***
— … мне нужно покурить, — констатировала Марш, как только они зашли в школу. Бен уж было метнулся за ней, как вдруг она оттолкнула его колким словом: — Одной. Она удалилась в каморку, а в клубе Неудачников просто «курилку». Пока все ныкались под лестницей или в туалетах, ребята сидели именно там. Они нашли это место благодаря любознательности (ещё одна любимейшая черта Бена) Беверли. Она, как дочка уборщика, прекрасно знала, что у них есть своя комната, в которой они могли брать чистящие средства, тряпки, вёдра. Но вот мистер Янг был не из таких. Семидесятилетний старичок глухой на одно ухо и к тому же почти слепой работал, наверное, ещё до динозавров и ненавидел таскаться в тёмную и душную комнатушку. Поэтому дверь внутрь всегда была нараспашку, и заходил он в кладовку только если у него кончался порошок или ещё какое-то чистящее средство. Внутри курилка представляла из себя настоящий бардак. Пожарная сигнализация была сломана, камера разбита, а кафель измазан подошвами ботинок и растоптанными окурками. В углу валялся старый огнетушитель, а окружали его полупустые банки «Доместоса», ведро засохшей краски и драная тряпка. Сидели неудачники на коробках со старыми отсыревшими учебниками, покрытыми плесенью, курили и долго-долго разговаривали. Но только полушёпотом, чтобы никто проходящий мимо ничего не заподозрил. — Но… — Бен смотрел вслед удаляющейся Бев. Его старые джинсы сползали с её талии, но свитер всё закрывал. Да, пришлось одолжить Бев немного одежды, но на ней всё и всегда смотрелось идеально. — Эх! — Он махнул рукой и пошёл на урок английского. За то время, что Бев у них была, она больше ни разу не заплакала. Она вообще постоянно молчала, из-за чего в воздухе висела напряжённость. Иногда (по просьбе Ариэль в основном) Беверли рассказывала что-то о своей семье: кого она помнит, кто жив, а кто мёртв. Как оказалось, свет клином сошёлся на загадочной тёте Кэти — сестре Элфриды Марш от второго брака её отца. Но Бев не помнила полного имени. Знала лишь то, что они с её мамой познакомились два года спустя после рождения Беверли. Долго общались, нашли общие увлечения и в конце концов сблизились. Кем бы эта тётка не была, Бен должен её найти. — Эй, Бен! — послышался знакомый писклявый голос позади. Конечно же Эдди. — Чего на связь не выходил? — А? Я? — Все мысли в голове Бена перемешались. — Да так, дело одно было… С Беверли. — О, я только о ней хотел спросить! — опомнился Эдди. — А что с Бев? — Длинная история… Э… — промычал Хэнском слегка нервно. Надо срочно сменить тему разговора! — А где Ричи? — А, он, — дёрнув уголком губ, сказал Эдди. — Он теперь ошивается с Биллом, а я как-то сам по себе типа. — Чего же он так? — Да, не знаю. — Внимание, ложь! Знал он всё получше некоторых. — Они вместе ходят на всякие ночные гулянки, я просто не знаю, как мне уже прикрывать его задницу! — А что такое? — Бен потихоньку вливался в диалог, но перед глазами всё равно стояла Бев, которую до этого он не видел. Сияющая улыбка стала совсем холодной и наигранной, блеск в глазах померк, жар волос потух. Она сливалась с толпой и стала такой же как все — унылой, серой и измученной. Это бесконечная жестокость окружающих принудила её. — Меня бесит это! Мы наказаны, а он шляется где хочет и жрёт сладкое как не в себя! Всё дело в её отце, точно… Он погасил в ней ту искру, от которой разгорался целый пожар. Он сломал её, добил окончательно, уничтожил. Нет, нельзя чтобы такое повторялось, нельзя! Беверли должна вернуться! Без неё все потухнут! — Ну, подумаешь, — с недоверием пробубнил Бен.***
Ричи не так давно купили йо-йо. Он таскался с ним по дому, всё никак не давая покоя домочадцам тихим жужжащим звуком. Он всё никак не мог заставить йо-йо «спать». В какой-то момент ночные попытки Ричи, попытки за обедом и в школе вывели из себя даже Эдди. Покрывая брата благим французским матом, он направил его к Бев. — Чёрт возьми, как? — прошипел Рич, наблюдая, как легко йо-йо очерчивает круг в умелых руках девочки. — Кто тебя научил? Я с этой штукой таскаюсь капец как долго! Поведай свой секрет, женщина! — Ну, я сама научилась, — ухмыльнулась Бев. — Смотри. Она положила игрушку на ладонь, нацепив на палец петлю верёвки. Пальцы у неё не аккуратные с виду, вечно ободранные, с обгрызенными ногтями и множеством заусенцев, но очень ловкие. Лёгким мановением руки йо-йо скатилось вниз, бешено вращаясь. Бев выпрямила руку и перевернула ладонь. Вещица, словно намагниченная, притянулась к пальцам девочки. — Это просто, — заверила она. — Попробуй. Рич хмыкнул. Взял йо-йо, проделал всё те же манипуляции, но игрушка размоталась, и на кончике веревки болтался круглый кусок пластика. — Я пытался учиться по видосу чувака из ютуба. — На ютубе все всегда идеальные, — кивнула Бев. — А из меня фиговый учитель. Бев плюхнулась рядом с Ричи, роясь в кармане в поисках сигареты. Рич ухмыльнулся, достал из кармана «Вайсрой» и самодовольно улыбнулся. — Из папиного стола вытащил, — пояснил он, протягивая Бев пачку. Она благодарно улыбнулась и вытащила одну сигарету, Рич достал и себе тоже. — Ну и что, что ты не можешь научить меня что-то делать… Тут же нужна практика! — поучительным тоном заявил Ричи. — А ты классная, не скромничай. — Ты по жизни такой придурок или прикидываешься? — Сквозь смешок нахмурилась Беверли. — Никогда не хотелось, чтобы… всё закончилось типа? — Что «всё»? — смутился Рич, выплёвывая клуб дыма. — Ну, абсолютно всё. — Бев глубоко затянулась. — Ну, с тех пор как мама пропала, мне только этого и хочется. — Я видел по телику в какой-то криминальной хронике, что перед побегом люди ведут себя странно. Она вела себя так? А то мало ли, может она где-то на яхте в Барселоне или в Мексике торгует коксом, — попытался разрядить обстановку Рич, но получилось убого и он быстро это понял. — Прости, тупая шутка. — Мама болела. Сначала она много пила. Когда она была в таком состоянии, то говорила ужасные вещи. Что ей не нравится её жизнь, что всё время она любит свою семью и ненавидит. — Бев прервала свой рассказ на затяжку. — Потом она пошла лечиться. Пила антидепрессанты и даже на поправку пошла, понимаешь? Всё было хорошо. Почему она могла… Сбежать от нас! Просто бросить нас с папой! Рич вздохнул и измученно посмотрел на Бев, она глядела на него, и они сразу поняли, что это типичная история «встретились два одиночества». Марш положила голову другу на плечо. Тот молча затянулся и выдохнул вверх струю дыма. — Я не мастер речей, но… Она болела. Ты никак не смогла бы её вылечить. — произнёс Рич с горечью сухим и безжизненным голосом. — Мне недавно снилась мама. — Она тоже болела? — поинтересовалась Бев. — Ага, — кинул Рич, выдыхая смог. — Но я об этом даже не знал. Я тупица. — Чем она болела? — У неё был рак, — всё с той же сухостью сказал Рич. Неудачники бы удивились тому, как мало он сегодня говорит. — Она умирала, а я слепо верил своему папаше. — Пацан снова затянулся. — Она мне снится. Изо дня в день, изо дня в день… Каждую грёбаную ночь я вижу её, но урывками. У меня не складывается в голове её портрет. Я забываю её, и от этого мне жутко. — Ты боишься забыть её? — спросила Бев, но в голосе слышалось утверждение. Она и сама боялась, что мама не вернётся, что с ней что-то случилось, а она забудет её голос, её глаза, её руки, её улыбку… — Да, я думал… — Да, я понимаю тебя, — прервала девочка. — Мне тоже страшно. Они посидели минуту в тишине. Сигареты дотлели, они затушили окурки и кинули их в импровизированную пепельницу из побитой кружки. — Знаешь, людям свойственно забывать страшные моменты их жизни. Миссис Дуглас говорила, что мозг так защищается или типа того. Но я не могу забыть день, когда мама пропала. Я с самого утра что-то чувствовала, я говорила сама себе, что что-то не так, но потом сама же отвергала эти мысли. Ты чувствовал что-то подобное? — До сих пор, — кинул Рич. — В тот день когда я вернулся со школы, а она уже «уехала», я почувствовал себя брошенным. Будто кто-то проделал во мне дыру. — Рич положил руку на грудь. — Сердце бьётся, но всё равно тут, — он постучал ладонью два раза, — пустота. Зияющая дыра. Бев прижалась к Ричи ещё крепче. Они сидели, сжавшись как маленькие детишки в страхе перед грозой. Одни-одинёшеньки на всём белом свете. — Мне хочется её обнять, — призналась Бев, — и не отпускать никогда больше. — Мне тоже, — выдохнул Рич. Даже в безмолвии они говорили и понимали друг друга. Общая боль сплочала их. Та боль, которую никому не суждено понять. Их обоих преследовало одиночество в собственном доме. Всё знакомое, но не более. Оно холодное, безжизненное, туманное, чужое. Все окружающие их люди — безликие незнакомцы. Дом уже не станет таким уютным как был некогда, семьи погрязли во лжи и никогда уже не станут прежними. Ричи и Бев — сломаны. Сломаны, но всё ещё живут. Они умеют улыбаться, смеяться, искренне радоваться, но по-прежнему остаются сломанными. И их не починить — они такие, какие есть. Неудачники были настоящей семьёй. Безумной отшельнической семейкой, где тебя принимали, каким бы ты ни был. Семья, где поломки — маленькие особенности. Семья, в которой все держались друг за друга, боролись и олицетворяли самую что ни на есть настоящую силу и любовь.***
Нескончаемый поток из людей несётся вперёд, расползаясь по кабинетам. Хохочущие подружки ютятся по углам, толстяков-гиков пинают местные красавчики, девочка из религиозной семьи держится за крестик, за пазухой неся Библию, а обычные ребята, болтая головами как болванчики, просто скрывались за дверями кабинетов. Но посреди толпы, сияя от гордости, шагали местные красотки, а именно Боуи с её компашкой. Грета стреляла глазами, самодовольно улыбаясь. Она давно была такой стервой, или просто Бев закрывала на это глаза? Боуи заметила в толпе девушку с растрёпанными и обстриженными рыжими волосами. — Жаль, что они не вспыхнули, говнюшка! — прокричала Грета и расхохоталась, а её подружки её только поддержали. Бев ничего не ответила ей, девушку больше заинтересовал вопрос, где же Бетти, что так быстро предала её только чтобы спасти свою задницу. Бев с омерзением фыркнула и подошла к двери с пошарпанной табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Осторожно огляделась, приоткрыла скрипучую дверь и быстро юркнула в кладовку. Было темно: одна лампочка перегорела, а вторая еле-еле светила. Пахло сигаретами, и в воздухе витал сизый дымок. — Какие люди! — послышался восторженный голос Ричи. Его лицо озарила улыбка. — Уж не ожидал тебя увидеть сегодня. — Он сидел на перевёрнутом железном ведре с оторванной ручкой и играл с зажигалкой. Огонёк вспыхивал и угасал, вспыхивал и угасал. — Привет. — Девушка и не заметила, как на душе сразу стало легче, и она тоже улыбнулась. — Давно не виделись, да? — Она пнула коробку со старыми учебниками физики поближе к Ричи и аккуратно присела на неё. — Ты где пропадала, Бев? — поинтересовался Тозиер, достав из рюкзака банку энергетика. — Просто так взяла и испарилась. Ни слуху ни духу! Что за дела вообще? –Он шутливо стукнул её кулаком в плечо. Снова начал играться с зажигалкой. Огонёк вспыхивал, угасал, вспыхивал, угасал. Вдруг Рич остановился и нахмурился. Ему показалось, что на лице у Бев какое-то чёрное пятно. Огонёк снова заплясал на зажигалке, и парень приподнял её повыше, но Бев отползла назад и воскликнула: — Нет! Вновь комната окунулась в темноту. Бев вздохнула, заправила волосы за уши и успокоилась. — Не надо так делать, — отчеканила она сурово. — Кто тебя так? — Грета. Грета в сговоре с той ёбаной шлюхой, — злобно прошипела Беверли. — И отец, — добавила она тише и мягче, голос её дрогнул. — Боуи? Вот же блядь! — поддержал Рич. — Что за херня произошла? — Мне нужно покурить, — настояла Бев, не сводя взгляда с одной точки. Рич порылся в рюкзаке и достал оттуда пачку «Вайсрой», поделился с Бев и взял одну сигарету сам, так сказать, за компанию. Друзья прикурили и начали дымить. — Херово, — сказал Рич, не зная, с чего начать. — Херово, — согласилась Бев. Заалел кончик сигареты. — Что делал на выходных? — Да хуи пинал, ничего нового, — заявил Рич и зевнул. — Не спал сегодня почти. — Почему? В комнате было темно, но Бев буквально видела, как Рич расплылся в широкой придурошной улыбке. — В последнее время сплю по два часа в сутки. Мы гуляем с Биллом по ночам, если миссис Кей не разрешает. Мы с Эдди типа «наказаны». — Оно и видно, — усмехнулась Бев, кинув кроткий взгляд на сигарету в руках Ричи. Тот затянулся и со смешком выдохнул дым. Пожарная сигнализация тут отключена, что волноваться? — И не говори… Они думают, что дохуя педагогичные. Ха! — Рич взял в руки жестянку, та пшикнула. Он отпил энергетика. — Мой папаша так вообще отец года! Такой весь из себя грозный, хотя на самом деле просто ссыкло. Он миссис Кей и слова поперёк не поставит! Странно, что Эдс вообще её боится. — Чего? — Не так давно он думал, что будет таким крутым чуваком, с ноги выбьет дверь в комнату родителей и крикнет: «Эй, сучки, я уезжаю в Париж к своему папаше!» — Пародировал Рич голосом бандита из Тарантиновских фильмов. — Но на следующее утро сразу стал тише воды, ниже травы. Я-то вряд ли на него повлияю, он сам всё решить должен. — Как благородно, — саркастично пробурчала Бев, стряхивая пепел на вечно грязный пол. — Можешь звать меня сэр Ричард Благороднейший, — подшутил Рич в своей пародийной манере. — Ты же не приспешница дьявола? — Чего? — Ведьмы в этом городе на каждом шагу! Рыжее зеленоглазое отродье Сатаны! — Рич гнул свою линию, вызывая у Бев лёгкие смешки. — Никогда не думала, как трахается дьявол? — А мне должно быть дело до таких вопросов? — Не-не, — не унимался Рич. Он хотел довести подругу до коликов, очень уж она была грустная. — Прикинь, какой-то чувак голубее голубого неба попадёт в ад и тут Сатана ему такой: «Я буду ебать тебя, пока ты не сдохнешь в мучениях!» — зловещим низким голосом вещал Рич, пока Бев заливалась смехом. – И этот чувак такой: «Ну ладно, сладкий, я люблю больших жеребцов». — Это ты про личный опыт рассказываешь? — подколола Бев, и тут уже Рич расхохотался. — Мы сгорим в аду, Бев! — Однозначно! Сначала хохот гремел, отбивался от стен, стихал, потом с новым несуразным смешком продолжался ещё громче прежнего. Но, наконец они успокоились. — Так где ты была, кстати? — опомнился Тозиер. — Я убежала к Бену, — со стыдом ответила рыжая. — Я сейчас безумно жалею об этом. — Чего? Ариэль — милейшая женщина! А старина Бен? Что с ним не так? — Нет, я не об этом, — с налётом раздражения сказал Бев. — Мне неуютно. Я чувствую себя, ну, знаешь, как иждивенка! Я просто влезла в их семью, а у них и так проблем навалом! — Бев, ну что ты… — Я чужая, Рич. Пусть дома у меня не так уютно, зато я не буду видеть то, как Ариэль старается и работает, пока сижу на её шее. — И куда ты пойдёшь? Бев поймала на себе сочувствующий взгляд, что сильно задело её. Он решил, что она слабая и не справится сама. Хрен там! — Не знаю, буду ломиться в свою квартиру, а может буду жить в нашем домике. Скоро май, потеплеет. Но я не хочу, чтобы кто-то решал за меня мои проблемы. Они же начали поиски моей тётки. Может она уже мертва, может я ей и не нужна вовсе! А папа… — Она выдохнула, чтобы не перейти на злобный ропот. — А папа меня не бросил, когда мама пропала. И никогда не бросит. Бев глядела на друга столь прожигающим и уверенным взглядом, что парень боялся и рот открыть. Было неуютно, но ребят отвлёк старый дребезжащий звонок, оповещающий о начале занятий. — Дерьмо, — прыснул Рич и допил энергетик. — Пойдём? — Да, — рассеянно сказала Бев, но в голосе её опять слышалась грусть. — Да, пойдём. — Это из-за Греты? — предположил парень. — Ну, частично и она, и не она… — Бев быстро переключалась. Хорошая особенность. — Все. Что если все будут смотреть на меня как на какую-то шалаву? Они многое могли обо мне рассказать. — Прости меня, — сказал Рич коротко, но искренне. — Это из-за меня, я же… — Тебе не за что извиняться. Ты хороший друг. — Хотелось бы верить…***
Эдди уже сидел над замысловатыми формулами (хотя для него что формулы, что арабский), когда в класс аки порыв ветра ворвался Рич, кидая хриплое и невнятное «извините». Миссис Швиммер немного растерялась, но заложенные в ней на генетическом уровне слова уже сами вылетели из её рта: — Объясните мне причину своего опоздания, мистер Тозиер! — Женщина средних лет строго глядела на ученика. — И выплюньте жвачку! Вы на уроке! Рич поймал на себя множество взглядов. Такое внимание его всегда раздражало. Пялиться что ли больше некуда? Он вздохнул и выплюнул жвачку в ведро. Остаётся только понадеяться, что Швиммер не учует запах сигарет. Парень сел за привычную ему парту рядом с Эдди, слегка заинтересованно глядя в его работу. Все поля тетради были разрисованы как вполне неплохими скетчами, так и палочными человечками висящими в петлях. — Мило, — прокомментировал Рич, брат испепеляюще посмотрел на него. — Где тебя носило? — прошипел астматик. — Прошу прощения, — прикрикнула учительница. — Я очень надеюсь, что вы обсуждаете мой предмет, потому что больше тем для разговоров на моём уроке я не вижу. — Конечно, мисс Швиммер, — подхалимничал Рич. — Мы только сейчас болтали о том, какой вы чудесный преподаватель! Эталон! На Ричи опять устремились взгляды, на первых партах послышались смешки. Такое внимание доставляло Ричи куда больше удовольствия, чего не скажешь об Эдди. Тот покрылся румянцем и сжал в руке холодный баллончик ингалятора. — Это мне очень льстит, конечно, но вот Каспбраку я бы посоветовала слушать. Твои последние работы крайне занимательны. — Теперь испепеляющий взгляд был устремлён на парнишку, который мечтал провалиться под землю в эту же секунду. — Мы больше не будем мешать, да, Эдс? — Рич повернулся к брату, улыбаясь от уха до уха, тот нервозно ответил парой кивков. — Чудесно, продолжаем! — Учительница похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. Учебный процесс продолжился. Эдди встряхнул ингалятор и направил себе в рот струю живительного лекарства. Вот теперь он дышит в полную грудь и готов придушить непутёвого соседа. — Ты рехнулся? — шикнул он. — Ну, выкрутились же! — Ричи продолжал сиять. — От счастья только не лопни, — съязвил Эд. — Чего рядом с Биллом-то не сел? — Билл почувствовал чей-то взгляд и обернулся, улыбнувшись Ричи. Эдди поздоровался кивком, а вот Рич растёкся по стулу с дебильной улыбкой. — Все поняли? — обратилась Швиммер. — Денбро? Каспбрак? Тозиер? Билл и Эдди активно закивали головами, но Рич опять не смог оставить без комментария: — Конечно, миссис Швиммер, вы ведь так хорошо объясняете! Учительница насмешливо, но в то же время самодовольно улыбнулась. Она был из тех учителей, что выносила любые выходки Тозиера (которого проклинал весь педагогический состав) с величайшей сдержанностью. — Crétin, — прошипел Эдди. — Знаешь, с Биллом, конечно, сидеть хорошо, но типа… Слухи могут пойти, — продолжал развивать тему Рич. — Просто научись сдерживать своё невыносимое желание улыбаться как долбанутый, — посоветовал Эдди. — Ой, да ладно, ты же не сможешь без меня и дня протянуть, признай, Спагетти. Как же мои шуточки про твою мамашку? А эти прекрасные клички? — Признай, это же твой талант доставать людей! — саркастически прошептал Эдди. — И шутки твои — херня. С чего ты взял, что я без них не протяну? — Вот и отлично, ты сегодня прёшь домой один. — Что? — воскликнул Эд так тихо, как только возможно. — Я прогуляюсь с Биллом, — кинул Рич и резко уткнулся в тетрадь. — Ты… — Каспбрак! — прогремел голос миссис Швиммер. Женщина вышла из себя. — К доске немедленно и покажи мне свой конспект. Эдди уставился в почти что пустую тетрадь, где была записана только дата. Сидящий справа от него брат делал вид, что усердно что-то писал, хотя с его лица не слезала истерическая ухмылка. Очень смешно!***
Эдди с треском провалился, чего и стоило ожидать. Стоило ему выйти из кабинета, как он был готов начать бурное обсуждение о нужде в математических знаниях или их отсутствии. Но Ричи и след простыл. Они с Биллом уже семенили по коридорам с фирменными тупыми улыбками. — Chic! — Эдди развёл руками и хлопнул ими по бокам. Какой у него там урок? А, не суть важно — он на нём всё равно провалится. Это его раздражало всегда. Рич частенько забивал на учёбу. На уроках он спал или залипал в мобильный телефон, а иногда и вовсе не появлялся, покуривая в кладовке. Потом мог полистать перед уроком учебник и вот уже он пишет тест на раз-два и получает оценку. А Эдди старался. Читал учебники, ежедневно делал домашнее задание, готовился к контрольным допоздна, но результата его действия не приносили. Получая листок, исписанный красным маркером, ему снова и снова приходилось мириться с тем, что он живёт не в фильме и не в сериале, и не всем его мечтам суждено сбыться, пусть даже он забьёт на себя и своё здоровье ради этих треклятых оценок! Эдди хотелось выпить. Да, такой он, подростковый алкоголизм. В голове сразу всплыла брошюра, которую выдавали всем в седьмом классе. На одной её стороне были расписаны нравоучения о правильном питании, спорте и здоровье с до ужаса слащавой картинкой счастливой семьи, только отснявшейся в рекламе майонеза, а на другой красовались вредные привычки и отвратительные свиные рожи каких-то бомжей, мол, поглядите, что с вами станет, если будете бухать. Наивно предполагать, что кто-то из подростков после прочтения небольшого экскурса по онкологическим заболеваниям, связанным с вредными привычками, пересмотрит свои взгляды на жизнь. Все как пили и курили, так пьют и курят. Сейчас бы сидеть в домике на дереве и хлебать из стаканчика дешёвый алкоголь, а не протискиваться сквозь толпу к нужному кабинету. Ричи вот хорошо, он с Биллом каждый вечер прохлаждается, а вот астматик слушается, хотя много проблем решил бы стакан винища. Эдди бы быстро набрался смелости перед матерью, а то в прошлый раз совсем уж неловко вышло. Он шагал по коридору твёрдыми уверенными шагами и выстраивал у себя в голове то, как мать удивится стойкости своего маленького Эддички. Как она будет злиться, бить кулаками о столик или плакать, а он будет невозмутим. Но стоило Эддичке — маленькому бесхребетному Эддичке — открыть дверь в мамину спальню и пересечься с ней взглядами, как сердце упало в пятки. Он громко сглотнул и на вопрошающий кивок ответил не своим голосом — писклявым, автоматическим: «Я хотел пожелать спокойной ночи». Он пожелал, обнял мать чужими обмякшими руками и ушёл к себе в комнату на ватных ногах, вторя самому себе: «Неудачник, неудачник, неудачник!» Эдди не смотрел под ноги, копошась в воспоминаниях, а поэтому вполне очевидно с кем-то столкнулся. Опомнившись, он встретился взглядом со Стэном. «Всегда он был таким высоким?» — подумал Эдди. — О, привет, — поздоровался астматик. — Какой урок у тебя? — Английский, — кротко ответил Урис. — У тебя что? — поинтересовался он из вежливости. — Биология, — пролепетал Эд и встал с другом наравне. Они пошли по коридору вместе. — У тебя с ней как? — Ну, нормально, — просипел Стэн, побелев. — До шестого класса было. — О, да, лягушки… — Я свалился в обморок, — признался Урис. — Отвратительно. — Тебя ещё в пару с Ричи не ставили, — начал тараторить Эд. — Он говорил типа: «Во Франции у вас это нормальная практика, вот ты и режь. Только не сожри её, нам ещё оценку должны поставить». — Стэн подделал рвотный рефлекс. — Вот тебе смешно, а меня реально наизнанку вывернуло! — Кстати, а чего ты без своего брата? — Урис огляделся по сторонам. — Он же всегда с тобой был. — Да, но, знаешь, они сейчас с Биллом так близки, не замечал? «Да, очень близки», — хихикнул Каспбрак про себя. — Ну, наверное. — Стэн поморщил лоб в задумчивости. — В последнее время всё так быстро меняется, что я и вовсе ни на что внимание не обращаю. — А что за дела? — пролепетал Эд без задней мысли. — С Майком в основном разгребаем, — сказал Стэн ровно, но глаза давали понять, что он что-то не договаривает. — Я думал будет сложнее общаться. — Чего? — рассмеялся Эдди. — Майк добрейший души человек! — Я раньше просто не общался с другими компаниями. У меня был один друг и мне его вполне хватало. — А сколько вы с Биллом уже дружите? — С начальной школы. Учились вместе писать и читать, а потом приносили друг к другу книжки. А ещё он делился со мной игрушками, у меня просто своих не было… — Да ты гонишь! — смутился Эдди. — Отец говорит, что мне они не нужны. Они же, по своей сути, бесполезны. — Парень запнулся. — Это религиозное. — Знаешь, я охреневаю с некоторых традиций в нашей… — Жид! — раздался по коридору грозный басистый крик. Его Неудачники знали лучше всего. Это был рёв хищника, заприметившего свою жертву. Звериный вопль Генри Бауэрса. Он нёсся через весь коридор локомотивом, расталкивая проходящих мимо. Башка у него была перебинтована, но даже это не мешало ему верещать на весь коридор. Он жутко скалился, глаза горели яростью, и казалось, что сейчас из его рта потечёт пена. Он бешеный. — Бежим! — Эдди не медлил ни минуты. Он вцепился ручонками в худощавую руку товарища и погнался вперёд по коридору, Генри нёсся за ними. Каспбрак надеялся, что этого безумца кто-нибудь остановит. Урис не понимал, куда его тащат, но старался шевелить ногами. Кирпич, к великому сожалению, не отшиб ему память. Кто ж знал, что этот остолоп дубовый? И теперь он гонится за ребятами, пока те петляют по коридорам, а мимо проносятся кабинеты физики, химии, биологии, математики, английского, обществознания, немецкого, испанского, истории, географии… А Бауэрс всё ближе, его смех гремит как раскаты грома. Подошвы его порванных кедов шлёпают по только вымытому полу. Он гонится, как охотничий пёс, выставляя руки перед собой. Эдди чувствует, что у него начинается приступ. Горло сжимается в тонкую соломинку и гоняет через себя воздух: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Надо немного подождать. Вот уже мимо проносятся двери столовой, не так далеко, ещё немного! Он глядит за спину, встречается взглядом с Генри Бауэрсом. Тот улыбается, смеётся. Ему только в радость такие догонялки. Рывком Эдди и Стэн сворачивают к лестнице, под которой находится аварийный выход. По ступенькам спускается мистер Янг со своей тележкой и что-то жизнерадостно насвистывает. Парни пробегают мимо него и с плеча открывают аварийный выход. Последнее что они видят за дверью — ошарашенное лицо Генри, со всей дури влетающего в тележку с грязной водой. — Нихера, — не постеснялся в выражениях Урис, Эдди продолжал бежать. — Куда ты? Эдди встряхнул ингалятор и попытался отдышаться. В перерывах между хрипами он что-то пытался сказать. — Он… сейчас… это самое… Il courra encore… Снова побежит за нами! Besoin de… Надо уходить! — Французская речь вперемешку с английской звучала непривычно и непонятно, но что-то Стэн всё-таки понял. — Пошли. — Мой отец меня убьёт, если я прогуляю! — Мои тоже. Но лучше меня прикончит мама, чем этот… bâtard! За дверью творилась какая-то канитель. Гремели вёдра, стучали о стенки швабры, а из тележки валились чистящие средства. Ругался старый мистер Янг, проклиная пацанов. Сопел прибитый Генри Бауэрс. Аварийная дверь ещё раз недоброжелательно дёрнулась и распахнулась. Стэн вытаращил глаза и сразу рванул вперёд за Эдди, шлёпая того по спине. Они пересекли двор школы, не оглядываясь, и вцепились в металлическую сетку. Эдди подпрыгнул и сразу перекинул ногу на другую сторону (он так уже кучу раз делал, когда их с Неудачниками кто-то замечал за воровством), Стэн последовал его примеру. Вот ещё мгновение и они уже несутся куда глаза глядят, пока престарелый мистер Янг сотрясает воздух. — Я всё расскажу директору! Молитесь, сосунки! — кричал он. Эдди бежал впереди и сквозь зубы повторял: — Merde, merde, merde! Вдруг носок его кроссовок угодил в щель между плитами на дороге. Ноги заплелись, и паренёк грохнулся на асфальт. Урис резко остановился и помог приятелю встать. — Мы в дерьме по самые уши, — прошипел Эдди и… рассмеялся? За ними только что бежал Бауэрс, он разбил себе нос, но смеялся как будто кто-то рассказал смешной анекдот. — Похоже, головой сильно ударился. — Просто это забавно, — начал Эдди, — как я быстро превращаюсь в своего братца. — Очень сильно, — вынес вердикт Урис. — Давай прогуляем уроки? — неловко сказал Эдди, словно рассказывал постыдный секрет. — Мой отец меня убьёт. — И то верно, — сказал Эд на автомате. Странные ощущения просыпались в нём, когда он лгал. Чувство, как будто рёбра загребают лёгкие и сердце, стягивая их плотным кольцом. В голове мельтешили вопросы: «Что же скажет мама? Что Уэнтворт? Они же накажут меня? Поймут мою ложь и накажут?» Неудачник… Эдди быстро одёрнул себя. Да, его накажут, но и что с того? Сейчас никто же не узнает где он и что делает. Капелька крови потекла из разбитого носа. Эдди стёр её пальцем и усмехнулся. — Плевать, — брякнул, он подтягивая лямки рюкзака. — Меня тоже убьют, ну и похуй. Я буду делать, что захочу! — Эдди сам удивился, как легко из его рта вылетели эти слова. Обычно так говорил Ричи, а Эдди просто шёл у него на поводу. Вот уж дурное влияние. Эдди развернулся и пошёл вперёд, не оглядываясь. Он быстро вжился в роль эдакого заводилы, знающего только свою точку зрения и неведомой силой заставляющего идти за собой. Так и произошло, Стэн постоял сзади пару минут, а потом потащился следом. — И куда ты пойдёшь? — недоверчиво спросил Урис. — Не знаю, — говорил Эдди беспристрастно, хотя внутри так и оставался в сомненьях. Маленький неудачник… — Но я хочу выпить… И закурить, — добавил он для крутости. — У тебя астма, придурок, — в своей манере указал Стэн. — Ну и что? — Эд сделал брови домиком, сам не осознавая, что выглядит это убого. — Я не буду тебя откачивать, не проси. — Не будь занудой, Урина! — вылетел из уст своего брата Ричи. — Ты вроде у нас в медицине разбираешься, да? Ричи — это заразная болезнь? — Скорее ЗППП, так что я бы на твоём месте за Биллом следил. — Ещё одного идиота я не вынесу, — устало пробурчал Стэн. И вот они уже шагают прямиком в забытый Богом магазин, не задумываясь, что сейчас должны были бы сидеть на уроках и слушать учителей. Утренний Дерри — мёртвый Дерри. На улицах безлюдно и лишь изредка можно столкнуться с одиноким прохожим. Медленно и сонно проплывают мимо машины, оставляя за собой серые клубы дыма. Есть только дорога и природа. Высокие деревья щекочут небо новенькими листиками. В их кронах прячутся птицы, насвистывая свою звенящую песню. Она раскатывается переливами по всей округе. Ветер разносит её даже в самые дальние уголки. Такая яркая, воздушная и живая… Стэн даже немного отвлёкся. Он любил птиц, их песни. С ними он чувствовал себя в безопасности, они приносили ему умиротворение. Даже сейчас совершаемый им кощунственный поступок не казался таким страшным. Подумаешь… Что вообще может случиться?***
— Ну так… — промямлил Эдди, стоя перед странного вида магазином с выгоревшей на солнце надписью и треснувшими стёклами, на которых были приклеены такие же выгоревшие бесцветные наклейки с улыбающимися людьми и надписями, буквы на которых были уже были неразличимы. — Ты пойдёшь? — Мне-то зачем? — всполошился Стэн. — Ты ходил напиться, вот ты и иди! — Я? — почти оскорблённо сказал Эдди. Он опять чувствовал себя маленьким и беспомощным мальчиком, которого в любой момент может заметить большой дядя-охранник и отправить в тюрьму. Слабак… — Это же просто смешно, — выдохнул Эдди с улыбкой, смеясь над абсурдностью ситуации. Он набрал воздуха в грудь и навалился на скрипучую деревянную дверь с облезшей на ней краской, Стэн пошёл за ним. Напротив входа, развалившись на своём пластиковом стуле, сидел мужчина средних лет с густыми бровями и чёрной гусеницей усов под носом. Он без явного интереса листал какой-то журнал по рыболовству и лишь мельком глянул на посетителей. — Чем-то помочь? — пробасил он из вежливости, но в голосе его слышалось подозрение. — Нет, спасибо, — брякнул Стэн, увидев, как растерялся Эдди. — У нас есть камеры, — злобно добавил мужик, предостерегая подростков. Да, он таких пиздюков каждый день видит. Они воруют чипсы, сигареты, жвачки. Они думают, что очень умные и крутые, но стоит ему напомнить о камерах, как вся их крутость просто испаряется. Но Стэн привык думать логически. Он подтолкнул Эдди к отделу с напитками вроде сока и колы и осмотрелся. В углу действительно была камера видеонаблюдения. Лампочка на ней не мигала, а объектив был разбит. Другие камеры не избежали такой участи. — Не парься, — буркнул Стэн, заметив, как Эдди побелел. — Они не работают. Как быстро Стэн изменился, стоило их общению стать более дружеским. Никаких тебе длинных официальных выражений с безэмоциональным видом, рассуждений на несколько минут и неловкого молчания. Он как будто проснулся из спячки. Что не могло не радовать, ведь он ожил. — Какого хера ты такой высокий? — сказал Эд, хмуря лоб. — Родители постарались, — подшутил Стэн, Эдди ударил его кулаком в плечо. Друзья с невозмутимым видом обошли стенд и оказались в отделе алкогольной продукции. Магазин был маленький и мог обеспечить только пивом, водкой и палёными вином и коньяком. О мартини (которым восхищались все Неудачники, когда Беверли смогла урвать целую бутылку) и речи быть не могло. Стэн схватил с полки бутылку водки и оценивающе поглядел на неё. — Пил когда-нибудь? — бросил Эдди, посмотрев на чекушку. — Ну да, по мне же видно, каждый день бухаю, — саркастично выдал Стэн и поставил бутыль на место. — Зассал? — Ничего я не зассал! Если ты хочешь набухаться так, что потом на ногах не устоишь, то флаг тебе в руки! — Да, именно до такого состояния я хочу наебениться! — разошёлся Эдди, снова его устами говорил Ричи. — А ты зассал. — Пошёл ты! — прыснул Урис, толкая приятеля в бок. Он ухватился за прилавок. Тот качнулся, а бутылки недоброжелательно загремели. — Блядь, — прошептал Эдди, думая, что сейчас их точно засечёт тот мужик. Тишина. Пугающая тишина, прерванная скрипом двери. Тяжёлые шаркающие шаги и… Старенькая бабушка с очками на кончике носа и беретом набекрень проковыляла мимо мальчиков прямиком в отдел кормов для животных. Мужик так и не показался. — Пронесло. — Нет, всё, пошли отсюда! – затараторил Эдди от волнения и зашагал прочь, но вдруг длинные костлявые пальцы схватили его за предплечье и вернули назад. Эдди глядел в тёмные карие глаза приятеля, в которых опять было не различить ни одной эмоции. Он словно глядел на статую, в холодных глазах которой читались осуждение и вопрос, но ни капли угрозы. Слабак и неудачник! Каспбрак оглянулся на прилавок. Бутылки стояли вряд, поблёскивая при свете тусклых ламп. В голове Эдди опять замаячили сомнения, но рука сама потянулась к одной из бутылок и аккуратно стащила её. Эдди понимал, как чувствует себя Бев каждый раз. Страх и настороженность подавляет азарт и сосредоточенность. Рука крепко держит за горлышко и с тихим дребезжащим свистом снимает четвертушку с железной полки. С души камень сваливается, телом овладевает лёгкость. Одним движением бутылка оказывается в школьном рюкзаке на стопке учебников. Эдди одарил Стэна победной улыбкой. — Валим.***
Беверли забежала в исписанную маркером кабинку туалета. У неё были ужасные спазмы, и она молилась, чтобы месячные не пришли раньше времени. Но к превеликому её сожалению кровавые пятна окрасили белое бельё. — Блядь, — прошипела девушка, роясь в рюкзаке, — да чтоб тебя… Блядь!.. Каблучки застучали по кафельному полу. Несколько девочек зашли в туалет, посмеиваясь. Бев притихла. — Ты издеваешься, Боуи? Серьёзно прям ни разу не было? — заливалась хохотом одна из них. — Вот и хорошо на самом деле, мне всегда больно. Мне говорили, что потом это будет приносить удовольствие, но это просто отвратительно, — с досадой выдохнула другая. — Да ты просто костлявая. Ваше сношение наверняка выглядит как трах двух скелетов, — не унималась первая. — Иди ты в задницу, — огрызнулась вторая, встав в позу защиты. — Ебёшься с кем попало, а потом принимаешься учить тут других. Бев уже натянула мешковатые джинсы обратно, но не выходила из кабинки. Она решила переждать, когда эти стервы уйдут отсюда, и стала невольным свидетелем их перепалки. Кто бы подумал, что образцовые девочки из команды черлидеров не стесняются в выражениях, да и обсуждают «запретные темы». — Заткнитесь! — взорвалась Грета, и все сразу умолкли. Повисла загадочная тишина, глухо отбивающаяся от стен. Бев даже через дверь почувствовала на себе хищный взгляд Боуи. У Марш сразу спёрло дыхание от страха, она не могла и шелохнуться. К ней под ноги упала тень. Блестящие носы туфель показались из-под двери. — У тебя там понос, говнюшка? — вызывающе спросила Грета. Бев видела её свиное рыло даже из-за двери. Хотелось сказать что-то эдакое, но Марш воздержалась. Резкий грохот. Дверь пошатнулась так, что едва не слетела с петель. Бев не успела понять, что девушка только что сделала, как та начала орать: — Вылезай, говнюшка, я чую запах дерьма! Бев сидела на месте. Она стойкая. Она не шелохнётся даже если эта блядина начнёт мутузить чёртову дверь кулаками. Даже если она выбьет её нахрен. — Тебя не учили, что подслушивать нехорошо, а? — Грета решила подступиться с другой стороны. — А, конечно… Тебя же растили алкаши, чему тут удивляться? У Бев в глазах застыли слёзы. Воспоминания наползали друг на друга, превращаясь в огромный снежный ком. Вот она сидит в маленькой кладовке метр на метр. Среди пальто и курток. Под ней проминается коробка со старыми игрушками. Она смотрит в щель между дверьми. Папа что-то истошно вопит и замахивает руку над маминым лицом. Шлепок! Женщина приваливается к косяку, прикладывая руку к щеке, но Элвин и не думает останавливаться. Он хватает жену за волосы, оттягивает подальше от косяка и с новой силой впечатывает в него снова. Из носа женщины хлынула кровь. Бев держится рукой за рот, боясь издать лишнего звука. А сейчас папа вваливается домой с пустой бутылкой. Мама спит в кресле перед телевизором, рядом стоит вишнёво-красный бокал. Мужчина находит дочку в ванной. Она сидит на крышке унитаза и курит. Элвин хватает её за руку так, что тлеющая сигарета падает на пол. В следующее мгновение страх девочки сменяется резкой болью. Он бьёт её по щеке и со всей силы, до хруста, выворачивает ей пальцы. Она громко кричит, но мама совсем не слышит. День… Тот день, когда мама исчезла. В доме всё вверх дном. Все ящики с одеждой открыты, некоторые вещи и вовсе разбросаны по полу. Рабочая форма мамы изорвана и изрезана. По кухне разлито красное вино. В нём блестят осколки бутылок. Два пустых бутыля валяются на столе рядом с грязным бокалом, на котором осталась мамина тёмно-алая помада. Мамины таблетки выброшены в раковину. Семейная машина Марш не стоит под окнами. Бев понимает, что это конец. Да, именно это слово «конец». Она красит губы маминой помадой, и прижимает к лицу её любимое голубое платье, пропитанное запахом её духов. Она плачет, хоть и не чувствует слёз на своих щеках. — Да пошла ты, смазливое уёбище! — проревела Бев. Из её глаз потекли слёзы, губы растянулись в неровной улыбке. Каждая мышца её лица горела от напряжения. — Что ты вообще знаешь о моей жизни, чтобы меня судить? Погляди на своё рыло в зеркало, ёбаная сука! У тебя есть всё: семья, друзья, бабки… Так какого хуя ты прикопалась ко мне? Оставь. Меня. В покое! — рявкнула Бев что есть мочи. Её крик оттолкнулся от стен и вновь наступила тишина. Марш зарыдала пуще прежнего. Её плечи дёргались, грудь вздымалась и опускалась. Она ужасно устала от всего. Хотела перестать плакать, но продолжала с новой силой и не могла остановиться. Наконец она взяла себя в руки. Стояла такая же гробовая тишина. Тень у её кабинки исчезла. Похоже они ушли. Бев ещё раз шмыгнула носом и подумала, что ей стоило бы умыться. Она зажала между двумя пальцами щеколду и открыла её. Тень снова появилась, и чья-то наманикюренная рука с силой дёрнула за ручку снаружи. Дверь рывком отворилась. Не успела Беверли одуматься, как всё та же рука схватила её за волосы и повалила на пол. Девушка упала спиной на холодный кафельный пол. — Ты думаешь, что можешь так поплакать и всё будет в порядке? — гаркнула Боуи, пиная бывшую подругу под рёбра, не слушая её резких вскриков. — Думаешь, что я так прощаю оскорбления? — Ещё пинок. С садистским восторгом. — Думаешь, я побоюсь того, что мы в стенах школы? — Ещё пинок, ещё. — Хер тебе, блядь! Ещё один пинок. Такой сильный, что Бев несколько раз перекатилась со спины на живот. Она кое-как поднялась (вернее ей дали подняться) и забилась в угол комнаты. Она поглядела опухшими от слёз глазами на двух девочек позади. Они были в шоке, но просто наблюдали за всем. Они не смели перечить своей подруге, не смели сопротивляться. Глупо было предполагать, что кто-то из них побежит к учителю. Они просто пялились на то, как избивали главную маргиналку школы. Боуи наклонилась перед лицом Бев и улыбнулась. Своей типичной модельной улыбкой, сияющей на каждой школьной фотографии. Улыбкой, которая приковывала к себе взгляды своей добротой и невинностью. — Пойми ты, тупица, — сказала она голосом диснеевской принцессы, — тебе никто не поможет. Я здесь добро. — Она ткнула себя пальцем в грудь. — А ты знай своё место. Живи в своём бомжатнике, бухай и трахайся со всеми подряд, но вот только не лезь к тем, кто гораздо выше. Бев плюнула ей в лицо. Да, она была беспомощна и плакала, но она больше не может давать слабину. Она должна показать, что они её не сломали! Грета как всегда резко схватила Бев за волосы и ударила её головой о стену. После снова по-диснеевски улыбнулась и вышла из уборной, оставив Бев совершенно одну. На штанах Марш проступило пятно крови.***
Минуты на уроках пролетали незаметно. Возможно потому, что Ричи тупо просыпал их, а может и из-за мыслей о Билле. Он был весь в любви и ничего не мог с этим поделать. Без улыбки и не вспоминал его пронзительно голубые глаза, таинственно печальный вид и до жути милый смех. Конечно, когда они встречались в коридоре, то не вешались друг на друга. Уж извините, но инстинкт самосохранения у Ричи не отбит напрочь. Одно дело жить с клеймом очкастого задрота и неудачника, а другое — с клеймом пидора. Уж лучше ему быть обычной каплей в море, пусть и слегка голубее других. Прозвенел звонок. Миссис Пампкинсер (а в народе просто Памперс) сразу начала кричать на толпу подростков, собирающих свои вещички по рюкзакам. — Урок ещё не окончен! Немедленно сели на места! — вопила тослтозадая учительница, стуча ладонью по столу. — Вас никто не отпускал! Но всем было по-прежнему плевать. Кто-то косился на Памперс, делая вид, что слушает выдаваемый поток информации, а кто-то уже активно разговаривал со своим соседом, обсуждая, что они будут делать на большой перемене. Ричи уже улыбался от уха до уха, вспоминая, что они договорились встретиться с Денбро в «курилке». Это Тозиер ему рассказал о ней и слегка удивился бурной реакции на эту новость его приятеля. Оказывается, Билл думал, что у кого-то из Неудачников просто в родственниках этот старикан… Рич бросил свои размышления и измученно посмотрел на Памперс, всё ещё пытающуюся что-то объяснить неугомонным подросткам. Наконец она бросила эти попытки, выписала домашнее задание и послала всех прочь. Ученики радостно заулюлюкали и покинули класс. Рич вышел последним. Билл уже стоял в коридоре и копался в своём телефоне. Рич подбежал к нему и схватил за плечо, мельком кидая взгляд на экран мобильника. — Тетрис? Серьёзно? — прыснул смехом Рич, как только увидел объединяющиеся в линии разноцветные фигурки. — Билл, ты больной! — Я уважаю классику. — Моя покойная бабка играла в эту классику! Двадцать первый век на дворе, очнись! — Он меня успокаивает! — оправдывался Билл. — Например от твоего опоздания. Видишь, я спокоен. — Ты всегда спокоен, Билл. Мне кажется, если ты застанешь меня верхом на твоей мамашке, то скажешь что-то типа: «А, ну ок». — Такого не случится, как минимум потому что ты мой. Я не уступлю тебя моей маме. — Что насчёт шведской семьи? — Ричи активно заиграл бровями. — Ты неисправим, — с любовью выдохнул Денбро и потащился вперёд по коридору в комнату старика Янга. Мимо парней в кабинет директора проковылял мокрый Бауэрс с расквашенной в двух местах головой. Слава Богу, что он не заметил их, потому как выглядел он устрашающе. Похоже его кто-то сильно разозлил. — Сильно вы его в прошлый раз, — пробубнил Рич, ответа не последовало. — Классный прикид, каблуки-бананы! — крикнул Тозиер вслед хулигану. Тот, шипя, обернулся, но парочки и след простыл. Они так же простояли около двери с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА» несколько минут. Когда толпа набралась большая, они шмыгнули в тёмную комнатку. У них целый час на обеденный перерыв. — Темновато здесь, — дал краткую оценку Денбро. Ричи чиркнул зажигалкой. — Считай, обед при свечах, — улыбнулся он. Пространство вокруг них сузилось до считанных сантиметров. Сама комнатка словно уменьшилась в размерах. Они глядели друг на друга при свете одного лишь маленького огонёчка. Глаза Ричи при таком свете казались медовыми, а веснушки замерцали словно звёзды. Этот чёртов балабол вскружил Биллу голову. Он не мог думать о чём-то кроме него. Весь мир клином сошёлся, словно белый свет одного-единственного софита. Вдруг огонёк потух. Билл резко моргнул, перед глазами поплыли круги. Потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть к темноте. Ричи виновато улыбался. — Газ закончится. Билл кивнул, снова встряла пауза. А паузы Ричи не терпел и расправлялся с ними быстро, начиная без умолку болтать. — Чем планируешь заниматься летом? — поинтересовался Рич. — Не знаю, я хотел у тебя спросить. Проведём время вместе, поразвлекаемся. — За что ты мне такое солнце? — промурчал Рич, цепляясь тонкими пальцами за воротник очередной клетчатой рубашки Билла. — Да сколько же их у тебя? — Бип-бип, Ричи, — успокоил его Денбро и присел, поставив рюкзак на колени. Немного порывшись в нём, он нашёл свой ланч, запакованный мамиными заботливыми руками в бумажный пакет. — У меня с собой лакричные палочки. Будешь? — Ну конечно! Тозиер плюхнулся рядом на одну из коробок. Перерыл весь рюкзак, полный фантиков и обёрток, и достал оттуда контейнер с Лягушонком Кермитом. — Господи, у меня младший брат с таким ходит, — усмехнулся Билл, протягивая Ричи одну лакричную палочку. — Он, кстати, ненавидит лакрицу. — Понимаешь ли, Билл, — произнёс Рич как какой-то ведущий репортажей про криминал, — «Маппеты» — это лучшее, что придумало человечество. Извини меня, там анекдоты времён моей бабушки, но ты слышал эти финальные песни? Если ты их не слышал, то встал и вышел отсюда! Чёрт возьми, это мрак, Билл! — Бип-бип, — повторил Билл непреклонно. Его забавило такое поведение парня, хотя оно и выдавало, что тот волнуется. Ричи яростно откусил от лакричной палочки и распахнул свой ланчбокс. В нос ему сразу ударил запах тунца и варёных яиц, которые он терпеть не мог. — Господи, она же никогда… Ой… — Он отвернулся, поморщившись. — Вот и доверяй после этого мачехе. Один раз и на тебе, пожалуйста! Я вообще не ел сэндвич с тунцом с того момента как… — Во рту появился вкус варёной рыбы с хлебом и маленьким кусочком лимона. Мама всегда так готовила. — Не важно в общем с какого момента, я просто его не люблю, сойдёмся на этом! Билл ткнул Ричи локтем в бок и протянул слегка мокрый бумажный свёрток, перевязанный бечёвкой. — Буженина с овощами, — промычал он. — Будешь? Тозиер благодарно улыбнулся и принял презент. Господи, за что ты послал ему такой подарок судьбы? Чем он заслужил этого ангела рядом с собой? — Знаешь, это, наверное, сложная тема и никак не для обеда, — робко начал Билл. — Я за столом шутил про кровавый понос и дрочку и ничего, никто вроде не проблевался. Обошлись парой эльфийских комментариев от Эдди, — перебил Ричи уже за обе щеки уплетающий ломтик буженины. — Ладно, ладно… — Билл выдохнул и взял себя в руки. Ему надоели недомолвки, он жаждал откровенности и хотел понимать чувства Ричи в какой бы то ни было момент, зная причину. Может, не лучшее время, но если не сейчас, то никогда. — Какого было знать, что твоя мама ум-м-м… — Умерла, — закончил Рич. — Да, — кивнул Билл. — И, может, я сильно ударил по тебе этим вопросом… — кинулся он оправдываться. — Сказал как есть, уважаю, — сухо и безжизненно сказал Тозиер. Денбро понурил голову и умолк. — Мне пришлось перешагнуть через себя, через непонимание и неверие, пробираться самому через то дерьмо, что мне вливали в уши. — В голосе чувствовалась горечь. — Знаешь, что сделал мой отец, когда мама умерла? Он сказал, что ей лучше и она просто уехала по новой работе. А у неё был рак на поздней степени! Она была ходячим трупом, а я просто поверил ему!.. Потому что хотел верить, это было удобно, но сейчас… Рич прыснул смешком. Не таким веселым и жизнерадостным, а угрюмым и разочарованным. Так усмехается самоубийца, находя выход. — Сейчас я не могу больше доверять своему отцу. Каждый день как я его вижу, я вспоминаю, как он лгал, уходил от разговоров о маме… Мне кажется, он просто хотел начать новую жизнь, а я просто оказался нелепой обузой. Ричи стало легче. Никто ещё не спрашивал его о потери матери напрямую. Обычно это было неловко и даже слишком осторожно, словно парень был психически больным. Никто не понимал, как к нему обращаться и какие слова подобрать, но Билл… Этот ангел-хранитель понимал его, и, наверное, даже самые болезненные слова из его уст звучат как прекраснейшая музыка. Но Билл снова промолчал, и Ричи почувствовал себя неуютно. Да пусть подаст хоть какой-то признак жизни! Пусть назовёт его придурком, брякнет что-то на эльфийском, как Эдди. Ну хоть что-то. — Вообще, что за серьёзные разговоры? У нас сраный обеденный перерыв. Жуй давай своего тунца, и поговорим о чём-нибудь другом. Столько же тем для разговора есть, а ты всё о трупах, грёбаный некрофил! — Рич нёс всё, что приходило в голову. Какие нахер слабости? У него нет слабостей! Только язык без костей и ничего больше! — Знаешь стишок про пассивного некрофила? О, я знаю ещё с младших классов, такой уж я испорченный ребёнок, может мой папа и прав. Снова молчание. Рич сглотнул, зажмурился и выдохнул. Сейчас он успокоится и всё придёт в норму, как всегда. Капля в море, капля в море… Сквозь темноту он посмотрел на Билла. Тот с типичной для него умилённой улыбкой глядел на парня и просто молчал. Не хотел он тревожить Тозиера. Всегда отличался терпеливостью, особенно это было заметно в средней школе. Кстати он почти не изменился. Такой же высокий и костлявый, «мешок костей и ложка крови» как говорила миссис Кей. Всё те же большие глаза, робость и застенчивость, тот же стиль одежды. Всё до боли похожее, но в то же время совершенно иное. Ричи не мог понять, чем он отличался, но Денбро ему и таким нравился. Неловкая пауза схлопнулась сама собой, как Вселенная перед Большим взрывом. Билл резко обнял его за талию и столь же внезапно поцеловал. Тот прогнулся в спине и боялся, что ноги его скоро откажут. Он вцепился в воротник его клетчатой рубашки, чтобы убедиться, что это не сон, а реальность. Земля уходила у него из-под ног, и он не мог поверить, но в животе действительно порхали бабочки. Хотя какие бабочки? Птеродактили нахрен!***
Вам когда-нибудь была настолько плохо что даже хорошо? Вот именно это сейчас ощущали два в хламину пьяных долбоёба, шатаясь по улице без дела. Они раскраснелись и вспотели от жары, хоть на улице было не так уж и тепло. — Неужели у русских так каждый день? — кое-как промямлил низкий парнишка с почти пустой бутылкой в руках. — Причём здесь русские? — Ils… Ils ont créé la… — Эдди влепили подзатыльник, потому что его стало развозить. — Они придумали водку типа… — Худшее изобретение, — заключил Стэн, мотая головой, пытаясь прийти в себя. — Non, — отрезал Эдди и отхлебнул из горла. При других обстоятельствах он бы побрезговал, но сейчас уже какая к чёрту разница? Горло окатило уже привычное жжение, оно же ударило в нос. Эдди брезгливо поморщился и утёр рот рукавом. — Стой. — Что? — Как ты объяснишь родителям, что ты в асфальт? Почему-то от этой ситуации Эдди стало смешно. Такое чувство, когда понимаешь, что пиздец неминуем и просто свыкаешься с этой мыслью. Забиваешь болт и плывёшь по течению. — Je rêvais d'un autre monde où la Terre serait ronde, — пропел Эдди как позволяли ему связки и рассмеялся в небо, не выпуская бутылки из рук. — Нам пиздец, чувак! Мы просто… В пизде моей мамаши! Забей хуй! Солнце светило прямо в глаза. Нетипичная погода для Дерри, подумалось парням. — Видишь, чувак, даже солнце это понимает! — Ты ёбаный имбецил, — выругался Урис. Он пошатываясь подошёл к Эдди и пихнул его плечом. — Пошли. — Куда? — Эдди отхлебнул ещё, Стэн выдернул у него бутылку. — Нахуй, — саркастично выдал еврей, и они расхохотались как два идиота.***
До дома Бен и Беверли шли в молчании. Хэнском не осмелился узнать у подруги, почему она так резко переодела джинсы на спортивные штаны. Это было бы чересчур некорректно и неприлично с его стороны. Бев шагала вполне уверенно, не оглядываясь на других. Она следила только за дорогой. Но как только они оказались дома, Марш побледнела и закусила нижнюю губу. Ей было тошно, почти мерзко находиться здесь. Не потому что она чувствовала, что кто-то на неё постоянно косится и норовит выгнать поскорее, всё было совсем наоборот. Но что-то спирало её дыхание, сковывало ноги и руки, заставляло почти заплакать. Это был не её дом. Нигде для неё нет дома. Её дом был там, где была её мама. Мамы нет. Мамы нет… — Мои родители не алкоголики, — прошептала она. — Что? — переспросил Бен. — Я сказала, что мои родители не алкоголики! Они никогда ими не были! — завелась Бев. Она вспыхнула как спичка. — Моя семья — нормальная! Нормальная была, есть и будет! — Я не понима… — У всех бывают трудности, Бен! У всех семей! — Бев плакала, но слёз у неё просто не осталось. — И у моей трудности, но она нормальная! Девушка просто была на взводе. Бесполезно было что-то говорить и объяснять, она бы всё равно божилась, что у неё всего лишь временные трудности. Она пыталась убедить в этом саму себя. Повторяла себе снова и снова, что она сильная, что семья у неё нормальная, что она сильная, что семья у неё нормальная, что она… — Моя мать не алкоголичка — она официантка! Она официантка и зарабатывает нам на жизнь! Она не пошла на трассу, она ходила на нормальную работу! Она не алкоголичка! Бен смотрел на свою подругу и слушал. Это сейчас ей было нужно куда больше чем какой-то тупой совет или нравоучение. — А мой отец уборщик. Да, он не зарабатывает много и не приносит домой миллионы, но он хороший! — Бев вдохнула побольше воздуха. Бескрайняя печаль сменилась настоящей яростью, разгорающейся как лесной пожар. — Много родителей в случае трудностей просто выкидывают своих детей. Они шныряют по приёмным семьям годами! Колятся, трахаются, бухают, а от них отказываются. А мой отец? А мой отец оставил меня и заботится обо мне! Он любит меня! Она кричала и почти ревела, но глаза по-прежнему были сухими. Нижняя губа девушки тряслась, а пронзительный крик застрял где-то в горле, доносясь тихим всхлипом. Она была близка к отчаянию. Хотела провалиться в пропасть, забыться, исчезнуть, испариться, слиться с холодной пустотой и одиночеством. Её ноги ослабели, и она упала, держась за больные рёбра. Бен не мог ей позволить остаться одной. Он тихонько подошёл к ней и аккуратно обвил рукой талию. Послышалось тихое шипение. На том месте чернел новый синяк. Хэнском усадил подругу себе на колени, прижал к груди и закачался взад-вперёд, как делала его мама, когда он просыпался посреди ночи. Беверли-то кто так когда-нибудь любил? Такой же сильной и чистой любовью. Ну кто? Он гладил её волосы. Такие пушистые, янтарно-рыжие, мягкие… Беверли впервые была так близко. И он был бы рад, если бы всё сложилось по-другому. «Я всегда буду любить тебя, Беверли, » — сказал он себе, но так и не осмелился признаться ей.***
Залипание в потолок было крайне интересным занятием. Эдди разве никогда не видел, какая неровная крыша у их домика? Скошенная под углом из куска ребристого металла и пары досок. Прикреплена каким-то раствором, который Ричи и Эдди несли за собой пол города. И всё только ради этого… Ради разглядывания неровного разноцветного потолка. Стэн сидел в сторонке и допивал остатки алкоголя. — Я слышал, — отвлекая Эдди от лучшего в мире досуга, сказал Стэн, — что в России можно пить водку с 12 лет. Типа национальный напиток. — Тогда я хочу в Россию, — прошептал Эдди. — Не, у них там вообще жесть. Нет интернета, всякие криминальные авторитеты и хулиганы на каждом шагу… Как их? Гопники! — осенило парня. — Ну тогда это пиздец. Не хочу. — Ты бы там вписался, — не пойми с чего сказал Урис, — спокойный такой малолетний алкоголик. — Чего бля? — накинулся Эдди, напрыгнув на юношу сзади, пытаясь его удушить. — Чего сказал? — Пошёл ты! — просипел Стэн с улыбкой и зарядил Эдди по лицу, тот мгновенно отскочил, не прекращая ржать. — Отвали! Эдди треснул Стэна по щеке. Тот сразу изменился в лице. Побелел и вытаращил глаза. Он кое-как дополз до окна, открыл «форточку» и высунулся из неё наполовину. Его скромный завтрак растёкся по земле пятном смердящей рвоты. Каспбрак тоже вдруг почувствовал, как кислый ком подкатывает к горлу. Он попытался встать на ноги, но блевота не собиралась ждать. Он зажал рот рукой и тоже побежал к окну. Отпихнув друга локтем, парень тоже проблевался. Они распластались на полу не в силах и пальцем пошевелить. Веки слипались, тело как будто налили свинцом. Голова дребезжала словно она была китайским гонгом. Их алкогольное приключение прибывало к конечной станции. Никто из них понятия не имел сколько времени, какое время года и где они. Они уже засыпали несколько раз, но просыпались от грохота. Птицы приземлялись на металлическую крышу, а та дребезжала как бешеная. Звук был такой, что казалось, что на улице гроза. — Говорят, что нужно выпить для храбрости, — пробубнил Эдди, еле размыкая губы. — Чистейшая правда. — А нахер тебе понадобилась храбрость? — Пытаюсь отстоять свои права, — промурлыкал Эдди, представляя, как мать удивится, увидев своего сыночка таким. – Это, наверное, объединило нас. Connexion karmique!.. — Тебя точно градус в голову ударил. — Я серьёзно! — всполошился Эдди. — Неужели ты доволен жизнью в каких-то… — Эдди изобразил руками квадрат. — Рамках!.. — вспомнил он. — Доволен? Шестьсот заповедей, молитвы по три раза на дню и кошерная пища. Ты же выделяешься. Стэн не придавал словам Эдди значения (или старался не придавать). Он лишь понуро глядел на него из-под ресниц. — Каждый человек в глубине души хочет быть нормальным. — Парень икнул и поморщился, боясь, что снова проблюётся, но всё обошлось. — А ты? Урис всё так же бесстрастно глядел на Эдди своими загадочными карими глазами. Невозможно было узнать, о чём он думает, но сердце Эдди сжималось и билось о рёбра. Он что-то задумал. Этот чёртов еврей что-то задумал. — Пошёл. Ты. Нахуй, — фыркнул парень, убирая с лица растрепавшиеся кудри. Он показал Эдди средний палец. — Ах, ты! Мудень! — Как ты меня назвал? — Стэн слишком уж резво перевернулся на живот. В глазах всё плыло, а желудок так и грозился вывернуться наружу ещё раз. Но ничего, парень быстро настиг приятеля и дёрнул его за воротник. Послышался странный хрюкающий звук и сопение. Эдди открыл глаза и попытался сопротивляться, но получил лишь пощёчину. Он перекатился на живот и на четвереньках, заплетаясь в руках и ногах, дополз до рюкзака. Урис с пьяным задором, проковылял до Эдди. Тот взвизгнул и пнул его ногой. Стэн сразу отшатнулся и чуть не плюхнулся на задницу. Волосы упали ему на лицо, он пригладил их рукой. Эдди достал ингалятор, брызнул лекарство. Из разбитого носа потекла кровь. Глубоко вздохнул пару раз и снова начал смеяться. Хрипло, безумно, аки злодей из детского мультика. — А что вообще значит быть нормальным? — бросился он в пьяные размышления. — Господи, прекрати, заткнись… — Что значит быть нормальным? — повторил он. — Почему кто-то вообще делит людей на нормальных и ненормальных? Нахуя вообще нужны нормы? — Вишнёво-алая капля уже коснулась верхней губы. Стэн измученно провыл и схватился за голову. В глазах темнело, жутко хотелось спать. А Эдди всё не унимался. — Каждый день люди влюбляются, трахаются, рожают новых людей, которые вырастут, влюбятся, потрахаются, родят новых… И это бесконечно! Это не останавливается! Пять миллиардов человек, а они продолжают влюбляться, трахаться и рожать… Скоро на этой ебучей планете не останется места! — Я не понимаю, — прошептал Стэн, потирая пульсирующие виски. — Мы дефектные, Стэн. Ебучие неудачники, отбросы общества, как хочешь называй это! Мои родители влюбились, потрахались и родили меня, но зачем? Им похуй на меня, потому что они считают, что я нормальный! Но я, сука, ёбнутый! На всю голову поехавший! У всех есть какие-то цели в жизни стремления, а я просто не знаю, зачем я есть. Я пытаюсь придумать ёбаный смысл существования, но чувствую, что зря просераю время. Я учусь, рисую, улыбаюсь всем, чтобы быть нормальным, но что бы я ни делал — всё тупое! Жизнь коротка, а я просто пытаюсь стать винтиком системы, чтобы найти смысл. — Он размазал каплю пальцем, сглотнул. — Но всё сводится к бутылке и сигарете. Так сказать, сокращаю свои скитания в поисках смысла на пару лет. Ричи уже был знаком с таким Эдди (пьяным, матерящимся и беспардонным), а вот Стэн видел его впервые, но не терял самообладания. Он пытался реагировать на это, как на любую другую беседу, разве что чуть страннее обычной. — А в чём твой смысл? — резко начал Каспбрак. — В службе Всевышнему? Сам-то ты этим доволен? — Это не твоё дело, — просипел Урис. Он был не намерен конфликтовать. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. — Да, прости, — выдохнул Эдди, нахмурившись. Ох уж этот тупой неудачник… Стэн уже не мог держаться, голова сама упала на грудь, а глаза закрылись. Он уснул под тихое сопение Эдди в углу комнаты.***
Душа Стэна, как только они с приятелем распрощались, наполнилась страхом. «Мой отец меня убьёт» стало походить на недалёкое будущее парня. Ушёл с уроков, никого не предупредил, напился и имел наглость ещё и вернуться в позднем часу. Отец за такое не простит, он прикончит его! Будет бить его торой по голове, пока парень не перестанет дышать. Что не должен делать праведный еврейский мужчина? Стэн представил свои похороны. Он будет лежать в земле, в закрытом деревянном ящике. Вокруг ямы будут стоять дальние родственники, община. Они будут зачитывать благословения, а после разорвут на себе одежду. Матери поможет его тётушка. После того, как его закопают, мужчины разойдутся в два ряда, а между ними пройдут скорбящие родители, получая соболезнования. Сын раввина не может прочесть Тору? Бредни… Пьяные бредни… Какие похороны? Позор! Но, вспоминая его дом… Он никогда не ощущал безопасности в собственном доме. Он выглядел не как обжитое жилище, а как дешёвая театральная декорация. Мебели минимум, она всегда чистая и стоит под прямыми углами. Даже книги распределены по объёму, цвету, алфавиту, ни одна не выбивается, стоят корешком к корешку. Ни на что не годен! А на стенах картины. Множество серых, нервозных картин. Люди с перекошенными лицами и длинными сухими руками, депрессивные пейзажи, рыдающие дети при свете луны… Это пугало даже совсем маленького Стэнли. Он всегда проходил по коридору, прикрывая глаза, чтобы не видеть этих пустых и безжизненных взглядов со всех сторон. Эти картины пробирали до дрожи, как взгляд слепого. Трус! Комната… Казалось бы, его комната… Его убежище от остального мира, но и та душит, давит. Грёбаный жид! Всё так же пусто и минималистично, словно инсталляция в музее. Кровать стоит ровно под таким углом, чтобы солнечные лучи не потревожили спящего, рядом предусмотрительно стоит столик, на котором всегда есть на половину пустой стакан. Под кроватью — коврик и тапочки. А на стене висит свиток с десятью главнейшими заповедями. Ему их вдалбливали с детства с надобностью и без. Пока все детишки зубрили песенку про ёлочку и Николауса, Стэн растерянно бегал глазками по Торе, не понимая ни слова. Жидёнок! Прислонился к стене маленький платяной шкаф. И, о нет, отнюдь, там нет Нарнии. Будь она там, Урис уже давно бы в ней скрылся. Неудачник! Рядом со шкафом стоял стеллаж, под завязку забитый книгами и пазлами — единственным развлечением мальчика в этом скучном и унылом доме. Первую коробку ему подарили на четвёртый день рождения какие-то дальние родственники. На нём множество щегликов кружились в небе. Возможно именно тогда мальчуган проникся этими свободолюбивыми существами. Неудачник, неудачник! Его рабочее место. Стол, на котором стопочкой лежат книги и тетради, какие-то бумажки, памятки развешены строго друг за другом. И тут же его старенькая игрушка. Единственная, совсем маленькая, традиционная, всё как любит его отец. Севивон, маленький волчок с надписями на разных сторонах. Не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник! И вот он. Порог родного чужого дома. Стоит могильная тишина, лишь рокочет вдалеке мотор одинокого автомобиля. Стэн тянется к двери неосознанно, боясь даже вздохнуть. И… НЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИК***
Дорога от пустоши до дома невероятно длинная. Парень не знал сколько времени, но, очевидно, поздно, раз уж на асфальте плясали жёлтые круги света от придорожных фонарей. Глупенькие мошки и мотыльки отчаянно пытались выжить этот короткий день, бились о холодное стекло огромных ламп и не могли смириться с неминуемой погибелью. Похоже, Эдди было нечем заняться, раз уж его волновали такие вещи. Одинокий неудачник посреди тёмной улицы. Интересно, несло ли от него ещё? Заметит ли его драгоценная мамочка то, как невнятно он мямлит, строя из себя упёртого уверенного в себе юношу. Или она будет плакать и злиться, сминая в руках полотенце, но быстро успокоится после пары бокалов вина с Уэнти. Родители накажут их с Ричи, но снова лишь по вине Каспбрака. Слабохарактерный неудачник. Мать всегда плакала, когда он делал что-то не так, как ей было угодно. Сидела напротив него, смотрела в его детские глазки и рыдала, громко всхлипывая. Вздыхала всегда громко, почти театрально. И даже из-за пелены слёз был виден весь её укор и злость. Тупой слабак-неудачник. Потрет матери в его голове менялся. Серые и холодные оттенки появились на палитре и огромными мазками перекрывали светлость и невинность. Лицо грубело, искажалась та незыблемая доброта, благочестивость перекрывалась эгоизмом. Все воспоминания о грехах матери всплыли наружу, ошпаривая Эдди, но в то же время придавая ему решимости. Неудачник, не способный мамочке поперёк слова сказать! Портрет закончен. Возвышающаяся фигура матери наконец реалистична. Всё как надо, как рисовал Эдди всегда. Матери всегда не нравились его работы. Голые серые люди в непонятных позах. В любом спокойном взгляде всё равно таился хищник, готовый вцепиться в глотку. В любом уроде — красота. Не всё так прилизано и однозначно, как привыкла видеть она. Ха, неудачник увидел в себе художника! Вот умора! В Соне была жестокость, которую Эдди видел, но боялся признать её существование. Этот её дар манипулятора, заметные только пьяному воспалённому сознанию. Что ему терять? Он скажет ей твёрдое нет! Не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник, не-у-дач-ник! Он почти у дома. Привычная ему огромная лужайка, клумбы, за поддержание которых они выписывают садовнику чеки на $100 в месяц. В окнах горит свет. Мама наверняка волнуется. НЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИКНЕУДАЧНИК Дверь открывается.***
Стэн стоял в прихожей. Настенные часы угрожающе тикали, разрывая царящую вокруг тишину. В их доме всегда тихо, а от этого лишь страшнее. Ты будто находишься в огромной библиотеке. Мать сидела в зале, накидывая петли на спицы. Одну, вторую, третью… Она даже не взглянула на сына, неловко глядящего в пол. Не было смысла оправдываться, но на грудь кто-то словно наступил и давил, выбивая из лёгких воздух. Послышались шаги. Сердце парня упало в пятки, а все звуки стали глухими и далёкими, как если бы его окунули под воду. Чёрная тень надвигалась, пугающе вздыхая. Парень принялся разглядывать кроссовки, только бы выглядеть спокойно и естественно, но уши и щёки у него горели. — Даже не поздороваешься? — сказал грубый мужской голос. — Мама волновалась. — Изви… — Мне не нужны твои извинения, Стэнли, — прикрикнул Роб. Снова воцарилась тишина. Мужчина подошёл к сыну вплотную и попытался заглянуть ему в глаза. Парень словно уменьшился в размерах и был не больше мыши, которую отец запросто раздавит начищенным до блеска ботинком. Спёрло дыхание. Он не мог вдохнуть, боясь, что отец почувствует неладное. Но Роб уже и сам всё понял. Он хотел видеть, как его сын сгорает от стыда и как будет безуспешно молить прощения. — Послушай меня, Стэнли, — голос отца стал в разы тише, но так и оставался строгим и уверенным. — Всё, чему я тебя учу, всё, за что наказываю, всё это для твоего же блага. Но к чему вся эта морока? Этот твой протест? М? — Я не знаю, — прошептал младший Урис. — А я знаю, — нравоучительно сказал мужчина. — Это из-за твоих новых дружков. Ты пропустил молитву и предпочёл выпить с ними, кончеными маргиналами. Всё мне назло! Возможно Стэн бы возразил, если бы не был таким бесхребетным. Он лишь покосился на мать. Та всё ещё вязала, не отрывая взгляда от спиц. — Ты, может, и мог бы дальше протестовать, но я этого в своём доме не позволю, — спокойно выдал мужчина, всё пытаясь найти зрительный контакт. — Ты не просто мальчик, ты — сын раввина… и мой позор. Мужчина отошёл на пару шагов, продолжая эту публичную порку. — Сын раввина не может прочитать Тору, сын раввина предпочитает компанию не своей общины, а каких-то глупых подростков, и сын раввина пьёт вместо молитвы! — голос гремел словно гром, а мать всё не поднимала взгляд и не думала вмешиваться. — Мы всегда воспитывали тебя праведным, а ты так просто отрекаешься от всего? Ты ужасный, безответственный и глупый, настоящий позор семьи! Позор! Позор! Парню было такое слышать не впервой. Он всегда был сломанной деталью в этом слаженном механизме. И может он был бы не так заметен, если бы просто родился в другой семье. Он бы не читал Тору сутки напролёт, хотя и не понимал ни слова, гулял бы с кем хотел, не выслушивая потом упрёков, жил бы в уютном доме, не похожим на симметричную композицию, и может даже получал бы больше ласки и заботы от родителей. Ну а нынешняя жизнь была горьким коктейлем из постоянных конфликтов, давления и безразличия. — Ты ужасный сын! — продолжал Роберт. — Пади на колени перед своей матерью и моли прощения! За свою безответственность и глупость! Тебе должно быть стыдно за всё содеянное! Стэнли растерянно поглядел на маму. Наконец она отвлеклась от вязания и подняла на него свои бездонные пустые глаза, в которых читалось осуждение и разочарование. С таким взглядом пропала вся надежда на защиту и помощь. — Пади! Пади! — скандировал раввин, сотрясая воздух. Стэн сорвался с места и кинулся к лестнице. Семимильными шагами он добрался до своей комнаты и закрылся в ней. Он снова убежал. Убежал, спрятался, как настоящий трус. Может отец был и прав, его отвратительный сын боялся ответственности.***
По спине Эдди пополз неприятный холодок. Это так его организм отходил от алкоголя или пристальный взгляд матери буравил его? Неприятная тишина поглотила всё живое и будто заморозило время. В воздухе повисло напряжение, казалось, что кто-то выключил на небе все звёзды. — Где ты был? — спросила Соня с налётом улыбки на лице. Она пыталась сделать вид, что всё хорошо, но Эдди был другим. Она это чувствовала. — Со Стэном, — кивнул Эдди и удивился, как хорошо он отыгрывает трезвость. Тон его был естественным, слова не превращались в кашу. — Мы прогуляли школу, так и есть. Соня сжала губы в тонкую нить и сложила руки на груди. Всем своим видом она выказывала презрение. — С какой такой стати вы решили, что можете прогулять школу? — За нами погнался парень, грозясь нас убить. Мы испугались. — Уже поздно, Эдди! — прикрикнула Соня, ударив рукой по стене. — Тебя могли избить, ограбить, убить! Ты мог хотя бы вернуться пораньше! — Ну… — Мне не нужны твои глупые оправдания! Для тебя мои слова — пшик! Я просто… Я просто в ярости, Эдди! Вновь сделалось невыносимо смешно. Эд не стал сдерживаться и расплылся в обворожительной улыбке. София растерялась, она не ожидала такого поворота событий. — Что смешного? Что смешного я сказала? Второй раз за месяц… — Ха-ха-ха! — вырвались из уст Эдди смешки. Мать уменьшилась в его глазах в ещё несколько раз. Она не понимала, что ей делать, как снова получить контроль над ситуацией. Эддичка сошёл с ума! — Я не… — Это жалко, мам, — выпалил Эдди сквозь смешки. — Мы живём в этом доме какой год? Восьмой? — Он резко перевёл тему. Мама на его глазах разрывалась между смятением и любопытством. Ещё один бал в пользу Эдди! — Я хожу в обычную школу, общаюсь с обычными людьми, но вот… Я всё равно не в своей тарелке. Позволь я… Он вдохнул поглубже. Давненько он не говорил на французском. Обычно всё заканчивалось на колких фразочках, кличках, нецензурщине и обрывках предложений. Но сейчас… Сейчас он будет говорить всё, как он хочет, и в том тоне, в каком хочет. Он не будет долго искать в голове нужное слово, время или что-то подобное. Всё как есть, всё как было. — Я хочу увидеть отца, — сказал он по-французски, Соня окончательно потеряла связь со внешним миром. Да, пускай акцент с годами изменился, но парень не терял хватки. — Встретиться с его семьёй, со своими старыми знакомыми. — С кем? С какими знакомыми, Эдди? — София попыталась взять парнишку под контроль снова. Она воспользовалась своим козырем — дрожащим голоском, готовым вот-вот сорваться на слёзные вопли. — Все твои знакомые здесь. Твоя семья, твои друзья. — Я не отрицаю, но пора бы вернуться домой, мамочка. — Кто тебя там ждёт? — гнула свою линию женщина. — Кто? Этот мерзавец? Вспомни, как он измывался надо мной, вспомни! Мне было плохо, Дезире был мёртв, а он просто бухал и трахался с какой-то богатенькой полячкой! — Но… — Ты вообще знаешь, что такое в один миг потерять всё, что у тебя было? — перебила Соня. В глазах читались гнев и обида. Её задели за живое, к чёрту контроль! — Знаешь, каково носить под сердцем мертвеца, а потом возвращаться домой, понимая, что твой любимый муж бухает и просерает ваши деньги! Несколько шагов решают многое. Соня подошла вплотную к сыну, заглянула ему в глаза, установила достаточный зрительный контакт, но не увидела ничего… Ни раскаяния, ни боли. Перед ней стоял безразличный и беспринципный юноша. — Ты испытывал лишения когда-нибудь? Ты жил в маленьких квартирках с двумя сёстрами и питался консервами? — строго спросила мать. — Нет! Ты всегда был сыт и одет! Благодаря кому? Благодаря твоей матери! Я! И только я люблю тебя, Эдди! Только я знаю, как тебе будет лучше! Потому что я была, есть и буду твоей матерью! Я защищаю тебя! — От чего? — крикнул Эдди и побоялся, что мать учует запах алкоголя. Но ей сейчас было не до этого. — От отца? Он какой-то маньяк, педофил или, может быть, насильник? — Он — моральный урод! Ему всегда было наплевать на тебя! Ты лежал с пневмонией совсем маленьким ребёнком, ты чуть не умер! И кто сидел около твоей кроватки? Кто молился за тебя ночами! Я! Я! Я! — Она трижды ткнула себя пальцем в грудь. — Ему плевать на тебя, ты ему не нужен! — Он бы не позвонил, если бы ему было плевать, — поправил Эдди и увидел, как мать начинает плакать. Она закрыла лицо руками, ноги подкосило, казалось, она сейчас грохнется и начнёт кататься по полу в истерике. Каспбраку стало жаль, он хотел подойти к ней и обнять, извиниться, но что-то крепко держало его на месте. — Он никто для тебя! Он никто! — всхлипывала мать. — Никто-о-о! Мы твоя семья! Я, Уэнти и Ричи! МЫ! — Я хочу его увидеть, — повторил Эдди механическим голосом. Соня сжала руки в кулаки и подскочила так быстро, что парень и одуматься не успел. В один миг она раскраснелась и выросла в несколько раз, угрожающе глядя с высоты. — Пожалуйста! — проорала она, что есть мочи. — Едь куда хочешь, можешь даже не возвращаться! Но когда он вонзит тебе нож в спину — не жалуйся и не приползай ко мне со слезами! Соня поднялась по лестнице и громко хлопнула дверью своей спальни. На встречу ей спускался ничего не понимающий Рич. — Ты чё сделал вообще? Это же женщина-ураган! — спросил очкарик. — Говорил я тебе с эльфийскими своими заклинаниями не баловаться. — Пошёл ты… — шикнул Эдди, всё ещё пребывая в глубоком шоке. То ли от того, что он смог отстоять свою позицию, то ли от того, что мать так разгневалась на него. — Ты белый как мел, чувак, — насторожил Рич. Эдди утёр нос пальцем. На нём осталась кровь.