Я смогу защитить тебя

Страх смерти. Он подкрадывается незаметно, чтобы мучить наш мозг. Чаще всего этот страх настигает людей неустойчивых, подкошенных долгой болезнью или тогда, когда по ряду других причин нервная система сильно истощается. Все люди подготовлены к факту смерти, однако склонны думать, что переживут всех. Это вводит в заблуждение. Смерть подкрадывается к вам, прежде чем вы об этом узнаете. — Mein Sonnenschein, тебе еще рано о таком думать, — женщина погладила волосы сына и поцеловала его в макушку, продолжив, — у нас город маленький и каждый рассказывают свою версию в более темных красках, чем они есть. — То есть ты не переживаешь? — голос дрогнул. — Если скажу, что не переживаю, ты не поверишь, — похудевшие лицо матери выглядело уверенно и жестко, в ее словах слышались слезы, она была на грани нервного срыва, — переживаю, но ни за что тебя не оставлю. Мать первая покинула Ричарда. Мальчик не мог долго придти в себя после ее смерти. Слезы наворачивались на глаза, но горевать не было времени, нужно заниматься восстановлением зданий, очисткой воды и нахождением еды, которой стали выдавать все меньше. Эти заботы вытеснили горечь утраты, а лучшие друзья помогали держаться на плаву. Перси вытеснял собой любые невзгоды, заменяя их теплом своего тела. Старший Гастингс был потрясающим, Ричи, хоть и был старше на несколько лет, но не знал людей красивее и нежнее, чем его друг. Перси не понимал простых вещей, говорил с придыханием, и иногда изо всех сил стараясь высказать свою мысль, повторял несколько раз одни и те же слова в предложениях.  — Ричард, — томно молвил он, — я больше не могу, не дразни меня, прошу… — молвил парень, чье горячее тело молило о конце сладострастной экзекуции. — Хочешь кончить так скоро? — усмехнулся Ричи, ускоряясь от услышанной просьбы, ударившей в его тело, подобно афродизиаку, — хах, юные мальчики столь нетерпеливы. — Молчи и просто дай мне… Авх! — с этими словами, Перси извергнул свое теплое семя на животы любовников. Дыхание сбилось, взгляд плавал, а все тело ниже живота — наполнилось приятными вспышками экстаза. — Ты проиграл пари, приятель, окончив быстрее меня… Значит то, что у тебя имеется — мое по праву. — Это было шутки ради, — тихо отвечал расслабленный Перси, — да и тем более, что тебе от меня нужно. Ничего у меня нет. Я гол как сокол. — Мне нужно… — сосредоточенность дала осечку, когда с очередным толчком Ричард излился в своего друга по кровати, — твое сердце. В маминых книгах люди слишком многое связывают с сексом, Ричи долго этого не понимал. Конечно, он бы соврал, если сказал бы, что он не получает удовольствие. Ему нравиться быть в парне, смотреть, как его партнер изгибается, как стройное тело тает под его руками, а губы из последних сил сдерживают готовый сорваться с них стон. Перси кайфовал от секса и при любой возможности пытался залезть на друга. Ричард наоборот, он считал, что настоящая близость гораздо глубже. Она в ласковом прикосновении, в спокойном взгляде и ровном дыхании рядом. Проводить прохладными руками по разгоряченному, изнуренному телу, заставляя мурашки пробежаться по коже. Целовать потяжелевшие веки любовника и шептать в покрасневшее ухо. — Ich liebe dich… Но вскоре забрали и его. Маргарет была не по годам развита и не по возрасту строптива, и в сочетании с привлекательной внешностью это производило на многих странное впечатление. Девочка была окружена мужским вниманием и ее друзья старались оградить ее от ненужного общения. Да и она сама больше предпочитала их компанию. Ричард рассчитывал, что она переживет их всех, но ошибся. Парень, вместе с отцом и парой солдат, шли в торону дома Джека Уортинга, забрать его дочь, который любящий отец спрятал от всего мира, в надежде защитить свою маленькую принцессу. Стоило военным зайти в дом, как с черного хода уже выбежала маленькая фигура, думая, что их отвлекут разговоры и бессмысленные поиски. Девочка бежала уже из последних сил, открытым ртом тяжело втягивая воздух, на обычно бледных щеках полыхали багровые пятна. Знала, что ей не выжить, но попытка все равно должна была быть. Ей не хотелось сдаваться так скоро. Она бежала босыми ногами по наледи и грязи, ее ступни становились красными, лед разрезал их, из нежных пяток текла кровь, она бежала, а юноша следил за ней, и шептал бледными губами: — Беги, спрячься, спасись. Бежать позади солдат становилось все труднее, странная тяжесть в груди мешала, не пускала дальше, лишь давала неуклюже переставлять ноги. Странные лающие звуки, сопровождаемые дребезжащими громыханиями, видимо, стреляли из насквозь проржавевших ружей. После двух последних выстрелов повисла тишина. Только в ушах звенело и голос отца прорывался в затуманенное сознание с большой неохотой. — Твоя девчонка быстрее чем мы ожидали, — тяжелая рука мужчины опустилась на плечо, удерживая парня на месте, продолжая хриплым голосом,  — но недостаточно. Через несколько минут из глубины леса вышли солдаты, таща за собой что-то тяжелое. Для них, девочка, которую они несли, была уже не человеком, а трупом. Держа за узкую лодыжку тянули его за собой. Ее юбка задралась чуть ли не до талии, обнажив формирующийся изгиб бедер с ягодицами. — А она была ничего. Я бы посмотрел что она умеет! — Это да. Я слышал, что она постоянно крутилась возле парней. Наверняка они там не просто играли в куклы. — Я бы поиграл с ней в эти куклы! Мертвая хватка отца на мгновение ослабла и сразу сжалась вновь, выводя сына из транса. — Да расскажи нам Ричард. Как ты играл между ее ног? Тем же вечером, вернувшись в свою комнату, Ричард хотел кричать от ярости. Он негодовал, был готов рвать на себе волосы, биться головой о стену. Но теперь уже ничего не изменишь. И всего этого было слишком много для столь юного создания, как любила говорить Маргарет: — Мы все горим при разной температуре, Ричи! И она была права. Ее друг горел. Боль медленно нагревала юное тело и с каждым днем огонь становился невыносимым, пока не вылились в отвратительным запахом горелого мяса, от которого любому другому человеку хочется блевать. Но мальчика, похоже, не беспокоили ни собственные крики, ни запах пережаренной плоти наполнивший его разум. Ведь он понимал, что горит не он сам, горит его душа, и это было приятно. В этот день Ричард сломался. Все, что от него осталось лишь малая часть живого — остальная довольно гармонично переходила в категорию руины. Довольно мрачное и совершенно бесполезное. И ему было все равно. Удивительно, правда? Чувствовать себя до того редкостно скучным, до того бесповоротно бездарным, чтоб не иметь ни смешка, ни слезинки, ни обиды, ни ярости. Потом появился «Радостин». Совершенно нелепая формула больного на голову ученого, в которого никто не верил, но подсаживались на нее все. В какой-то момент наступило спокойствие. Люди с превеликим удовольствием принимали свою радость и утопали в ярких цветах своей фантазии. Но это длилось не долго. Дело в том, что любая тщательно созданная и продуманная идиллия имеет обыкновение превращаться в простую, глупую реальность. Появились, так называемые, «Сознательные отказчики», которые по доброй воли отказывались от лекарства радости. Они не верили, что искусственная радость способна избавить их от греха прошлого, отвергали саму идею, что есть способ научиться на ошибках, не помня их. Но те, кто не верил и отвергал, были наказаны за свою глупость. Был придуман способ избавиться от бунтовщиков. Отменили выдачу радостина. Ну как отменили, простым людям его не выдавали, лишь знатным из высшего общества и служителям порядка. И все это преподносилось грамотно, с вестью, что люди плохо восприняли свое спасение и его надо убрать. Это был самый гениальный план из всех возможных. Ведь, когда искусственная радость уходит, становится ещё хуже, чем было до неё. И что тогда? А тогда хочется, чтобы снова стало хорошо. Народ восстал против самого себя и рвал на куски любого, кто был против их счастья, устраняя не нужных для города отказчиков. Когда радостин снова появился в городе, появилась и череда новых законов включавших в себе запрет отказа от лекарства. С этими законами появились и Доктора, которые едва ли были докторами, помогающие контролировать город. Но отказчики все равно появлялись, даже не по своей воле, их становилось все больше, что простого «очищения» было не достаточно и было решено отправлять таких людей в сады для искусственного естественного отбора. Сейчас вспоминая все прошлое и пережитое, невольно промелькнет тихий спокойный город, сияющий пестрыми ночными огнями прямо под ногам, запах мясного пирога, белые маски с радостными улыбками и искрящие добрые глаза. На вид и не скажешь, что этот мир настолько прогнил. Нужно ли в нем просыпаться?