Я смогу защитить тебя

Ричарда окружили товарищи, держа боевые дубины на готове и медленно подступая к мужчине. Он был в ужасе и определенно не хотел такого конца. Голос пропал, тело предательски оцепенело, утопая в животном страхе. — Я. Эм, — метался из стороны в сторону патрульный. Глаза горели страхом. И вдруг на его плечо упала рука товарища, что разразился жестоким смехом. — О боги, ты правда купился? — смеялся констебль и его в мгновение подхватили другие. Чувство шока сменилось на желчное отвращение. Он притворно посмеялся, дабы отвлечь от себя подозрения, и вскоре констебли разошлись на ночной патруль. Из-за этого разговора мужчина не сразу заметил, как подъехали доктора. Должен произойти обычный неудобный диалог в котором нужно будет в деталях объяснить проишествие. К констеблям подошел один из врачей, обведя их взглядом, доктор с силой втянул в себя воздух, оскалив кривые, желтые зубы. — Добрый вечер, молодые люди. Надеюсь, вы не забыли принять радостин? — учтиво спросил он. Ричард и стоящий возле него напарник поежились от резкого скрипучего голоса, но быстро взяли себя в руки. — Добрый вечер, сэр! Вы как никто другой уже знаете ответ на свой вопрос! — Ммм… Констебль, вы как всегда правы, — сказав это, Доктор подошел к Ричарду слишком близко, почти упираясь носом в шею мужчины. Благо стоящий рядом напарник положил руку на плечо Ричи, отвлекая все внимание на себя. — Ты можешь идти, я сам тут закончу. Ричард облегченно вздохнул и как можно скорее отошел от назойливого врача. Кивнув в знак прощания, мужчина напоследок посмотрел, как Доктора забрали тело и вместо истерзанной женщины осталось лишь воображаемое пятно. Пятно в сознании Ричарда. Но времени на страдания у констеблей нет. Пора выступать на ночное дежурство с надеждой на то, что люди спят в своих домах. И никто не испортит ночную гармонию своими выходками. Да и после работы у Ричарда были свои планы. Надев противогаз, мужчина отправился в выделенный ему под наблюдение закуток полный ядовитого испарения. Окутавший всё и вся туман не спешил рассеиваться, наоборот, с каждым днем его становилось все больше. Из легкой дымки мгла превратилась в непроглядную зеленую стену. Если бы не высокий рост Ричарда, он не смог бы разглядеть в нем даже самого себя, что уж говорить об обычных жителях города. Но лучше быть здесь, чем следить за больными мором. Здесь у тебя есть хоть какая-то защита, а против больных только ты и твой опыт. Из дум констебля вывела небольшая, быстро промелькнувшая, на яркой полосе света фонаря, тень. Мужчина вышел из выделенного ему закутка, с жадностью вдыхая чистый, незагрязненный химикатами воздух, и оглядел беглым взглядом местность в поисках нарушителей комендантского часа. На горизонте никого не оказалось. Только в желтых зарослях цветов было заметно небольшое шевеление. — Небось опять крысы влезли в город, — поежился он, — не стоит моего внимания, — развернувшись в сторону закоулка, мужчина услышал тяжелый скрип, такие раньше издавали плохо смазанные дверца люков. Резко обернувшись Ричард пытался обнаружить источник этого звука, но картина была такая же, что и в прошлый раз. Никого не было. — Ричард, недосып плохо на тебя влияет, — протерев сонные глаза, констебель надел обратно противогаз и вернулся к месту своего наблюдения, желая скорее закончить патруль. Минуты сменялись часами, ночная смена близилась к своему логическому завершению, как и комендантский час. Ричард нервозно бродил по улицам, желая наконец изучить дело несчастной женщины, чье тело, уже наверняка, было отдано на «съедение» докторам. Стараясь не выдавать свое беспокойство, мужчина наконец пошел в архивы, желая погрузить свой разнывшийся мозг в тонну информации. Хорошо, что патрульным можно лезть куда угодно в этом городе. Что не существует такой щели, куда им нельзя было бы проникнуть. Хотя по статусу они намного ниже докторов и патрульных в красной форме и власть их лишь формальна. Как и большинство вещей в этом городе. Зайдя в архивный склад, Ричард, после долгих поисков, наконец нашел дело загадочной Алис Ганьел, а заодно прихватил пару дел о других отказчиках, чья фамилия была на ту же букву. Всяко будет лучше любой газеты, учитывая, что новости в данном городе лишь иллюзия и уже давно не происходило ничего хорошего, о чем можно было бы написать. Да даже сказать нечего. Газета держится на всяких придумках и сплетнях, а о плохом никогда не пишут. С этими файлами он направился домой и, к его счастью, комната была свободна от назойливых коллег. Усевшись на свою койку и сняв маску, он погрузился в заманчивое чтиво. В отличии от большей части населения города, Ричард не был чистокровным англичанином, хоть и большую часть своей внешности он получил от своего отца, полноправного представителя данной нации, который наградил его густыми, чернее ночи волосами, уложенными в легком беспорядке, блестящими в свете неяркой комнатной лампы, а густые ресницы, которым позавидовала бы любая девица, отбрасывали на острые скулы тень в форме полумесяца. Черты лица ничем не отличались от лиц большинства констеблей, иногда кажется, что на службу нанимают по одинаковым стандартам. Но все равно мужчина мог привлечь к себе внимание. Его мужественность была заметна каждому, юные девы плавились под взглядом ярко-зеленых глаз, а все их мечты были лишь о том, чтобы оказаться в его руках, которые смогут уберечь от любой опасности. Ричарда нельзя было назвать красивым по установленным рамкам красоты и хоть шрам, разрезающий переносицу с правой щекой, не делал ситуацию лучше, ему это было не важно. Хоть от немецкого происхождения матери передался лишь цвет её изумрудных глаз, а более явные черты не отразились на внешности мужчины, но жители города чувствовали в нем это различие, хоть сами и не понимали этого. Он был из тех, кто не может не понравиться при первом знакомстве и так же легко может разонравиться, когда пообщаешься с ним некоторое время. Патрульный дотошно копался в информации, дабы узнать, снять ли ему с себя чувство вины или наоборот. Женщина была обычной домохозяйкой одиночкой. Без мужа или родственников. Зато она хорошо пела и у нее имелось много друзей. Умерла в возрасте 27 лет. Тяжкое бремя все еще висело на его шее. А как насчет остальных? Какой-то уборщик улиц Филл и зануда журналист Артур. Хотелось спать, но мужчина решил изучить отказчиков, один из которых, к удивлению, все еще был жив. Однако глаза все сильнее слипались, не давая ему нормально прочесть хоть одну строчку. Хотелось спать. Положив файлы под подушку, мужчина удобно устроился, желая хорошенько вздремнуть. Только Ричард погрузился в себя, как к нему бесцеремонно пришел доктор с новой партией радостина. — Ваша новая доза радости! Теперь на пять процентов больше радостина в каждой пачке! — вальяжно произнес он, протягивая патрульному большую упаковку с баночками. — Благодарю, — быстро нацепив маску, ответил констебль, — то что нужно перед сном. — Доктор удовлетворенно угукнул и ушел так же быстро, как и пришел. Ричард облизнул губы перед тем, как запихнуть в рот сладкий наркотик со вкусом клубники, заменяющий, в некотором роде, обыденный десерт. И мужчина ощутил приятную волну отупляющей эйфории. Сразу же захотелось поговорить с кем-нибудь и разболтать все свои секреты. И только капсула полностью растворилась в его желудке, что-то болезненно сжалось внутри. Радость пропала из головы и мир потускнел, как старая фотография в пыльном чулане. — Что за…? — потерялся он в вихре новых, мерзостных ощущениях. Где вместо бабочек, повсюду кружили мухи, а изо рта были готовы побежать тараканы. Патрульный подбежал к раковине и расстался со своей радостью вместе с плотным обедом. Тело затрясло крупной дрожью, ноги заболели и стали будто ватными, а руки стальной хваткой вцепились в умывальник, не давая упасть на пол. Во рту ощущался металлический вкус, бедолаге казалось, что цвет его рвоты был красного цвета. Явно не нежно клубничного. Мозг колотило навязчивыми мыслями о всем дурном в его жизни. Произошло самое страшное. Он начал вспоминать. Все самое мерзкое, что таилось в уголках памяти, полезло наружу, словно ядовитые змеи. Каждый клочок его мозга колол неприятными воспоминаниями, пока Ричард хватался за голову и слезно молил о прекращении сего ада. Все краски мира пропали, как и целеустремленность к жизни. Все плыло перед глазами, словно от мощного удара. Ему хотелось умереть, больше всего ему сейчас хотелось умереть, чтобы не чувствовать больше этой разъедающий нервы боли, не ощущать, как кровь, словно раскаленная магма, бежала по венам, разнося агонию в каждый уголок его тела. Перед ним возник силуэт отца, тычащий в него пальцем: — Убожество! Ничтожество! Слабак! — извергал он поток оскорблений. А следом появилась умирающая в агонии мать, что умерла от отравленной пищи. И это сделал отец. Даже здесь он нашел как колко задеть сына, чтобы этот момент крепко застыл в его памяти: — Это твоя вина, — сказал он, скалясь, — этот пирог должен был съесть ты! С каждым разом слова отца становились все громче и громче, сливаясь в один непереносимый писк, заставляющий, зажмурившись от адской боли в голове, согнувшись пополам. Он был настолько сильный, что резко наступившая тишина оглушала сильнее, и когда Ричард все же открыл глаза, напротив него сидел бледный мальчик и с отрешенным видом произнес: — А на их месте могли быть мы… Когда Ричарда отпустило, он понял, что его комната чуть ли не разгромлена, а сам он лежит на пыльном полу, в окружении рассыпанного радостина. — Что. Мне теперь… Делать? — спросил он сам себя, жутко запинаясь от похмелья.