Я смогу защитить тебя

Окружающий мир, воздействуя на человека, меняет его постепенно, но война делает это быстро, жестоко и беспощадно. И если ты не научишься после нее жить, ты навсегда потеряешь самого себя. Радостин поможет тебе забыть и быть счастливым. Правда — антоним счастья, а кто хочет страдать от назойливых воспоминаний? Есть будущая жизнь — пустой холст для творчества из ярких красок. Сделай свое будущее сказочным миром, где нет проблем и насущных бед, и помоги другим. Ричард лежал на своей прогнившей кровати, пока его тело сжирали мрачные мысли. Отказчик. Теперь на его шее висел этот мерзостный ярлык, определяющий все дальнейшее существование. Он всегда смотрел на таких людей свысока и относился как к живому мясу. Какая ирония. Он ничем не лучше этих несчастных. Пожалел бы кто. Да кому это надо? Отказчики — не люди, и их можно любому избивать до смерти. Такие не нужны обществу. Никому не нужны думающие люди. Самый лучший исход отказчика — пожизненный круиз в сады. Худший — смерть или пытки докторов. Ричард поморщился, учуяв клубничную мерзость в красивой оболочке. Тошнота подступала к горлу, но еды более не было в желудке. И даже не хотелось есть. Констеблю было страшно, какой настоящий вкус у еды, которую он всегда употреблял. Неужели гнилой лук больше не будет таким ароматным и нежным? А мухи всегда были здесь? Хотелось закопать себя в холодную землю и дать телу вечный отдых. — Что мне делать? — спросил он у пустоты в надежде на ответ. Ричарду не было страшно за свое существование, лишь серая отрешенность от всего сущего. И немного отвратительного железа во рту. Перед глазами мелькали картины — обрывки воспоминаний, короткие эпизоды, тусклые и размытые. А резкий гудок поезда сразу окунает в них с головой. От воды подул ветер. Кроны деревьев зашумели листьями и заскрипели трущимися друг о друга ветками. Юноша сидел на самодельной качели, привязанной к толстенной ветке огромного дерева, и перед ним стояла девочка на пару лет младше него. Ее короткие волосы были взъерошены, а карие глаза засверкали в бешенстве. Она держала исполосованную ремнем руку Ричарда, стараясь подуть на каждый след. — Маргарет, хватит. Сейчас в этом нет смысла, — мальчик выдернул руки из ее ладоней, опуская закатанный рукав и скрывая побои. Девочка издала стон полный раздражения и, скрестив руки на груди, начала ходить в разные стороны. — Ты должен что-нибудь сделать! Нужно рассказать об этом. Я могу рассказать об этом своему отцу, он точно сможет помочь! — Маргарет остановилась и с резким разворотом повернулась к парню, из-за чего ее школьное платье раскрутилось, оголяя каемочку школьных чулочков. — Ты слишком серьезна для двенадцати лет. И что он сможет сделать? Расскажет об этом в передаче? Да и навряд ли он это сделает, сейчас у взрослых другие проблемы. Девочка открыла рот в попытке высказать свое возражения, но в тот же момент его закрыла. — До поезда еще много времени, думаю он сможет что-то сделать до его прибытия. — Почему он не убил меня тогда? — поинтересовался он вопросом, который возникал в его голове весьма часто. Еще до начала приема радостина. А другие констебли только и ждут отказчиков. Это для них эдакая замена развлечениям. Бежать за жертвой, а потом избивать ее, подобно пиньяте. Мужчина должен был посвятить свое свободное время на отдых и сон, но вместо этого он занимался самокопанием, почти потратив все свободные часы. Когда его тяжелые веки стали слипаться от тяжести мыслей, в комнату ворвался другой блюститель порядка. — Ричард, отправляйся в сады, — сказал он, встретившись с безрадостным взглядом, — все нормально? — Зачем мне в сады? — фыркнул от недовольства мужчина. — Прорвало трубу с мотиленом и нужен доброволец на ее починку. — И с чего ты взял, что я являюсь добровольцем? Я что, похож на рабочего? — С того, что ты не сдавал деньги на юбилей Тедда. После этого ты стал постоянным добровольцем. — Ладно, — с неохотой ответил он и, встав с кровати, которая негромко скрипнула, пошел с тяжелой душой в свое, возможно будущее, пристанище. Надев потрёпанный противогаз, мужчина направился в сады. Показав натуральному на досмотре пропуск, он вошел в место где не было никаких цветов или чего-то эдакого, в честь чего это место могли так назвать. Сады. Наверное этому поселению больше подходит название «заунывные сады мора». Место, где болезнь цветет подобно сорняку, убивая счастье и прозревших людей. И речь шла не только о море. Ричард за свою службу, вдоволь начитался о пищевых отравлениях, осложнениях болезней и различных венерических заболеваниях. Люди гибнут на раз-два. И никто им помогать не собирается. Но сейчас об этом можно было не думать. Солнце освещало каждый уголок, каждую улочку, захватив даже маленький переулок, соединяющий две большие улицы, что раньше были площадью. Оно жарило безжалостно, из-за чего большинство жителей предпочитали прятаться в своих жилищах, стараясь обезопасить незащищённые участки кожи. Но Ричарду было все равно. Свет был настолько ярким, что мужчине пришлось зажмуриться, сузив поле зрения до маленькой щелочки, но даже несмотря на это, днем было идти намного безопаснее чем ночью. Путь был не близкий и лучше исключить все вероятности неудачного исхода. Дойдя до пункта назначения, мужчина убедился в том, что заподозрил еще перед уходом, просто глянув на карту. Недалеко от места протечки мотилена, раньше жил он и вся его семья. Казалось еще немного и констебль вновь окунется в болото воспоминаний вызванных этим местом. Но нет. Мать отравлена, отец умер, бабка, скорее всего, тоже. А от дома осталась лишь ветхая пустышка. Ричард не скучал по отчему дому и никаких видений он не вызывал. Однако хотелось хотя бы раз вздремнуть на нормальной кровати или попить воды без радостина. Мелкие камешки, украшавшие дорогу к дому, хрустели под ногами. Деревья, за много лет отсутствия констебля, ослабли, когда-то крона дерева отбрасывающая густую тень, в которой всегда стояла прохлада, сбросила листья, оставляя голые ветки. Когда мужчина подошел к дому, раздались выстрелы. Пули вгрызались в дорогу, в стены, возле его ног. Одна, чиркнув его по лодыжке, ушла в землю. Ричард инстинктивно схватился за лодыжку, стараясь удержаться от крика, и от прикосновения боль чуть стихла. Из-за раны констебль вовремя наклонился, уворачиваясь от следующих снарядов. — Какого черта тут происходит?! — звуки выстрелов, оглушая эхом, разносились по округе, распугивая спящих на деревьях птиц. Когда выстрелы перестали тревожить эхо в лесу, а свист пуль прекратил резать слух, констебль поднялся и с разбегу ворвался в дом, сбивая прогнившую дверь с петель. — Не люблю повторяться. Но какого черта тут происходит?! — Ричард достал свою шоковую дубинку и стал осматривать комнату на наличии врагов. В бледном, слегка дрожащем свете он осмотрел спальню, но никого не обнаружил. Все стояло и лежало на своих местах. Вещи лежали точно так же, как Ричард запомнил в момент ухода, и не было в комнате места, не покрывшимся слоем пыли, вещами. Пройдя по старому скрипучему полу шагов пятнадцать, у мужчины под ногами задрожали половицы и под тяжестью взрослого человека ужасно прогибались. С каждым шагом, пол прогибался все больше и вдруг одна из досок под его ногами провалилась и полетела вниз. — Нужно поскорей убраться от сюда. Шансов умереть в этой дыре намного больше, чем в несчастной деревне. Стоило добраться до лестницы, как констебль побежал со всех ног, стараясь быстрее добраться до верха. Стоило мужчине добраться до второго этажа, как его ослепил яркий свет. Окна на втором этаже выходили на солнечную сторону, и поэтому какую-то долю секунды Ричард не видел ничего вокруг себя. — Надо же… Как давно тебя не было в наших краях, — констебль удивленно заморгал, пытаясь привыкнуть к яркому свету. С большим трудом ему это удалось, и он увидел, перед собой пожилую женщину, сидящую в военной форме в инвалидном кресле и направляющей на него ружье. — Исидора? Что? Как ты тут оказалась? — После этих слов возле лица мужчины пролетела пуля, оставляя след на щеке. — Разве так говорят с любимой бабушкой? Неужели эти немцы смогли пробраться в голову моему дорогому внуку? — Перезарядив ружье, старуха положила его к себе на колени и с мерзким звуком ржавых колес подъехала к констеблю, — Не переживай, Ричи, бабушка сможет тебя вылечит и вырвет мерзкую Германию из твоей головы. Женщина взяла его руку и прижала к своей морщинистой, холодной щеке. Прикрыв глаза она слабо потерлась щекой о его руку со слабой улыбкой на губах. Мужчина опустил голову вниз, внимательно осматривая бабушку. Ее морщины стали глубже, а цвет и без того бледного лица приобрел зеленоватый оттенок, казалось, что она не выходила на улицу уже много лет. А в остальном она не изменилась, по крайне мере внешне. Ее руки все такие же тонкие и костлявые, короткие волосы с небольшими проплешинами были спрятаны под каской и все такие же темные, пораженные катарактой глаза, вовсю смотрели на констебля. — Дорогой, не переживай! Скоро война закончится и мы заживем как раньше. Твой отец вернется и все будет как раньше. — Бабушка, война закончилась много лет назад, — Ричард с пренебрежением выдернул руку из ладоней женщины и отошел от нее в сторону окна, повернувшись к ней лицом, — Откуда ты достала оружие? Его же уничтожили после ухода фашистов. Старуха с непониманием уставилась на внука, округляя и без того большие глаза. — Дорогой, что ты говоришь? Нам же всем выдавали боеприпасы, ты забыл? Это на тебя так они повлияли?! Я говорила, что ты с тем мальчиком еще слишком маленькие для такого задания! Не надо было тебя отправлять на такое сложное поручение. Мужчина потер виски, стараясь унять нарастающую головную боль, но стоило ему перевести взгляд на женщину, как весь мир пошел рябью, а посторонние голоса в ушах заглушали причитание старухи. Два мальчика прятались под лестницей, наблюдая за собранием взрослых.  — Нам всем нужно взять себя в руки, — начал темноволосый мужчина, только войдя в кабинет, причем складывалось впечатление, что уговаривал он больше самого себя, чем присутствующих. — Тебе хорошо, Бинг! Ты хочешь заставить детей проделать такую работу, на это даже взрослый не согласится! — женщина с собранными серебристыми волосами облокатилась на стол, с изображенной на нем картой и с нескрываемой злобой посмотрела на мужчину, — если хочешь приписать к этому детей, отправь на это свою дочь! От громких криков бабушки, мальчики вздрогнули, ударяясь головой об край лестницы — Твою бабушку, что-то очень разозлило. Как думаешь, что они хотят нам поручить? — Ричи на вопрос друга мог только пожать плечами. — Не знаю, но уверен, что это будет не из приятных. Ричард мотнул головой, отгоняя нежелательные воспоминая. Он снова глянул на бабушку, которая закончила причитать на прошлые проступки, и с пустыми глазами смотрела на внука. — Они пытались пичкать меня таблетками, говоря, что они помогут забыть. Но как можно воспринимать эту гадкую отраву за лекарство? Чувствую, как они меня в таком состоянии вылечат! А фашисты только и ждут, чтобы мы ослабить бдительность и сами отдали им наш город. Женщина с безумием во взгляде посмотрела в окно, прижимая ружье к груди. — Но ты не бойся! Бабушка со всем разберется, а когда приедет твой отец, мы заживем как раньше, — придвинув кресло к окну, старуха смотрела вдаль, держа оружие наготове, — вот увидишь. Констебль тяжело вздохнул и направился к выходу. Ему по горло хватило былых воспоминаний, приправленных сумасшедшими речами чудной бабки. А ведь когда-то она была хорошим другом. Время никого не щадит. Хотя даже старуха оказалась умнее своего внучка, что пару днями ранее был готов пойти на все ради дурного наркотика. Мудрость проявляется по-разному. Ричард починил протечку, потратив на это буквально пару часов и сбив пару пальцев до крови. Мужчина бы провел за сим заданием меньше времени, если бы не пришлось постоянно отгонять сумасшедших горожан. Когда жалость смешивается с яростью, получается яд, яд, который убивает внутривенно. И все же он вернулся в ненавистный город со всеми своими конечностями. Как хорошо, что констеблям не надо проходить контроль на содержание наркотика в крови. При виде автомата с радостином, губы сжались от вожделения. Сладкая отрава, ароматный яд. Разница между садом и Веллингтон Уэллс была ощутимой. И от этой разницы Ричарда тошнило. Когда-нибудь, этот город ждет то же, что и бедных жителей в жалких обносках. Мор и безумие. И, когда это время придет — Ричард будет свободен.