— Тэхён, закрой глаза и не подглядывай, — просит Чонгук.
Омега беззвучно смеётся, поднимая к своему лицу руки, и пальцами осторожно касается плотной тканевой ленты, закрывающей его глаза. Увидеть сквозь неё хоть что-нибудь невозможно, но альфа уже хорошо знает насколько его истинный ловкий и хитроумный, когда дело касается всевозможных шалостей. Если Тэхён захочет подсмотреть, он непременно придумает, как это сделать.
Но Тэхён не хочет. Он, чувствуя тщательно скрываемое смущение альфы, сам приятно взволнован. Предвкушая то, что подготовил для него истинный — что-то необычное и невероятно прекрасное, омега, опасаясь ненароком нарушить собственное неведение и лишить самого себя сюрприза, послушно жмурит глаза. Наверное, даже слишком сильно — под веками расплываются разноцветные круги, и немного кружится голова; но Тэхён, направляемый Чонгуком, смело идёт вперед, уверенный в том, что альфа в любой момент подхватит его, не давая оступиться и упасть. Лишенный возможности видеть, омега ощущает, как обостряются его слух и обоняние, а каждое осторожное прикосновение альфы вызывает мелкую дрожь.
Гулкое эхо шагов разносится по безлюдным пролётам подъезда, а после сменяется размеренным гудением лифта. Омега силится угадать, куда они едут — вверх или вниз, но когда раздаётся скрип давно несмазанных дверных петель, а в лицо бьёт свободный ночной ветер, он понимает — они на крыше дома.
Чонгук осторожно ведёт Тэхёна к разложенным пледам. Не выпуская из рук чужие ладони, присаживается и тянет омегу на себя, вынуждая того сесть между его ног, упираясь спиной в широкую грудь альфы. Заботливо укутывает их двоих одним из пледов, сберегая тепло от пронизывающего осеннего ветра. Снимает повязку с лица омеги и, заметив, что его глаза по-прежнему плотно закрыты, довольно улыбается. В благодарность за терпение, нежно целует в щёку и тихо шепчет:
— Смотри.
Тэхён послушно открывает глаза и от увиденного невольно отшатывается назад, прижимаясь ближе к истинному. Над ними бескрайнее звёздное небо, пугающее красотой и величием. Оно неотвратимо влечёт к себе, утягивает в бездонную тьму, и омега крепко переплетает пальцы с пальцами альфы, боясь потерять точку опоры, поддаться наваждению и уйти на зов, затерявшись среди иных миров и мириад огней. Дыхание становится прерывистым, сердце стучит быстрее. Тэхён невольно зажмуривается, смыкая трепещущие ресницы — не в силах выдержать внимательный взор самой бесконечности, глядящей на него с небес.
Бесконечность.
Свободной рукой омега тянется к висящему на шее кулону, гладит его пальцами, а после зажимает в кулаке. Под звездным небом он чувствует себя маленьким, уязвимым, ничего не значащим, но серебро подвески холодит ладонь, тело согревает тепло альфы, и лицо Тэхёна озаряется безмятежной улыбкой. Теперь он не один. Их двое — два сердца и две души, сплетённые в одну. И это всё меняет.
Омега вновь открывает глаза и смотрит на далёкие таинственные огни теперь уже без страха. Он, чувствуя, как через эту бездну на него смотрит чей-то теплый взгляд, а не холодная вечность, беззвучно смеётся и тянет вверх ладони, силясь преодолеть тонкую прослойку прозрачного воздуха, что стоит между ним и вселенной. Не скрывает восторга от того, что ещё немного, и он сможет дотянуться, ведь этой ночью небо близко, как никогда раньше. И оно уже больше не чёрное. Вся его чернота растерялась, рассеялась в мерцающем неровном свете.
Внимательно вглядываясь в серебристую пыль млечного пути, Тэхён мысленно просит звёзды рассказать ему то, о чём они молчат. Молит, каждую в отдельности и всех вместе, поделиться бесчисленными легендами, ведь у каждой из них, светящих на небосклоне — своя история. Доверяет им свои мечты и желания, и слышит в ответ, как звезды шепчут, что всё обязательно сбудется.
Оторваться от созерцания ночного неба сложно, но в этом мире есть тот, кто может затмить даже солнце. Он рядом, сидит за спиной, водит губами по омежьей шее, дразня горячим дыханием, и Тэхён осторожно поворачивается к Чонгуку.
Альфа коротко целует в губы и отодвигается назад, плотнее укутывая истинного в плед. Тихо просит:
— Подожди немного. Я… Сейчас…
Тэхён с интересом наблюдает, как Чонгук достаёт из стоящей рядом большой плетеной корзины два подсвечника-фонаря. Некоторое время, нахмурив брови, воюет с гаснущими на ветру спичками и нежелающими зажигаться свечами. Ноздри чуть щекочет запах серы, жженого дерева и растопленного воска, и омега, звонко чихнув, утыкается носом в складки пледа.
Альфа отставляет в сторону оба фонаря и широко улыбается, видя, как на темных волосах истинного мерцают отблески огоньков свечей. Он снова отворачивается к корзине и ставит на плед бутылку легкого белого вина, пару высоких бокалов и несколько лоточков с вымытыми и порезанными фруктами.
— Мы так и не отпраздновали наше воссоединение, — смущенно объясняет Чонгук, заметив устремлённый на него удивленно-озорной взгляд.
Тэхён принимает вино из рук истинного, согласно кивает головой, выслушивая небольшую речь альфы о том, как они безмерно счастливы рядом друг с другом, завершающуюся негромким звоном соприкоснувшихся бокалов.
Чонгук, быстро осушив свой фужер, неторопливо отщипывает от грозди ягоды винограда и по одной подносит их к губам Тэхёна. Он тщательно скрывает собственное душевное волнение, но истинный чувствует его, замечает по лихорадочно блестящим глазам и чуть дрожащим губам. Омега терпеливо ждёт, понимая, что самое главное — то, для чего они пришли на крышу дома этой ночью, всё ещё не сделано или не озвучено альфой.
— Тэхён, — чуть откашлявшись, начинает говорить Чонгук, — я безумно счастлив, что именно ты являешься моим истинным. Я ждал нашей встречи почти двадцать два года, с той самой минуты, когда ты родился на свет, а на моей руке появилось твоё имя. Все это время я знал, что мы обязательно воссоединимся, и ты станешь моим супругом, ведь система взаимоотношений гарантирует каждому из нас брак с истинной парой. Но так было не всегда…
Чонгук вновь наполняет бокалы вином, давая себе немного времени, чтобы набраться смелости и привести мысли в порядок. Он смущенно улыбается и трёт пальцами переносицу. Снова залпом выпивает вино и отставляет свой бокал чуть в сторону. Туда же отодвигает фрукты и бутылку с остатками вина, и, видя нетерпеливый и взволнованный взгляд омеги, переходит к самому важному.
— Когда-то, очень давно, всё было совсем по-другому. Альфы искали своих истинных, а не покорно ждали случайной встречи. Когда находили — долго ухаживали и всеми возможными способами добивались внимания своего омеги, а не слепо полагались на истинность. Браки заключались не по обязательствам, наложенным на людей законодательством, а по любви. Малыш, каждый день после нашего воссоединения я часто думал о том, что если бы ты сам мог выбирать свою судьбу, ты бы выбрал меня? Тот ли я альфа, который достоин быть рядом с тобой? Стал бы ты моим супругом по собственной воле? Я задавал этот вопрос самому себе много раз… Сегодня я хочу об этом спросить тебя.
Чонгук недолго роется в кармане куртки и достает небольшую бархатную коробочку. Тэхён зажимает рукой рот и быстро моргает влажными ресницами, догадываясь, что именно подготовил для него истинный.
— Малыш, я люблю тебя, — хрипло шепчет альфа. — Ты — моё счастье, моё сердце, моя жизнь. Я всегда буду рядом, никогда не обману и не предам. Я клянусь любить тебя вечно… Ответь, ты бы вышел за меня замуж?
Раньше омега видел обручальные кольца только на страницах учебников по истории. Теперь они перед ним — давно забытый всеми символ брачных уз, знак принесённой клятвы любви и верности двух родных сердец. Тэхён кротко смотрит на два одинаковых золотых кольца, инкрустированных россыпью мелких бриллиантов, грани которых искрятся и переливаются разноцветными огоньками, и переводит свой взгляд на Чонгука.
В черных глазах истинного он видит надежду, трепет и волнение. В них отражается тусклое мерцание свечей, но Тэхён уверен, что это отблески пылающего любящего сердца. Чистый свет души, который давно погас в глазах многих людей.
— Малыш, ты согласен быть моим мужем? — неуверенно переспрашивает альфа и радостно улыбается, увидев, как Тэхён часто кивает головой.
Они обмениваются кольцами — дрожащими руками надевают их на безымянные пальцы, и нетерпеливо тянутся друг к другу, сталкиваясь губами в поцелуе.
Чонгук крепко обнимает, прижимает к себе и удерживает на месте, словно Тэхён может отстраниться или испугаться своего решения и убежать. Альфа никогда не отпустит. Пройдёт с истинным через всю его жизнь, присутствуя рядом каждую минуту, явно или незримо. Не разомкнёт кольцо рук, ни на мгновение не отвернётся в сторону. Он ненадолго разрывает поцелуй, чтобы прошептать:
— Помни, ты рождён, чтобы быть любимым мной. Помни об этом всегда.
Тэхён согласно кивает, вновь жадно припадая своими губами к губам альфы. Он никогда не забудет эту ночь — мерцающее сияние неба и свет свечей, сладость вина и поцелуев, клятвы истинного, каждую из которых омега желает принести в ответ. Всё, что было совсем недавно важным и значимым — слава, деньги и успешная карьера — теряет всякий смысл, вытесняется из мыслей и души, заменяясь именем «Чонгук». И, кажется, не может быть ничего прекрасней, чем признания в любви, свидетелями которых стали звёзды, но омега алчно желает получить этой ночью не только сердце альфы, но и его тело.
Чонгук чувствует, как прохладные ладони Тэхёна проскальзывают под его одежду, и высчитывает в затуманенной голове прошедшие дни, с момента осмотра омегологом.
«Две недели, — думает Чонгук, произведя в уме простые расчёты. — Прошло две недели и один день».
Альфа понимает нетерпение и искреннее желание близости истинного, но разделить их с ним готов не сразу. Он колеблется, опасаясь навредить, пытается найти достойный компромисс, вроде как для омеги, но на самом деле — для собственного спокойствия. Он уже почти принимает решение отложить «первую брачную ночь» на более поздний срок, и хочет напомнить истинному о необходимости полного обследования в клинике, но Тэхён жалобно цепляется пальцами за пряжку чужого ремня, смотрит с невыносимой мольбой, и альфа сдается.
— Не здесь, — Чонгук осторожно убирает чужие ладони от своей ширинки и подхватывает омегу на руки.
К большому удовольствию Тэхёна, обратный путь в квартиру занимает значительно меньше времени, чем они добирались до крыши, и уже через несколько минут омега довольно выдыхает, когда альфа опрокидывает его на прохладные простыни.
Одежда сухо трещит под пальцами Чонгука. Альфа нетерпеливо срывает её, стараясь поскорее добраться до омеги, словно тот — тщательно упакованный подарок. Он торопливо стягивает ненужную, мешающую одежду с Тэхёна и быстро обнажается сам. На секунду зависает, рассматривая чужое идеальное тело, но омега кладёт ладони на спину альфы и подтягивает ближе, высказывая простым жестом своё главное желание.
Альфа мягко ведёт языком по доверчиво подставленной шее, отчерчивая узор синих венок, чуть прихватывает зубами и оттягивает тонкую кожу в том месте, где трепетно бьется пульс, и мысленно успокаивает себя, обещая, что обязательно сделает это, но немного позже. Он с трудом отрывается от омеги и спускается ниже, оставляя на тяжело вздымающейся груди дорожку из влажных поцелуев. Безостановочно гладит, ощущая, как кожа омеги пылает под его ладонями, а глаза затягиваются поволокой неприкрытой похоти.
Не желая продолжать невыносимую для обоих пытку ожидания, Чонгук осторожно погружает в омегу один палец, начиная растягивать тугие мышцы. Тэхён облегченно выдыхает и расслабленно откидывается на подушках, наслаждаясь потрясающим скольжением в глубине своего тела, и крупно вздрагивает, когда к пальцу добавляется ещё один.
— Малыш, всё хорошо? — альфа чутко отслеживает мимику и эмоции Тэхёна, готовый остановиться в тот же миг, если вдруг истинный почувствует дискомфорт.
Чонгук растягивает бережно, опасаясь причинить вред и доставить боль своему любимому. Он осторожно выкручивает пальцы, массируя бархатные стеночки, боится наткнуться на уплотнения не до конца заживших рубцов, но чувствует только гладкость упругих, горячо пульсирующих мышц. Ладонь заливает вязкая смазка, вытекающая тонкой нитью из широко растянутого и раскрытого ануса, и омега нетерпеливо ведёт бедрами, стараясь насадиться глубже и резче, показывает, что не согласен останавливаться на размеренных и неспешных движениях.
Когда окружающий их воздух накаляется до уровня летнего полуденного зноя, а мышцы сфинктера свободно пропускают четыре пальца, Тэхён грубо толкает Чонгука в грудь, вынуждая того лечь на спину, а сам седлает его бедра.
— Тебе нравится быть сверху, малыш?
В ответ омега недовольно мотает головой. Не нравится. Он любит, когда его имеют сильно и властно, безжалостно втрахивают в сбитую постель, до синяков на бедрах и сорванного голоса. Но альфа медлит, не спешит перейти к самому главному, и омега, не желая больше ждать, берёт инициативу в свои руки, надеясь, что истинный очень скоро её перехватит.
Под жадным, блуждающим по его телу, взглядом, Тэхён обхватывает рукой чужой член, направляя его в себя. Он недолго трётся призывно приоткрытым анусом об ярко-бордовую сочащуюся смазкой головку, а после медленно насаживается на неё. Чонгук подаётся вперед, впиваясь ладонями в ягодицы омеги.
— Вот так. Умница моя, — тихо шепчет альфа, поддерживая руками омегу под задницу и не давая ему совершать быстрых движений. — Малыш, давай будем осторожнее.
Тэхён не хочет быть осторожнее. Он, обиженный рассудительностью альфы, который, по его мнению, уже давно должен был потерять над собой контроль, хмурит брови и силится убрать мешающие крепкие руки. Невозможно медленно опускается до самого конца, немного крутит бедрами, наслаждаясь растянутостью и наполненностью альфой, и, упираясь ладонями в чужую грудь, начинает двигаться.
Чонгук сглаживает каждое проникновение, удерживая истинного от резкого и грубого ритма. Он тянет омегу на себя, погружаясь невероятно глубоко, а после помогает приподняться, тихо стонет и мнёт пальцами нежную кожу. Понимая, что Тэхён полностью готов и ничто не вызывает у него дискомфорта или боли, позволяет скользить самому. Омега, почувствовав свободу, откидывается назад и упирается руками в ноги Чонгука, меняя угол проникновения. Недолго ёрзает, примериваясь, а после, найдя то, что искал, переходит на рваные и быстрые движения, чувствуя, как почти осязаемой волной по нему проходит внимательный взгляд альфы.
Чонгук рассматривает и запоминает каждый изгиб омеги. Сходит с ума от чуткого тела, покрытого мелкой испариной, медленно собирающейся в тяжелые капли. Разум плавится и сгорает от жара и узости омеги, который, давно отбросив в сторону стыд и смущение, продолжает свой дикий танец страсти.
Альфа протягивает руку, чтобы коснуться розового, налитого кровью и призывно блестящего члена омеги, который жалобно дёргается в такт каждому движению, тоже желая ласки. Он невесомо пробегает подушечками двух пальцев по тонкой кожице ствола и мягко размазывает по головке выступивший предэякулят. Недолго играет, прижимая к дырочке уретры испачканный палец, а после немного поднимает его, наблюдая, как тянется вслед ниточка густой смазки. Мягко ощупывает узор вздувшихся венок и втирает в бархатную кожу вязкую влагу, облегчая скольжение своей ладони.
Тэхён дрожит всем телом и насаживается сильнее, с трудом выдерживая сладкую пытку альфы. Он откидывает голову назад и округляет рот в беззвучном стоне. Омега хочет, чтобы это длилось бесконечно — тугая наполненность внутри его тела и дразнящие, легкие прикосновения на члене, но уже через пару минут вымученно закатывает глаза и кончает, разбрызгивая тяжелые мутные капли, орошая ими руку альфы, и собственные грудь и живот.
Чонгук наспех облизывает перепачканные пальцы и подхватывает устало обмякшего омегу под бедра, стаскивая со своего члена. Рывком опрокидывает его на спину, наваливаясь сверху и растирая между их тел остатки жемчужной россыпи пролитой влаги. Альфа глухо урчит куда-то в ключицы омеги, широко раздвигая его ноги, и снова толкается членом. Тэхён довольно улыбается и ласково водит ладонями по липкой спине истинного, приободряя и сообщая, что так ему тоже очень нравится.
Чонгук больше не сдерживается. Он берёт истинного размашисто и быстро, с каждым движением метко попадая по простате. Знает, что долго в подобном темпе не продержится, но этого и не надо — член омеги, зажатый между их животов, снова твердеет и истекает смазкой. Альфа делает несколько последних толчков и, выпутываясь из обвивших его бёдра ног истинного, резко выходит, обильно кончая в собственную руку. Чуть отдышавшись, объясняет обиженно надутому омеге:
— Для сцепки ещё очень рано, малыш.
Тэхён недовольно сопит, но тут же забывает про своё недовольство, когда альфа снова начинает гладить его член восхитительно мокрой от спермы ладонью. Он рвано дышит и невольно жмурится, чувствуя, как Чонгук, не прекращая ласк, начинает тщательно вылизывать его шею, чуть царапая кожу заострившимися клыками. Омега наклоняет голову, давая альфе лучший доступ. Он не боится ни крови, ни ожидающей его боли. Он искренне желает получить метку, но всё же шумно выдыхает и бьется, когда тело выгибается в повторном оргазме, а в шею впиваются зубы альфы.
Чонгук силой удерживает на месте жалобно всхлипывающего Тэхёна. Ждёт недолго, впрыскивая свой секрет, и осторожно отстраняется, сразу же накрывая рваные ранки губами. Тихо скулит, сожалея о причиненной боли, и тщательно зализывает метку.
— Мой, — окровавленными губами шепчет Чонгук, с восхищением разглядывая расползающийся темный узор по коже омеги. — Ты только мой.
Тэхён счастливо улыбается и часто моргает, стряхивая с ресниц невольно выступившие слёзы. Коротко целует, разделяя на двоих вкус собственной крови, и обвивает руками шею альфы, подтягивая ближе к пульсирующей острой болью метке. Чонгук неторопливо вылизывает ранки, и омега удовлетворенно прикрывает глаза. Сегодня он получил всё, о чем мечтал. И даже немного больше.
На руке омеги, на безымянном пальце поблескивает обручальное кольцо.
***
Юнги просыпается поздним утром. Бегло смотрит на экран мобильного, узнавая время, и с наслаждением потягивается. Хосок наверняка уже ушёл на работу, и поэтому можно поваляться в кровати, не торопясь на совместный завтрак.
Омега довольно жмурится и проводит пальцами по своим губам, в который раз вспоминая их первый поцелуй. От этих мыслей становится теплее и сладко тянет в груди, и Юнги размышляет, что же он должен сделать, чтобы Хосок в ближайшее время снова захотел его поцеловать. С грустью вспоминает Чимина, немного завидуя, что тому не нужно прилагать никаких усилий, чтобы быть желанным, ведь красота и обаяние являются его природной сущностью.
Не желая поддаваться мрачным мыслям, Юнги вскакивает с постели и спешит к зеркалу, но от увиденного становится только хуже. Омега внимательно и придирчиво рассматривает собственное отражение, словно видит себя в первый раз, и недовольно вздыхает. Он силится найти хоть что-нибудь привлекательное и волнующее в своём облике, но вместо этого замечает всё новые и новые недостатки. Слишком бледная кожа, слишком узкие глаза и слишком широкий нос на слишком круглом лице. Вытравленные краской, непослушно торчащие сухие волосы нелепого мятного цвета также не добавляют очарования.
Убеждаясь, что красотой физиономии он не сияет, омега с надеждой стягивает с себя футболку, но тело тоже не радует. Выпирающие ребра и впалый живот без какого-либо намёка на кубики пресса. Сутулые узкие плечи, и тоненькие руки. А ноги… Юнги хитро прищуривается. Ноги вроде как очень даже ничего — стройные и достаточно длинные. В общем, классные у него ноги! Если бы не росли от слишком плоской задницы.
Омега, разочарованно цокает языком и тянется за отброшенной в сторону футболкой, с горечью вспоминая неземную красоту Тэхёна и дьявольскую сексуальность Чимина. Он впервые в жизни всерьёз задумывается над собственной внешностью и приходит к неутешительным выводам. И это не только невероятно обидно, но и чертовски несправедливо! Ведь его альфа гораздо лучше Чонгука и уж тем более Намджуна.
Злобно пообещав зеркалу выкинуть его на помойку, словно оно в чём-то виновато, Юнги напоследок взъерошивает рукой волосы и собирается выйти из спальни, желая умыться и перекурить, но замирает на месте, только сейчас замечая лежащую на полу у двери небольшую открытку.
Омега несколько раз заторможенно моргает. Немного придя в себя, поспешно закрывает от удивления приоткрытый рот и, подойдя ближе и присев на корточки, осторожно берёт в руки яркую карточку в форме сердца. Юнги робко проводит кончиками пальцев по глянцевой и блестящей поверхности, ощущая, как лицо невольно расплывается в счастливой улыбке. Кроме папы и Чимина, ему никто не делал никаких подарков, и омега искренне радуется этому милому пустяку, незаметно подсунутому под дверь его спальни.
Юнги не торопится. Стараясь растянуть удовольствие, внимательно рассматривает простой узор лицевой стороны, а после переворачивает, чтобы прочитать послание.
«Это тебе. Люблю».
— Это — мне, — омега шёпотом повторяет написанные твердой хосоковой рукой простые слова, находя в них невероятное наслаждение.
Он поднимается и быстро подходит к постели, пряча под подушку любовное признание, словно кто-то может его найти и отнять или испортить. Коротко усмехается над собственным глупым поступком и достаёт открытку обратно. Ещё раз перечитывает, кладёт на прикроватную тумбочку, вспоминая, что хотел умыться и покурить, снова идёт к выходу из спальни и широко распахивает дверь.
— Ой, бляяяяяя…
От самого порога комнаты и дальше, вглубь коридора, оставляя лишь узкий проход, разлилось красочное море из цветов. Розы, лилии, астры, пионы, георгины, гвоздики, хризантемы — все они и многие другие, названия которых Юнги не знает, необъятными охапками стоят даже не в вазах, а в широких пластиковых вёдрах, и, если бы не заботливо оставленная Хосоком открытка, то омега подумал бы, что его альфа решил всерьёз заняться цветочным бизнесом.
Юнги, чувствуя, как в его груди шипит и пузырится, словно лимонад, невообразимый восторг, медленно ходит среди разноцветных облаков, ласково проводя пальцами по хрупкой нежности лепестков и бутонов. Глубоко дыша густым смешанным ароматом, пытается пересчитать, путается в цифрах и, весело смеясь, оставляет эту затею, понимая — их тысячи! Размышляет, что если бы он получил такой подарок раньше, то они с Чимином быстро перепродали бы все цветы за бесценок на ближайшем рынке, а на вырученные деньги смогли беззаботно прожить как минимум пару месяцев. Теперь в этом нет никакой нужды. Всё это великолепие Юнги может оставить себе.
Весь день омега проводит в радостной возне с цветами, пару раз ненадолго отрываясь от них лишь для того, чтобы перекусить наспех приготовленными бутербродами. Он осторожно подрезает стебли и обрывает чуть мятые нижние листки. Вдумчиво составляет красивые композиции и помещает готовые букеты во все найденные в квартире вазы. Постепенно перетаскивает из коридора в свою комнату тяжелые ведра с оставшимися цветами, предварительно поменяв в них воду. Немного подумав, уносит две вазы с особенно удачными, по его мнению, букетами в спальню Хосока.
Когда на улице начинает смеркаться, Юнги быстро собирает в мешок последний мусор из зелёных обрезков, листьев и опавших лепестков, вытирает подтёки воды на полу, заходит к себе и обессиленно падает спиной на кровать.
— Охуенно, — довольно выдыхает омега, разглядывая расставленные повсюду цветы, и от удовольствия прикрывает глаза, но тут же распахивает их и вскакивает на ноги.
Хосок должен вернуться домой через пару часов, и Юнги решает подготовить к его приходу ответный сюрприз. Не желая оставаться неблагодарным, омега судорожно думает, что он может сделать для альфы, чтобы порадовать его.
Первая пришедшая на ум идея — купить Хосоку что-нибудь нужное — безжалостно отвергается. Во-первых, Юнги считает, что покупать подарок на деньги того, кто его же и получит — так себе вариант. Во-вторых, денег у него нет. Карточка давно заблокирована, а все оставшиеся купюры вместе с фальшивой справкой были переданы Чимину.
Понимая, что быстро заработать необходимую сумму и выбрать подарок, который порадует альфу, времени нет, омега решает удивить истинного другим способом. Юнги, как нельзя кстати, вспоминает про своё умение писать неплохие стихи. Во всяком случае, у Чимина они всегда вызывали искренний восторг, может быть, и Хосоку понравятся. Воодушевленный мыслью выразить свою благодарность столь необычным способом, омега хватает в руки листок бумаги и ручку, но уже через десять минут рассерженно отшвыривает их в сторону. Нецензурная брань неуместна в благодарственной лирике, а писать совсем без мата у Юнги не получается.
Омега расстроенно уходит на кухню, думая, что на сытый желудок новые идеи значительно быстрее посетят голову, и, когда дожёвывает первый бутерброд, его озаряет мысль — нужно приготовить для Хосока что-нибудь вкусное! Юнги понимает, что состряпать полноценный ужин ему будет не по силам, но ведь можно испечь простой пирог или печенье.
Не желая терять ни минуты драгоценного времени, омега залезает в интернет в поисках быстрого и легкого рецепта, и недовольно хмурится. Как нарочно, ничего подходящего найти не получается. В одном списке необходимых продуктов указаны палочки корицы, а Юнги, недолго порывшись на полках кухонного гарнитура, с разочарованием находит только молотую, в пакетике, которая наверняка не подойдёт. В другом рецепте предлагают добавить в начинку пирога апельсиновую цедру. Мин берёт из вазочки и задумчиво крутит в руке апельсин, пытаясь разгадать, где именно у него находится цедра и каким хитрым способом она добывается.
Понимая, что в одиночку он так и не сможет ничего приготовить, омега набирает номер более опытного человека.
— Чимин, — после скомканного приветствия говорит Юнги. — Я решил к ужину испечь что-нибудь для Хосока. Ты мне поможешь?
— Ты уверен, что это хорошая идея? — изумлённо интересуется Пак. — Ты же не умеешь готовить.
— Не говори ерунды! Я — омега, а это значит, что кулинария у меня в крови!
— Ну, хорошо, — неуверенно соглашается Чимин и ненадолго задумывается, пытаясь вспомнить самый простой рецепт из всех, какие он знает. — Возьми двести грамм сахара…
Юнги разочарованно скулит. Как он, по мнению Пака, должен отмерить ровно двести грамм, не имея под рукой весов? А впрочем…
— Чимин, сколько сахара в сахарнице?
— В моей — чуть больше половины. А почему ты спрашиваешь?
— Да я не об этом! — раздраженно восклицает Мин, поражаясь чужой несообразительности. — Сколько песка в граммах помещается в сахарницу?
— Это зависит от её емкости. Они же все разные!
— Ну и как я должен двести грамм отсыпать?
— Просто возьми обычную кружку, — терпеливо подсказывает Чимин.
После получаса ожесточенной борьбы, под чутким руководством Пака, Юнги всё же удаётся замесить жидкое тесто. С гордостью глядя на рожденное в мучениях собственное творение, он, весь перемазанный мукой, маслом и яичным белком, внимательно выслушивает последние наставления:
— А теперь нужно почистить пару яблок, нарезать их небольшими кубиками и добавить в тесто. Выливай полученную смесь в форму, только маслом смазать её не забудь, и выпекай при температуре сто восемьдесят градусов около сорока минут. Готовый пирог можно посыпать сахарной пудрой и…
На этом разговор внезапно прерывается и Юнги укоризненно смотрит на потухший экран телефона. Впрочем, всё, что ему было необходимо узнать, он услышал, а что нужно делать с готовым пирогом — это проблема Хосока. Омега приготовит, а дальше альфа пусть сам разбирается, ведь пробовать своё первое кулинарное чудо Юнги, на всякий случай, не будет.
Омега ставит телефон на зарядку и тянется к вазочке с фруктами, чтобы взять яблоки…
— Которых в доме, разумеется, нет!
Коря себя за то, что сразу не попросил Чимина озвучить весь список необходимых продуктов, Юнги судорожно соображает, как можно исправить допущенную оплошность, и уже через минуту уверенно идёт в гардеробную. Он тщательно обшаривает карманы хосоковых пиджаков и курток, спустя немного времени находит невесть как завалявшуюся мелочь и довольно улыбается, подбрасывая на ладони несколько монет. Он пересчитывает деньги, убеждаясь, что на пару яблок их точно хватит, быстро переодевается в спальне и выбегает из квартиры.
До ближайшего магазинчика можно добраться за пять минут, и Юнги торопится поскорее вернуться домой, чтобы успеть испечь пирог к приходу истинного.
***
Вернувшийся с работы Намджун внимательно рассматривает грозно нахмуренного истинного, который, услышав шорох открываемой двери, выбежал встречать его в коридор.
— Где ты ходишь? Решил голодом меня заморить? — возмущается Чимин, с интересом поглядывая на пакеты в руках альфы.
— Мог бы один поужинать, — равнодушно пожимает плечами Намджун. — Я не просил ждать меня.
— И чем я должен был ужинать?! Дома, кроме кошачьего корма, жрать нечего! Купил, что я просил?
Намджун молча вручает один из пакетов омеге, с которым тот быстро скрывается на кухне, и размышляет об отменном аппетите истинного. Он снимает с себя верхнюю одежду и обувь и идёт следом. Чимин, бегло осматривая, выкладывает на стол продукты — пряники, печенье и шоколад, и громко восклицает:
— Мне что, по-твоему, пять лет? Что за фигню ты мне приволок?
— Ты просил купить что-нибудь вкусное, — обиженно тянет альфа.
Но омега, не желая выслушивать пустые оправдания, требовательно спрашивает «Где мясо?», отнимает ещё один протянутый пакет и довольно улыбается, заглянув в него.
Намджун ненадолго уходит в гостиную, чтобы переодеться, а когда возвращается, с нескрываемой радостью видит, как Чимин, повязав на поясе передник, заботливо жарит на двоих бифштексы. Альфа молча присоединяется к приготовлению совместного ужина — моет овощи и сервирует стол.
— Намджун, — осторожно обращается Чимин через полчаса, с трудом орудуя в тарелке тупыми пластиковыми приборами, — ты не мог бы вернуть ножи и вилки? Честное слово, я не вскрою вены и не перережу ими своё горло. — Омега немного мнётся и тихо добавляет, стыдливо опустив глаза: — И от тебя защищаться я тоже не буду.
Альфа громко смеётся над удачной шуткой Чимина, но в просьбе отказывает. Суицидальные мысли очень коварны — сейчас их нет, а через какое-то время могут снова вернуться, и он не желает на работе мучиться от страха за своего истинного. Чтобы утешить обиженного омегу, он, обняв его за плечи, притягивает к себе и нежно целует в щеку, но тут раздаётся мелодия мобильного телефона.
— А ты не можешь отключать свой телефон, когда возвращаешься домой? — мгновенно вспыхивает гневом Чимин.
— Не могу, — широко улыбается Намджун и шутливо треплет ладонью волосы истинного. — Привыкай, мелкий.
Омега провожает злым взглядом выходящего из кухни альфу, мысленно обещая, что скорее весь мир забудет, как беспокоить старшего следователя Кима надоедливыми звонками, чем он привыкнет и смирится с этой несправедливостью. Вечерами Намджун должен принадлежать только ему и со временем так и будет, нравится это альфе или нет. Надменно усмехаясь над собственным истинным, который пока ещё даже не догадывается, как сильно поменяется его жизнь в ближайшем будущем, Чимин возвращается к своему ужину, но не успевает даже отпилить очередной кусочек от непокорного бифштекса, как к нему возвращается альфа.
— Чимин, когда ты последний раз общался с Юнги?
— Не так давно, часа три назад, — задумчиво отвечает омега, глядя на часы.
— Что он сказал тебе? — неожиданно взволнованно спрашивает альфа. — Он собирался идти гулять или, может быть, приехать к тебе в гости? Он рассказал тебе о своих планах?
— Никуда он не собирался, — ошарашенно лепечет омега. — Он пирог хотел испечь. Для своего альфы.
— Хосок, — обращается к своему собеседнику Намджун. — Чимин ничего не знает.
— Что случилось? — омега вскакивает из-за стола и виснет на руке истинного, не давая ему снова уйти. — Немедленно объясни мне, что произошло с Юнги!
Альфа легко освобождается от цепких пальцев и вытирает ладонью взмокший лоб. Внимательно смотрит на Чимина, размышляя, стоит ли ему знать правду, и, недолго поколебавшись, говорит:
— Юнги пропал.
