было проще.       Хриплый голос Стервятника прозвучал неожиданно. Курильщик посмотрел в его мутные глаза.       — Проще?       Он понимал, к чему тот клонит. Стервятник тоже причащен, сейчас для Курильщика это было очевидно. Для каждого обитателя Дома и зов, и причащение, и факт собственной смерти были тем, что весьма тяжело сразу осознать, вожак третьей явно не исключение.       — Да, — кивнул он. — Нас с братом сдали в Дом еще в детстве. Родились неполноценными. Вернее, только я. Мы всегда держались друг за друга, он защищал меня, а я попадал в неприятности слишком часто. До сих пор виню себя в его смерти.       Курильщик сглотнул. Стервятник рассказывал ему нечто очень личное. Вспомнились слова Слепого. Как он говорил — вы настолько близки, что обсуждаете шрамы? Не дословно, конечно, но смысл был в этом. Шрамы — личная тема, равно как и потеря родного человека. Это не то, о чем можно говорить в большой компании, а от того такие темы ценнее.       — Как вообще это случилось?       Парень знал, что Птичий папа ему ответит. Стервятник уже дал это понять. Он открывается перед Курильщиком, это говорит о том, что между ними есть некая связь, эдакая спасительная соломинка для них обоих.       — Нас обоих должны были убить. Наш дед, тот еще затейник, решил насолить своей жене. Перед смертью он завещал все свое имущество сданным в интернат внукам, так что мы стали для нее проблемой. Она кого-то подкупила, как-то договорилась, я не знаю подробностей. Знаю только, что умереть должны были мы оба, но умер только он.       Курильщик сглотнул. Жуткая выходила история.       — А как ты сам об этом узнал?       — Мне рассказал РI. Тот самый человек, который помешал мне тогда наложить на себя руки. Если бы я умер, мы бы с братом вместе застряли в промежуточном состоянии между жизнью и смертью, но мне в итоге не позволили это сделать.       Наступило молчание. Курильщик вдруг осознал еще кое-что, то, чего он так же не замечал, но уже из упрямого эгоизма — он далеко не самый несчастный человек в этом Доме. Скорее даже один из самых счастливых. Вот что до него пытался донести Сфинкс, который никогда не навязывает свою точку зрения, а лишь дает наводящие мысли, чтобы собеседник сам для себя все понял. Он сам, безрукий с рождения, которому всегда и во всем нужна была помощь посторонних. И разве кто-то посмеет назвать Сфинкса немощным? А Лорд, от которого отвернулась его богатая семья, человек, считающий свою жизнь ужасной ошибкой… Разве хоть кто-то посмеет назвать его жалким и слабым? Что уж говорить о Слепом, который вообще незрячий всю жизнь, никогда не видевший ничего и никого, но являющийся по сути главным в Доме.       Курильщик смотрел на них и думал, что они сильные просто по данности. Просто есть и все тут. И он искренне считал, что несчастнее него никого не найти. Какая наивность, если подумать.       Со Стервятником была та же история. Курильщик долгое время просто боялся его и думал о нем много плохого. А ведь на деле он тоже несчастен. Просто создал для себя броню, чтобы прятать то, что бередит раны. Образ Птичьего папы появился не случайно. Он винит себя в смерти брата, единственного человека, которого он на самом деле любил, а потому теперь он стал наставником для других мальчишек, которым нужна помощь, поддержка и забота. Делает для них то, что не смог сделать для брата, которого навсегда потерял. В этом была настоящая трагедия человека, который был сильным для всех и глубоко несчастным для самого себя, в глубине души.       Вот на что хотел надоумить Сфинкс Курильщика. Он не говорил прямо, но пытался намекнуть, чтобы тот сам об этом подумал и дошел до истины собственным путем.       — Я не знал об этом, — признался Курильщик. — Никогда не слышал…       — Никто и не должен был знать, — кивнул в ответ Стервятник. — Разве что только те, кто сам лично видел его, был с ним знаком. Чтить его память должен я.       Вот почему они не говорят об умерших. Не потому, что им плевать на чужие смерти, а потому, что словами горю не поможешь. Тот, кто умер, уже ушел. Он не причастился, не остался привязан к Дому, у него свой путь. Курильщик вспомнил, где он прежде слышал имя Волка, о котором упоминал Слепой. Этот парень был им другом, наверное, но он умер. Умер навсегда. И о нем тоже не говорили. Личная драма остается личной. Его любили, но он ушел, не нужно пытаться возвращать его разговорами, иначе еще застрянет между жизнью и смертью, как брат Стервятника.       Теперь Курильщик и правда понимал, что происходит. Вот она — правда. Вот то, что раньше ему казалось таким непонятным и сложным. Нужно было просто поверить в то, что мир куда сложнее и многограннее, чем он привык думать.       — А когда… — Курильщик сглотнул. Если Птичий папа сам начал с ним откровенничать, то он, стоит полагать, ответит на вопрос. — Когда ты причастился?       В том, что это точно уже произошло, он не сомневался. Стервятник, наконец, посмотрел на него. Нечитаемый взгляд серых глаз больше не пугал. Странное ощущение уюта даже удивило, но Курильщик не стал об этом думать. У них с этим человеком уже есть какая-то связь, возможно, всегда была, просто он не знал об этом.       — Через три года после его смерти. Дом решил, что я уже готов. А после причащения я стал вожаком Птиц. Вернее, я сам собрал эту стаю и выбил для нас отдельную комнату.       Курильщик бросил взгляд на его запястья. На них в самом деле были отчетливые шрамы. Он точно вскрывал себе вены, возможно, не раз и не два, а куда чаще.       — Я думал…       Но Стервятник тут же понял, о чем он.       — Нет, я не от этого умер, — сказал он. — Отравление. Я выпил самую первую «Лунную дорогу», проверил ее эффект на себе. Пришлось потом модернизировать коктейль, потому что я умирал очень долго и в муках. Сейчас его пьют все кому не лень, либо чтобы причаститься, либо чтобы просто пощекотать себе нервы.       Такое откровение Курильщика удивило.       — Тот самый коктейль?       Он помнил эту зеленоватую жижу, которую так и не стал пить в свое время. Выходит, это своеобразный яд для тех, кто решил умереть. Или интересная выпивка для тех, кто уже мертв.       — А шрамы?       Стервятник мотнул головой.       — Я просто часто резал вены. Слишком часто.       Он посмотрел куда-то в сторону, а Курильщик, к большой неожиданности для себя, испытал непомерную необходимость обнять этого человека. Кажется, он сейчас нужен Стервятнику, и они оба это ощущают. Осознав такую простую истину, Курильщик сперва заскользил ладонями по жесткой простыни на кровати, а потом напрягся и приподнялся. Тело, очевидно, немного затекло, но парень в принципе понятия не имел, как долго он пролежал на месте ровно. Да и имело это значение.       Стервятник не удивился, когда Курильщик оказался ближе. Парень неуверенно коснулся рукой его плеча и сперва просто замер. Черная рубашка была немного велика Стервятнику, но у него все равно были широкие плечи и жилистые руки. Его большие ладони были полностью расслаблены. Курильщик вновь уставился на старые шрамы, а после кивнул сам себе. Наконец, он обнял Стервятника, пусть и все так же неуверенно. Да, вот так и должно было случиться.       Руки Птичьего папы скользнули к нему. Курильщик отчетливо ощутил их на своей спине. Теперь, когда Стервятник обнял его в ответ, стало намного лучше. И кто бы мог вообще подумать, что для того, чтобы ощутить себя цельным, ему нужен был всегда именно этот человек, вожак третьей, которого он так долго боялся.       — Цикл скоро закончится, — сказал Стервятник, уперевшись острым подбородком в чужое плечо. — Ты должен принять правду, иначе как бы не случилось чего-то плохого.       Теперь Курильщик понимал, что это значит. Принять правду, принять данность о том, что он мертв, хоть и чувствует себя живым, что он никогда отныне не увидит отца, не выйдет из Дома, как мечтал. Этого не будет, обычной жизни не будет. Он не поступит в высшее учебное заведение, не станет художником. Да, он лишается мечты. Но, с другой стороны, будет что-то совершенно иное. Плохо ли это?       — А что будет, когда цикл закончится?       Ему важно было это знать, и Стервятник это прекрасно понимал.       — Хранитель уведет нас, — ответил он. — Только он знает верный путь. А потом… у нас будет выбор, — вожак третьей скользнул впалой щекой по плечу Курильщика. — Лес или Изнанка. Мы сможем выбрать.       Курильщик задумался, словно услыхав что-то знакомое.       — Лес… Мы же там были, — он отчетливо вспомнил несколько минувших снов, если это, конечно, на самом деле были сны. — Я был лисой в норе, а ты стервятником.       Вожак Птиц усмехнулся.       — Да, так и было. Тебе понравился лес?       Курильщик не был уверен в этом, но все же кивнул.       — Думаю, что да. Но, наверное, я бы хотел посмотреть, что там на этой Изнанке.       На сей раз Стервятник отстранился от него. Он улыбался, и в этой улыбке не было прежней насмешки.       — Теперь я вижу, что глупая лиса на самом деле вышла из норы. Наконец-то это случилось.       Курильщик не сразу понял, о чем речь, однако мгновение спустя было уже не до этого. Стервятник сократил расстояние между их лицами. Ощутив прикосновение к своим губам, Курильщик расслабился. Целоваться с вожаком третьей было уже привычно, особенно сейчас, когда он узнал о нем столько личной информации. Теперь он доверял ему. А вот Птичий папа уже не церемонился с ним. Он повалил Курильщика обратно на кровать и ловко оказался сверху, опираясь на свои локти. Близость с ним действительно дурманила рассудок. В какой-то момент парень осознал, к чему все идет, и искренне испугался. Все было слишком быстро, слишком стремительно…       Точно услышав его мысли, Стервятник оторвался от его губ. Теперь они соприкасались носами и могли смотреть друг другу в глаза. Курильщику стало так неловко, он ощутил, как к лицу приливает кровь. Казалось бы, уже поздно смущаться.       — Ты все еще неуверен?       Вожак третьей спросил серьезным, но не требовательным тоном. Курильщик посмотрел на него растерянно. Да, он понимал, что имеется в виду. Вышла ли лиса из норы на самом деле? Ответ мог знать только он сам, а Стервятник не давил на него, вообще никогда. Он ведь терпеливо ждал, когда Курильщик сам все поймет и примет.       — Я уверен, — ответил он. — Так что заткнись и действуй.       Запустив пятерню в длинные волосы Стервятника, Курильщик потянул его на себя. Не потому, что так надо, а потому, что теперь он сам этого хотел. Лиса вышла из своей норы, навсегда.       Они снова поцеловались. Теперь вожак третьей не осторожничал, и Курильщик полностью отдался ощущениям. Он чувствовал широкие шершавые ладони на своем теле, заметно вздрогнул, когда Стервятник скользнул под его футболку. Стало так волнительно. Разорвав поцелуй, Птичий папа уткнулся в шею Курильщика, целуя с таким неподдельным жаром, что парень невольно издал полный наслаждения стон.       Он прикрыл глаза, стараясь забыть о своем смущении. Теперь уже нет пути назад, не правда ли?       Все произошло стремительно. Стервятник приподнялся и, расстегнув штаны Курильщика, так и оставил их, чтобы сперва избавить от футболки. Это было ожидаемо, Курильщик с готовностью приподнялся, но едва его торс оголился, он прижал к себе руки. Собственное тело всегда казалось ему непростительно несовершенным. В нем никогда не было ничего на самом деле привлекательного, он был просто убежден в этой простой истине.       Стервятник заметил этот жест. Несмотря на разгоряченность, он спокойным жестом обхватил запястья Курильщика и подчеркнуто мягко развел в стороны его руки. Тот мотнул головой, стараясь успокоиться, а уже потом снова откинулся спиной на кровать. Теперь Стервятник возвышался над ним. Его статная фигура смотрелась как никогда прежде выигрышно, и это заставило Курильщика раскраснеться еще сильнее. Он даже не сразу заметил то, что должно было его по-настоящему смутить.       Когда вожак третьей потянул вниз его штаны вместе с нижним бельем и снял их даже слишком легко, Курильщик выдохнул.       — Совсем не похоже, что у тебя больная нога.       Он не понимал и сам, удивляет ли его этот факт вообще. Ведь Стервятник стоял, опираясь на колени, слишком спокойно и уверено для калеки. Откинув брюки в сторону, он мотнул головой.       — Открою тебе страшную тайну, Курильщик, — томным тоном проговорил он, чувствуя себя явно намного увереннее. — Моя нога не болит, к сожалению, так уж вышло, — он неспешно принялся расстегивать пуговицы своей рубашки. — Уже очень давно не болит, но я убеждаю себя в обратном. Мне бы хотелось, чтобы она ныла от боли постоянно.       Курильщик уставился на него во все глаза. Вид чужого тела сильно отвлекал от произносимых вожаком третьей слов.       — Не болит?       Стервятник снял рубашку. Его кожа была куда бледнее, чем у Лорда, на ней отчетливо виднелось множество родимых пятен и несколько порозовевших с годами шрамов.       — Не болит, — подтвердил он. — Вообще.       Его руки скользнули ниже, к брюкам. Плотный кожаный ремень обхватывал талию даже слишком туго, бляшка на нем сверкнула в полутьме. Где-то на краю сознания Курильщика мелькнула потрясающе здравая и разумная мысль о том, что они, в общем-то, находятся в общей спальне Птиц, сюда в любой момент может кто-то прийти. Но когда Стервятник расстегнул ремень, а после и пуговицу брюк, и взгляду предстала светлая дорожка паховых волос, Курильщик просто замер на месте.       Даже если кто-то и зайдет — плевать. Вот так он решил. Они, черт возьми, уже мертвы и приняты Домом, о чем им вообще волноваться после такого?       Когда Стервятник вновь опрокинулся на него, Курильщик задрожал от соприкосновения обнаженной кожи. Птичий папа казался ему холодным, но ожидание не совпало с реальностью, потому как его тело обдавало жаром. Прикусив губу, Курильщик позволил себе прикоснуться к нему. Стервятник снова выцеловывал его шею, порой касаясь языком, несильно смыкая зубы, и все, что он делал, заставляло сходить с ума от восторга и желать большего, при том не скрывая этого.       Когда Стервятник развел его ноги, Курильщик на долю секунды решил, что он чувствует прикосновение к своим бедрам. Этого не могло быть, его ноги парализованы, но чувство было ошеломляющим. Он просто закрыл глаза. Чувствовать что-то так приятно, кто бы мог подумать.       Ему казалось, что он видит изгородь. Она, деревянная, выкрашенная в сиреневый и украшенная какими-то вычурными безделушками, отделяла дорогу от небольшого, но уютного дворика. Курильщик смог коснуться этой изгороди и даже ощутить ее ровную гладкую поверхность. По ту сторону появился Стервятник. Он казался таким привычным и непривычным одновременно, хотя Курильщик не мог взять в толк, что же в нем вообще изменилось.       Когда он протянул ему руку, Курильщик осознал, что на запястье нет ни единого шрама. А потом осознал, что и трости в его руках нет, а сам Курильщик уверенно стоит на двух ногах. Этого ведь тоже не могло быть… Он схватился за чужую руку, словно умоляя Стервятника никогда его оставлять, забрать с собой. Не важно, куда, просто забрать. А Стервятник улыбнулся.       Курильщик ощущал. Он действительно совершенно отчетливо уловил прикосновение к своей ноге, а уже после чужие влажные пальцы в промежности. Распахнув глаза, он уставился вниз. Длинные волосы Стервятника щекотали ему живот, но все ощущения сконцентрировались на других прикосновениях.       — Ты… — Курильщик сам удивился тому, что его голос настолько охрип. — Ты ведь знаешь, что делаешь?       Его член был напряженным и влажным. Хотелось прикоснуться к нему и в полной мере ощутить, каково это — ласкать себя в таком смысле. Но его сильно отвлекала ладонь Стервятника. Было стыдно ощущать, как он трогает его в настолько постыдном месте, но вместе с тем и приятно.       — А то.       Сложно было понять, насколько вожак третьей серьезен вообще. Он склонился ниже, и ровно в тот миг, когда первая фаланга его указательного пальца толкнулась в сжатый анус Курильщика, он обхватил губами головку его члена и тут же заскользил языком по уретре.       Курильщик вскинул голову. Это уже было просто слишком, настолько обжигающе и настолько притягательно, но вместе с тем настолько мучительно и настолько стыдно, что парень просто терялся в этом спектре ощущений.       Изгородь была последней границей между ним прежним и настоящим. Он ее преодолел. Теперь точно понятно, что его ожидает в скором времени Изнанка. Что это за место такое, парень понятия не имел, но он все узнает потом, у мертвого нет спешки ни в чем. Тем более, что у него теперь есть Стервятник. Остальное уже не должно иметь значения.

***

      Черный и Лорд в очередной раз встретились взглядами, но сохранили молчание. Напряжение между ними было едва ли не материализованным, его в равной степени ощущал каждый, кто был в комнате.       — А где Лэри? Я его давно не видел.       Табаки огляделся. То, что происходило между Лордом и Черным, ему уже успело наскучить. Он видел все возможные исходы этой истории и понимал, что ничем она его не удивит.       — Понятия не имею, — отозвался Горбач. — Утром был тут.       — Не одно, так другое, — делано возмутился Табаки. — Черт знает что происходит.       Впрочем, все были на взводе, он понимал это как никто другой. Скоро должно произойти кое-что важное, все ждут того самого дня, важнейшего дня за последние несколько лет. А Шакал ждал его с особым трепетом. Подумав немного, он с важным видом достал из-под подушки свой массивный, почти полностью исписанный дневник, открыл и вооружился ручкой. Его частые записи никого не удивляли, в конце концов, привыкаешь ко всему, особенно к тому, что происходит с завидным постоянством.       — А не спешим ли мы?       Этот вопрос озвучил Лорд. Теперь от его недовольства не осталось и следа, он выглядел скорее растерянным, сбитым с толку. Как же редко Лорд позволял себе показывать настолько личные эмоции. Все тут же обернулись к нему, в том числе и Македонский, который пытался покормить Толстого с ложки.       — Ты это о чем, Лорд? — спросил Табаки, стараясь звучать максимально не настойчиво. — О Курильщике, что ли?       Должно быть, и правда о нем. Они уже проверили теорию и поняли, что Курильщик не помнил о зове долгое время. Это могло стать проблемой, вполне могло, от того и спешка. Однако они уже говорили об этом и пришли к общему знаменателю. Или же не пришли?       Лорд не ответил. Македонский кивнул сам себе и отвернулся, Горбач склонил голову, что-то обдумывая, а Табаки выдохнул. Вот в чем дело. Да, они понимали, что Лорд пытался причаститься, несмотря на то, что зов до сих пор не давал ему таких указаний. Нельзя своевольничать, иначе Дом не примет вовсе. Однако время на исходе, а Лорд все еще в зоне риска. Это его и беспокоило.       Он подскочил с места, а после стремительно сполз с кровати.       — Лорд, время еще есть, — сказал ему Шакал. — Ты же и сам это понимаешь, ну.       Наткнувшись на испепеляющий гневный взгляд Черного, Шакал невольно усмехнулся. Ему нравилось трепать нервы этому человеку.       — Я уже много раз это слышал.       Лорд дополз до окна и без видимых усилить забрался на подоконник. Македонский, который, по всей видимости, и правда читал мысли, тут же нащупал на столешнице пачку с сигаретами и зажигалку, и поспешил отнести их Лорду. Блондин лишь коротко кивнул ему и поспешил закурить.       — Так услышь еще разочек, — не унимался Табаки. — Если кто и спешит тут, то это ты.       Он прекрасно понимал, что на Лорда его слова сейчас не повлияют. Еще бы, в четвертой все причащены, кроме него и Черного, который вообще не слышит зов. Мало кто может понять, что Лорд чувствует в такой вот ситуации.       От нужды что-то отвечать Лорда спасло то, что дверь комнаты открылась. За порог тут же вступили Слепой и Сфинкс, который ногой закрыл за ними дверь. Табаки переполошился.       — Вернулись! — воскликнул он. — А почему без Курильщика? И как все прошло? Как он отреагировал? Что сказал? Истерика была? Он хоть поверил или сразу покрутил пальцем у виска?       — Угомонись, Шакал, — ровным тоном сказал Сфинкс. — Слишком длинный поток слов, это надоедает.       — А ты отвечай почаще, и надоедать не будет, — улыбнулся тот. — Ну, так что? Мы долго ждали и теперь хотим все знать.       Слепой мотнул головой.       — Какой же ты шумный. Расскажи им все, чтобы он заткнулся.       Последняя фраза была адресована Сфинксу. Он кивнул и направился к кровати, а вот Слепой, ловко ориентируясь в комнате, направился к окну. Проходя мимо Черного, он остановился на пару секунд и посмотрел на парня так, словно мог его видеть. Черный замер, силясь понять, что к чему, но вожак, разумеется, ничего объяснять не стал, просто продолжил свой путь. Он вряд ли мог вообще видеть, что на кровати кто-то сидит, просто потому, что он в принципе незрячий, хотя никто бы не стал утверждать с уверенностью, что это так.       Слепой добрался до окна. Лорд встрепенулся, когда тонкая ладонь Слепого с длинными, точно паучьи лапы пальцами коснулась сперва его ноги, потом выше, добираясь до плеча. Приблизившись вплотную, вожак шепнул что-то на ухо Лорду.       — Он все вспомнил, — сказал тем временем Сфинкс. — Сперва не хотел верить, а потом понял, что да как.       Табаки не без труда перевел на него свое внимание, хоть и хотелось узнать, что там говорит Слепой Лорду.       — И как он это воспринял?       Сфинкс выглядел откровенно уставшим от происходящего.       — Думаю, справится.       — И сколько у нас теперь времени? — спросил Горбач.       Шакала тут же передернуло.       — Время… — рыкнул он. — Опять вы про это чертово время.       Сфинкс лишь мотнул головой.       — Полагаю, что уже немного. Ждать до выпуска было бы глупо, нельзя, чтобы все повторилось, как в прошлый раз.       — Но до выпуска еще два месяца.       — У нас нет этих двух месяцев, — решительным тоном сказал Сфинкс. — Слушайте зов, он все подскажет.       Табаки тут же закивал.       — Да-да! Вот именно — слушайте зов! И слушайте без разговоров о времени, а то мне от них дурно и голова начинает болеть.       Он демонстративно опрокинулся спиной на подушку, прижимая к груди свой дневник, а потом, словно о чем-то вспомнив, вскочил обратно и начал что-то судорожно писать.       — Ты чего это, Шакал? — спросил Горбач.       Но тот хмыкнул.       — Я веду летопись, между прочим! Важна любая информация, важно абсолютно все. И ведь только я веду подробные протоколы. Так что не мешайте мне!       Никто не собирался с ним о чем-то спорить. Когда Шакал обратил все свое внимание дневнику, в комнате стало тише. Слепой перестал что-то говорить Лорду, тот смотрел на него потрясенно, побледнев и перестав курить. Сфинкс знал, что к чему, остальным оставалось лишь догадываться молча, ведь если будет нужно — они сами скажут, а раз молчат — на то есть необходимость.       — Так, а где Курильщик? — спросил Горбач.       — Известно где, — Сфинкс усмехнулся. — В третьей, со Стервятником опять. Он там, где и должен быть.       Больше никто вопросов не задавал. Время в самом деле поджимало и заставляло всех переживать, но спешить при этом нельзя было. Да и проблем в целом было много, чтобы думать, чем занят Курильщик в комнате Стервятника. Хотя это и так очевидно.