***
Люди редко смотрят вверх, и я всегда этим пользовался… Мне известно, что симметричное здание школы имеет два выхода. Ворота территории закрываются на электронный замок ровно в семь часов вечера, когда все учителя за исключением дежурного расходятся по домам. Порой Сая задерживается тоже из-за подруги и своей неуспеваемости. У Саи проблемы с японским, а у Каори с математикой. Они ждут друг друга во дворе. Вторая — мечтательно слушая музыку на своем дисковом плеере, а Сая — монотонно шагая вокруг стадиона, опустив голову. Две недели сравнительно плотного общения, и они уже лучшие подруги. Всё серьезно, они клянутся на мизинчиках, и у них обеих есть их любимое место — смотровая площадка на пляже у пристани. Там они делятся секретами и не вполне детскими мыслями, полагая их Невероятно Особенными. Одинаковые, чистенькие фигурки учеников, как пластиковые солдатики, устремились в открытые двери. Утро кипучим ощущением жизни потрескивало в пространстве. Сая, поддерживая на плече сумку, догнала рыжеволосую, тоненькую Каори, хлопнула ее по спине и улыбнулась. На ходу стала доставать учебник и живо переговариваться с девушкой по поводу прошлого домашнего задания. Ее и впрямь серьезно заботило качество сделанной работы. В конкретно данные секунды она счастлива, просто не знает об этом. Таков был мой подарок — я не появлялся ей на глаза почти полгода, позволяя ей немного пожить, не давая своей крови, не заговаривая и просто незаметно любуясь ее жизнью со стороны. «Со стороны» — это, вообще, идеальная для меня позиция. — Ты думаешь, я не понимаю? — говорила она мне немного с вызовом и дрожащей в глазах печалью. — Ты оружие. Так вышло. Пока ты рядом, рядом война. — Если таково твое желание. Она смотрела на меня почти с ненавистью за мою покорность. Я улыбался ей в ответ. Сейчас Сая подстригла длинные локоны, надела темно-синюю юбку до колена, красный бантик на ворот белой рубашки. Она чистит туфли каждый день, а если внезапно отключают воду, искренне ходит недовольная — любит удобства. Она делает успехи в истории, математике и летературе. Японский дается ей очень сложно, она сильно отстает, а потому усердно занимается. Она любит конфеты из тугой патоки, которые называются ирисками, пьет огромное количество белого чая и какой—то модной газировки. Она обожает баскетбол и мальчика из популярной J-pop группы. Искренне считает, что если потеряет своих друзей, ей станет чертовски одиноко. Искренне верит в то, что ее жизнь настоящая. Если бы только не сны... Если бы только не эти проклятые сны. Наверное, она слишком впечатлительная. Сая не любит драки, кровь и фильмы ужасов, долго от них отходит. Временами она путает сон, фантазии и реальность. Что поделать — еще не повзрослела, так ей говорят. Когда она ловит мой взгляд, стремится опустить его быстрее. Ее грудь стискивает неуютный ремень чувства нехватки воздуха во внутренней вселенной. Сталь клинка Саи и сейчас в идеальном состоянии. Каждый год я летал в Японию специально, чтобы застать там одного из единиц оставшихся мастеров заточки самурайского меча. Этих посвященных становится всё меньше, и лет через двадцать их уже не будет совсем. Тогда умрет целая культура. Когда Сая просыпается, я предчувствую ураган. И начнется игра. Я — демон. Она — несчастная девочка, а ее сестра — главный злодей этой трагедии. Много крови, море слез, снова спячка. Когда двор опустел, я тенью бесшумно спрыгнул с угла крыши в заросли шии. До конца занятий можно не вести слежку. Насколько я заметил динамику, школьные будни практически не вызывают в ней проблеска воспоминаний. Гораздо интереснее и важнее время после последнего урока, когда брат отвозит ее в клинику. Я чувствую атмосферу города — это вполне физически реальный навык, приобретенный мной за десятилетия путешествий и бродяжнической жизни. Наха — особенное место. Не только потому, что кажется полностью отличным от остальной Японии, просто в нём сочетается лоск курортного города с солнечными, узкими улочками, напоминающими греческий пригород. Казалось, Наха вобрала в себя всё, что можно, дабы стать любящей, уютной и потрясающе загадочной. Что-то есть в том, как полуденное солнце озаряет абсолютно тихую, полностью безлюдную улицу, на которой белые, невысокие дома кажутся ослепительными. И в секунды мертвой тишины внезапно становится душно, веет густым, как кисель, ветром, из-за моря на берег наползает мгла так стремительно и бесшумно, словно это не ливневая гроза, а живое, оформленное, хищное чудовище. Оно накрывает замершую в преддверии улицу и обрушивается на город трескучим, шумным, яростным ливнем. Когда я вернулся к школе, Сая стояла в спортивной форме на площадке с турникетами и долго, сосредоточенно смотрела себе под ноги. К прыжку готовилась. Выглядела она серьёзной, собранной перед трюком, сложность которого и вполовину не так трудна, как многие из ее акробатических приемов. — Ладно, мы обе знаем, что у тебя получится, — подбодрила её Каори. — Ты сегодня на уроке очень высоко прыгнула. — Там был Кай. Я с ним поспорила на половину обеда, что смогу это сделать, — буркнула Сая. — А сейчас я что-то, знаешь ли, не так уверена. Тогда он меня раззадорил... — Хочешь со мной поспорить? — А что у тебя на обед? — Фруктовый салат и сэндвич. Она поморщилась: — Нет, фруктами я сегодня себя обеспечила, — и Сая всем своим видом показала, что намерена прыгнуть сколько нужно без всяких дополнительных стимулов, хотя еда и сладкое всегда были теми вещами, с помощью которых эта девушка становилась почти ручной. Еще кофеин, разумеется. И маленькие, бесполезные безделушки. В моем Лондонском убежище до сих пор валяются несколько коробок всякой чепухи от ракушек и камней до кулонов и фигурок, купленных в разных концах планеты. Сая решительно выпрямилась, сузила глаза, разбежалась и прыгнула. Перед прыжком, взгляд ее сделался острым, как лезвие. Перекладина поднята на два метра. Столько в высоту не прыгает никто в школе. И не только в этой... Но она взвилась в воздух, изящно выгнув спину. Я был уверен, что все получится, но глаза её расширились от удивления, и в полёте она задела ногой перекладину, упав на маты. "Воспоминание. Память тела по ассоциативной связи вызывает картинки", — понял я. — И мне даже не пришлось махать шоколадкой у перекладины! — воскликнула Каори, подбегая к Сае. — Почти получилось! Она ликовала сильнее Саи, но та, не слыша ее, сидела, почему-то крайне сосредоточенно буравя взором сетчатый забор. — Что с тобой? — удивилась Каори. — Странное предчувствие, — вздохнула Сая, падая на мат. — Словно это уже было. — Вау, — Каори дернула ее за рукав: — Я же говорила, что он следит за тобой! — Кто? — нахмурилась Сая, вертя головой. — Тот музыкант, что иногда бывает рядом со школой. — Он просто ждет кого-то. — Все равно странно. Ты уверена, что вы не знакомы? — Нет, я понятия не имею, кто это, — отмахнулась Сая. — Он просто один из тех уличных музыкантов, что бродят по городу и шокирует честной народ пафосным видом и классной музыкой. Работа у них, понимаешь, такая. Мое внимание уже не в первый раз привлек черный джип. Я узнавал агентов Красного Щита по запаху крови и еды. Судя по тому, что мне удалось услышать, подтянутого, высокого, светловолосого американца звали Дэвид. Это был красивый, молодой мужчина джеймсбондовского вида, почти не способный улыбаться. Его соседом, как на заказ для бюджетного боевика, являлся смешной, полный афроамериканец — совершенно лысый и со страстью к коллекционированию солнцезащитных очков, а также гавайских рубашек самых нелепых расцветок. Однако, я за версту учуял от него школу ФБР. Наушники, замаскированные под плеер, нарочито безобидный вид. Никогда не подумаешь, что он знает пару сотен способов лишить тебя жизни и уже изрядно попрактиковался в этом на других людях. Его звали Льюис. Их машина следует за Саей неотступно почти несколько дней, а это значит, мои подозрения насчет рукокрыла в городе имеют реальные основания. Вот бы еще найти его. Каждый раз, когда мне кажется, что я учуял чудовище, он исчезает.***
Каори задумчиво смотрела на то, как Сая поглощает обед, что всегда было зрелищем очень специфическим, потому что ела она много. Сначала стеснялась, но вскоре оперативно вырастила у себя защитный механизм непрошибаемой наглости и больше уже не обращала внимания на шутки. Будучи не человеком и не питаясь кровью, Сая должна была чем-то компенсировать это, поэтому много ела. — Слушай, я заметила, что если ты не поешь, то у тебя всё из рук валится. По тебе сразу можно определить, завтракала ты или нет, — заметила Каори. — Конституция организма, — пожала плечами Сая, жуя рис. — Пока не поем, не получается завести моторчик. Кай говорит, что мой муж меня не прокормит и отдаст обратно. И заплатит сверху. — Если ты его не съешь, — рассмеялась Каори и вздохнула: — Не обращай внимания, я страшно тебе завидую. Ты ни на грамм не поправляешься. А я вот новую диету узнала… Сая закатила глаза: — Каори, мы это обсуждали. Тебе не нужна диета, тебе нужен парень. — Легко сказать. Вон, ты какая стройная. Сая собиралась ответить и, судя по всему, что-то максимально ироничное, но неожиданно девушки посмотрели в небо. Над их головами пролетели низко-низко вестники смерти — истребители с американской военной базы. С диким истерическим свистом прорезая воздух, металлические птицы неслись вперед, пока Сая, сдвинув брови, смотрела на них. Вот опять. Она так хмурится, взгляд становится стеклянным, только когда ее беспокоит дежа-вю. Забыв про Каори, она с мучительной тревогой смотрела на самолеты. И на губах ее звучали какие-то слова, важная фраза, послание из прошлого. Следом за ними пронесся гигантский бомбардировщик. Пока я шел по направлению к пляжу, мимо меня пронесся один из двух сводных братьев — Кай. Это был брат я-старший-сильный-и-могу-тебя-защитить. Это был брат я-бунтарь-терпи-мои-шутки. Главное — у него мотоцикл, рыжие, вьющиеся волосы и смелый взгляд зеленых глаз из-под бровей. Еще он выше среднестатистического японца, стройный и сильный. Всех этих факторов достаточно, чтобы стать самым популярным парнем в школе. Он пронёсся на мотоцикле без шлема с такой скоростью, что растрёпанные, рыжие, крупные локоны превратились в гладко уложенную причёску. Наблюдая за ним, я вспоминал себя в его возрасте — язва, вольный ветер в душе и голове. Бедняге нравилась Сая, хотя он сам не до конца этого понимал. Но догадывались все, кроме нее. Эта девушка упорно видела в Кае родного брата. И — я уверен — продолжит верить, даже если тот будет сильно против. Мне бы было очень смешно, если бы не было так горько. Как рукокрылу, Сае необходима кровь. Ее приемный отец говорит ей: — У тебя проблемы с гемоглобином. Нужны переливания. Кай верит, потому что слово Джорджа Миагуско — закон. Потому что нельзя не верить человеку, который вырастил тебя с самого маленького возраста, забрав из приюта. Кай возит свою сестру на мотоцикле в клинику, надев ей на голову шлем, заботится о ней, Сая благодарна ему за это. Он подшучивает над ее привлекательностью, потому что она пугает его, а сестра обижается: — Так у тебя никогда не будет девушки. Кай самодовольно ухмыляется. Его поведение кажется мне примером для одной из книг Фрейда, но я недостаточно циничен даже в своем возрасте, чтобы говорить подобное вслух. Главное — брат и сестра счастливы тем, что они есть друг у друга. И забавно стесняются от этого факта, если отмести прошлое. Если отрезать его садовыми ножницами. На остановке у поликлиники, где я намеревался встретить Саю после того, как ей сделают переливание, сидел младший брат Саи — Рик. Увидев меня, он помахал мне рукой. Он был единственным, с кем я разговаривал из всей их семьи. Двенадцатилетний мальчик довольно высокий для своего роста. Черты его лица не предполагали, что он когда-либо станет ярко привлекательной личностью, но в нем таилось то, чего не будет в Кае — внимательная рассудительность во взгляде, когда он слушал кого-то. А слушал Рик часто. У него талант — с ним доверительно разговаривали, неожиданно выкладывая о себе и самое дорогое. Как и Кай, он потерял родителей в автокатастрофе, а потом его усыновил Джордж. То, что он помнил агонию смерти своих близких, остался единственным выжившим в той машине, наложило на него странный отпечаток окаменения и замкнутости, как у одинокого и безжизненного планетарного спутника. — Одна струна не настроена, — с этой фразы началось наше знакомство. Я в это время проверял работу виолончели, а Рик, как оказалось, заинтересованно наблюдал. — Знаю, — произнес я тем тоном, который обычно всегда отвадил от меня всех, желавших иметь какое-либо знакомство с моей персоной. Рик молчал и смотрел, как я настраиваю виолончель. Я надеялся, что неловкая тишина его отпугнет, но мальчик, похоже, не обращал внимания. — Почему ты не в школе? — спросил я, не поднимая глаз. — А вы почему не на работе? — Я бродяга. Рик с недоверием посмотрел на мой костюм, виолончель и, наконец, покачал головой: — Врете. — Тебе не говорили, что общаться с незнакомцами опасно? — А вы опасный? — поинтересовался Рик и популярно принялся объяснять, почему он так не думает. Парень пытался заставить меня научить его играть на виолончели, а я как-то сразу не придумал способ оттолкнуть его от своего общества. — С тобой все в порядке? — спросил я, сев на скамейку и вытащив виолончель. Рик зевнул и покачал головой: — Не выспался. Сестра опять разбудила. Ей снятся кошмары. — Как обычно? — Да, что-то про пожар. Даже мне так часто уже давно не снятся ужасы… Понятия не имею, что же с ней случилось в прошлом? Я притворился глухим. Несмотря на то, что он, Кай, Сая и Джордж — не родные друг другу, последний любил в моменты разлада повторять, мол, прошлое не имеет значения, теперь они — одна семья. В то время, как Сая играла роль школьницы, Дива еще спала, но ее шевалье — нет. Нам тогда было очень мало известно об их опытах и планах, я не знал, что американская военная база на Окинаве является одним из прикрытий лаборатории по созданию рукокрылов. Заведовала опытами заправляла одна талантливая пешка из компании Санк-Флеш. Эта фармацевтическая фирма принадлежала Амшелю, как мы выяснили много позже. Я проявил минимум рвения для того, чтобы всё это расследовать. В те годы моей жизни я сделался лишь тихим наблюдателем происходящего. Я помню пешку Амшеля, с которой нас позже не раз сталкивала судьба. Это был молодой француз — очень умный и талантливый генетик. Светло-русые волосы зачёсаны назад, открывали высокий, уже несколько тронутый морщинами, лоб. Лисьи глаза с прищуром, всегда улыбка одними губами и холодный, пытливый взгляд экспериментатора из-под изящной оправы очков. Мелочен, скуп и дьявольски хитёр. Сам он просил себя величать месье Ван Арджеано. Один из тех, чьё эго не допускает и мысли о том, что он может оказаться не главным героем истории. Арджеано уверенно шел вверх по карьерной лестнице, считал вокруг себя всех идиотами, наслаждался властью, втайне презирал своих господ. Он понятия не имел, частью какой игры является и считал рукокрылов чистым генетическим экспериментом… Посредственный, слабый, ничтожный человек. Хотя повествование от лица истинного писателя не должно указывать читателю, кого считать негодяем, я не претендую на роль писателя, а лишь рассказываю, как всё было с моей точки зрения. — Мы потеряли "мышей", — раздался голос разведчика по рации. Арджеано не отреагировал ровным счётом никак. Он вытащил из кармана конфету и сунул её в рот. Когда-то врачи запретили ему курить, и теперь он постоянно носил с собой леденцы, чтобы иногда заменить привычку. Он нервничал. Иначе бы он не взял в рот конфету. — Вы слышали? — спросил старый генерал, который не скрывал от француза своего неприязненного взгляда. — Мы сделали всё, чтобы уследить за "мышами". Поймите, выпускать этих тварей так близко к городу опасно. Могут пострадать люди. Я... просто не имею права выслать на поиски "мышей" весь личный, боевой состав — некоторые из них ещё совсем дети... "Да-да, — подумал француз. — Я знаю, старый брюзга, что я тебе не нравлюсь. Терпи". И он причмокнул губами, хотя он терпеть не мог эти конфеты. От них болели зубы. — Пожалуйста, не забудьте моё имя, — сладко улыбнулся француз, — меня зовут Ван Арджеано. У вас прямо таки на лице написано, что я вас раздражаю, но ничего. Подчиняться мальчишке — это неприятно, кто же спорит. Однако, я чётко и ясно передал вам указания вашего непосредственного начальства, помните? Не упускать "мышей" из виду. Вы допустили оплошность и весь личный состав задействовать придётся — хотите вы этого или нет. Логично, правда? — Логично, но... — Правильно, что вы согласны, — Ван подошёл к карте на стене и принялся с холодным любопытством её разглядывать. — Вы не в том положении, чтобы спорить. Какого образца выпущены "мыши"? — Образец "Б", — мрачно ответил генерал. — Хорошо замахнулись. Он вышел на славу. Жаль, что он слишком агрессивный, — снова холодная улыбка. — Образец "Дельта" будет гораздо... гораздо более умный и хладнокровный. Итак, в каком районе острова спрятались наши "мышки"? — Район Козо, я полагаю, — ответил генерал. — Туристическая зона у моря. Там много людей. С одной стороны — есть сильная угроза дезинформации. С другой — им там легче затеряться. Я буду очень надеяться, что ваш "личный состав" не подкачает, — он повернулся к собеседнику с улыбкой. — Выезжаете прямо сейчас? — не моргнул генерал. — Да, как только ваши детишки будут готовы. Мне нужны лучшие, — строго напомнил он. — И... у меня просьба. На всякий случай, продолжайте пускать слух в СМИ, будто бы убийства — дело рук американского маньяка. Придумайте что-нибудь, идёт? — Но жертвы обескровлены этими тва... — "Мышками". Всего-лишь "мышками". Вы сделаете это, пока я разбираюсь с вашей работой, — он буквально пронзил указующим тоном конец своей фразы. Подобный тон не предполагал отказ от "просьбы". Позже я слышал по радио новости о некоем маньяке и, разумеется, понял, что это ложь. “Во-первых, кто-то прикрывает убийства рукокрылов, — думал я, сидя на остановке и играя на виолончели. — Во-вторых, этот кто-то совсем близко. Если я выйду на рукокрыла, то выйду и на того, кто прикрывает его. Это не будет ничего значить, но сбор сведений еще никто не отменял”, — я ощутил безразличие, подытожив таким образом свои размышления. Вокруг меня понемногу собирались туристы и горожане, слушающие игру. “Все они, — думал я, — могут умереть в войне, о которой не подозревают. С каких пор мне стало всё равно? Впрочем, моё личное отношение не играет роли. Я буду спасать их, в любом случае. И не стану плакать от того, что не спасу всех”. Сая в это время была в клинике. Она лежала с капельницей крови и смотрела в окно. Ей не нравилось оставаться одной без музыки, в голову сразу начинали лезть разные странные мысли, о которых она немного рассказывала доброй и милой медсестре по имени Джулия. Она никогда не смеялась над ней, и выслушивала ее мысли до конца. Сейчас Джулии не было, Сая ощутила медленно крадущуюся к сердцу тоску и нахмурилась. “Всё это чепуха. Я не хочу вспоминать. Какой смысл помнить то, что меня травмировало? Нужно дальше жить”, — и она попыталась переключить поток мыслей на учительницу японского языка. Если она и дальше продолжит с ней конфликтовать, то не видать ей хороших оценок по предмету, как своих ушей. Сая подумала, что стоит рассказать отцу, но тут же отмахнулась — не стоит. У него своих хлопот полно. Сая справится сама. К тому же, у нее есть Каори, которая всегда рядом и вполне солидарна с ней насчет учительницы. Уже вечерело, хотя солнце ещё не садилось. Только собирались лёгкие сумерки, протягиваясь по асфальту длинными, изящными тенями, мелодично подводя итоги дня. За время ожидания вокруг меня сошлось, пожалуй, многовато людей. Я начинал бояться, что пропущу Саю, не увижу. Обычно каждую неделю она шла из поликлиники мимо этой остановки, витая в облаках и, порой замедляя шаг, ведомая излишней мечтательностью. Я предполагал, что рукокрылы станут инстинктивно тянуться к королеве. Целый день запах не попадался мне в городе, так что оставалось только следовать за Саей. Вскоре я услышал её и напряг слух, отыскивая в толпе людей монстра. Он еще не обратился в чудовище, а потому всё еще пахнет, как человек, и потому его очень сложно отыскать. Но я должен почуять сочетание страха, голода и страсти. Я должен услышать сердце, беспомощно бьющееся в аритмии. Услышать, как стекает пот по его телу, потому что несчастный организм старается бороться с инфекцией. Пока ничего подобного не наблюдалось. Когда Сая повернула за угол, где находилась остановка, ветер принёс ко мне её запах, смешанный с ароматом цветов. Она остановилась у клумбы. Обычно она просто проходит мимо меня, но обычно я не играю колыбельной. Ее собственной мелодии, которой она меня научила. “Прости. Пора твоей нормальной жизни уснуть, а тебе — проснуться”. Сая услышала музыку. Я точно знал, что она испытывает и играл на этом. Она видит перед собой незнакомца, который вызывает в ней инстинктивное опасение. Музыка заставляет ее испытывать дежа-вю такой силы, что она не способна игнорировать его, а потому рассудок на нём концентрируется. Но сначала она видит во мне просто симпатичного музыканта. Девушка встречает юношу теплым вечером на остановке — всё так стандартно, что ей это даже нравится. Но дежа-вю сильнее. Сильнее. И вот оно уже рисует в голове образы… Она видит голубые розы, на которые падает рассеянный свет из окон. Слышит стук каблучков — это ее собственные шаги. Она видит дверь в конце ужасно длинного коридора. Тяжелое, тесное платье сжимает ее грудь корсетом и тянет вниз подолом, но ей трудно идти не по этому. Просто внутри нее с неожиданной силой вспыхивает отчаяние, цепляется, не дает идти, и на глазах ее появляются слезы от понимания — она всё же откроет дверь в конце коридора. — Сая… — слышит она нежный, женский шепот, и струны виолончели запели низкими нотами, словно гром, предвещающий шторм. — Выпусти. Выпусти меня. — Нет! Нельзя! — вдруг яростно выкрикнула Сая, слепо бросаясь вперёд и протягивая руки к чему-то невидимому. Я перестал играть, обеспокоенно ища глазами ту, ради которой и затеял свой концерт. Моему примеру последовали остальные. Рик, привстав со скамейки, удивленно протянул: — Сая? Споткнувшись, она упала головой в клумбу. Почувствовав на себе собирающиеся взоры, Сая медленно подняла на меня глаза и залилась по-детски непосредственным румянцем смущения. “Она настолько счастлива, что мне больно”, — забинтованная рука заныла, я больше не мог играть. — Хаджи, вы знакомы? — осторожно спросил Рик, тронув меня за рукав, пока я смотрел ей вслед. "Каждые тридцать с лишним лет я знакомлюсь с нею заново". Вслух ответил: — Нет. Теперь следовало проследить за ней и продолжить поиски рукокрыла. Мне кажется, я почувствовал что-то в момент ее дежа-вю. — Уходишь? — спросил Рик удивленно, наблюдая за тем, как я укладываю виолончель в футляр. — Да. И тебе, кажется, тоже пора. Вот твой автобус, — я кивнул в сторону подъезжающей машины. Среди шелеста листвы и людских голосов я заметил стон чьей-то умирающей души. Его походка медленная и шаркающая, но иногда он заставлял себя идти бесшумно и быстро. У японцев не принято обращать внимания на странности в поведении абсолютно чужих людей. Все видели монстра, и в то же время не видел никто. Запах Саи удалялся. Я покинул людную улицу, скрылся в пустынных переулках и вскарабкался на крышу самого высокого здания поблизости. Сосредоточившись, я втянул носом воздух. "Дело дрянь, — раздражённо констатировал я. — Судя по всему, он собирается к школе, где учится Сая. Его привлекают дети. Занятия почти окончены, но допускать жертв нельзя...". Я проследил за тем, как черный джип Дэвида последовал к дому Саи. Обычно они так не делали, и наблюдали за девушкой только в дневное время. Круглосуточное наблюдение означает, что весьма скоро Дэвид попытается разбудить Саю. Красный Щит в курсе, что рукокрыл в городе. “То есть, пробуждения не избежать”, — сказал себе я.***
Дэвид изучил дневники Джоуля целиком и вполне мог их цитировать. Он штудировал информацию о поведении рукокрылов и Саи на поле боя, чтобы не повторять ошибок и уметь выслеживать тварей. То, что он выяснил множество лет назад — Сая является оружием. Не важно, как она себя ведет и как выглядит. В моменты, когда всё вспоминает, эта девочка превращается в монстра. Таково ее истинное лицо и сущность. Всё остальное — лицемерие. Он с недовольством думал о том, как будет говорить с Джорджем. Старик явно привязался к девочке и наивно считает ее человеком. Не раз Дэвид читал об идентичных случаях. Все видели в Сае милую девушку. Но каждый, кто так заблуждался — каждый без исключения — умирал. “Будет непросто”, — сказал себе Дэвид, отложил в сторону свои записи. Наткнувшись на взгляд Льюиса, он произнес: — Не вмешивайся. Я сам, идет? — Как скажешь, босс. Но что-то мне подсказывает, твой фирменный такт и обаяние вынудит старого папашу прицелиться в тебя из крупнокалиберного ружья. — Они всегда так реагируют, — процедил американец, поправил на глазах солнцезащитные очки и вышел из машины. — Это она, — кивнул Льюис. — Куда она направляется вечером? — Джордж далеко ее не отпускает, — но Дэвид нахмурился, наблюдая за тем, как шустрая девчонка стремглав выбегает из дома и мчится к остановке. — Чёрт. Ладно, придется сократить беседу. Джордж Миагуско держал ресторанчик ОМОРО. Традиционная средиземноморская кухня, легкое пиво, саке, и даже кофе с собой. Отец Саи являлся и барменом и вышибалой. В просторном помещении включена музыка, пародирующая стиль кантри, но на японский манер. Звучало достаточно легко, чтобы оставаться на фоне происходящего в баре, но, если прислушаться, то музыка ужасна. На втором этаже заведения — обширное, жилое помещение. Бар как раз закрывался, когда туда вошел Дэвид. Джордж поставил вверх ножками стул на стол и сердито сдвинул брови. Словно не заметив этого, американец сходу спросил: — Есть изменения? — Я уже говорил. Эти изменения не должны тебя касаться, — сухо ответил Джордж. — Я не позволю больше втравить эту девочку в войну. Я всё решил, и у меня было время подумать. — Ты читал дневник Джоуля, — отчеканил Дэвид. — Сая — не человек. Напрасно ты пытаешься заменить ею погибшую семью. Или забыл, как она зарубила твоего начальника в ту вьетнамскую ночь? — Она была не в себе, — гневно ответил Джордж. — Или как раз наоборот. Не следует забывать, это мы отдали её тебе на попечение. Тебя предупреждали — не надо к ней привязываться. Сая — оружие. — Она — человек! Дэвид почувствовал, что ему хочется ударить его. — Человеку не нужно постоянное переливание крови. Человек смертен. И когда человек питается другими людьми или убивает всех подряд, то его сажают за решетку. Почему? Потому что в таких случаях он ведет себя, как не человек. Хочешь ты того или нет, она рукокрыл, и всё выше перечисленное для нее в норме вещей. И не говори, что не замечал этого. Что она эгоистична, и на некоторые стимулы у нее отсутствует сострадание, она не видит своей силы, она слепа, — спокойно ответил Дэвид и положил на стойку конверт с деньгами. — Как обычно, плата за месяц. Я даю тебе шанс привыкнуть к этой мысли, Джордж, — словно смягчившись, добавил он. — Подумай. Если помнишь, Сая сама развязала эту войну. Она сама вела людей в бой. Сама назначила их своим щитом. Теперь этот снежный ком не остановить. Джордж посмотрел на конверт с деньгами. Когда Дэвид ушел, он смял его подношение в руке, испытывая бессильную злобу. “Я не отдам вам свою дочь”. — Ты просто само сострадание, — сказал Льюис, когда они вышли из ресторана. — Но надеюсь, он образумится. Хотя я могу его понять. Никогда не подумаешь, что эта девочка монстр. — Она до сих пор не возвращалась, это плохо, — пробормотал Дэвид. — Подождем еще немного здесь. — У тебя паранойя. — Ты знаешь, что это не так. Льюис вздохнул. За годы работы с ним он успел убедиться, что предчувствия этого неубиваемого и умного солдата, к сожалению, часто сбываются.***
Что значит запах Саи для рукокрылов? Вызов и избавление. Они созданы искусственно. Берется тело нормального человека с его душой, а потом над ним проводится эксперимент. Генетическая структура начинает меняться. Почти как с радиацией, только хуже. Обычно защитные функции организма пытаются взять раковое образование с мутировавшим ДНК в блокаду, не дать ему развернуться, но сыворотка с вирусом, которую создал Амшель с его командой ученых, использует блокаду кольца, как границу прорыва. То есть, чем сильнее сопротивляется тело, тем быстрее эволюционирует мутация. Вместе с тем происходят изменения в нервной системе, и вот тут начинается самое страшное. Дело в том, что нейроны меняются. Личность никуда не девается, но она перекрывается другой, образованной как бы заново. То есть, человек, оставаясь собой, абсолютно физически не способен как-то повлиять на поведение, желания. Длительный конфликт с собственным существом приводит к безумию. Вирус выдавливает, вытравливает из личности всё человеческое до тех пор, пока полностью ее не сломает. Таким образом, становление рукокрылом — не только биологический или генетический процесс, он еще и психологический, если не религиозный… Ведь кто знает, что творится в те чудовищные минуты с его душой. Созданного рукокрыла ждет противоестественное существование, полное боли и бесконечной, неутолимой жажды, на которой сконцентрируется всё его внимание. Запах Саи на инстинктивном уровне будет означать избавление. Рукокрылы чувствуют, что она способна убить их и спасти от мучений. Вместе с тем они бросают Сае вызов, потому что в них есть мощнейший инстинкт защиты Дивы, своей матери и создательницы. Частичка ее крови течет в них. Встречая Саю, рукокрыл, теряя голову, несется к ней, как к избавительнице. Он рад ей, и он ненавидит ее. Он хочет ее убить и хочет быть убитым. Кто-то умирал в толпе. Невидимый. Кто-то, шатаясь, бродил по улицам, которые стали ему чужими, заглядывал в глаза людей, которые отшатывались от него, потому что он выпал из системы, вышел за рамки их бытового мировосприятия. Кто-то источал запах разложения. Я шел по следу, который то усиливался, то обрывался. Монстр чувствовал, что кто-то выслеживает его, пытался замести следы, но я уже угадывал его маршрут. Солнце зашло, чернила сумерек разлились в воздухе, сгустилась мгла по углам, гирлянды фонарей на дорогах озаряли полупустые улицы. В это время суток большинство туристов в барах, клубах и ресторанах, а жители города расходятся по домам. В это волшебное время район Козо казался вымершим. Парочка людей возвращались с собаками с пробежки из парка. Сжимая подмышкой доску, лениво брел по улице серфер, пьяный ветер пропах цветами. В это время не существовало на свете более мирного, красивого и таинственного волшебного города, словно сошедшего со страниц сказок Миядзаки. Школа, спрятавшись в тени гигантских деревьев, тоже выглядела спящей. Аккуратно подстриженный газон футбольного поля мерял шагами дежурный учитель, украдкой курил сигарету. Скоро он вернется к школе и проверит через камеры, нет ли посторонних. Но за двадцать лет работы сюда приходили только ученики и редкие пьяницы — и то по ошибке… Дежурный учитель зевнул, проверил в шкафчике запас банок с кофе, который предусмотрительно тут оставил коллега с прошлой смены. Надо бы приниматься за разбор домашнего задания, но ночь стояла ленивая, сладкая, тихая. Он достал с полки газету, развернул ее и взглядом нашел сканворд. Я подошел к ограде школы и перемахнул ее, оказавшись во дворе. Камеры здесь есть, но место не освещенное. Если действовать осторожно, никто не увидит. Еще недавно тут был учитель. Обычный человек мог гулять по этому месту и не заметить странного, холодного, металлического запаха, который неестественно смотрелся во влажном воздухе, пахнущем вечерней свежестью и цветами. Этот холодный, запах раскаленной бронзы исходил от кожи рукокрыла… Он прибыл сюда раньше — у новорожденных невероятный запас скорости и выносливости, потому что в их жилах течет еще свежая человеческая кровь. Они бесшумны и тихи, как змеи. Не в их привычках обнаруживать себя. Я заметил его в саду. Монстр втягивал носом воздух и нервно бродил из стороны в сторону в темноте. Он учуял меня, но не обратил внимания, потому что я пах, как “свой”. Рукокрылы никогда не дерутся друг с другом за пищу, они набрасываются на нее вместе. Они не дерутся за потомство, потому что бесполы. Нападать нельзя. Если на шум выйдет учитель, то умрет. "Нужно попытаться, — подумал я, вспоминая глаза Саи, увиденные мною сегодня. Глаза ребёнка, — обездвижить его и разрубить на куски". Я аккуратно вынул из рукава несколько тонких метательных ножей. Три полетели в горло монстра. Задохнувшись от удивления, он попытался вытащить ножи, но раньше этого я прыгнул ему на плечи и отсёк голову. Рукокрылы никогда не ждут опасности друг от друга, но станут защищаться, если всё-таки напасть. Тело чудовища с низким гулом упало на землю, и я услышал, как дежурный учитель с тревогой привстал со стула, вглядываясь в камеры. Темный экран не выдавал происходящего во дворе, преподаватель задумчиво почесал затылок, посмотрел в окно и, нехотя, сел обратно в кресло. Едва слышный скрежет послышался со стороны рукокрыла означал, что монстр восстанавливался. Один за другим отрастали позвонки и формировался череп. У клеток любого из нас есть одно свойство — универсальность. Клетки печени, сердца, мозга и нервной системы могут различаться по своей форме и защитным оболочкам, но способны трансформироваться друг в друга. Таким образом, приоритетная градация важности частей тела отличается от человеческой. Человеку можно отрезать ногу, оставив ему шанс выжить, но голову — нельзя. С рукокрылом такой фокус не работает. Я прижал дергающееся тело к земле, пытаясь лишить его рук и ног. Кровь обильно лилась на землю, мощный по выносливости организм чудовища в муках дрался за жизнь. Я чувствовал его страдания, которые могла оборвать лишь кровь Саи. Неожиданно когтистая лапа вонзилась мне в плечо, выбивая кость из положенного места. Я вцепился зубами в его глотку, пытаясь обескровить. У меня получилось, но чудовище всё равно поднялось. Что еще хуже, я чувствовал запах Саи, а значит — его чувствовал и рукокрыл. С наполовину регенерировавшей головой и почти без рук он в неистовой жажде отпрыгнул от меня в сторону дерева, чтобы спрятаться и зализать раны. Дело принимало скверный оборот. Рукокрыл ждал Саю, но если он или я обнаружим себя, то она умчится прочь, а это заставит чудовище выбежать за ней. Прямо на улицы города... Ворота во двор были закрыты, и Сая прыгала на одном месте, пытаясь понять, есть на территории хоть кто-нибудь. — Ну, конечно, — услышал я её раздраженный голос, — уже закрыто. Что же делать? Я не могу пойти завтра на соревнования по прыжкам в высоту босиком. Сая чертыхнулась и разбежалась, как следует. Монстр напрягся. Я прыгнул вместе с ней, только она — через забор, а я к рукокрылу. Свалив его на землю ударом тяжелого, бронированного чехла, я ударил его еще раз, размозжив череп и встал подле него. Сая настороженно обернулась в сторону шума в глубине сада. Нужно выйти на свет. Прямо сейчас. Нужно выйти и, пока не поздно, заставить ее убить рукокрыла. Мне требуется лишь капля ее крови, и всё будет кончено, никаких жертв… Сая пошла в сторону сада, где забыла свою несчастную обувь. Она не знала, что ее забрала Каори и собиралась отдать ее подруге вечером. Я ждал ее, надеясь, что сумерки скроют кровавые пятна на рубашке и руках. Нужно только, чтобы Сая подошла ближе. Еще чуть-чуть. Еще немного… Она должна была вот-вот меня заметить, и я попытался говорить как можно более спокойно: — Долго же я ждал тебя. Послушай… Но лицо Саи исказила гримаса ужаса. Не того ужаса, какой бывает, если ты увидел перед собой окровавленного незнакомца — скорее всего, она даже не заметила пятен в густых сумерках. Так бывает, если ты и впрямь видишь перед собой чудовище. А Сая очень впечатлительная, и она не могла не знать о некоем маньяке, который бродит по городу и режет людей на лоскуты, высасывая их кровь. Вот за кого она приняла меня. Ни успокаивать ее, ни утешать времени не осталось, мне требовалась кровь Саи прямо сейчас. Я вытащил из рукава нож, боковым взором отметив, что чудовище понемногу приходит в себя. “Не вздумай убегать, Сая. Не вздумай… О, чёрт!” Она стремительно развернулась от меня и сорвалась с места, неуклюже размахивая одеревеневшими от страха руками. У новорожденного рукокрыла пока что были желтые глаза. До тех пор, пока они желтые — чудовище словно бы сонное, неуклюжее, не свыкшееся с собственным существованием. Ярость означал красный цвет глаз. Крик Саи здорово напугал раненого монстра. Любое другое животное остервенело бы. Но, как я и сказал, рукокрылы не способны освоить мысль о том, чтобы нападать на своих. К тому же, я напугал его, он видел во мне превосходство. Однако, я знал, что скоро до мозга рукокрыла дойдет, что означает запах Саи. Это может случиться в любой момент. Той самой “мышкой”, о которой говорил Арджеано, и был встреченный мной рукокрыл. И именно его искал француз. Он как раз выслеживал монстра, сидя в хорошо оснащенном, бронированном фургоне. Когда монстр стал нервничать, приборы зафиксировали на экранах характерную электромагнитную активность. Как только было найдено местонахождение "мышки", Арджеано выслал отряд "котов", которые должны ловить мишени и следить за ними. Не подозревающая ни о чём девочка по имени Каори в этот момент шла к дому Саи, чтобы отдать ей кроссовки. — Забавно, — пробормотал Джордж, встречая на пороге своего бара подругу дочери, — а она как раз помчалась в школу за ними. Надо бы, чтобы Кай её встретил и отвёз домой. Спасибо, Каори. Может, посидишь? — Дедушка меня убьёт, если узнает, что я ещё не решила логарифмы, — вздохнула она, насмешливо закатывая глаза. — До свидания. В ту секунду, когда Джордж звонил вечно где-то по вечерам шатающемуся Каю, рукокрыл, хрипя и дрожа от ужаса рождения, пытался скрыться от меня и понять, какой именно запах в окружающем мире вызывает в нём надежду и ярость. — И где тебя носит? — спросил Джордж, когда Кай недовольно ответил ему в трубку. — Я с друзьями. Что означало: “Я в клубе с подозрительными типами занимаюсь непонятно чем”. — Поезжай к школе, встреть Саю, хорошо? Она побежала туда за забытой обувью. Возвращаться одной будет не безопасно. — Ладно. Понял, — кивнул Кай. — Пап, — сказал он, помолчав, — купи ей сотовый, а? — Посмотрим, — пробормотал Джордж, — не уверен, что она вспомнит, что это такое. — Сладу с ней нет, — проворчал Кай, кладя трубку. В те самые минуты, когда брат Саи, ругая ее мысленно, нехотя садился на мотоцикл, чтобы забрать ее из школы, мы с рукокрылом встретились вновь. Вырвав с корнем тяжёлое дерево, монстр бросил его в меня со страшным грохотом. Острый сучок вонзился мне в живот и пригвоздил к земле. Я замер, парализованный болью, а чудовище бесшумно скользнуло за стену школы. Трусость сделала его хитрым. “Не теряй сознание, парень. Оно тебе ещё пригодится”. Мои попытки выдернуть из себя дерево сопровождались невероятной болью. Я гораздо слабее любого из шевалье и знаю это. Я поклялся Сае никогда не пить человеческую кровь. Я говорил ей, что нам обоим придется заплатить цену за ее принципы. Она утверждала, что я должен оставаться человеком. Хотя бы я… Только она не всегда видела расплату. Кора дерева царапала внутренности, мои позвонки регенерировали медленно… Подле меня кто-то судорожно вдохнул воздух, послышался хруст ломаемых костей и звук падения. Похоже, рукокрыл убил либо уборщика, либо дежурного учителя. Я почуял насыщенный адреналином запах человеческой крови и облизнулся, чувствуя, как пелена жажды заволакивает сознание. Прикусив клыками губу, я потёр зудевшее горло, и поднялся на ноги, окончательно избавившись от дерева. Вовремя. Воздух прорвал страшный, трубный, полный муки, вой рукокрыла. А за ним последовал крик Саи. По пути я увидел тело дежурного учителя — ещё недавно живое и здоровое, теперь оно напоминало разорванное пополам соломенное чучело. — Учитель! — услышал я панически дрожащий голос Саи. — Помогите! Есть тут кто-нибудь? — она кричала почти без надежды и в голосе её звучала тревога, граничащая с истерикой. Я помчался на этот голос. По пути услышал ещё один её вопль и звук бьющегося стекла. Ближайший ко мне вход был чёрный. Я нырнул туда и, недолго пропетляв по узким коридорам, вскоре наткнулся на Саю. На её лице застыло выражение отрешенности, готовности умереть. В ноге её была глубокая рана, но Сая даже не плакала, хотя боль, скорее всего, чудовищная. Когда она увидела меня, то решила, что пришла её смерть — она вздрогнула и замерла на месте, выпрямившись. Рукокрыл разбежался для атаки за ее спиной. Сая, посмотрев на нож в моей руке, беспомощно подняла брови. Первый метательный снаряд полетел рукокрылу в глаз, второй — в ногу. Это его замедлило, учитывая, что он обескровлен, но он всё равно успел оцарапать ее плечо, падая на нее своим весом. Я снес с дороги монстра, прыгнул на него, свернул шею, прибил его руки к полу кинжалами и швырнул сверху стол. Затем схватил Саю и помчался с ней на верхний этаж к кабинету химии. Она не сопротивлялась, а просто беспомощно отпрянула от меня, забиваясь в угол, когда я опустил ее у окна на пол. Тёмно-синие тени деревьев устилали чистые парты, а сонные, полупрозрачные сумерки томно прятались в углах, но скоро сюда грянет катастрофа. Всегда одно и то же лицо. Всегда одно и то же удивление. Одна и та же мука пробуждения. Сая смотрела на меня с недоумением и надеждой. — Ужасно больно, — прошептала она, дрожащими руками пытаясь закрыть рану на ноге. — Нам надо убираться отсюда… Что это ещё за чудовище? Я открыл чехол и вытащил клинок Саи. — Рукокрыл. Гигантский кровосос. Есть только один верный способ его убить… Цуба и лезвие катаны не находились на одном уровне. Лезвие чуть ниже, а у самой цубы была сделана металлическая ямка, от которой шёл кровоток по лезвию меча. Если Сая порежется об эту ямку, кровь стечет к наконечнику, и клинок станет смертельно опасным для рукокрыла. — Это кошмарный сон, — пробормотала Сая вполголоса, не слыша моих слов. Я снял бинт с правой ладони, взгляд Саи немедленно сконцентрировался на том, что эта рука у меня точно такая же, как лапа рукокрыла — с каменной, гладкой кожей, представляющей собой идеальную броню и оружие. В темных глазах сверкнуло понимание… — Чёрт, — выпалила она шепотом, поднимая плечи и бочком отодвигаясь от меня. — Вы… вы что делать собрались? Зачем вы себя порезали? — Пей, — торопливо произнес я, поднося к её лицу ладонь, в которой, как в чаше плескалась кровь. — Быстро. Словно ужаленная, с гримасой отвращения Сая вскочила на ноги и отбежала к стене: — Иди к черту! Не трогай меня! — Всё кончено, теперь ты должна вспомнить, — тихо сказал я, понимая, что она всё равно меня не слышит. — Необходимо уничтожить рукокрыла. Пей. — Я тут не причем! Я не могу никого уничтожить, оставьте меня в покое! — Сая посмотрела на меня с пронзительным недоумением. — Пожалуйста, отпустите меня домой! Может, вы не за ту меня приняли?! Я Сая, понимаете? Я Отонаши Сая!.. Плач, отчаяние, мольбы… Вот так всякий раз. Она, хныча, отбежала от меня на пару метров назад, пытаясь найти путь к отступлению. Я отметил, что нога у неё почти прошла, но убежать она бы всё равно не смогла. Дверь в кабинет отлетела в сторону с оглушительным треском ломающегося дерева, и я увидел на пороге монстра. Сая в безнадежно концентрированной тишине смотрела, как глаз на морде начинает быстро восстанавливаться до тех пор, пока не создалось впечатление, что его вообще не ранили. — Ты не оставила мне выбора, — прошептал я. Медленно-медленно рукокрыл нагнулся и прижал уши к затылку, не мигая, глядя на королеву глазами, полными жажды. Я набрал в рот собственной крови, свалил Саю на пол, прижав к нему всем телом. Взяв ее за угол подбородка пальцами, я прильнул к ее губам своими губами, заставляя ее принять мою кровь и не отпуская до тех пор, пока не понял, что Сая проглотила ее. Щелкнул замок, запирающий дверь в конце коридора, где росли голубые розы. И уже видно зарево пожара над замком. И уже слышны пороховые плевки ружей и свист стрел. Запах гари въелся в наши души, в нашу память. Сая обретала память, царапала меня острыми ногтями по рубашке, глотала свои слезы, кусалась, но потом расслабилась, ее руки медленно опустились. Затем она содрогнулась всем телом, резко вдохнула, широко раскрывая глаза. — Сая, сражайся, — произнес я, оборачиваясь в сторону рукокрыла. Она поднялась, хрипло прошептав: — Меч. Я протянул ей обнаженный клинок… Сая вытерла с губ кровь, ловко взмахнула катаной и посмотрела в глаза рукокрылу. Он зарычал. Мы были не одни. В помещении появился человек, которого я сначала не заметил. Кай. Только чудовищу, слава Богу, было на него наплевать. Его глаза загорелись ликующим, алым цветом. Он понесся, сметая парты в деревянный мусор, на Саю. Беспомощный, как дитя... После порции моей крови она становится почти непобедима на короткий срок. Она сделала легкий шаг вперед, размахнулась, приготовилась и, уйдя от атаки рукокрыла, рассекла его тело поперек одним ударом. Рубиновая крошка крови фонтаном взмыла к потолку, заливая пространство. Сая опустила меч и повернулась ко мне. Спокойная, печальная, собранная, невозмутимая. Она ничего не сказала мне, только сделала шаг навстречу. В разбитые окна подул свежий, ночной ветер, тронув её взлохмаченные, тёмные волосы. — Ты всё-таки пришел, — пробормотала Сая. — Таков мой долг. — Долг… — эхом отозвалась она, холодно посмотрев на меня. В следующее мгновение я столкнулся со жгучим взглядом Кая, который, сжав кулаки, до сих пор стоял в дверях. — Что ты с ней сделал? Чем ты ее опоил? Сая! Сая, очнись… Что тут, чёрт возьми, вообще, творится?! — Кай? — Сая вздрогнула, ее голос сделался тоньше, она повернулась к брату и задрожала. — Почему ты так на меня смотришь? — вяло спросила она и, кинув взгляд в сторону, наткнулась на отражение в стеклянной дверце шкафчика. Всё то же лицо, только испачканное кровью, более бледное. И глаза красные, светятся в темноте, смотреть невыносимо. Ладони Саи задрожали, меч выпал у неё из руки. Когда она падала в обморок, я подхватил ее, забрал меч и оперативно убрал обратно в чехол. Нужно было покидать место. — Ещё не пробудилась, — пробормотал я. “Видимо, прошлое потрясение было слишком велико, сознание сопротивляется реальности. Сопротивляется мне”. Как бы там ни было, но еще нужно убрать свои кинжалы с территории. — Стоять! Что ты с ней сделал? И кто вы такие? Ах, да. Кай… Парень угрожающе направил на меня фонарь. Болтать с парнем времени не было, я слышал в воздухе стрекот вертолетов и шум машин. Скоро тут появятся гости, с которыми я совсем не хочу знакомиться. — Эй ты! — возмущенно воскликнул он. — Сая — моя сестра, и я не позволю тебе... — Заткнись, — спокойно отбрил я. “Однозначно не успею собрать ножи. Придется позже. Кай не сбежит. Он любит её, а значит — позаботится о ней", — я оценивающе посмотрел на него. Он удивлённо вскинул бровь, а я схватил его за руку, рассчитывая, как бы его удобнее подхватить, чтобы прыгнуть из окна на крышу. Небо бороздили вертолёты с "котами". Улицы две спустя, мы оказались на крыше жилого дома. Я бросил Кая на поверхность и бережно положил на тёплые плиты Саю. — Ты мне чуть руки не вывихнул! — рассердился Кай, вскакивая на ноги. — Я с тобой говорю! Ты монстр? Маньяк? И то и другое? — Позаботься о ней, — сказал я. Пора было уходить, а я всё не мог вновь оставить Саю, глядя ей в лицо. Наконец, я увидел, как она зажмурилась тревожно: — Кай! Ну, разумеется. Я отошёл назад, и брат подбежал к ней. Он деловито ощупал её пульс и приподнял её голову, глядя ей в лицо. Я знаю этот взгляд. "Что ж, я, как обычно, не ошибся, — подумал я, бесшумно поднимаясь и прыгая в тугой простор ночного воздуха. — Именно это мне и нужно было знать. Но не думай, что так будет продолжаться вечно, мальчик. Я позволяю тебе быть с ней рядом только потому, что ты заменишь ей меня. Впрочем, ты можешь сгодиться и еще кое для чего. Но я должен обдумать это. Слишком смело… Слишком безумно".***
Ван Арджеано хмуро смотрел на карту, теребя в руке конфету. Известие от одного из "котов" его поразило. — Школа? Хотите сказать, что "мышь" в школе? Ну, надо же, — при этом, непонятно было, действительно он удивляется или опять играет. — Генерал, мне кажется, операция уже должна завершиться, хотя, напоминаю, вам придётся провести работу со СМИ. Вы не забыли, а? Он медленно перевёл на него уставший взгляд: — Не забыл. — Ну-ну, не переживайте вы так за своих. Может, сегодня обойдёмся малой кровью. Он не изменил взгляда, только сухо заметил: — На поимку этой твари направились обычные американские мальчишки. Это живые люди, а не ваши искусственно выведенные марионетки. "Остряк, надо же", — и Ван ему улыбнулся, разводя руками. Внезапно на столе у генерала зашумел помехами передатчик, и голос "кота" произнёс: — Цель обезврежена. — Завидное проворство, — насмешливо-уважительно склонил голову Арджеано. Американец остался невозмутим. Он спросил: — Потери? — Два, три, один... приём. Потерь нет, сэр, — в голосе "кота" слышалось облегчение. Генерал удивлённо выдохнул. — Мы прочесали весь район, — продолжал докладывать солдат. — Обнаружили труп учителя-японца и дохлую "мышь". Нас опередили. — Что? — изумленно переспросил генерал. — Любопытно, — улыбнулся Ван. — Значит, искомая "кошка" выглянула из норки… Он вопросительно посмотрел на француза, а тот развёл руками: — Главное, что детишки живы, да? Остальное вам пока лучше не знать.