***
Воскресенье, солнечный холодный октябрь, люди неторопливо шагали по переулкам и площадям, и только Даня бежал по улице и думал, как же он так прогадал со временем, что опоздал аж на сорок минут! Наверное, Вова уже заждался его. Они договорились встретиться в парке возле магазинчика в пять, но нет, надо же было Мейлихову выйти из дома за пять минут до встречи, ещё и опоздать на нужный автобус. Вот и заветный магазинчик недалеко от парка, а вот и Вова, расслабленно стоящий рядом с ним. — Привет, ты прости, что так долго, собирался долго, автобус пропустил, в общем, жопа… — Мейлихов неловко посмотрел вниз. — Да ладно, с кем не бывает, я сам минут десять назад подошел, — протянутая рука и последующее приветствие, ставшее неким обычаем при встрече, как и в принципе у многих друзей. За три недели они успели неплохо сдружиться и даже нашли общие интересы. Вова понял, что Мейлихов на самом деле не такой мудак, каким хочет показаться, иногда Красовицкий сравнивал его с солнцем: такой же светлый и добрый. А Даня в очередной раз убедился, что внимание нужно было привлекать другим способом, и вообще зря он два года только и делал, что стебал его и задевал всеми возможными способами. Мейлихов осознал, что он вел себя все это время, как первоклассник, который влюбился в девочку, и пытается показать свое внимание дёрганьем за косички и обзывками. Даня ещё давно заметил за собой, что ему нравится Вова, не только, как хороший товарищ по хору, но и как человек. Он был красивым — ему очень нравилась его внешность. Да и судя из общения с его другом Ромой был парень достаточно неплохим человеком. Даня понял, что влюбился, когда словил себя на мысли о том, что уже двадцать минут подряд смотрит на Вову на хоре, вместо того, чтобы внимательно слушать и смотреть на Павла Викторовича. И именно в этот момент его переклинило, плюс ко всему ему еще и предложили участие в этом конкурсе, Даня и решил предложить Вове петь с ним, ведь он всегла подмечал для себя его сильный, но мягкий голос и способность никуда не съезжая ровно держать одну ноту, пока его товарищи по хору слегка плавали (как потом выяснилось, так хорошо у него получалось только в хоре, но это они быстро поправили за пару репетиций) — Ты помнишь, что у нас в понедельник концерт? Мы будем первый раз показывать программу, которую по идее уже должны хорошо знать. Ты не волнуешься? — спросил Даня. Они сели на скамейку и Вова задумался. Конечно, он переживает. Это будет его первый в жизни раз, когда он будет петь отдельно от хора, а тот самый хор будет сидеть на последних рядах и внимательно слушать. — Пиздец волнуюсь, — честно ответил он. — Это плохо. До конкурса три недели, там все куда сложнее будет. У нас дома еще можно налажать, а вот там уже нас сразу со счетов спишут. Туда по два человека от каждого региона едут, очень важное мероприятие. — Спасибо, ну теперь я вообще перестал волноваться, прямо как рукой сняло, — Вова поднял голову и ему прямо на лицо приземлился влажный кленовый лист. Даня улыбнулся и забрал его себе, убрал в портфель в какую-то книжку. — В гербарий засушу. Может, порепетируем еще сегодня? — Давай сначала погуляем, мы все-таки за этим тут собрались. Они одновременно встали со скамейки и пошли гулять по принципу " — ты куда идешь? — я за тобой. — а я за тобой.» по которому они действовали всегда. Обычно они куда-то в итоге приходили, либо к Дане, либо к Вове. Погода постепенно ухудшалась, плюс ко всему уже к шести часам начинало постепенно темнеть. Моросил противный дождь, поэтому негласно было решено двигаться все-таки по направлению к дому Мейлихова. По дороге парни болтали о всяком, в принципе, все было как обычно.***
В квартире у Дани стало почище, после того, как к нему на постоянной основе начал ходить Вова, парень стал чаще убираться, однажды они вместе с ним протерли всю пыль с полок, столов, большого шкафа и холодильника. Как только они зашли в квартиру на улице ливанул дождь, послышался раскат грома. — Осенью же грозы не бывает, это вообще что? — Вова удивился. — Очень редкое погодное явление, — Даня стянул ботинки. — Сколько там времени? — Семь двадцать вечера, — ответил он, посмотрев на наручные часы. — Нормально, успеем порепетировать. За окном бушевала непогода, ветки клёна долбили в окно на третьем этаже, на котором и жил Даня, дождь барабанил по листьям и стеклам, на улице было темно и холодно, а в квартире так светло, тепло и уютно, что Мейлихов почувствовал себя очень спокойно, словно всё так и должно быть. Плюс ко всему с ним еще был Вова, который судя по расслабленному выражению лица, ощущал себя так же. Они сидели друг напротив друга и распевались, никуда не торопясь, потом повторили три произведения без сопровождения из пяти, два оставшихся они еще не знали наизусть. Даня ловил каждый момент, каждую чистую мягкую ноту в голосе Вовы, идеальную гармонию, в которую они сливались, и еще больше ощущал спокойствие и уют, его все сильнее и сильнее переполняли чувства, к этой обстановке, к парню напротив, к вокалу, к музыке. Он абсолютно перестал следить за всем, закрыл глаза и просто отдался безграничному потоку положительной энергии и песням. За всем этим быстро пролетело время, когда Вова еще раз посмотрел на часы, уже было почти девять вечера. За окном не прекращался дождь, казалось, он только сильнее начал стучать по асфальту, стеклам и проходящим мимо людям. Вова уже засобирался домой, и Даня резко потерял чувство умиротворенности. — Вов, — он встал в дверной проем и выразительно посмотрел на друга, который надевал кеды. — Может, останешься? Там погода такая плохая, промокнешь, заболеешь еще. И Даня сказал это таким голосом, с надеждой и какой-то обреченностью, что Вова не смог отказать. Мейлихова внезапно накрыло всеми чувствами, которые копились у него на протяжении долгого времени, он подошел к Красовицкому и обнял его. Сердце Дани забилось чаще, объятия с каждой секундой становились все сильнее. — Дань, все в порядке? — спросил Вова ему в плечо. — Ты лучший, — прошептал Даня в ответ. — Спасибо. Когда он отстранился, то для себя подметил, что парень улыбается, а щеки слегка покраснели. Мейлихов выделил ему одну из своих домашних футболок, приготовил ужин, который состоял из жареной картошки, потому что ничего заковыристого и особенного он готовить не умел. Вова тем временем позвонил маме и сказал, что переночует у друга. — Только у меня кровать одна, а на полу холодно. Будешь спать со мной, — Даня закрыл форточку, которую они открыли, чтобы проветрить перед сном. Дождь не прекращался, разве что ветер слегка ослаб. — Это я уже понял, — Вова зевнул. Он почему-то сегодня очень сильно устал, и все, что сейчас ему хотелось, это упасть на любую горизонтальную поверхность и вырубится. Мейлихов погасил свет во всей квартире, в комнате и приземлился к стене, рядом с ним лег Красовицкий. Кровать, которая изначально казалась достаточно широкой, чтобы вместить двоих парней, оказалась необычайно узкой на практике. Вова с нее чуть ли не падал. — Мне одному ее почему-то обычно хватает. — Так ты один, а сейчас нас тут двое, — Вова лежал лицом к противоположной стене и прислушивался к звукам. К тихому шепоту Дани, который он, если честно пропустил мимо ушей, шуму дождя за окном. Все это быстро усыпляло, парень уже сквозь дремоту почувствовал, что его обнимают, словно плюшевую игрушку. Мейлихов перекинул свою руку поперек Вовиной груди, прижимая к себе, его подбородок находился у него на макушке, их ноги как-то странно переплелись. Стало куда теплее, и, убаюканный еще и этим ощущением, Вова заснул.