***
Кай вглядывался в лицо своей сестры, которое наблюдал каждый день уже примерно год. Короткая, простая прическа сделала внешность Саи неброской, но он помнил, как увидел девушку впервые, и подумал тогда, что подобная красота пугает, если ты заметишь ее в ком-то. Мороз по коже. Потом он совсем привык к ней и почти перестал обращать внимание. Звучит странно, но он и правда увидел ее впервые вчера… Сая лежала перед ним, сонно склонив голову на бок, точно хрупкая фарфоровая кукла. — Папа, кто Сая? — не выдержал Кай, в то время, как в голове отзвуками билось эхо: “Знаешь ли ты, кто она? Почему она такая? Знает ли она о… своей силе? И, если ты всё это знаешь, то почему жил со всем этим, молча?” Джордж вспомнил слова Дэвида о том, что она — оружие. Сказал строго и тихо: — Она твоя сестра. Кстати, Рик дома один. Я останусь здесь, а ты езжай к нему. Не возражай. Кай ещё раз посмотрел на Саю и сказал: — Постарайся отдохнуть, пап. Он медленно вышел в коридор и подошел к больничной стене. В голове его вновь мелькнул кадр увиденного вчера поцелуя. “Наверное, она не сопротивлялась ему, потому что он чем-то ее опоил. И еще потому… вела себя так. Ненормально. А я стоял, как идиот!” Кай вспомнил молитвенную отрешенность на ее переменившимся лице. У него возникла ассоциация с египетским Сфинксом, который смотрит на тебя и просто знает все ответы на вопросы. И это… звенит в воздухе. Страшно. Потом зачем-то вспоминал, как Сая по утрам пользуется бальзамом для рук, чтобы не сушить кожу. То есть, другая Сая — аккуратная, трусливая немного, изящная и мечтательная, но обаятельная, как все симпатичные девушки в его школе. В голове не укладывалось. Рик приготовил завтрак и привел зал в порядок. Словно маленький мужчина с закатанными рукавами школьной рубашки, он протер барную стойку, оставил на двери табличку с надписью “закрыто” и поднялся в кухню. Не выспавшийся, лохматый Кай озадаченно смотрел в окно. — Отец придет, откроет ресторан, — отрапортовал Рик. — Позавтракай, хорошо? Кай посмотрел на мальчишку ниже его на голову с небольшим. — Как там Сая? — спросил младший брат. — Пока без сознания, — тяжко вздохнул Кай. — Врачи говорят, у нее нервное истощение, авитаминоз, но скоро она придет в себя. — Когда очнется, хуже всего, если на твоём лице останется это кислое выражение. Всё будет хорошо, — он подошел к кофемашине. Кай удивлённым взором проследил за Риком. Он прервался от размышлений, увидев, что в передаче новостей показали школу. У ее ворот столпились люди, похоже, для митинга. На людей тревожно падал свет мигалок полицейских машин, не попавших в кадр. — Наша съёмочная бригада ведёт репортаж с места преступления, — говорил диктор. — Минами, вы нас слышите? — Доброе утро, — раздался голос хорошенькой репортерши, и её лицо немедленно показали крупным планом на фоне школьного двора. — Мы находимся в эпицентре событий! — бодро вещала Минами. — Месяц назад в центральной части Окинавы началась серия загадочных и очень кровавых убийств. Вчера ночью подозреваемый в злодеяниях был задержан. "Неужели, этого сумасшедшего виолончелиста поймали?" — с надеждой спросил Кай мысленно. — ...им оказался сержант морской пехоты военно—морского флота США Чарльз Хачер тридцати одного года, — как ни в чём ни бывало лгала Минами, и на экране показали портрет преступника — бритоголового, широкоплечего незнакомца с таинственным взглядом гориллы. — Вчера около восьми часов вечера сержант Хачер проник на территорию бизнес—школы Козо и жестоко расправился с учителем Уноминэ Дзюнитизе, который находился на дежурстве. После этого подозреваемый забаррикадировался в школе, но был арестован патрулём морской пехоты США. Из надёжных источников мы получили информацию о том, что сержант Хачер находился в состоянии наркотического опьянения. Американские военные, ссылаясь на договор о военных базах, не пускают представителей местной полиции на место происшествия и отказываются выдать подозреваемого. В ответ жители устроили пикет протеста. Существует ряд способов облапошить зрителя. Нужно использовать манипулятивные фразы, вроде “надежные источники”, “группа экспертов”, и так далее… — Они лгут, — буркнул Кай. — И, кажется, всегда лгали.***
— Какие странные раны, — пробормотал Ван Арджеано на диктофон, рассматривая края среза туловища чудовища. — И он окаменел… Почему столь необычная реакция? Подобные следы оставляет только лазер или, разве что, самурайский меч. Однако, я с долей сомнения представляю себе древнего воина восставшего из могилы специально для помощи нам, — он остановил запись, подумав, что боссы говорят ему не всю правду. Еще он подумал, что ему слишком много платят за работу. Так много, словно в конце он умрет. Вспомнилась его недавно купленная вилла на Карибах и то, что нескоро ему удастся туда отправиться. Конечно, на арене есть еще один игрок. Опасный, неизвестный Вану игрок, способный навсегда убивать рукокрылов. Это серьезный изъян, тревожный колокольчик. — Знать бы мне, кто этот загадочный самурай, — прошептал он, приблизив лицо к острому, как лезвие краю среза. Сае всю ночь снились кошмары. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится и некоторое время напряженно вглядывалась в потолок над ней. Ничем не примечательный такой потолок, но всё-таки в нём что-то тревожило. Сая нахмурилась. По белой поверхности умиротворенно раскачивались светло-серые тени от занавесок, сквозь которые сочились солнечные лучи. Со двора доносилось пение птиц, пахло больницей, лекарствами… “Стоп. Что?” Она нахмурилась сильнее, дернула головой в сторону и обнаружила своего отца. Секунду она застала на его лице незнакомое выражение безнадежной старости. Сердце укололо тревогой, и внезапно стало ясно, что во рту пересохло. — Я в больнице? — хрипло шепнула она. — Ты... потеряла сознание в школе, — пробормотал Джордж, посмотрев ей в глаза и поняв, что не способен сообщить им правду, потому что она этого не хочет. — Ничего себе. Со мной такого раньше не было, — продолжая задумчиво хмуриться, пробормотала Сая. Ощущение тревоги отказывало улетучиться. “Что-то не так”, — настойчиво и параноидально билось в голове. — Вроде, помню, как я убежала в школу за кроссовками... — и замолчала. Грудь сдавливало от нешуточной боли. Она удивлённо посмотрела на уставшего Джорджа, словно спрашивая ответа. Каменное, чужое лицо отца почти ничего не выражало. — Там случилось что-то, пап. Очень страшное. Не могла я с бухты-барахты сознание потерять. Но вспомнить не удавалось. Сая взглянула за окно, и тут же подскочила на кровати: — Соревнования! И поймала себя на облегчении: “Точно, всего лишь опоздание на соревнование… Что же еще это могло быть? Ничего страшного. Ничего…”. На секунду она освободилась от тревоги и была рада увидеть ответную улыбку Джорджа. — В другой раз поучавствуешь. Я лично пойду за тебя болеть. И узелок с едой захвачу. Знаю ведь, что ты, когда нервничаешь, постоянно голодная, — он как-то беспомощно улыбнулся. “Это неправда”, — холодно прозвучал в ее голове чужой голос. “Это неправда, и ты это знаешь”. Чувство тревоги вернулось. Гнетущую тишину прервало громкое и возмущенное урчание в желудке. Сая, вздрогнув и покраснев, спряталась под одеяло. Джордж тихо рассмеялся и потянулся к пакету с гостинцами: — Всё время так забавно смущаешься. Ничего. Сегодня придётся довольствоваться этим. — Учитель по биологии сказал, что динозавры вымерли, потому то я их съела, — выглядывая одним глазком из-за края одеяла, сообщила она. В этот момент в дверь постучали, и Джордж тревожно обернулся. Сая увидела на пороге Дэвида. Иногда он приходил к отцу, и она пыталась быть с ним вежливой, но на сей раз посмотрела на него строго и холодно. Ей не нравилось, что после бесед с этим американцем отец сам не свой. — Есть разговор, — коротко произнес Дэвид Джорджу, почему-то посмотрев на Саю пронизывающим взглядом, который показался ей почти оскорбительным. — Сая, — стараясь говорить бодрым тоном, сказал Джордж, — мы спустимся на первый этаж. И, будь добра, кусками пищу не проглатывай, — он улыбнулся, кивая в сторону принесенных суши. — Я, конечно, постараюсь, но ничего не могу обещать, — а потом, скользнув взором по Дэвиду, уточнила: — Пап, всё в порядке? Джордж пожал плечами: — Конечно. “Ложь”, — безжалостно и спокойно отсек внутренний голос. Интересно, почему он мужской? “Слишком медленно. То, что случилось во Вьетнаме, оставило в ней глубокий шрам. Защитные барьеры психики высоки. Будет труднее и больнее, чем обычно”, — я отошел от окна, оперся на стену и понял, что на меня строго смотрит медсестра. — Это сад для больных. Как вы сюда попали? Уходите, пожалуйста, пока я не вызвала охрану. — Зачем? — Чтобы вас выставили! — За что? — Тут нельзя находиться, ясно вам? Или вы глухой? — Почему нельзя? — Да, ты с Луны свалился, ненормальный? Говорят тебе… — Я в любом случае останусь тут. — То есть?! — опешила она. — Кстати, вот и главврач, — сказал я, глядя ей за спину и делая шаг вперед. Она быстро обернулась, а я в это время в два прыжка достиг невысокой крыши. Отсюда будет слышно хуже. Положительный. Так обо мне говорили. Положительный, честный, верный и добрый. Даже людям, у которых есть мозги, довольно сложно оставаться положительными на протяжение своей жизни, что уж говорить обо мне. Я, между прочим, не альтруист. Я просто влюблен. Это разные вещи. И говорю это потому, что если медсестра не уберется, мне придется где-нибудь ее связать на время. Она от этого не умрет, а мне слежку продолжать нужно. — Тебе уже известна "легенда", которую они сочинили? — спросил Дэвид, кивком указав на сложенную газету. В зале было почти пусто, а двери в клинику распахнуты. На пороге трудилась уборщица, пока для больных тихий час и время не приемное. — Я слышал, — ответил Джордж. — Вдобавок ко всему, они забрали тела — рукокрыла и учителя. Труп монстра разрублен ровно пополам, и они это заметят. Потом ты сам знаешь, до кого дойдет информация, и война начнется, хочешь ты того или нет. — Но ведь мы хотели дождаться, когда она сама вспомнит, — устало произнёс Джордж, цепляясь за последнюю надежду. — Подумай, что было бы, если бы рукокрыл вышел прямо в город, прикончив учителя, — безжалостно нажимал Дэвид. — Его могла убрать только Сая. На неё вся надежда, она заменяет армию солдат Красного Щита. Непонятно, правда, что заставило её так вот разом вспомнить свои навыки. Может быть, это в крови... Суть в том, что она вот-вот пробудится, и тогда твоя дочь серьёзно переменится характером. Я должен её забрать. — Хочешь, чтобы я её просвятил? — мрачно спросил Джордж. — Решать тебе. Но нет никакой гарантии, что эффект "берсерк" при этом не повторится, — внушительно сообщил он. — Мы уже на своей шкуре убедились в том, что бывает, если насильно будить её память. Но медлить больше просто нельзя. Возьми с собой табельное. Тебя, конечно, прикроет снайпер, но… ты же понимаешь. — Есть план эвакуации на экстренный случай? — Нет. Тебе придется действовать на свой страх и риск. Ты готов к этому? — Да. — Тогда пусть ваша беседа будет в максимально безлюдном месте. Где-нибудь за городом, у древнего склепа, допустим… Она пыталась не замечать тоску, отмахиваясь от нее, как люди пытаются избежать навязчивых мыслей о своем стыдном прошлом. Не получалось. “Если бы это не был кошмарный сон, на мне бы раны остались, верно? Вот и хватит об этом!” — сказала себе она. “Какие еще раны?” — вкрадчиво прошелестел тихий мужской голос. “Никаких ран бы на тебе не осталось…”. “Замолчи”, — Сая даже на секунду зажмурилась. “Их не осталось бы, потому что…”. “Ну, хватит”, — отмахиваясь от внутреннего диалога, подумала она. На столике стоял узелок с одеждой, и Сая решительно к нему потянулась. Она надела джинсы, футболку и пошарила на голове, обнаружив там беспорядок. Посмотрев на свое отражение, она нахмурилась, в собственном лице ей почудилось нечто неправильное. Что-то с глазами. Приблизилась к зеркалу, рассматривая радужную оболочку — черную на первый взгляд, непроницаемую, но, если приглядеться, можно увидеть бордовый оттенок, как у вина или черешни. Только теперь оттенок показался ей заметным сильнее… Так не должно быть. Они красные. Они красные и светящиеся, как у чудовища, который, с треском ломая под своим весом кафель, тяжелыми прыжками несся на нее. Они красные, как кровь, подсвеченная лампой. Вскрикнув, Сая отпрыгнула от зеркала, яростно закрыв лицо ладонями. Она чувствовала на себе взгляд отражения. Вжав голову в плечи, неторопливо открыла глаза, стараясь смотреть на свои ладони. В ладонях плескалась кровь. Рукокрыл. Гигантский кровосос… Она слышит хруст костей человека, которого кто-то ест заживо. Сая, сражайся. — Кай… Ее брат никогда и никого не боялся, Сая ни разу не видела его испуганным, но почему она помнит, как ужас искажает обычно знакомые черты его лица? Почувствовав себя очень одинокой, она стремительно вышла из ванной, покинула палату и отправилась искать отца, хоть кого-то, рядом с кем не так страшно. Она потом обо всём подумает. Сейчас ее почти тошнит от страха. Я, словно тень, обогнул здание, но не стал приближаться к центральному входу. “Сейчас она потребует ответа, хотя знает его. Испытывая шок, оглушение и смятение, выбежит из больницы и направится туда, где ее сердце спокойно. Там небо сходится с землей, и горизонт похож на близость Бога, который понимает тебя. Она упадет в песок и будет смотреть в небо, пока слезы текут из глаз. Я знаю это, потому что я видел такое не раз, когда она полагала, будто никто не способен увидеть ее и понять”. Всё равно я собирался к пляжу, чтобы еще раз проверить, не был ли там искомый рукокрыл. Там я с ней и увижусь, когда она немного придет в себя. Если выйти сейчас, могу спровоцировать истерику. Сая услышала голос отца и остановилась — ей не хотелось прерывать, возможно, важный разговор и становилось стыдно за свой детский страх. Пока она колебалась, стоит ли прерывать беседу, расслышала: — Ты забыл, что случилось в прошлый раз? — Я всё помню, просто хочу, чтобы Сая была счастлива, а если вернуть ее вам, то всё начнется сначала, — устало произнес Джордж. — Какое еще счастье для Саи? Ты забываешься насчет ее природы. Она воин. Палач с многолетним стажем. Опаснейшее существо из ныне живущих. Единственное в мире, которое способно противостоять рукокрылам и спасать людей. Счастье — немного не та материя, которая ей, в принципе, доступна. И всем нам. — Но она моя дочь, — тихо сказал Джордж. — Напомнить о бомбардировке северного Вьятнама в ночь перед Рождеством? — спросил Дэвид мрачно. — Не трудно вспомнить, какие подарки от рук твоей "дочери" получили ребятишки. Читал подсчет жертв? Знаешь, сколько имен в этом списке? Послушай, Джордж, ты долго прожил с ней бок о бок и успел привязаться — я понимаю. В конце концов, в беспамятном состоянии, Сая выглядит обычной, обаятельной девчонкой, но это состояние — полудрема, игра ее разума, роль. Истина же в том, что Сая несет войну в самой своей крови. — Перестань, я понял. Я расскажу ей... всё. — Поторопись. Наше время на исходе, — сказал Дэвид, поднимаясь. Еще до конца этого разговора Сая, нацепив наспех кроссовки, бежала к пляжу, не разбирая толком дороги. Мимо нее проносились одинаковые в своей разности туристы и горожане — соломенные шляпы, кепки, косички… Мир мчался пестрой вереницей размытых силуэтов вдоль тротуара, солнечно издеваясь над ней — машины, деревья, блики в витринах, смех, речь на незнакомом языке, походные рюкзаки… Ей хотелось лечь на асфальт и кричать. Мне хотелось обнять ее со спины. Мне хотелось, чтобы она кричала вместе со мной, пока я несу ее на крыльях прочь отсюда.***
Никто не любит плавать прямо рядом с дорогой, поэтому тут пусто. Сая вошла по колено в воду, чтобы потом забраться на выступ каменного обломка скалы и сесть там, обняв колени, пережидая внутреннюю бурю, которая невидимым смерчем обволакивала всё ее существо в одиночество. Так всегда и бывало — стоит ей расстроиться, изнутри поднимается буря, и вокруг нее понемногу расходятся люди. — Дайте ей побыть одной. — Не трогайте ее. — Не мешайте ей. Примерно так это работает… Сая пережидала бурю в одиночестве, становясь ее единственной жертвой, и искренне считала, что это справедливо, хотя такая справедливость не очень ей нравилась. Я был единственным, кто разделял это с ней и, чтобы заглушить бурю, играл на виолончели. Сая смущалась, напрягалась, не желая делиться тоской, но музыка ей всё таки нравилась. Музыка прогоняла ее демонов. Взгляд Саи был полон печальной нежности, когда она смотрела на меня после этой игры. — Что бы ни случилось, подле тебя так спокойно, — порой говорила она. Сая не понимала меня. “Во мне от спокойствия только постоянство пламени. Во мне от тепла только его жар. И я сожгу тебя, если ты только станешь ближе”. Но эти мысли ей знать совершенно не обязательно. Я спустился на пару ступенек ближе к пляжу, открыл футляр. Медленно тронул смычком струны виолончели. “Смотри на меня, Сая. Слушай”. Колыбельная неторопливо, но отчетливо полилась из струн инструмента, потекла по пляжу, проникла в воздух, обрела плоть и кровь, коснувшись внимания Саи. Она в это время вернулась на пляж и лежала на песке. Услышав музыку, она медленно приподнялась на локтях, потом встала и неуверенно обернулась. “Здравствуй”. В глазах ее мне показался оттенок отчаяния. Аккуратно, не замечая в своей походке хищника, она подошла к лесенке с пляжа, где я сидел, считая ее шаги и чувствуя, как Сая становится ближе. Она слушала меня с болью в своём сердце. Она принимала меня, желая оттолкнуть. Я не перестал играть даже когда нас стала отделять пара ступеней. — Кажется, мы знакомы. Я видела тебя вчера… в школе. “Сейчас начнется”. — Почему ты молчишь? — спросила она недоуменно. — Всё это было задумано ради того, чтобы я не убегала, я знаю. Теперь я здесь. “И что из того, что ты здесь? Я мог бы сам подойти к тебе в любой момент”. — Похоже, все осторожничают. Почему-то не только тебе, но и папе… трудно сказать, что происходит. Я должна знать, — уже тише сказала она. Я перестал играть и взглянул на нее: — Хорошо. Я всё тебе расскажу. Она посмотрела на меня с испугом. — Я правда всё объясню, если ты сейчас скажешь, что готова вернуться на путь войны. Не выдержав мой взгляд, она посмотрела в сторону. “Но ты не готова. Ты хочешь, чтобы я взял тебя за ручку, осторожно всё объяснил, утешал тебя и попытался заверить, что не происходит ничего ужасного. Ты хочешь, чтобы я лгал и чтобы сопротивлялся твоим попыткам уйти от правды. Так не пойдет. Я не буду за тобой бегать, втолковывая истины в сотый раз. Либо ты себя примешь, либо нет, и тогда я действительно заберу тебя из этого ада”. Я поднялся, укладывая виолончель обратно в чехол. — Как я могу сказать, что готова, если понятия не имею, о чём речь? — мрачно поинтересовалась она. “Это не правда. Ты чувствуешь, о чём речь. Ты чувствуешь это, и ты бледна, у тебя дрожат руки. Ты хочешь потребовать от меня, чтобы я совершил насилие — рассказал тебе всё, как есть, вызвав шок и панику. В эту игру я уже играл”. Я собрался уйти. Во-первых, нужно искать еще одну “мышку”. Во-вторых, во мне нет смысла, пока Сая не желает являться собой. Даже если я всё вывалю на нее, это ее загрузит и ничем не поможет. К тому же, кажется, я не оставлю ее в одиночестве. “Он здесь, — подумал я. — Вовремя”. У обочины лихо припарковался мотоцикл, на котором сидел Кай. Брат Саи, перепрыгивая ступени, поспешил к девушке. Увидев меня перед собой, он испытал ликование от того, что сейчас-то однозначно вмажет мне в глаз. — Опять ты, — прошипел он. — Уже второй раз я вижу тебя рядом с Саей, и второй раз вижу её разбитой. Что тебе нужно от неё?! “Ну, у меня довольно большой список…”. Кай хорошенько размахнулся и ударил, но попал в воздух. Я увернулся, спустившись на одну ступеньку вниз. Затем еще раз, не поднимая рук для защиты. “До него же должно дойти, что я сильнее? Нет? Он и правда храбр, хотя им и движет еще комплекс вины за смерть своих настоящих родителей. Всё же он очень силен духом. Воин”. К тому времени, как мы оба спустились к пляжу, мой анализ характера Кай был завершен. Пора уходить. Я поднял руку, схватил его за ногу и швырнул через плечо, чтобы он дал мне пройти. Кая подбросило на полтора метра и откинуло вбок. Парень удачно упал и отделался парой синяков, пострадала только гордость. На всякий случай, склонившись над Каем, я хотел выяснить, в чём суть повреждений, но передо мной встала Сая. Глаза горят яростью, брови сердито сдвинуты. Орлица защищает своего птенца. — Перестань! — Если таково твоё желание, — помедлив, проронил я и поднялся по лестнице, чтобы найти удобную точку наблюдения. В воздухе опять пахло рукокрылом, мне нельзя далеко уходить. “Она и впрямь была зла. В прошлый раз один звук его голоса заставил ее прийти в себя. Видимо, это опять случилось”. Сае регулярно кто-то нравился. Почти всегда — трагически сильно. Заканчивалось всё обычно не очень хорошо… В голодное сердце постучалось отчаяние. “На сей раз она влюблена в Кая”. Ветер доносил до меня их голоса, но я не вслушивался. “Началось, — подумал я, чувствуя, как в груди начинает медленно и неуклонно подниматься стена пламени. — Это моя немая война. Ревность, злость, обида, ярость, ненависть, несправедливость, непонимание — не важно, сколько будет камней, брошенных в меня. Их никто не увидит, они никому не помешают, я справлюсь”. Чуть ослабил ворот рубашки. “Сосредоточься. Тут рукокрыл поблизости”. — Что он тебе сказал? — с тревогой спросил Кай Саю, которая еще смотрела вслед ушедшему виолончелисту. Вспомнив мои слова, она неожиданно отвернулась от брата: — Ничего такого, что было бы мне понятно. Кай вздохнул, впервые за долгое время ощущая себя неловко подле сестры. Он попробовал насмешливо улыбнуться: — Может, он маньяк? — Мне кажется, он просто слишком хорошо меня знает. — Не знаю… Кажется, он хочет использовать тебя или вроде того. Пытается заманить в ловушку. Мне совсем он не нравится, Сая, у него глаза холодные. Я такие видел, это глаза убийцы. О таких вещах Кай не шутил, потому что имел некоторое общение с людьми из местной мафиозной группировки втайне от отца. К его удивлению, Сая отреагировала хладнокровно. — Какая разница? Он не желал мне зла. Если бы не он тогда в школе, я бы погибла. Он пытается мне что-то напомнить, но я не понимаю его. Если бы он соизволил открыть рот не для загадок Сфинкса, то, может, я знала бы больше. — Ладно скажи мне лучше, — Кай развернул к себе Саю и пытливо посмотрел в глаза, — почему ты убежала? Она отвела взор в сторону, отошла к берегу, беспомощно сжалась и выпалила: — Кай, скажи, какая я? — Сая, может, я удивлю тебя, но ты — моя сестра. Когда ты впервые появилась у нас в доме, со временем я понял, что ты, например, довольно ответственная, принципиальная, трусливая, немного взбалмошная с семью пятницами на неделе, забавная и любишь погонять мяч, а еще обожаешь колбасу и кофе. Ты постоянно из-за всего нервничаешь, а потому постоянно ешь. Сая рассмеялась, но несмело и немного печально, словно услышала нечто предсказуемое. Предсказуемое и невероятно далекое от всей истины. Ощутив холод в груди, она вздохнула: — Ты тоже забавный, Кай… — А ещё ты постоянно краснеешь безо всяких видимых причин, — неожиданно сообщил он, проницательно посмотрев ей в глаза и наблюдая за тем, как ее щеки и правда заливаются румянцем. Он вновь ощутил этот толчок под ребрами, словно сердце схватили, и теперь оно пытается высвободиться, выбраться… — Это не правда, — фыркнула она, слабо улыбаясь. — Кто тебя только учил с девчонками общаться. — Ты краснеешь сильнее, когда врёшь, — заметил Кай, пытаясь скрыть странную взволнованность. — Ну, слушай, разве мало того, что я сказал? Ты — моя сестра. И никто не может тебя заставить быть кем-то чуждым себе. — Помнишь, что произошло в школе вечером? — медленно спросила она. Кай, словно обожженный, всплеснул руками. — Какая разница?.. — Каким образом я могла рассечь этого монстра пополам? — продолжала она. Кай не ответил. — У меня такое чувство, словно я… — Будто болтаешься между небом и землёй, — проронил Кай, поднял с песка камешек и швырнул в океан. — Знаю. Чувство полнейшей неуверенности во всём. Но хотя бы в одном ты можешь быть точно уверена. Я всегда буду рядом с тобой. И Рик, — поспешно добавил он. — И папа тоже. Нанкурунайса. Сая непонятливо нахмурилась: — Нанкуру... что? — На окинавском диалекте значит "как-нибудь прорвёмся", — он искоса взглянул на неё. — Отец часто это повторял. Он говорил это, когда ты у нас появилась, и когда я ушёл из бейсбола, когда стал "плохим парнем". Вот такие волшебные слова. Чувствуешь, как они тебя поддерживают? — Нанкурунайса, — произнесла Сая тихо и медленно, стараясь свыкнуться с незнакомой, но ласкающей слух фразой. — Легче? — Пожалуй, — солгала она. Когда они ушли, я был уже далеко. Рукокрыл, петляя по безлюдным улицам, искал себе прибежище. Временами он менял свой запах и уводил меня в сторону, но пока что его не тянуло к Сае. Теплый вечер, славный вечер. Семья за столом в их уютном доме. Разговоры ни о чём, просьбы передать кому-нибудь газировку. Тепло и больно, как прощание навсегда. Но они терпят его, потому что любят друг друга. Рик станет хвастаться успеваемостью, Кай сообщит отцу, что пора менять шины у мотоцикла, а Сая будет подыгрывать. А в голове застрянет мысль о том, что когда я появлюсь перед ней в следующий раз, случится что-то страшное.***
— Не подходи ко мне, чудовище! — рукокрыл оттолкнул меня, и я отошел на два шага. Стройный, но довольно помятого вида американец затравленно огляделся. Я загнал его в ловушку среди гаражей на окраине города. — Я не вернусь в ваше экзекуционную камеру, ясно?! — Через четыре часа ты умрешь, как человек, — констатировал я. — И станешь опасен. Но если тебя обескровить, процесс растянется. — Что ты за монстр такой?! За что вы похитили меня из дома? Я вытащил из рукава ножи. “Я не могу позволить себе просто убить его. Память Саи сопротивляется, но она должна ликвидировать цель без моей крови. Если усыплять за Саю чудовищ, то ее память не получит необходимого толчка для пробуждения. Она увидит, почему ей нужно драться. Если придется, заплатит цену за свой эгоизм и нерешительность, как платим ее все мы”. — Ответь мне, чёртов псих! Почему ты молчишь?! "Почему всем так это интересно?" Я вонзил ему в горло нож, и он захлебнулся словами. Аккуратно и быстро отделив голову рукокрыла от тела, я дождался, когда вытечет достаточно крови, а потом с небольшим трудом замуровал беднягу у гаража двумя старыми легковыми машинами. Ему придется постараться, чтобы восстановиться и вырваться. Когда он очнется, трансформация будет течь в режиме экономии, вяло. Таким образом, родившись, рукокрыл окажется еще слаб. Сая его легко прикончит даже без моей крови. Отряхнув с пиджака пятна пыли, я вложил ножи обратно в нарукавные чехлы и двинулся прочь. Сейчас Сая должна быть в школе. Дурацкая затея ее отца продолжать играть в семью затягивалась… Человек в процессе получения опыта на основе своих ошибок либо растет либо умирает. И, как бы мне ни хотелось помешать этому, я не нянька. Я откладывал посещение магазина до самого конца, потому что привязался к старому стилю битвы. Я ретроград, и для меня время остановилось, но пришлось признать, наблюдая за течением жизни, что если я не приспособлюсь, то мне станет трудно защищать Саю. Некоторое время назад я сделал заказ на покупку специфического типа. Специфического даже для меня. Человек, которого я намеревался навестить, пока Сая на занятиях, а рукокрыл на время обездвижен, проживал на побережье, на окраине города Наха. Старый японец держал бар “Норрис” уже пятнадцать лет. Ходят туда лишь байкеры и местные тусовщики из древней семьи якудзы. Днём здесь тихо, а парковка пуста. По трассе время от времени рассекают байкеры. Чужаков не любят. Особенно, если это франт в черном костюме и рубашке. Да еще и если с ним футляр для виолончели, подозрительно напоминающий гроб. Не люблю людные места, не люблю места, где пахнет кровавыми деньгами, просто ненавижу, но вписываюсь даже туда. Меня никто не заметил, когда я появился. Это моя особенность — становиться невидимкой при примечательном внешнем виде. Я живуч, неуловим и скрытен, как таракан на стероидах. С тем отличием, что если оторвать мне голову, я не умру от голода. Специфика нервной системы. Побарабанив пальцами по стойке, я сел на стул и воззрился в затылок бармену. Тот хмуро на меня посмотрел, оценил внешний вид и пробормотал: — Бал в соседнем дворце, принцесса, тебе тут со своей скрипочкой делать нечего. — Мне нужна новейшая разработка Desert Eagle под пятидесятый калибр и много патронов. Номер заказа: 489—111—657—45. Я заказывал примерно три месяца назад. И покажите ваш арсенал винтовок на всякий случай. Он неожиданно зацепил взглядом футляр, словно что-то поняв, несколько переменился в лице, пробормотал: — Ты новичок. Ясно. Иди за мной. Следующая покупка только для членов Семьи. Будет наценка. — Я не торгуюсь. — Таковы правила. Ты не входишь в Семью. — Об этих правилах речи не было. Он усмехнулся, вёл меня к двери. Я красноречиво схватил его за горло и приставил к нему нож. Раздался хлопок, и в спину мне впилась, словно жалом, пуля. Я покачнулся но устоял, развернулся и выставил перед собой бармена, как щит. — Что ты такое? — выдавил он, в то время, как стрелок едва удержался от панического намерения выстрелить еще раз. — Я и бесплатно заказ могу забрать. Он закивал: — Ладно-ладно. Идём за мной. Я талантливый в плане меткости. Отказываться от ножей насовсем не собирался, но с ними хлопотно. Я решил использовать их в тех случаях, когда пуля до цели достать не способна или пистолета недостаточно. Заказанное мной оружие весит больше, чем стандартная боевая катана. Неплохая скорострельность, высокая точность. Его вес и громоздкость меня не волновали. Так же я знал, что придется довольно бережно обращаться с оружием, дабы оно не подводило. Заказал особенные пули. Desert Eagle и без того способен пробивать бронежилеты, а я целюсь рукокрылам в глаз, пасть и ухо. При условии, что монстры быстро движутся, это представляется трудной задачей, но я действительно меткий. Абсолютной альтернативы моим ножам до сих пор не придумали, но это лучше, чем ничего. Ножи быстрее, я могу бросить до четырех или пяти одновременно в разные цели. Они летят дальше и, учитывая, с какой силой я бросаю их, способны пробить насквозь довольно толстое дерево. Но имеется несколько существенных недостатков. Настолько существенных, что они могут стоить мне или Сае жизни, не говоря о вреде операции. Во-первых, они заканчиваются, и их приходится искать после битвы. Это долго, и я должен найти все, чтобы не оставлять улик. Постоянно приходится держать в уме, какой именно нож и куда я бросил в тот или иной момент боя, что забивает оперативную память, которую я мог бы более продуктивно использовать. Во-вторых, их нужно точить. Учитывая, как их много, заточка представляет собой длительный, трудоемкий процесс, не говоря о закреплении их всех на моих костюмах (представьте себе их вес). В-третьих, они ломаются. Ножи сами по себе в отдельности легкие и сделаны такой формы, чтобы обтекаемость при полете была почти идеальной, но если нож не пробьет броню, то может сломаться. Впрочем, он может сломаться и по ряду других причин. Таким образом, ножи, конечно, удобные, но пистолет здорово облегчит мне задачу, увеличит маневренность, сэкономит кучу нервов и времени. Поэтому я долго выбирал его, когда технический прогресс, наконец, стал создавать оружие, хотя бы приблизительно отвечающее моим требованиям. Я рассмотрел его в своей руке, зарядил, отставил в сторону и открыл одну из коробок с патронами. Сделанные на заказ пули идеально подходили для того, чтобы вгрызаться в плоть рукокрылов. Может, они и не смертельны, но болезненны и способны на время парализовать чудовище. Хозяин “Норриса” был чрезвычайно рад тому, что я ушел. Перед уходом пришлось переодеть рубашку с пиджаком. Нужно зайти в магазин, купить вторую пару костюма на смену… Опять.***
В актовом зале, заполненном траурными фигурками учеников, холодно. Сквозь витражные окна не лился солнечный свет, потому что они занавешены. Сая, молча, стояла и даже не притворялась, будто слышит речь директора. “Когда я пришла, дерево, около которого убили учителя, уже срубили, стекла окон в порядке, а класс химии такой же, как раньше. Вот так и стирается правда. Никто никогда не узнает, что случилось. А даже если узнает — не поверит”. Потом она вспомнила вчерашнего рукокрыла. Однажды ей пришлось смотреть фильм про динозавров. Тираннозавр воплощал собой первобытный ужас… Когда Сая увидела, как рукокрыл медленно на своих задних лапах движется по коридору, а из пасти его сочится кровь, она испытала страх, от которого ее почти рвало. Его крохотные глазки светились, точно у тигра в сумерках. Но всё же дело не в его облике. Просто Сая понимала, что само существование рукокрыла — преступление против законов природы, эволюции и элементарной логики. Причем, рукокрыл чувствовал это. Чувствовал абсурд, неуместность собственного бессмертия в мире, полном энтропии. Сае казалось, он хочет умереть… “Тот, кто создал его — не бог и не дьявол, а нечто более низменное, глупое. Тот, кто создал его, должен быть безумен”. Даже создание бомбы — не такое преступление, как создание рукокрыла. Почему — Сая себе объяснить не смогла. Как и то, отчего она так уверена, что вовсе не природа породила это жалкое, бесполое существо. "Этот день постепенно забудется", — подумала Сая, выходя из актового зала вместе с учениками. Каори шла подле нее — обеспокоенная и печальная, но она почему-то в этот раз не могла поделиться своими мыслями. Словно теперь между ней и лучшей подругой выросла стена. — Слушай, может, в кино сегодня сходим? Тебе бы развеяться, отдохнуть. Когда Каори выговорила это, Сая ощутила, как стена обрела еще больше плотности, стала почти осязаемой. — Извини, у меня дела сегодня. Ее подруга совсем поникла, поняв, что это ложь и что она вынужденная. — Ладно, тогда в другой раз… “Дело не в тебе, Каори, — думала Сая. — Понимаешь, этот день и правда сотрется. Лак на новеньких деревянных партах высохнет, а кровь нашего учителя впитается в землю. Через пару дней ты забудешь о произошедшем, жизнь пойдет дальше. И, непонятно почему, но это кажется мне чудовищным… Завтра ты будешь махать мне рукой и спросишь, как дела. Мы все станем делать вид, что теперь всё в порядке. Я не могу простить тебе этого. И себе тоже”.***
Джордж всё больше мрачнел, наблюдая, как солнце клонится к закату. Он поднимался с Саей по ступеням к склепу, храня молчание. Вокруг почти никого нет. Недалеко отсюда на дереве сидит снайпер. Я страхую на самой вершине холма, прячась среди камней. Если что-то выйдет из-под контроля, смогу замуровать Саю на время в склеп. Отец и дочь медленно шли по лестнице. Джордж негромко рассказывал о том, что он прошел войну. Он никогда не говорил о ней, и то, что он решил это сделать, усилило фон отчаяния. Сая слушала, потерянно шагая подле него. Она слушала про то, как Джордж ушел со службы, чтобы забыть увиденные им ужасы. Слушала про то, как рано он поседел и сколько потерял друзей. Про то, как он любил свою жену и дочь. Она слушала про то, как Джордж со своей семьей исцелился от памяти о войне. Он улыбался, говоря о своих надеждах. Потом он спокойно рассказал, как хотел умереть, потому что однажды его семьи не стало. Его маленькой дочери оторвало ноги. Части тела жены собрали не все, половину туловища растащили дикие птицы. Теперь кости изуродованных останков покоятся в этом склепе. Джордж рассказывал, как сидел подле него, приставив к своему виску пистолет, подаренный ему сослуживцами, когда он увольнялся. Он помнил, как выглядела машина после аварии. Он не мог плакать, чувствовал приложенный к коже голове холод металла и вспоминал, что часть обугленного двигателя прикипела к коже спины жены. Он вспоминал, как его спрашивали, следует ли кремировать тела. В теплый, летний вечер он захотел умереть, потому что решил, что уже мертв. Он пережил войну и выкарабкался, благодаря семье. Теперь ее не стало, и смерть смеялась над ухом, как старая безумная ворона. Он сидел у склепа, приставив пистолет к виску, когда услышал странный стук. Биение, похожее на то, какое бывает, когда с помощью ультразвука проверяют состояние плода в чреве матери. Он уже слышал такое, когда вместе с женой ездил в клинику, где узнал о скором рождении девочки. Этот звук, который изумил Джорджа, решившего умереть, был стуком сердца. Точнее — это вибрировал и сжимался кокон, в котором обычно спят королевы рукокрылов — со временем вокруг их тел формируется крепкая защитная и питательная оболочка. Джордж проассоциировал Саю с дочерью, которая вновь у него родится, и она родилась. До этого он усыновил двух мальчишек, чьи родители также погибли в автокатастрофах. Он получил своё третье рождение. Совершенно белый от седины Джордж часто повторял: — Хоть мы не родные, но это не главное. Мы семья. Потому что боль объединяет сильнее, чем кровные узы. Потом “родилась” Сая — смешная и неуклюжая, фантастически красивая девочка без памяти даже о том, как разговаривать. Семья стала больше, но именно мысли о Сае заставляли Джорджа жить. Теперь он говорил ей всё это и понимал, что должен отпустить ее. Ему сказали: она оружие. Сая печально смотрела на ступени, ведущие к склепу, закат золотил ее белую кожу и пушистые ресницы. Она выглядела хрупкой, потерянной и расстроенной. Когда Джордж закончил рассказывать, Сая разрыдалась, и он обнял ее. Снайперу скомандовали отбой. А я вдруг подумал, что это не единственная семья Саи. — Дэвид заберёт меня к себе? — спросила она тихонько и почти жалобно. — Да, — он посмотрел на часы: — Едем домой. Там… тебя ждёт человек, которому ты нужна. — Что мне теперь делать? — глухо отозвалась Сая, дёрнувшись от фразы своего отца, точно паяц в неумелых руках кукловода. — Что я за существо и сколько же, получается, мне лет? — На этот вопрос не у меня нужно искать ответ, — пробормотал он с сожалением, — ты сама должна решить. Она, явно стараясь говорить спокойно, спросила: — А что мне сказать Каю и Рику? — Я сам им скажу. Когда они приехали обратно к дому, Джордж, молча, вытащил ключи зажигания, и уже приготовился выйти, как Сая задала ещё один вопрос, разъедавший ей сердце, пока она смотрела на вывеску “ОМОРО”: — Пап. Когда я в следующий раз выйду из ресторанчика, я... Джордж так печально на неё посмотрел, что Сая не смогла договорить "больше уже не вернусь". Они оба вышли из машины, и Сая вновь спросила: — Где Рик? — Он у Каори, — ответил он, медленно, как бы нехотя подходя к двери, которая, он знал, была не заперта, хотя он запирал её. — Кай вот-вот должен вернуться. Он возится с мотоциклом. "Значит, я ещё увижу их", — подумала Сая, с надеждой посмотрев в вечернее небо. И когда только успело стемнеть? В пустом и непривычно неуютном помещении ОМОРО за одним из столиков сидел Дэвид. Он даже не поднял головы, только сказал: — Все сроки уже давно вышли. Ты проинформировал её? Сае был не по душе и этот человек и то, как он разговаривает с её отцом. Душу жег холодом его бесстрастный взгляд. — Я сказал то, что знал, — сказал Джордж тихо. — Хорошо, — кивнул Дэвид. — Значит, теперь моя очередь. Мы все состоим в организации "Красный Щит". Или щит крови. Мы, своего рода, солдаты, спасители людской расы. Ты помнишь чудовища из школы? Мы называем их рукокрылами. Это очень сильные существа с небьющимися сердцами, питающиеся человеческой кровью. Живут они феноменально долго, хотя от сильных повреждений могут впасть в вечный сон и со временем окаменеть. Они не имеют пола, инстинкта размножения и, вообще, ничего, кроме одной мучающей их жажды крови. В достижении своей цели они могут быть хитры и изворотливы, как люди. Многие поколения, Сая, мы продолжаем работу наших предков, пытаемся найти этих тварей, изучаем их, изобретаем оружие. Но ты сама должна понимать, что люди против таких выносливых паразитов почти бессильны. И поэтому всё время ты с нами. Именно твоя помощь нужна в этой войне. — Потому что я не человек? — уставившись в пол, негромко пробормотала она. — Думаю, ты уже догадалась, что... отличаешься от остальных, — сказал Дэвид. — Предположим, — ее трясло, но она пыталась сохранять хоть немного спокойствия. — Но никаких суперспособностей у меня при этом нет. — Только твоя кровь является для рукокрылов мгновенным, смертельным ядом. Именно из-за этой крови ты быстро залечиваешь ссадины, у тебя большой аппетит и ты так сильна. Достаточно пары капель твоей крови в открытую рану рукокрыла, и он обретёт вечный покой, — сказал Дэвид. — Ну, так берите у меня сбор крови каждый день, делайте пули и стреляйте… Хоть ведрами можете качать, мне не жалко. Дэвид был безжалостен: — Она нужна именно свежая. Мы делаем оружие из законсервированной крови, но оно малоэффективно, хотя несколько человек при усилии, возможно, смогут им убить одного монстра. Однако, Сая, люди гибнут, а рукокрылов много. Ты единственный человек, который может сохранить десятки жизней наших солдат. — И каким, собственно, образом я могу помочь? — вдруг спросила она. — Я... конечно, бегаю быстро, высоко прыгаю. Но я никогда не дерусь, не выношу вида крови и драк не люблю. Единоборство — это, пожалуй, единственное, что у меня не получается. Я могу лишь убегать. Вы будете меня натаскивать или типа того? — Тихо, — неожиданно Дэвид поднял руку, вытащил свой пистолет и кивнул Джорджу: — У вас есть ее меч? — В чём дело, Дэвид? — шепотом спросил отец Саи. Дверь стала медленно отворяться.***
На том месте, где я его парализовал, рукокрыла уже не было, зато он оставил прекрасно различимый в воздухе след. К сожалению, тварь была уже очень далеко. Скоро я прекрасно догадался, куда ведет меня тонкий, кое-как различимый запах гнилой крови и металла. Когда я подбегал к ресторанчику ОМОРО, дверь внутрь была уже настежь распахнута. Сая вместе с отцом вышла во двор. Джордж остановился, глядя в проход и закрывая собой дочь, которая цеплялась за его руку. Послышалась пара выстрелов — значит, внутри Дэвид. Какая бешеная сила вышвырнула американца из ресторана. Стукнувшись о фургон Джорджа, он тяжело соскользнул на асфальт, осыпаемый градом битого стекла. Успел. В уши прорезался лязг металла — когти рукокрыла царапнули по бронированному чехлу виолончели. Он еще толком не трансформировался и напоминал человека с очень длинными, когтистыми руками, шершавой, коричневой кожей и несколько собачьей челюстью. Один его глаз уже светился красным огнем. Я развернулся и отправил рукокрыла мощным пинком в живот подальше от Саи и Джорджа. Протянул Сае катану: — Убей его. “Пока он еще слаб”. — Нет… — шепнула в ужасе Сая, цепляясь за отца. Рукокрыл неуклюже перекатился на бок, его тошнило кровью, он трясся и жутко мотал изуродованной головой. Сая смотрела на него в шоке. — Немедленно возьми меч. — Не могу... Я не могу... не могу! Я не воин! Я не хочу! Я сунул ей в руки клинок. Теперь мне нельзя было от нее отходить. Если я сейчас обездвижу рукокрыла, а Сая откажется его убивать, он вырвется, потому что вечно его удерживать не получится. А когда он вырвется, нападет на Саю, и я не успею закрыть ее собой. Монстр поднялся на ноги и посмотрел на свою королеву. Оскалился. Сая порезала себе ладонь, но от вида крови ей стало не по себе, и я понял, что она близка к обмороку. Вытащив пистолет, я выстрелил рукокрылу в оба глаза и в пасть. Мотая мордой и ревя от боли, он отвлекся от Саи и потерял равновесие. Следующая пуля почти снесла ему треть черепа. Я не успел заметить, как меч оказался в руках Джорджа. Я не понимаю, какая логика может заставить человека так опрометчиво рисковать своей жизнью. Я не предусмотрел то, что произошло дальше. А дальше всё происходило очень-очень быстро. — Я сумею защитить дочь, — шепнул он решительно. Он солдат. Он дрался на войне, защищая других. Он дрался после войны, когда пытался убить войну в себе. Он дрался после смерти своей семьи. Как я не догадался, что он попытается драться и теперь, когда видит свою дочь в страхе? — Папа! Нет! — закричала Сая, наконец, и в глазах ее сверкнуло яркое осознание того, что сейчас произойдет. Это осознание я видел в ее лице уже не раз. Первый был, когда я падал со скалы. Холод от моих ног пробрался к голове — я знал, что Сая хотела броситься к отцу, но решительно отстранил её, оставаясь безучастным. Джордж попытался пронзить монстра клинком, обагренным кровью Саи, пока рукокрыл еще слеп и кажется беспомощным, но его удар был остановлен лапой чудовища… Сая рвалась у меня из рук, но что толку, учитывая, что у нее нет клинка, а рана на пальце уже затянулась? Она не поможет, а получит серьезное ранение. Мне наплевать, что она быстро восстановится, я не позволю ей испытывать эту боль. Крик полоснул мне сердце ножом из чистой, закалённой, словно металл, боли. Вторая лапа рукокрыла секущим движением поперек полоснула по животу Джорджа. Глаза рукокрыла мгновенно приняли нормальный вид. На получеловеческом лице его теперь была страшная растерянность. Увидев Джорджа, он схватился за голову уродливыми, длинными руками и бросился прочь. "Скорее всего, полная метаморфоза случится этой ночью". — Отцепись! Выпусти меня! Выпусти! Я разжал объятия, и Сая кинулась к отцу, распластанному на асфальте и выронившему меч. Он так и не успел ранить рукокрыла. Дэвид в этот момент пришёл в себя и окликнул Джорджа. За своей спиной я увидел Кая, который бежал к дому, но остановился. Помедлив секунду, полную шока осознания, он бросился к сестре, которая сейчас по-черному сильно меня ненавидела. Когда приехала “скорая”, Сая смотрела на меня с отчаянием и яростью. Она пнула ногой клинок. Что ж, она права. Я виновен в том, что защищал только ее и никого кроме. И я продолжу так поступать, ибо в этом моя суть, моё добровольное проклятие и предназначение. Так я выдрессирован. И я не собираюсь сейчас ловить рукокрыла. Мне почти всё равно, что он делает в городе. Я обязан оставаться подле Саи и отныне не покину ее. Если вдуматься во всё это, можно легко понять, что между мной, обычными рукокрылами и Дивой нет принципиальной разницы. Мы все чудовища. Кроме Саи. При ближайшем рассмотрении ясно, что лишь она одна из нас, кто дерется за право оставаться человеком.