***
POV Dylan Мы лежали в ванне, блондинистая голова покоилась у меня на плече. Вода остыла и теперь была чуть-чуть теплее температуры наших тел, она расслабляла и обволакивала. Я лежал на дне ванны, а Томас лежал на мне всё такой же невесомый... И всё в этой ситуации было правильно и прекрасно. Я аккуратно поглаживал грудь и живот парня одной рукой и невзначай касался его члена другой. Томас лежал с закрытыми глазами, и я щекой чувствовал его блаженную улыбку на лице. Руки Сангстера лежали вдоль тела и гладили мои бока. От этих невесомых прикосновений я таял, как снег на солнце. Тем временем та самая бесстыжая рука осмелела и взяла член Томаса под свой контроль, выводя пальцами на нежной коже различные узоры. Я чувствовал, как чужой орган твердел и вытягивался в моей руке, и это заводило меня самого... От размышлений меня отвлёк разомлевший голос Тома: — Дилааан... а что ты делаешь? — Возбуждаю тебя. — Перестань. — Почему? — Потому что у тебя слишком хорошо это получается... После этой фразы я уже ощутимо сжал в руке полувосставший орган и начал обводить головку большим пальцем, периодически надавливая на центр. Дыхание блондина сбилось, и из груди его вырвался первый сдавленный стон. — Слушай, а тебе тоже кажется, что твой член просто идеально ложится в мою руку? Томас усмехнулся и задумчиво произнёс: — Я всё понять не могу, как человек, который настолько любит члены, мог так долго... как ты там выразился... «трахать вагины»? Я засмеялся, чуть ли не в ухо Томасу. — Также как человек, который «якобы» терпеть не может члены, делает самый потрясающий и неповторимый глубокий минет в истории... Блондин снова усмехнулся. — ...Достаточно убедить себя в том, что это необходимо. — Вот и ответ. Рука Томаса легла на мою, вынуждая оставить его член в покое, и над ухом зазвучал его серьёзный голос: — Почему ты возненавидел своего отца? — Он всю жизнь изменял моей матери с мужчинами, — незамедлительно ответил я. — Ну и что? Многие мужчины изменяют своим жёнам. — Нет, ты не понимаешь. Мы с матерью были очень близки. Она знала, но разводиться с отцом ей было невыгодно. Какая удача для девушки без рода и племени выйти замуж за богача. Но стоило ему выйти за дверь, как мама срывалась и на мне в том числе, била посуду и кричала, так что можно было оглохнуть. Она ненавидела отца всем сердцем, но никогда не смела ему перечить, потому что боялась потерять всё, что у неё было. Наша жизнь была похожа на бесконечный спектакль. Родители никогда не ссорились, потому что все их разговоры были пустыми, фальшивые улыбки, лживые жесты. А я был финальным штрихом этого идеального макета семьи. Я никогда не делал то, что действительно хотел делать, я делал то, чего от меня ждали. Разве мог я, выросший в сплошной бесконечной лжи, быть самим собой? У меня ведь даже не было такого понятия... Но! Как я уже говорил, ты стал моим спасением, хоть и виртуальным. — Не я. Ньют. — Разве это не одно и то же? — Нет, совсем нет... — Кстати, а почему именно "Ньют"? — рискнул я задать хотя бы один из интересующих меня вопросов. Томас вывернул шею и заглянул мне в глаза, и в его карих глазах я ясно прочитал слово «пожалуйста», немая просьба не называть это имя. А вслух он сказал: — Это долгая история. Я не хочу сейчас об этом говорить. — Хорошо. Нет проблем. В любом случае благодаря тебе или Ньюту теперь для меня всё иначе. Я больше не намерен скрываться, врать всем подряд... В этот момент мокрая рука блондина накрыла мой рот. — Хватит! Я понял и очень горжусь тобой, но хватит повторять одно и тоже раз за разом! Я ничего не сделал для тебя! Я просто спасал себя, вот и всё! И нет в этом ничего глубокого, таинственного и волшебного! Я не герой. Это даже был не я... Томас осёкся, в его глазах пронёсся испуг. Внезапно он убрал от меня руки и потянулся за полотенцем, вылезая из ванной. Очередная неожиданная перемена. Я уже почти привык к такому поведению Сангстера… — Что случилось? Плиту забыл выключить? Блондин, как ни в чём не бывало, вытирал и лохматил свои волосы полотенцем. — Пойдём в постель, вода остыла, и я замёрз. Он протянул мне руку, и я, ухватившись за неё, вылез из ванной вслед за парнем. Томас дал мне полотенце, я наспех вытерся и закутался в него с головой. Блондин привычным движением обмотал своё вокруг бёдер. Мы зашли в комнату, не включая свет. Почему-то в ней тоже было холодно, и я сразу забрался с ногами в постель. Томас обошёл кровать и сел на край со стороны окна, как обычно неотрывно глядя на свои руки. Лунный свет падал на красивое лицо Тома, он сам был напряжён, он то и дело облизывал губы, и руки у него тряслись (вероятно не от холода). Я подсел к нему поближе и, заглядывая в бездонные карие глаза, спросил: — Что значит «это был не ты», Томми? Томас глубоко вздохнул и заговорил, направляя свой взгляд в пустоту: — Когда у отца началась деменция, меня не было рядом, я почти не ночевал дома в то время. Он вел себя немного странно, не мог вспомнить день недели или когда поливал цветы последний раз. У меня тоже была такая беда, так что я не обращал внимания. И когда я заметил, было уже слишком поздно. Отец не узнал меня и разбил мне голову бейсбольной битой, решив, что я вор, который влез в наш дом. — Боже, это ужасно, Томми... — …Но правда в том, что это действительно был не я. — Что ты имеешь в виду? — Я угодил в больницу и там, всё выяснилось. — Что выяснилось? — Я не помнил недели, месяцы из своей жизни, потому что на моём месте всё это время был другой человек... — О чём ты говоришь? Я ничего не понимаю, — совсем запутался я. — Мне поставили диагноз — Диссоциативное расстройство идентичности. Меня положили в психушку и я прошёл терапию. Быстро сказав всё это одной фразой, блондин громко выдохнул и замолчал, опуская глаза вниз. Прошла минута. Две. Я очень плохо обрабатывал полученную информацию. — И что это за расстройство? — Так мозгоправы называют раздвоение личности... Таблетки, которые я пью, нужны для стабилизации моего психического состояния, для удержания контроля. Мой психолог считает, что я должен тебе рассказать. И вот я рассказал. Несколько минут я молчу, а затем меня охватывает злость, и я взрываюсь: — Твой психолог так считает??? У тебя есть психолог? Раздвоение личности? Я ничего не понимаю, Том... — Я так и знал, что это была плохая идея... Я знаю, что это звучит, как полный бред! Но я не шизик! ...То есть я им был, но сейчас всё в порядке. Ньюта больше нет. — Подожди... «Ньюта»? Так это Ньют — твоё психическое расстройство? — Да... Ньют, это его имя. И мотоцикл синий тоже его. И те сцены из порно, которых я не помню, а я многих не помню... — Томас явно пытался проглотить какой-то ком в горле, но у него ничего не выходило. Он сжимал и разжимал пальцы на руках, пока держал их на коленях, а я откровенно растерялся. Было видно, насколько тяжело ему даются все эти немногочисленные слова. Я протянул к нему дрожащую руку и положил на костлявое плечо. Он сидел, сгорбившись, как и прежде. К первой руке присоединилась вторая и накрыла второе плечо. А затем я весь прижался к худой спине, пряча лицо в изгибе его шеи. Его голова была опущена, он тяжело дышал, волосы закрывали лицо. Захотелось это исправить, я подцепил пальцами уныло свисающие пряди и зачесал назад, тем самым запрокидывая голову Томми и зарываясь рукой в его шелковистые волосы... — Ох.. Дилан, ты не представляешь, как трудно об этом рассказывать... — на выдохе простонал Том, — я ведь никому об этом раньше не говорил.. кроме разве что врачей, но я заплатил достаточно, чтобы врачебная тайна осталась «тайной»... Я крепко прижал его к себе и зарылся носом во влажные пшеничные волосы, вдыхая запах своего же шампуня. Томас всё ещё был напряжён, как оголенный провод. — Всё хорошо, Томми... Не спеши. Расскажешь, когда будешь готов, — сказал я и поцеловал куда-то в макушку. — Нет, я должен тебе рассказать... Мой психолог сказала... — сквозь сжатые зубы начал он. — Да плевать, что она сказала! Тебе необязательно мне ничего рассказывать, если ты не хочешь. Блондин накрыл мои пальцы своими и крепко сжал, а затем развернулся ко мне лицом и гораздо спокойнее произнёс: — Нет. Я хочу. Может, если ты узнаешь, кто я на самом деле, ты не захочешь иметь со мной ничего общего... Меня вновь охватывает волна негодования: — Перестань, Томми! Я уже знаю, кто ты такой! Твоё прошлое ничего не меняет. Разве ты ещё не понял? Тебе проломил голову собственный отец... И что, по-твоему, я должен разлюбить тебя из-за этого? Ты слишком строг к себе. — И всё же я хочу, чтобы ты знал... ***Рассказ Томаса
Когда я учился в школе, я не был особенно популярным. У меня почти не было друзей. В те годы мне нравилась физика, кататься на скутере и смотреть на сиськи. Всё как у всех. *Дилан прыснул* Однажды меня и ещё одного парня отправили на международную олимпиаду по физике. Это было круто по «ботанским меркам». *Дилан снова не смог сдержать улыбку* Но вместо планируемой победы и славы, мы облажались. С треском. Это вызвало град насмешек из разряда: «что Ньютон хренов? Нормально яблоком приложился? Может добавить?». Тогда за меня вступился тот второй парень, его сразу же прозвали «Тупорылым Эйнштейном». Огребли мы тогда, конечно по полной, но говорят именно в такие моменты зарождается настоящая дружба... История с олимпиадой закончилась, а вот кличка прицепилась. «Ньютон хренов» сократился до Ньюта, а Тупорылый Эйнштейн сначала стал Албертом, а потом превратился в просто Алби. Мы оба сочли эти прозвища скорее крутыми, чем нет, и сами стали называть так друг друга. С тех пор с Алби мы были не разлей вода. До какого-то момента... Я не знаю, когда именно это началось. Но я точно знаю, когда была «точка невозврата». Мир всегда рушится за один день, ты можешь долго и упорно идти к этому, ничего не замечая, но конец всегда наступает в одночасье. Так было и с Алби... В выпускном классе у меня была девушка. Её звали Белла. Я собирался позвать её на выпускной, но у Алби было своё видение этой ситуации. Он хотел позвать меня... Оказалось, он был влюблён в меня и признался мне. Я был ошарашен этой новостью, ведь я никогда не рассматривал наши взаимоотношения с «этой» стороны. Я отказал ему. Первый раз я видел, как он плачет. Мне было ужасно неловко, и я просто ушёл, понимая, что на этом нашей дружбе пришёл конец. После этого мы не виделись довольно долго, Алби перестал ходить в школу. Даже на экзамен не пришёл. Я пытался с ним связаться, извиниться, но все попытки были тщетны. Алби отказывался выходить на связь. Когда мы танцевали с Беллой на выпускном, мне неожиданно пришло сообщение: «Встретимся на парковке через 10 минут. Нужно поговорить». Речь шла о парковке, где я обычно оставлял свой байк, и мы оба об этом знали. Это был соседний бизнес-центр, уже опустевший в то время. Обычно это место не вызвало у меня никаких негативных эмоций, но в тот раз там было темно, холодно и жутко. *голос Томаса дрогнул* В полумраке я с трудом смог разглядеть Алби, рядом с ним стояла тренога, а на ней видеокамера. Потом резкий свет ударил мне в лицо, а когда я смог открыть глаза, я увидел, что мы с Алби были там не одни. Из-за его спины вышел ещё один парень, третий вышел из темноты и преградил мне путь к отступлению. — Что здесь происходит? — с постепенно нарастающим ужасом спросил я. — Я любил тебя, Ньют. Но ты разбил мне сердце. И раз уж я не могу получить твою душу, то возьму хотя бы тело... В этот момент тот третий заломил мне руку. — Что? Какого черта? Парни, вы чего? — Не рыпайся, иначе хуже будет, — рыкнул незнакомый парень мне на ухо. Я не перестал «рыпаться», меня успокоили ударом в живот, а потом посыпался шквал ударов ногами по рёбрам. Я скорчился на бетонном полу, пытаясь хоть как-то закрыться от чужих ботинок. Алби просто стоял и смотрел, скрестив руки на груди, его глаза горели безумным блеском. — Только не трогайте лицо. Жаль будет портить такую красоту... — сказал он, включая камеру, — Разденьте его. Сейчас начнётся настоящее шоу... *после этих слов Томас взял паузу, она была мучительно долгой для обоих* Они.. они... изнасиловали меня, засняли это и выложили в сеть… *слёзы градом покатились по лицу блондина, он спрятал его в своих ладонях, не в силах больше сдерживаться****
POV Dylan От всего услышанного моё сердце разорвалось на тысячи частей. Я старался не вмешиваться в его рассказ и не перебивать, но больше не мог спокойно слушать и сжал его в своих объятиях. А Томас больше не мог спокойно рассказывать, слезы душили его и не давали продолжать. В голове всплыли все те порнушные образы Ньюта, на которые я дрочил не один год, и в тот же миг стал сам себе противен. Томас трясущимися руками открыл одну из своих многочисленных баночек и закинул в себя сразу две таблетки, не запивая. Он стал тереть глаза, стирая непрошеную влагу со своего лица. — Прости. Мне всё ещё трудно это вспоминать... — За что ты извиняешься, Томми? — искренне недоумевал я, — Это я должен извиняться! Боже мне так жаль! Я буквально ненавижу себя... Прости меня, Том. Я подумать не мог, что это всё могло быть по принуждению. Я вел себя как последний мудак! — Нет, это не правда... Ты не сделал ничего такого! Тебе не за что извиняться, — уже гораздо спокойнее сказал блондин, шмыгнув носом, и продолжил рассказ, — …Когда все закончилось и моё оттраханное тело отскребли с бетона, я был ничем. Во мне не осталось ничего от того, кем я был раньше. Всё, что во мне было — это боль и ненависть. И в этот момент появился Ньют... и он был другим мной. Он делал то, на что я сам никогда не пошёл бы. Он терпел то, чего я бы не вынес... Я оказался в чём-то вроде порно-рабства, но Ньют каким-то образом смог вытащить «нас» оттуда. Я был свободен и хотел сбежать насовсем. Но у Ньюта были другие планы, он взял контроль над моим телом и стал использовать его для съёмок в более высококачественной порнухе. Предложений посыпалось столько. Тогда «мы» подписали контракт с одной порно-студией, который обеспечивал мне полную неприкосновенность. Ни Алби, ни кто-либо другой больше не мог до меня добраться. Ньюту эта стезя пришлась по вкусу, а мне было по большей части поебать, я уже почти ничего не чувствовал. Денег становилось всё больше — а помнил я всё меньше... Я почти утратил контроль. Ньют стал главным и распоряжался моей жизнью так, как сам хотел. Я не знаю, чем бы дело кончилось, если бы не тот удар бейсбольной битой... Томас опустил глаза, — И что было потом? — Потом была клиника, терапия, бессчётное количество таблеток, несколько психологов и мой контракт истёк. Вернее «наш» контракт. В Лондоне оставаться стало небезопасно, и я уехал, оставив отца под присмотром в очень хорошей больнице. Ничего больше я уже не мог для него сделать... Я хотел поскорее забыть обо всем этом, как о страшном сне и переехал сюда. Однако от своего прошлого не так уж просто сбежать, особенно если оно залито в интернет... Теперь, когда я смотрел на бледного и худого Томаса, мне снова казалась его худоба болезненной. А его лицо казалось мне совсем детским и измученным. Теперь я действительно знал «кем он был на самом деле». Томми был растерзанным ребёнком, у которого отняли его невинность и наивность. Вместо этого его научили выживать, во что бы то ни стало и делать то, что придётся. Я ненавидел тех людей, которые сделали это с ним. Нет, даже не людей, чудовищ. Этот замечательный парень не заслужил всех страданий, выпавших на его долю, от такого любой бы свихнулся... Томас по-прежнему смотрел на меня как-то загнанно, будто боялся моей реакции. Я потянулся к нему рукой и погладил по голове, а затем прижал его к себе так сильно, как только мог. — Теперь всё изменится, да? —промычал он мне в грудь, — Ты начнёшь осторожничать со мной, как с ребёнком или стариком... станешь напоминать мне про таблетки.. а потом поймёшь, что тебе не нужна потасканная жизнью подстилка с бардаком в голове... Я беззлобно усмехнулся: — Глупый… какой же ты глупый... Я же сказал ещё в начале для меня это уже ничего не меняет. Я только окончательно убедился в том, что люблю тебя. — Но я делал ужасные вещи... Я столько всего не помню... Я сам давно не знаю, кто я такой. — Зато я знаю, Ты — Томми! Мой сильный любимый Томми. Если бы я только встретил этого Алби, я бы убил его голыми руками. — Об этом можешь не переживать, я уже давным-давно ничего о нем не слышал... — Я никому не позволю к тебе прикасаться! Слышишь меня? Я держал его лицо в ладонях и смотрел прямо в глаза, они ещё были влажными. И я думал о том, что для меня в мире нет ничего более дорогого, чем это лицо и эти глаза. — Тебе не нужно больше переживать. Я рядом. Ты не один. Слезы вновь потекли из уголков его глаз, то были слёзы облегчения. А за ними последовал выдох и улыбка, не вымученная, а настоящая. «Та самая его улыбка». И я не мог не накрыть его искусанные губы своими. — Всё-таки она оказалась права… — Кто? — Мой психолог. — Иди ко мне. Мы снова поцеловались, но уже гораздо продолжительнее. В ту ночь мы занимались самым нежным сексом. Все движения были плавными и осторожными, а поцелуи тягучими и мягкими. Наверно даже можно сказать, что в этот раз мы наконец-то занимались любовью…