Ошибки системы

             — Что значит «пропал»? Он должен быть дома! Он ждал Хосока и собирался испечь ему пирог! Как он мог пропасть? — громко спрашивает Чимин у Намджуна, который, жестом прося истинного замолчать, внимательно слушает обеспокоенного друга.       Омега ходит следом за альфой, вслушиваясь в сбивчивый голос Чона. Чувствуя, как внутри начинает зарождаться паника, испуганно смотрит на своего непривычно растерянного истинного, который, понимая, что омега теперь не отстанет, перестаёт бродить по всей квартире и садится на диван в гостиной. Чимин устраивается рядом и вытягивает шею, чтобы лучше слышать Чона.       — Почему ты решил, что Юнги именно пропал? — справившись с волной нахлынувшей тревоги, начинает допрос Ким. — Он не мог просто выйти погулять?       — Уверен, что нет, — отвечает Хосок голосом, полным отчаяния. — Юнги же домосед! Его из квартиры выманить практически невозможно. Он, как Чимина нашёл, вообще никуда не выходит! К тому же между нами твердая договоренность — всегда быть на связи и возвращаться домой до наступления темноты. Он всегда выполнял это обещание! Я же следил за ним!       — А сейчас почему его местонахождение отследить не можешь?       — Потому что его мобильник стоит на зарядке, — стонет альфа. — Намджун, я дебил! Я даже предположить не мог, что Юнги выйдет из дома без телефона. Я был уверен, что мой омега в квартире, в безопасности.       — Хосок, — Намджун прерывает доносящийся из динамика поток причитаний, — вспоминай, о чем вы разговаривали накануне. Он делился своими планами? Может быть, говорил тебе, что давно хотел посетить какое-нибудь место или встретиться со старыми приятелями?       — Нет у Юнги никаких приятелей, с которыми он хотел бы встретиться! — влезает в разговор Чимин, за что награждается грозным взглядом альфы.       — Ничего подобного не было, — уверенно отвечает Хосок.       — А вы случайно не ругались? — косясь на своего истинного, осторожно спрашивает Намджун. Он прекрасно знает, что поссориться с Хосоком практически невозможно, но от несносного Юнги можно ожидать чего угодно, и следователь цепляется за последний приемлемый вариант исчезновения омеги. — Ну, знаешь, как это бывает — поспорили из-за пустяка, сгоряча накричали друг на друга, он психанул…       — Ты свои личные проблемы на мои отношения с Юнги не проецируй, — начинает злиться Хосок. — Его нужно срочно разыскать, а ты, вместо конкретной помощи, только тянешь время, задавая мне дурацкие вопросы!       — То есть, сбежать Юнги не мог? — на всякий случай ещё раз уточняет Намджун.       — Не мог! — снова вмешивается в разговор Чимин, уверенный, что Мин никуда не сбежал бы, бросив его одного; и Намджун, потеряв терпение, крепко зажимает рот Пака свободной ладонью и тесно прижимает к себе.       Хосок, сдерживая собственное волнение, терпеливо сообщает Намджуну обо всех своих предположениях, чем мог заниматься его истинный этим днём. Рассказывает, как ещё вчера вечером заказал доставку цветов на дом, которые привезли ранним утром. Судя по тому, что омега все их перенёс в свою комнату, а двумя букетами даже украсил спальню Хосока, можно легко понять, что подарок очень понравился Мину, и, значит, поводов обижаться на своего альфу у него не было. Также он упоминает оставленную на кухонном столе миску с жидким тестом — заветренным и подсохшим по краям, как доказательство, что Юнги если и вышел из квартиры добровольно, то планировал вернуться в кратчайшие сроки.       — Делаем так, — говорит Намджун. — Ты сейчас идёшь к охране и узнаешь, что им известно о всех передвижениях Юнги. Если выяснится, что через пропускной пункт он самостоятельно не выходил, то пусть составят тебе список всех машин, которые въезжали на территорию жилого комплекса в течение последних трех часов, а лучше пусть видео с камер наблюдений на флешку сбросят — я сам просмотрю. После этого возвращайся в квартиру и жди — вдруг Юнги вернётся. А я позвоню в дежурную часть. Если вдруг кто-нибудь объявится с требованием выкупа или ещё хрен знает чего — не обращай внимания на все угрозы, что якобы будет, если ты обратишься в полицию, и сразу же звони мне. И никакой самодеятельности! Ты меня понял? — альфа ждёт, пока Хосок согласится, а после сбрасывает вызов. — Чёрт!       Намджун, болезненно шипя, отпихивает от себя Чимина и недолго трясёт в воздухе рукой, а после внимательно рассматривает прокушенную ладонь.       — Мелкий, ты совсем озверел? — яростно спрашивает он злобно скалящего зубы омегу.       — А ты мне рот не закрывай! — огрызается Чимин. — Я гораздо лучше вас обоих знаю Юнги, но вместо того, чтобы узнать моё мнение…       — Ну, отлично! — язвительно восклицает альфа, перебивая омегу. — Тогда, может быть, расскажешь мне, где сейчас находится твой друг? Что молчишь? Не знаешь? Тогда перестань возмущаться и не мешай мне.       Намджун, зализывая пострадавшую ладонь, резко встает с дивана и набирает номер полицейского участка. Строго смотрит на Чимина, который, чтобы разразиться гневной тирадой, уже набрал в легкие побольше воздуха, но лишь шумно выдыхает и жалобно съёживается под не предвещающим ничего хорошего взглядом альфы.       Омега, испуганный пропажей Мина и обиженный пренебрежительными словами альфы, отходит к окну. Прислоняясь щёкой к холодному стеклу, тихо всхлипывает, слушая, как Намджун чётко передаёт коллегам всю известную информацию, и с тоской смотрит на разлившуюся по улицам тьму, мысленно прося в который раз защитить от беды того, кто доверяет свету луны сильнее, чем сиянию солнца. Укрыть его в своих объятиях, скрывая от чужих злых глаз. Помочь вернуться к тем, кто любит и ждёт.       «Что же с тобой случилось, Юнги»?

***

      Непредвиденная прогулка за яблоками начиналась для Юнги очень даже хорошо.       Погода не была противной — теплом хоть и не радовала, но и дождем с пронизывающим ветром тоже не огорчала. Улица была малолюдной — обеденное время уже давно прошло, и все потенциальные прохожие дорабатывали последнюю пару часов очередного трудового дня. Ближайший продуктовый магазинчик приветливо подмигивал в сгущающихся сумерках заранее включенной вывеской.       Юнги, докуривая сигарету, ненадолго задержался перед крылечком, рассматривая ступени, выложенные новой цветастой плиткой. Почувствовав на себе заинтересованные взгляды двух проходящих мимо альф, ссутулился и, пряча лицо, сильнее натянул широкий капюшон плотной и тёплой толстовки. Заметил, что продавец, увидев топчущегося перед входом омегу, радушно помахал рукой, приглашая зайти.       Не желая расстраивать хозяина магазина долгим ожиданием, Юнги торопливо затушил об урну окурок, выдохнул последнее облачко табачного дыма и, опасаясь промочить ноги в разлившейся перед крылечком небольшой луже, резво запрыгнул на нижнюю ступеньку. Подошвы кроссовок, едва коснувшись поверхности плитки, предательски заскользили в сторону, и Юнги, взмахнув руками, словно пытаясь ухватиться за воздух, через пару мгновений оказался сидящим в той самой луже, через которую и планировал перепрыгнуть.       Чувствуя, как мгновенно намокает одежда, омега попытался встать, но тут же шлёпнулся обратно. Тихо подвывая и матерясь на весь белый свет, обеими ладонями обхватил левую щиколотку, которую пронзила невыносимая боль.       Выскочивший на улицу продавец-бета, ловко приподнял омегу, схватив того за подмышки, и помог сесть на ступени крыльца. Немного закатал чужую штанину джинсов и обеспокоенно зацокал языком, видя, как стремительно опухает сустав.       — Сильно болит? — заботливо поинтересовался бета, и, заметив, что омега готовясь ответить, зло сощурил глаза, быстро затараторил, снимая с себя вину за случившееся: — А я мужу говорил: «Давай ступени натуральным камнем выложим». А он мне: «Откуда мы столько денег возьмём? Керамогранит дешевле». Сэкономили, блин! Хорошо, что ты голову не разбил… Не разбил же? — С тревогой спросил продавец у подозрительно молчащего Юнги, грустно размышляя, что только проблем с полицией им с мужем и не хватало.       В ответ омега лишь тихо шипел, пытаясь справиться с болью. Бета растерянно кусал нижнюю губу, судорожно соображая, что можно сделать в сложившейся ситуации. Недолго подумав, решительно поднялся со ступеней и, коротко пообещав вызвать врачей, поспешил к оставленному за прилавком телефону, искренне желая помочь протестующе кричащему вслед омеге, но больше опасаясь, что тот, разозленный равнодушием хозяина магазина, закидает все возможные инстанции заявлениями с требованием проверок.       Прибывшая бригада скорой помощи обнаружила пытающегося ускакать на одной ноге Юнги в ста метрах от магазина. Увидев, как из машины решительно вышел высокий альфа в медицинской форме, омега поскакал ещё быстрее, хорошо понимая, чем закончится эта встреча, но альфа, уверенно шагающий на двух ногах, легко его догнал.       — Ну, и куда вы собрались, больной? — с напускным дружелюбием поинтересовался фельдшер, преграждая путь взмыленному омеге.       — Куда надо, — пропыхтел в ответ Юнги. — Спасибочки вам, конечно, за беспокойство, но я спешу.       Фельдшер, игнорируя сказанное, присел на корточки перед пациентом и, крепко схватив одной рукой чужую ногу, пальцами другой осторожно ощупал опухшую лодыжку.       — Спешит он, — выпрямляясь, недовольно пробурчал под нос альфа и строго посмотрел омеге в глаза. — А нам всё равно, куда вы спешите. Скорую вызывали? Вызывали. Бригада приехала? Приехала. А теперь мы обязаны вас доставить в клинику, к которой вы прикреплены. Номер медицинской страховки?       — Нет у меня никакой страховки, — злорадно прошипел Мин, надеясь, что теперь его точно оставят в покое, но дотошного альфу данный ответ не смутил.       — Тогда поедем в городскую муниципальную клинику, — весело сообщил он, подзывая рукой водителя скорой.       — Послушайте меня! — воскликнул омега, пытаясь переубедить альфу. — Нельзя мне ехать в больницу для нищебродов. Это же в другом конце города, а у меня муж через два часа с работы вернётся. Можно я лучше обратно в его квартиру пойду? Я живу совсем недалеко — во-о-он там.       Фельдшер сперва посмотрел в сторону указанного жилого комплекса, потом бегло оценил внешний вид омеги, который в промокшей и перепачканной грязью простой одежде больше походил на уличного попрошайку, чем на хозяина элитной недвижимости. Брезгливо подцепив двумя пальцами, оттянул ворот чужой толстовки, убеждаясь, что на омежьей шее нет следов метки, и чуть кивнул головой, давая знак подошедшему водителю.       — Да отвалите вы от меня! — отчаянно взвыл Юнги, отбиваясь от подхвативших его рук. — Мне ваша помощь нахрен не сплющилась! Мой муж вас всех засудит! Он — директор юридической компании!       — Ага, а я — внебрачный сын президента, — съязвил в ответ альфа, осторожно засовывая сопротивляющегося омегу внутрь машины на сложенные носилки, и, громко захлопнув двери, скомандовал водителю: — Поехали!       Всю дорогу до больницы омега грустно размышлял, что бездумное желание людей оказать ненужную помощь ещё хуже, чем их полное равнодушие. Он с тоской смотрел в маленькие дверные окошки, с трудом представляя, через какое время теперь сможет вернуться домой и что подумает Хосок, не обнаружив его в квартире.       Больница встретила Юнги запахом хлорки, дешёвого кофе из автомата, стоящего в холле, и безэмоциональным взглядом медбрата, сидящего за стойкой регистрации. Получив указание ждать уже вызванного санитара, смирившийся со своей незавидной участью Юнги послушно поскакал в сторону стоящих вдоль стены скамеек и плюхнулся на железное сиденье между задремавшим альфой бомжеватого вида и суетливым папашей, пытавшимся усмирить своих многочисленных сопливых отпрысков. Выслушивая краем уха мирное похрапывание альфы и скулёж детворы, которые по очереди то жалобно клянчили попить, то не менее жалобно просились в туалет, Мин упёрся взглядом в настенные часы, отсчитывая время, проведённое в ожидании безотлагательной медицинской помощи.       Санитар явился ровно через тридцать семь минут, усадил Юнги в кресло-каталку и долго возил по плохо отапливаемым коридорам, выкрашенным противной бледно-желтой краской. Сначала — в рентген кабинет, где омеге сделали снимок, а после — в закуток, гордо именуемый кабинетом не совсем трезвого дежурного врача-травматолога, который с торжественным видом туго перевязал пострадавшую ногу больного бинтиком, весело объяснил Мину, что у него растяжение связок, и, вручив на память снимок, скомандовал санитару отвезти пациента обратно на пост регистратора.       Увлечённо флиртующий с подошедшим выпить кофе врачом медбрат недовольно скривился, увидев перед собой уже знакомого омегу, и требовательно постучал пальцем по поверхности стойки.       — Документы.       — Нет у меня с собой документов, — пробурчал в ответ Юнги.       — Нет, ты это слышал? — взмахнув руками, возмутился медбрат, обращаясь к посмеивающемуся доктору. — Скорая непонятно кого к нам приволокла, рентген ему за минуту сделали, ногу перебинтовали — за две, а мне теперь полчаса его регистрируй, заполняя документы со слов пациента! А потом ещё выяснится, что человека с такими данными вообще не существует!       — Не хочешь — не оформляй, — огрызнулся омега. — Просто пусть меня отвезут обратно.       — Частным извозом не занимаемся, — пренебрежительно фыркнул регистратор.       — И как я теперь с больной ногой добираться до центра буду?       — Ну, можно родственникам позвонить, пусть заберут, — подсказал медбрат, но увидев, что омега не поспешил набрать номер на любезно предоставленном стационарном телефоне, уже менее уверенно предложил: — Можешь друзей об этом попросить.        В ответ Юнги отрицательно замотал головой.       — Такси тебе вызвать? — предложил регистратор, а когда омега вновь покачал головой, равнодушно бросил, отворачиваясь к врачу: — Автобусная остановка напротив центрального входа.       Путь до остановки показался омеге раз в пять дольше, чем был на самом деле. За это время Юнги, попеременно прыгающий то на одной ноге, то неуверенно шагающий на двух — сильно хромая и осторожно ступая на пятку больной — успел прикинуть в уме, что не потраченной мелочи ему хватит только на одну поездку, проклял разрядившийся и оставленный дома телефон и поклялся самому себе, что, как только возьмёт его в руки, сразу же выучит наизусть телефоны Чимина и Хосока.       Доехать удалось лишь до небольшого сквера, который располагался в семи кварталах от жилого комплекса. С трудом вывалившись из пропахшего бензином автобуса, Юнги осмотрелся по сторонам и уверенно попрыгал в сторону узкой дорожки, уходящей вглубь сквера, стремясь как можно быстрее уйти с ярко освещенной улицы, скрыться в спасительной темноте под сводами вековых деревьев.       Небо затянуло хмурыми тучами. Опираясь спиной о ствол дерева, Юнги стёр ладонью с лица колкие холодные капли и, укрываясь от дождя, сильнее натянул капюшон толстовки. Чувствуя, что сил с каждой минутой становится всё меньше, медленно продолжил свой путь, грустно размышляя, что добраться получится не раньше полуночи.       Усилившийся ветер гнал по асфальту сухие опавшие листья и шумно трепал ещё густые кроны деревьев. Омега зябко вздрагивал под его порывами, впервые с момента воссоединения чувствуя себя невыносимо одиноким и уязвимым. Он из последних сил рвался вперёд, но уже через несколько минут остановился и, тяжело дыша, наклонился, упираясь ладонями в колени. Огляделся по сторонам и поскакал в сторону стоящей неподалёку скамьи.       Нога уже даже не болела — она словно пылала огнём, и омега осторожно опустился на мокрую скамейку. Давая себе немного времени на отдых, закурил сигарету, свободной рукой нежно поглаживая левую щиколотку. Он с тоской вспоминал свою небольшую уставленную цветами спальню, в которую никто не смел зайти без спроса. Своего терпеливого истинного, который окружил незаслуженным вниманием. Ставшие привычными тепло и уют.       Омега устал. Вымотанный болью и бесконечной дорогой, он ощущал себя непривычно жалким и беспомощным — легкая добыча, открытая живая мишень для любого, кто захочет напасть. Озябший от дождя и пробирающего до костей ночного холода, мелко дрожал и жмурил глаза, пытаясь удержать текущие по щекам слёзы отчаяния.       Он не хотел всего случившегося с ним. Даже не предполагал, что день, наполненный радостными хлопотами, предательски закончится для него одиночеством и страданиями, а для вернувшегося с работы Хосока — беспокойством и волнением.       — Я хочу домой, — тихо простонал Юнги, впервые осознанно называя квартиру альфы своим домом.       Домом, где омега, не скрывая свои слабости и не сдерживая любые эмоции, мог быть тем, кто он есть. Домом, где спокойно и безопасно. Домом, где любят и ждут.       Омега громко зашмыгал носом и вытер влажным рукавом толстовки заплаканное лицо. Надо идти дальше. Он должен, несмотря ни на что, пройти этот чёртов путь, и омега, успокаиваясь, похлопал ладонью по правой ноге чуть выше щиколотки, злобно размышляя, что любой, кто попытается его остановить, очень сильно пожалеет об этом.       Крепко стиснув зубы, Юнги рывком поднялся со скамьи. Шумно выдохнул и, упрямо смотря вперед, медленно двинулся в сторону выхода из сквера.

***

      Хосок колесит по центральному району. Внимательно вглядываясь во всех редких прохожих, ищет глазами своего истинного.       Юнги не выкрали из дома — охрана на въезде сообщила, что омега вышел за пределы охраняемой территории сам, и это подтвердила запись камер наблюдения. Но куда он пошёл дальше, и что с ним произошло — Хосоку неизвестно. Игнорируя просьбы Намджуна вернуться в квартиру и ждать возвращения истинного или каких-либо новостей о нем, альфа, снедаемый волнением, упрямо сел за руль, справедливо полагая, что если омега вернётся домой, то незамедлительно перезвонит, увидев на своем телефоне пропущенные вызовы.       Хосок, на секунду отвлекаясь от дороги, с надеждой смотрит на ярко вспыхнувший в темноте салона экран своего мобильного и принимает входящий вызов.       — Я отправил в участок описание Юнги, — говорит звонящий. — Жаль, что у нас нет фотографий, но его волосы мятного цвета будут неплохим ориентиром для поиска. На улицы города выехали все патрульные машины, а Джексон отправил своих парней обыскивать парки. Извини, но на данный момент я больше ничем не могу помочь.       — Спасибо, Намджун, — тихо отвечает Хосок, думая, что на этом их разговор закончен, но друг не сбрасывает вызов, терпеливо молчит, давая выговориться, и Чон продолжает: — Я самый дерьмовый альфа на свете! Как я мог потерять своего истинного?       — Хосок, ты не виноват в случившемся.       — А кто? Я должен был уйти в отпуск сразу же после нашего воссоединения. Был обязан быть рядом, а вместо этого при каждом удобном случае убегал на работу, как будто нам есть нечего! И теперь мой омега заблудился в городе. Мой ласковый котёнок бродит где-то один, в темноте. Он же такой маленький, такой наивный — его любой обидеть сможет!       — Ты сейчас точно своего истинного ищешь? — не выдерживая, интересуется Намджун. — Просто Юнги немного не подходит под твое описание.       — Ты ничего не знаешь о моем истинном! — гневно восклицает Хосок и сбрасывает вызов.       Но не успевает он усмирить свое возмущение, как ему звонит Чонгук.       — Хосок, — радостно сообщает альфа, — Я обзвонил все больницы города. Сегодня ни в одну из них омеги без сознания — избитые или пострадавшие в ДТП — не поступали.       — Ты совсем охренел — по реанимациям Юнги искать!       — Почему ты на меня кричишь? — обиженно спрашивает Чонгук, удивленный столь бурной реакцией своего друга. — Вообще-то это хорошая новость.       — Да пошли вы оба с Намджуном знаете куда?! — злобно шипит Хосок, вновь отключая телефон и засовывая его в карман, и резко сворачивает к обочине.       Он выходит из машины и, захлопнув дверцу, устало опирается об неё спиной. Закрыв глаза, поднимает к небу лицо, подставляя его под холодные моросящие капли. Узкая улица, на которой он остановился, плохо освещена и безлюдна. Хосок жадно облизывает увлажненные дождём губы и прерывисто вздыхает.       Погруженный в ночную тишину альфа чутко слышит дыхание играющего с листвой ветра, который приносит со стороны сквера терпкий запах влажных веток, дубовой коры и мокрой увядшей травы. И ещё еле слышный, тонко размазанный в потоках воздуха, но несомненно сладкий омежий запах.       Альфа вздрагивает и принюхивается, а после перебегает пустую дорогу, устремляясь в сквер. Он продвигается в кромешной тьме. Полагаясь лишь на собственное обоняние, идёт по невидимому следу, и уже через пару минут замечает впереди с трудом ковыляющую тень.       — Юнги!       Хосок подбегает к омеге и крепко обхватывает руками, чуть не сбивая того с ног.       — Что ты делаешь в этом чертовом сквере? — горячо шепчет альфа, подхватывая обессилено повисшего на его шее истинного. — Что с тобой случилось?       — Я пошёл в магазин. За яблоками. И подвернул ногу, — глухо бубнит Юнги, утыкаясь лицом в мягкий джемпер альфы. — А скорая, узнав, что у меня нет медицинской страховки, увезла на другой конец города.       — У тебя есть страховка. Я оформил её той же ночью, когда мы встретились. Я… Неважно. Почему ты сразу же не позвонил мне?       — Я не знаю наизусть твой номер телефона, — продолжает оправдываться омега. — И номер Чимина я тоже не помню.       — Тогда почему не позвонил Намджуну? Номер полиции знают все! Почему не позвонил и не попросил соединить тебя со старшим следователем Кимом? — Юнги молчит, и Хосок, понимая, что эта мысль даже не приходила омеге в голову, продолжает: — Почему ты не вызвал такси?       — У меня нет денег.       — Тебя знает вся охрана жилого комплекса. Они помогли бы тебе расплатиться. — Хосок чуть отстраняется и строго смотрит в глаза истинному. — Мы воссоединились, но ты ведёшь себя так, словно по-прежнему остаешься одиночкой. Почему ты продолжаешь думать, что можешь рассчитывать только на свои силы? О чем вообще ты думал, Юнги?!       — Я думал о том, что хочу домой, — тихо шепчет омега, снова обнимая альфу.       Он крепко прижимается к нему, утопая в спасительной теплоте его рук, и глубоко вдыхает родной горький запах. Не торопится к оставленной у сквера машине, и не просит поскорее отвезти его в квартиру. Путь уже закончен, и омега тихо хмыкает, понимая, что весь этот вечер он торопился вовсе не домой. Он хотел быть рядом с Хосоком, и тот это остро чувствует.       Альфа осторожно достает из кармана телефон и набирает номер.       — Намджун, всё в порядке, я нашёл Юнги, — Хосок мягко улыбается краешками губ, — Он уже дома.

***

      Поздним вечером он тихо шагает по ступеням, поднимаясь на нужный этаж. Останавливается перед гладкой железной дверью, выкрашенной в чёрный цвет. Достает из кармана пальто, усеянного блестящим бисером капель, одинокий ключ и неслышно поворачивает его в замке. Ступает в прихожую, освещенную жёлтой полосой света от тусклой подъездной лампочки, и, погружаясь в темноту, закрывает за собой входную дверь.       Он, не включая свет, стягивает с плеч тонкое кашемировое пальто и, встряхнув, вешает его на невесть кем вбитый в стену гвоздь. Поправляет рукой прилипшую ко лбу влажную чёлку, пальцами зачесывая назад волосы. Бегло смотрится в чуть треснувшее в левом нижнем углу небольшое зеркало в простой пластиковой оправе, которое висит на пустой стене, и кривит губы в ухмылке, замечая в своих глазах разгорающиеся синие всполохи.       Тишину квартиры нарушает шорох мягких шагов и негромкий скрип старого продавленного кресла, которое он толкает ближе к незашторенному окну. Поворот ручки, жалобное дребезжание грязных стёкол в расшатанной раме — и затхлый воздух необжитого помещения сменяется густым от влаги осенним ветром. Комната наполняется запахами ночного города — едва уловимым дымом тлеющей опавшей листвы, выхлопной гарью проносящихся по улице машин, запахом дождя и мокрого асфальта.       Он достает из кармана брюк тяжёлую зажигалку, поблескивающую золотом, и пачку дорогих сигарет. Прикуривает одну и кладёт вещи на облупившуюся лаковую поверхность низкого журнального столика рядом с мятой металлической пепельницей. Глухо кашляет, но, невзирая на сухость раздраженного горла, вновь глубоко затягивается, стряхивая пепел на затоптанный грязный линолеум.       Всё, что его окружает, окрашено в серый и черный цвета. Серые стены небольшой съемной квартиры. Черные тени на улицах чужого утонувшего в страхе города, в котором его называют Монстром. Вся его жизнь много лет назад потеряла краски эмоций и чувств, лишь единожды вспыхнув ярким огнём надежды, чтобы вновь погрузиться во тьму. Он привык к ней — одинокой, безрадостной, чёрно-серой. Изредка орошаемой сладко пахнущим и липким багрово-красным.       Устало опустившись в кресло, он через открытое настежь окно внимательно смотрит на темные квадраты чужих окон малоэтажного дома, стоящего неподалёку. Пристальная слежка терпеливо сидящего в засаде зверя, который ждёт чужой ошибки. Ему будет достаточно одного неверного шага омеги — и тот вновь окажется в его руках. Омега, который, пусть и недолгое время, но принадлежал ему. Омега, которой, несмотря на все усилия Монстра, всё же смог воссоединиться со своим истинным альфой.       Иногда он видел в чужих окнах движение и жизнь — неровные контуры того, кто должен быть рядом со зверем, и того, кто его у зверя украл. Иногда — только льющийся теплый свет, и в эти моменты Монстр болезненно прикрывал глаза, вспоминая давно потерянный домашний уют.       Сегодня он видит в окнах только тьму.       — Спи спокойно, — зверь шепчет мягко, но его глаза пылают ровным синим светом, — Спи… пока ещё можешь.       Он тушит окурок в переполненной с прошлых ночей пепельнице. Шумно выдыхает из лёгких дым и вновь заходится в приступе мучительного кашля. Вытирает тыльной стороной ладони мокрые губы и видит, что кожа окрасилась ярко-алым. Это не страшно. У него ещё есть время.       Зверь, тяжело дыша, откидывается назад в кресле и закрывает глаза. Чуть улыбается, вспоминая облик того, кто был надеждой на спасение. Впрочем, омега является ей и сейчас, вот только немного жаль, что новая уготованная ему роль не так прекрасна, как предыдущая.       — Прости, но он хотел, чтобы я жил, — извиняясь, шепчет зверь. — Я не могу не исполнить его последнюю волю, его предсмертное желание.       И по гулкой пустоте комнаты разносится шипящим выдохом:       — Ты же мне в этом поможешь, Чимин?