Приключения на Диком западе

Утром, и правда, выпал снег. С трудом разлепив глаза, Джеймс, кряхтя как дряхлый старик, выбрался из тёплого кокона одеяла. За ночь дрова прогорели, и в доме снова воцарился холод. Завывания ветра за окном немного пугали. Дом поскрипывал, окутанный снаружи белой пеленой. Босыми ногами на пол ступить было невозможно, и Джеймс натянул валявшиеся у кровати носки. Все тело его покрылось мурашками. Стуча зубами, Барнс на цыпочках пробежал к очагу, забросил пару поленьев в черное нутро и чиркнул спичкой. Огонь никак не хотел разгораться, и Джеймс изо всех сил дул на трепещущее пламя пока, наконец, под действием тяги дрова не занялись. Чистая одежда, извлеченная из сундука, тоже была холодной. Джеймс, весь дрожа, еле смог натянуть на себя кальсоны и нательную рубаху. Согрев у очага заледеневшие пальцы, мужчина подхватил закопчённый чайник, влез в сапоги и выскочил на улицу. Хотя выскочил, это громко сказано. За ночь у двери намело большой сугроб, и Барнсу пришлось поднатужиться, чтобы сдвинуть его с места. На крылечке снега было по колено, он быстро набился в невысокие сапоги, холодя ноги. Но Джеймс уже не обращал на это никакого внимания, сконцентрировав усилия на том, чтобы добраться до колодца. Подчерпнув ледяной воды, он щедро плеснул ее в чайник и по своим же следам вернулся к дому. В жестяной банке оставалось совсем немного кофе, и Джеймс высыпал в чашку все, что было, и залил кипящей водой. По дому пополз одуряющий аромат, на который желудок мужчины отозвался уже даже не урчанием, а голодным спазмом. Знатно присластив напиток, Барнс сделал первый глоток. Густая сладкая жидкость обжигающим потоком прокатилась по глотке, и Джеймс едва не замурлыкал от удовольствия. Эх, сейчас бы яишенку! Пошарив по полкам, мужчина на свою удачу обнаружил два яйца и с энтузиазмом аборигена, пристрелившего добычу, разбил их на сковороду. По счастью, те оказались не протухшими, так что несколько минут спустя он смог насладиться почти полноценным завтраком. Ну, во-о-от, теперь можно было жить дальше. Джеймс сыто откинулся на спинку стула. Холод и голод его больше не беспокоили, а вот вымыться-таки не помешало бы и может быть поиграть с «маленьким Джеймсом». Но представив себе всю суету и хлопоты, связанные с этим процессом, Барнс аж передернулся. Ладно, не такой уж он возбужденный и грязный. Многие вон вообще месяцами не моются, а что уж говорить о монахах! Память снова услужливо подкинула картинку его роскошной комфортабельной бостонской ванной, и на душе стало тоскливо, хоть на луну вой. Так-с, хватит расклеиваться! Сегодня он вроде свободен от пациентов… Ох ты ж, дьявол! Джеймс едва не стукнул кулаком по столу от досады: он же обещал старому хрычу с отдаленной фермы, что заедет проведать его новорожденного внука. Появившийся на свет недоношенным, малыш был слабеньким и плохо ел. Тяжело вздохнув, мужчина подошел к окну, за которым продолжал мести снег. Некстати вспомнились слова шерифа о том, что в буран не следует никуда выезжать. Но пациент ждал, и насчет него у Джеймса было очень нехорошее предчувствие. К тому же заказанное лекарство прибыло и уже было получено им накануне. Обстоятельства складывались так, что ехать доктору все же придется. Натянув теплую одежду и как следует замотавшись шарфом, Джеймс прихватил свой саквояж и вышел в метель. От пронизывающего ветра остатки домашнего тепла испарились почти моментально. По сугробам мужчина добрел до сарая, где топтался в стойле его жеребец. Джеймс подтянул подпругу, вывел упирающегося коня на холод и взобрался верхом, искренне надеясь, что по пути не отморозит себе ничего жизненно важного. Привычный и уже знакомый путь стал почти неузнаваемым. За ночь вдоль дороги выросли пушистые белые наносы, погребя под собой невысокий кустарник. Деревья, облепленные снегом, едва виднелись сквозь метель. Пальцы мужчины, сжимавшие поводья, довольно быстро потеряли чувствительность, хоть он и грел руки по очереди, запихивая их под куртку. Наверное, и правда, не стоило ему ехать. Через полчаса своего путешествия Джеймс вдруг с ужасом понял, что заблудился. Он не узнавал местности, поблизости не было ни одного строения: ни сараев, ни ферм. К тому же Барнс промерз до костей. Ветер яростно трепал концы его шарфа, пока с одним особенно сильным порывом не сдернул его с шеи. Тогда Барнс негнущимися пальцами поднял воротник куртки повыше и весь нахохлился в попытке сохранить крупицы тепла. «Стоит вернуться, нужно только ехать по своим следам!» - пронеслось у него в голове. Натянув повод, Джеймс заставил коня повернуть назад и обнаружил перед собой девственно чистую снежную гладь. Там, где всего несколько минут назад ступала его лошадь, ветер и снег не оставили даже ямочек от копыт. - Да твою ж мать! – шепотом выругался Барнс. Как там говорят: конь сам знает дорогу, он выведет? Джеймс ослабил повод, позволив жеребцу самому решать, куда идти дальше. Сколько они ехали так, окруженные мельтешившим перед глазами снегом, мужчина не знал. Он потерял счет времени. От холода его нещадно клонило в сон, и Джеймс уже с трудом разлеплял набрякшие тяжелые веки. В какой-то момент ему вдруг показалось, что он видит всадника впереди. Барнс открыл рот, чтобы позвать на помощь, но из горла вырвалось едва слышное сипение. Черный силуэт приближался, или так доктору лишь казалось. Конь под ним оступился, провалившись в глубокий сугроб, и Джеймс мягко выскользнул из седла. Пушистый белый нанос принял его в свои гостеприимные объятья, укутывая белоснежным одеялом. С самого утра Стив испытывал невнятную, бередящую душу тревогу. Обычно предчувствия его не обманывали, а значит стоило ждать плохих новостей. Но время шло, и никто не торопился врываться в участок с призывом о помощи. Стив мерил шагами расстояние от двери до стола, слушая раздражающий храп Фьюри, доносящийся из камеры. Что-то происходило, что-то, что он не мог контролировать, о чем он еще не знал. Сэм выехал в город, совершить объезд улиц, оставив шерифа наедине со своими тревожными мыслями. Беспокойство нарастало по мере усиления снегопада. За окнами все было белым-бело. Горожане носа не казали на улицу, даже у салуна Рамлоу была привязана только одна лошадь. Дверь со скрипом отворилась, впустив горсть пушистых снежинок и Уилсона, стряхивавшего с полей шляпы нанесенный снег. - Все спокойно, шеф! Город как будто вымер. Надеюсь, так и продолжится до конца снегопада, – Сэм, потопав ногами на пороге, прошел к столу и плюхнулся на стул напротив. Поймав взгляд Стива, он нахмурился. – Что не так? - Ох, если бы я знал! – Роджерс вздохнул. - Ой, нет, только не начинай, шеф. Знаю я эти тоскливые ахи-вздохи. Все в порядке, в по-ряд-ке! - Ладно, ладно! – протянул Стив и попытался расслабиться. Получалось откровенно плохо. Его пальцы машинально принялись отбивать ритмичную дробь по поверхности стола. - Слушай, Сэм, пока ты здесь, я поеду проедусь. Доеду до церкви, может, загляну на ранчо Хилл и к обеду вернусь. - Делай как знаешь, шеф. Я подежурю! – Сэм знал, что спорить с шерифом в такие моменты просто бесполезно. Но Стив, нахлобучив шляпу, вдруг остановился в дверях, словно сомневаясь в собственном решении. – Да иди уже, а то все нервы изведешь и себе и мне! – гаркнул Сэм. Дверь за Стивом захлопнулась, и он оказался в белом плену. До церкви Роджерс добрался довольно резво. Пресвятой Беннер позволил ему немного отогреться внутри, но дольше, чем положено, Стив задерживаться не стал. Его непреодолимо тянуло куда-то, он и сам не знал куда. Душа была не на месте, и, пробираясь через сугробы, мужчина пытался найти причины своего беспокойства. Он миновал забор, огораживавший ранчо Марии Хилл, и, проехав еще немного, хотел уже было повернуть назад, как вдруг расслышал в завывании ветра лошадиное ржание. Странно, но на сердце сразу полегчало – не зря он беспокоился! Направив коня в сторону звуков, Стив смог разглядеть впереди гарцующего жеребца. Подъехав еще ближе, он узнал лошадь, принадлежащую доктору Барнсу. Конь кружил вокруг снежного наноса, и это было странно. Если бы он просто вырвался из неплотно закрытого сарая, то точно не ушел бы далеко от дома в такую-то погоду. А тут что-то другое. Стив спешился, оказавшись почти по колено в сугробе, и сделал несколько шагов по направлению к холмику. Глаза его расширились от ужаса, потому что из-под снега виднелась рука! В один прыжок оказавшись рядом с засыпанным телом, Стив принялся лихорадочно раскидывать пушистый снег. Господи, это был доктор! Стив не мог понять, дышит тот или нет. Тело было едва теплым. Роджерс просунул руку под куртку и прижал пальцы к вене на шее: пульс бился, но слабо. Одним рывком подняв Барнса, шериф закинул его поперек седла и взлетел на коня, правя вперед, туда, где, как он знал, в нескольких минутах езды находится заброшенный фермерский домик. Стив подгонял жеребца, хотя понимал, как трудно ему месить копытами высокие сугробы. Лошадь Барнса послушно шла за ними. Наконец вдали показалась темная крыша. - Давай же, давай! Вперед! Быстрее! – бормотал Роджерс, в нетерпении давая коню шенкеля. Дом был уже совсем близко. Это старая, но еще довольно крепкая постройка осталась от семейства Уорд, работавших когда-то на Марию. Что уж произошло между ними, Стив толком не знал, но Уорды как-то в один день собрали вещи и покинули ферму. С тех пор в доме так никто и не поселился, а Стив или Сэм лишь заезжали иногда проверить, не сгорел он или не разграблен. Спешившись, Роджерс осторожно стянул доктора с седла и, подхватив на руки, словно невесту занес в дом, аккуратно уложив на кровать. Внутри было холодно, но Стив ловко развел огонь в очаге и, пока он привязывал обоих жеребцов в пристройке, воздух успел немного прогреться. Доктор все так же лежал пластом, не подавая признаков жизни. Стив как ребенка раздел его, поражаясь бледности кожи. Тело Барнса было ледяным, и Роджерс принялся ладонями растирать его ноги, начав с пальцев и продвигаясь выше по щиколоткам, коленям, бедрам. Потом настала очередь живота и груди. Стив усиленно тер на удивление крепкие мышцы, чувствуя, как они расслабляются под его ладонями. Он разминал плечи, предплечья, узкие запястья, тонкие пальцы рук. От его активных движений на коже Барнса расцветали алые следы. Сам Стив успел вспотеть, и лишь когда увидел румянец на щеках доктора, позволил себе прерваться и подбавить еще дров в очаг. Очень кстати ему вспомнилась книга, которую он читал еще в детстве. Там замерзшего человека согревал его товарищ, прижимаясь к нему обнаженным телом. И это сработало. Стив не позволил сомнениям взять верх над инстинктом и, быстро скинув с себя одежду, лег рядом с Джеймсом, прижимаясь к нему всем телом. Тот был уже не настолько холодный, но, по сравнению с обжигающим Роджерсом, все равно казался сосулькой. Стив обнял его со спины, продолжая растирать грудь и плечи. Шериф чувствовал себя странно, дыхание его участилось, а внутри словно разгорался пожар, начинаясь легким щекотанием в темечке, отдаваясь почти болью в животе и заканчиваясь покалыванием пальцев ног. Неосознанно он все крепче прижимался к доктору, буквально вплавляя того в себя. Джеймс вдруг обмяк и весь расслабился, а потом Стив услышал хриплый голос. - Где я? - Все в порядке, доктор Барнс. Это шериф Роджерс. Я нашел вас на дороге. Вы едва не замерзли, тупица! Но теперь все хорошо, все хорошо! – Стив шептал ему в ухо и ощущал, что Джеймс дрожит. - Надеюсь, я все сделал правильно, и вы ничего себе не отморозили! – продолжал Роджерс. Его ладони уже не растирали, а, почти лаская, гладили податливое слабое тело. И неожиданно для себя самого Стив вдруг ощутил возбуждение, острое и резкое, скручивающее низ живота. Его член дрогнул, наливаясь силой, и уперся в ягодицы доктора. Испугавшись своей реакции, такой сильной и такой стыдной, Роджерс попытался отстраниться, но Джеймс едва слышно застонал, чувствуя потерю драгоценного тепла. И Стив сдался без сопротивления. Этот стон, это хрупкое тело, его мягкость и скрытая сила, удивительная гладкость и нежность кожи. М-м-м, Стив робко и вместе с тем жадно коснулся губами открытой беззащитной шеи, ощутив покалывание жесткой щетины. Джеймс, пребывая в полусознании, соскальзывая в дрему, выгнулся, еще плотнее прижимаясь задницей к восставшему стволу шерифа. От этого неожиданного движения Роджерс прикусил плечо доктора, стиснув зубы сильнее, чем хотел, оставляя след на белой коже, словно свою метку. Словно дикий зверь. Звук, вырвавшийся при этом из его горла, и правда походил на рычание. Стив задыхался от напряжения и возбуждения, неосознанно двигая бедрами и потираясь членом, всей его длиной о ягодицы Барнса. Между ними было уже влажно. Смесь пота и выступившего предэякулята размазывалась по двум упругим половинкам, позволяя Роджерсу мягко скользить между ними, то и дело ныряя под них в ложбинку сомкнутых бедер. Ладони Стива, огладив грудь, спустились ниже к полувозбужденному пенису Джеймса. Обхватив его одной рукой, Стив длинно провел от основания к головке, и член тут же отозвался на ласку, увеличиваясь в размерах. Барнс издал сдавленный полувсхлип-полувздох, от которого Стив едва не кончил. У него так давно никого не было. После смерти жены и дочери Роджерс словно и сам не жил, а лишь тянул лямку существования, старательно наполняя его хоть каким-то смыслом: быть нужным, быть полезным людям, хранить чужой покой и поддерживать порядок, стоять на страже закона и справедливости. Он словно застыл во времени и пространстве, как муха в янтаре. И вот внезапно рядом с этим столичным изнеженным доктором стенки его спасительного золотого кокона дали трещину и с хрустом развалились. Стив был обнажен и душой и телом: кожей он остро чувствовал жар очага, влажность старой постели, дрожащее тело рядом; желание, почти похоть, туманило его мозг. В свои двадцать семь Роджерс вдруг снова безумно захотел жить! Поглаживая подушечкой большого пальца набрякшее навершие чужого члена, лаская чувствительное отверстие уретры, Стив собственным пенисом проник между сжатых бедер Барнса. Ему было горячо, тесно, скользко и отчаянно хотелось двигаться. Толчок вперед, и Стив вжался пахом в ягодицы Джеймса, громко застонав. От силы следующего толчка Барнс по инерции перевернулся на живот, и Стив оказался сверху. Проследив, чтобы доктор лицом не уткнулся в подушку и не задохнулся, Роджерс начал мерно поднимать и опускать задницу, трахая Джеймса между бедер. Он не мог позволить себе большее, не хотел причинять боль и без того измученному мужчине, ведь тогда это было бы похоже на изнасилование с его-то немаленьким прибором. Тонкое одеяло скользнуло на пол, открывая два тела, блестящих от пота, бьющихся друг о друга. Наслаждение накатывало волнами. Прижимаясь к Джеймсу, Стив вылизывал и покусывал его загривок, чувствуя на языке солоноватый привкус. В душной комнате разливался терпкий мускусный запах. Член Роджерса пульсировал, зажатый чужими бедрами. Толчок, еще один короткий, настойчивый, и Стив кончил так оглушительно мощно, что перед глазами замелькали черные мушки. Едва контролируя себя, мужчина скатился с доктора и лег рядом, тяжело дыша. Нужно было встать, привести их обоих в порядок, но тело отказывалось подчиняться. Позволив себе еще немного полежать, Стив, наконец, поднялся с кровати. А когда перевернул Джеймса, увидел его обмякший член и мокрое пятно под ним: тот кончил просто от трения об простыню. Как был обнаженный, Роджерс подхватил с пола забытый хозяевами домика чайник и, открыв дверь на улицу, подчерпнул им снега. Устроив посудину на огне, чтобы растопить снег, и дождавшись, пока вода достаточно согреется, Стив оторвал длинный кусок от простыни и намочил его. Сперва он обтер Джеймса. Дыхание мужчины было глубоким и ровным, Барнс мирно спал. Стив еще раз внимательно осмотрел его: пальцы на руках и ногах имели здоровый цвет. Слава богу, не были ни следа обморожения! На щеках алел пунцовый румянец, яркие губы были обветрены и припухли. Стив склонился над спокойным лицом и провел пальцами по морщинке, залегшей между бровей, разглаживая ее. А потом нежно прижался целомудренным поцелуем к губам Барнса. Тот что-то недовольно мяукнул, как все потревоженные спящие, и Стив отстранился. Одевшись, некоторое время Роджерс просто сидел на старом плетеном стуле напротив кровати, пока сон не сморил и его.