Седьмой пациент

Проснулся Арон внезапно, от страха широко распахнулись глаза, а со лба стекали капельки пота. Невольно схватив простынь от своего постельного белья, пытаясь выгнать остатки кошмара из головы, к нему медленно начало приходить осознание того, что он действительно проснулся. В тёмной комнате стояла тишина, не было ни единого шума, прерывающего ночь; почти нереально, будто Арон всё ещё находился в ловушке отвратительного сна. Он не мог вспомнить его в деталях, но точно знал, что это было что-то плохое, что-то действительно плохое. Что-то про Кёрлзза. Доктор, сидевший на кровати с не выражающим ни одной эмоции лицом, вздохнув, поднялся с места; из-за ужаса, который ему снился, сердце по-прежнему бешено долбилось в груди. Несколько секунд подряд глядя на часы, он понял, что пришло время идти на работу, хотя на самом деле хотелось просто вернуться в постель и поспать. Тьма в его комнате, покрывавшая стены, переходила на кожу, провоцируя чувство безумного поглощения. Тощий, толкаемый животным инстинктом, соскочил с кровати к окну, раздвигая занавески на нём, чтобы пропустить немного природного света. Его с гордостью встретил рассвет, а солнечные лучи, пробравшись в комнату, неслабо осветили её, отразившись на экране телевизора и блеснув на стенах. Повернув голову, Арон обратил внимание на Георгин, стоявший на угловом столе. Она пахла потрясающе, лепестки сияли, словно чёрные шёлковые вуали, присоединённые к сердцевине, напоминавшей тёмную корону. В момент забыв о своём кошмаре, доктор тепло улыбнулся и протянул к ней руку, чтобы погладить, проводя кончиками пальцем по её цветкам, и вдруг почувствовал, как тело бросило в дрожь. Ох, как же он скучал по своей девушке. Этот чудесный цветок был единственным, что осталось от неё. Неоднократно он объяснял Джимми, что не любит называть растение «этим»; он всегда думал, что в нём всё ещё есть небольшая часть Афины, обрамлённая душой этого маленького живого существа, поэтому всех, кого знал, он заставлял называть цветок «она». «Предпочтительное местоимение», — про себя улыбнувшись, подумал он. Слегка потянувшись и облегчённо выдохнув, он направился к шкафу, чтобы выбрать одежду на сегодня. Предстоял ещё один день из множества ближайших недель и лет, которые он проведёт в этой лечебнице. Нарядившись, накинув сверху халат и последний раз взглянув на свой цветок, он улыбнулся и, выйдя из комнаты, запер её на ключ. К этому часу больница ещё была пуста, что дало мужчине немного времени на бесцельное расхаживание по коридорам и собственные раздумья. Даже если он не пытался думать о нём, забывая голову чем угодно, в ней всё равно всплывал образ расплывшейся на лице Кёрлзза улыбке, и сердце начинало колотиться с бешеной скоростью, когда он вспоминал события предыдущего дня. Господи, ему так стыдно и неловко, он поверить не мог в то, что сделал. Ему удалось получить докторскую степень, звание, он имел множество квалификаций в разных областях, но перед этим человеком он всё ещё был по-детски беззащитен; он ужасно злился на произошедшее, поэтому не раз пообещал себе, что не наступит на одни и те же грабли дважды. В конечном итоге у него получилось оторваться от этих мыслей, рассеянно взглянув на крыло с критически больными. Пару секунд спустя он заметил Джимми, курящего около окна, с хаотично запутавшимися волосами и в частично заляпанной рубашке. — Здаров, мужик. Как ты? — с улыбкой, вызванной встречей с другом, спросил он. Видеться с Джимми по утрам было почти утешением, уверяющим его, что всё же он не одинок в этом сумасшедшем месте. Он подошёл к нему, прислонился к стене рядом и дружелюбно похлопал мужчину по плечу. Тот вздохнул и пошкрябал макушку, всем своим видом демонстрируя напряжённость и дикую усталость. — У нас проблемы с шестёркой, — выдыхая серый дым, сухо произнёс он. Арон в неверии распахнул глаза, улыбка с его губ мгновенно исчезла, когда он скептически покачал головой, а на лицо налезла маска страха. — Что…? — произнёс он, и сердце внезапно ускоренно забилось, его самого охватил ужас. — Ну да, проблема с камерами в их комнатах. Запись последних двадцати четырёх часов куда-то пропала, мы не можем её найти. Искали всю ночь, и безрезультатно. Она как будто просто испарилась в воздухе, и никто из персонала, похоже, ничего об этом не знает, — презрительно выплюнув последнее предложения, мужчина двумя пальцами отбросил сигарету. Арон в одночасье побледнел и, сжав челюсти, попытался не закричать. Записи. Они исчезли. Выходит, Кёрлзз наверняка всё знал, что объясняет, почему он так спокойно дрочил перед ним, он знал, что никто, кроме него самого, его не увидит. Арон попытался сделать глубокий вдох и успокоиться. Но как это возможно? Как шестёрке удалось сломать систему безопасности в этом месте? Подкупили каких-нибудь полицейских? Провернули всё сами? И если так, то смогли ли они убежать? Нет, нужно перестать выдвигать глупые предположения. Он не знал ничего, поэтому любая из его теорий могла быть вероятна так же, как и любая другая, думать об этом сейчас было совершенно бесполезно. — Но шестёрка в порядке? То есть… они же всё ещё в своих камерах, так? — дрожащим голосом поинтересовался он, испугавшись того, что в здании в данный момент могут свободно разгуливать убийцы и психопаты. Джимми неоднократно кивнул головой, заверяя приятеля, что те в безопасности. — Ага, мы перезапустили систему и снова подключили камеры. Вардан видел их на экранах, а потом провёл первую беседу с Джорданом. Если захочешь узнать больше, выцепи его где-нибудь и поспрашивай, — предложил блондин в попытке помочь. Арон на автомате кивнул, по-прежнему размышляя о том, куда могли деться записи. Он вздохнул, пихнув руки в оттянутые карманы халата, поблагодарил Джимми за информацию и пообещал вернуться перед сегодняшним «допросом». Светловолосый охранник улыбнулся и сказал, что будет ждать, возможно, курив после ещё несколько сигарет, чтобы успокоить воспалённые этой ужасной ночью нервы. Арон развернулся и, оставив своего друга наедине с собой, спустился по лестнице, заворачивая в небольшую местную столовую. Он знал, что большинство сотрудников сейчас на завтраке, поэтому найти Вардана не было бы такой существенной проблемой. Оказавшись на месте, он удовлетворённо прикрыл глаза из-за ударившего по носу сильного запаха кофе и сливок. Кофе был главным двигателем энергии здесь; без него персонал будто бы терял рассудок, из-за чего вокруг царил хаос и беспорядок. Хвала богам, что запас кофе здесь был пожизненным, впрочем, как и запас медикаментов и иголок, так что пока Психиатрическая Клиника пахала в полную силу. Добравшись до столика и уже успев взять свой привычный напиток, доктор заметил знакомые лица, пытающиеся пробраться через толпу людей. Своего коллегу среди них он разглядел сразу, его выдавал особенный белый халат, предназначавшийся исключительно для психологов, который и позволил отличить его от потока другого народа. Преодолев который, тощий присел рядом с мужчиной, пихнув кого-то локтем по рёбрам. — Утречка, приятель. Ещё один рабочий день, да? Слышал, ты виделся с тем парнем, Джорданом, — навеселе протараторил он, пытаясь утаить скрытое в этом предложении волнение. Оторвавшись от завтрака, Вардан пожал плечами и безразлично взглянул на коллегу. Странноватый мужик этот Вардан. Родился в христианской латинской семье в Америке, его воспитывали как способного ученика, в школе он получил высшее образование, а его самого всегда хвалили за умение красиво говорить. И хотя его мечтой всегда была карьера певца или рэпера, семья была категорически против этого, каждый раз говоря о том, что, если он хочет зарабатывать, то должен найти нормальную работу, что было, конечно, аргументом фундаментальным. В итоге, поддавшись уговорам семьи, он поступил в тот же колледж, в котором учился Арон, где они сразу же подружились. Однако потом что-то произошло, в чём до сих пор Эрличман так и не разобрался, и Вардан от него отстранился, хотя пошёл за ним в Психиатрическую Клинику, разговаривал с ним, поддерживал личные и рабочие отношения, но всё равно уже не был с ним так близок, как ранее. Казалось, Арон что-то сделал не так, но что именно понять никак не мог. Да и в любом случае, теперь у него был Джимми, поэтому он не особо толковал по дружбе с этим мужиком. — Да, но он предпочитает называть себя Чарли, — потягивая кофе, заявил Вардан. Во время разговора он даже не посмотрел на собеседника. Который, слегка качнув головой, вернулся из своих мыслей в реальность. — Как и Мэттью, только он попросил меня называть его Кёрлзз. Расскажешь что-нибудь о Чарли? — спросил он, пытаясь получить больше информации о пациенте. Тот, несколько секунд глядя на тощего, вздохнул и нахмурил брови. Арон почувствовал всю ту ненависть, которую коллега испытывал к нему, только лишь через его глаза, чёрные зрачки с подозрением смотрели на него. — Он громкий парень, очень любит говорить. Будь осторожен с его сексуальными шуточками, потому что через какое-то время он начнёт надоедать с ними. Ещё он довольно спокойный, он будет сотрудничать, мне он рассказал об аварии и своих проблемах. Захочешь узнать больше, почитай мой отчёт, мужик… — закончил он, возвращаясь к своему завтраку и молча, но вполне понятно и без слов прося Арона уйти. Допив свой кофе и встав на ноги, док вздохнул и несколько раз кивнул, не забыв поблагодарить мужчину за помощь. Вардан последний раз взглянул на него, прежде чем тот, махнув ему рукой, с облегчением свалил из столовой. Ему не нравился этот отдел, да и Вардан был довольно странным. Во всяком случае, он узнал, что Чарли не такой уж и плохой, в сравнении с другими, и даже пообещал себе поговорить с ним после беседы с Джорджем. Покидая столовую, он различал, как шум, исходящий из неё, медленно становится тише, но всё же мозг его по-прежнему думал обо всей ситуации. Арон вернулся к Джимми, который всё ещё курил, уже, вероятно, раз четвёртый за это утро. «Он выглядит таким напряжённым», — думалось ему. У светловолосого были тёмные круги под глазами, уставшее выражение лица и взъерошенные, торчащие во все стороны волосы. Ему наверняка не помешало бы поспать, поэтому доктор решил, что будет хорошей идеей провести «допрос» сейчас, а затем позволить другу отдохнуть оставшуюся часть дня. — Эй, Джимми. Слушай, можем провести беседу сейчас? Не затруднит? Закончив с сигаретой, тот вздохнул и медленно кивнул. — Да… да, конечно, никаких проблем. Я позову Тая и Джеймса. Арон выдохнул и покачал головой, глядя на то, в каком ужасном состоянии был его друг. Нужно было просто побыстрее со всем закончить, чтобы они оба смогли отдохнуть от этой ебучей работы, возможно, вдвоём за кружкой пива. Джимми переговорил с другими охранниками через рацию и в безмолвном жесте велел доктору следовать за ним. Они молча шагали по крылу тяжелобольных, будучи оба слишком уставшими, чтобы шутить или разговаривать. И это не было неловкой тишиной, это была та самая тишина между двумя людьми, которые отлично знали друг друга и были уверены в том, что лишняя болтовня быстро наскучит другому; всё, что им было необходимо, это поскорее закончить работу, а затем, наконец, отдохнуть. Арон заметил хорошо знакомые камеры, заполненные плачущими в углах пациентами, движения которых блокировала смирительная рубашка, их лица полностью отражали пустоту изнутри. Мурашки пробежали по спине Арона, когда он на секунду задумался, как бы чувствовал он себя на месте этих пойманных в ловушку людей, которые страдают и у которых нет ни единой возможности сбежать. Представить это было слишком сложным, поэтому, покачав головой и отбросив эту мысль, он сосредоточился на коридоре перед собой. Джимми разблокировал дверь, и они оба попали в уже знакомое Арону пространство. Он с интересом взглянул на камеру, которая находилась рядом с камерой Кёрлзза и на которой отчётливо был виден номер. Тощий подошёл к окошку и, заглянув внутрь, сразу же заметил заключённого. Джордж был мужчиной высоким, по крайней мере на пару дюймов выше Арона точно, со светлыми волосами и с, вероятно, не меняющимся никогда серьёзным выражением лица; мускулистый, широкоплечий, он казался настоящим воплощением гнева. Прибывшее через несколько секунд Тай и Джеймс оказались нехило напуганы этим пациентом, они даже спросили Джимми, можно ли позвать ещё охранников в качестве подмоги. Однако Начальник Службы Безопасности им отказал, приказав им двоим вывести психа из камеры, не обделав при этом штаны. — Ради всего святого, у вас для чего электрошокеры и пушки? В конце концов, он просто человек, не будьте такими ссыкунами, — разочарованно отбарабанил он, следя за тем, как, вздохнув, оба его подчинённых последовали приказу. Когда мужчины, держа наготове наручники и опустив руки на собственные пистолеты, открыли камеру, Арон отошёл от её двери и молча стал пялиться в угол. Пару секунд спустя они вышли вместе с пациентом, Джордж шёл за ними спокойно, не сопротивлялся, его руки были зафиксированы за спиной, лицо по-прежнему не выражало ни единой эмоции. Джимми кивнул, и все дружно двинулись в «допросную», где охранники, толкнув мужчину внутрь, сняли с него наручники, а психолог, пройдя за ними же, осторожно присел на своё место. Джимми крутанул перед ним большие пальцы обеих рук, а затем запер дверь, оставляя больного и доктора наедине. Арон, с беспокойством прокашлявшись, уже готов был начать повтор той же речи, что и днём ранее, однако, закатив глаза и подняв руку, Джонни остановил его прежде, чем он даже успел открыть рот. — Я уже в курсе того, что вы хотите сказать. Давайте пропустим это и перейдём к чему-то более серьёзному. Арон что-то невнятно пробунил, а затем, немного пребывая в шоке, кивнул, совершенно не зная, что делать дальше. Он лишь вздохнул и, пролистав документы перед собой, решил задать те же самые вопросы, что и вчера. — Расскажи мне об аварии, — спокойно попросил он, пытаясь не выдавать всю тревогу, которую он сейчас испытывал. Джонни послушно кивнул и, грубо обхватив свою короткую бороду, заговорил. — Видите ли, док, мы группа из шести человек, которые разделяют примерно одинаковые взгляды на мир, — сказал он, своими голубыми глазами взглянув на мужчину. — Мы все считаем, что общество заставляет нас быть теми, кем мы вовсе не являемся, поэтому это губит наши души. Мы хотим быть свободными, хотим делать всё, что чувствуем, потому что в конечном итоге мы все умрём, а мы хоть и умрём раньше, но зато умрём хорошо, это то, чего мы хотим. Однако каждый из нас всё же имеет своё мнение об этом. Кёрлзз, например, думает, что люди должны поддаваться своим инстинктам и подталкивать к этому других, чтобы получать друг от друга удовольствие. Джей и Дэнни более идеалистичны, они отказываются от общей задумки любви и твёрдо верят, что страсть, смерть и боль строго взаимосвязаны, отвергая общее представление о парах, браке и отношениях. Фанни самый простой: он просто хочет делать всё, что приходит ему в голову, до тех пор, пока не сдохнет, от курения травы весь день и выпивки до насилования девчонок. А ещё есть Чарли… В этот момент Джонни на какое-то время обратил своё внимание на стол, психолог занервничал, потому что хоть они и вели диалог, Джордж по-прежнему не ответил на его вопрос. Так или иначе, Арону хотелось знать, к чему же он всё-таки ведёт. — Чарли…? Возвращаясь к разговору, Джонни несколько раз моргнул, будто бы не отключался от мира на сколько секунд. — У Чарли очень схожее с моим мнение. Он считает, что общество искажает наше истинное «я» и что мир теперь всего лишь видимость того, чем он на самом деле должен быть. Ничто из того, что мы выстраиваем, не продлится долго, поэтому однажды мы разрушимся вместе. И, поскольку все мы умрём и разрушимся, почему мы не можем оценить крах сами? Молча слушая, Арон вскинул бровь и несколько раз кивнул. Джонни выдохнул и, отведя взгляд, протёр руки об бёдра. — В тот день мы хотели всё изменить. Я не хотел никого ранить, но, к сожалению, ситуация сложилась иначе. Это была ошибка, в которой виноват Джей. Он должен был быть осторожным с угоном поезда, но вместо этого он проебал всё. Мне действительно жаль всех тех, кто погиб из-за этой ошибки, и я по-прежнему не могу простить себя за то, что так наивно полагал, что всё пройдёт хорошо… За этим признанием последовало несколько секунд молчания, во время которых Арон с любопытством изучал движения и мимику мужчины. — Поезд был лишь символом того, чего мы хотели добиться. Изначально план заключался в том, что мы украдём поезд и отправимся в центр Лос-Анджелеса, чтобы показать людям, как легко взять что-то от кого-то мощнее тебя, и попытаться заставить их задуматься о своей жизни и о том, что они делают. Это была огромная ошибка, всё вышло не так, как мы хотели. Кроме того, на мне уже висели кое-какие обвинения в хранении наркотиков, а проблемы с гневом никак не помогли во время ареста. Я сопротивлялся и даже ранил некоторых полицейским, чем ещё больше усугубил положение. Психолог сжал кулаки. Даже если голос и выражение его лица демонстрировали сожаление и печаль, глаза по-прежнему оставались холодными, словно лёд, и никаких эмоций не передавали. Арон сомневался, что заключённый на самом деле чувствует нечто похожее на раскаяние, а зрачки его глаз это предположение доказывали, когда тот поднимал голову и продолжал говорить. — Разве ты не думал о морали этого поступка? — сухо спросил психолог, начиная немного выходить из себя из-за того, как нагло врал больной, словно Эрличман был тупым идиотом, который не понял бы, когда кто-то откровенно пиздел. — Мораль… — мужчина закатил глаза и покачал головой. — Мораль была создана обществом лишь для ограничения действий людей. Многое из того, что вы хотите сделать, мозг запрещает, потому что вы боитесь, что подумают о вас люди. Вы занимались сексом с молодой девушкой? Аморально. Выбили дерьмо из какого-то парня? Аморально. Отказались взять бедного и беззащитного щенка на дороге? Тоже аморально! Общество просто лишило мир всех тех вещей, которые сделали бы его местом лишь для самых сильных; теперь даже самый тупой человек на планете имеет право жить, независимо от того, насколько он или она стоит. — У людей нет ценника, Джордж. Мы все имеем право жить. Тот внезапно повернул голову, сверкая ухмылкой на губах. — А вот тут вы ошибаетесь, Док. У людей есть ценник, у каждого свой. Вы стоите дороже меня, потому что я преступник, в то время как вы — врач со званием, работой и уважительным статусом. Видите, моя цена гораздо меньше вашей, и, даже если общество не говорит об этом вслух, люди рассуждают именно по такой схеме. Я поступил плохо, и моя цена снизилась, поэтому, если бы я завтра умер, никто бы и не заметил, — грубо отчеканил заключённый, гневно поднявшись со своего места и принимаясь нервно расхаживать туда-сюда. Не выпуская его из виду, Арон прикусил губу, удивляясь тем, в какое русло в итоге утёк диалог. — То есть, ты думаешь, что одни люди стоят дороже других? — поинтересовался он, кончиками пальцев вырисовывая невидимые дорожки на поверхности стола. Джордж горько улыбнулся и, остановившись посреди комнаты, пристально посмотрел на доктора. — Каждый чего-то стоит, у каждого есть своя цена, просто зачастую никто не задумывается об этом. Взять, например, политику. Общество твердит, что он один из самых важных кусков дерьма в мире, хотя на самом деле этот мудак просто паразит. Вы можете быть самым умелым и опытным человеком, но всё же не вы определяете свою цену: за вас это делают люди. На несколько секунд повисла тишина. Джордж тихонько ворчал, мучая собственные пальцы и подозрительно оглядываясь. Затем, усмехнувшись, он шустро оказался прямо за психологом, опустив свою голову на расстояние дюйма от его уха. Арон попытался закричать, но мужчина грубо прижал руки к его плечам, тем самым ещё и помешав ему уйти. Арон чувствовал, как чужое дыхание опаляет затылок, чувствовал движение губ, когда тот вновь заговорил. — Знаете, док… — прошептал он. — Это всё вина общества. Мораль ведь просто барьер, который блокирует ваши действия, — усмехнулся пациент. — Даже истину общество запросто может изменить. Истины не существует… это лишь мнение, — произнёс он, отрывая ладони от плеч врача и потирая их друг об друга. Арон сглотнул и попытался остаться тихим и спокойным, позволив заключённому вернуться к расхаживанию по комнате. — О чём ты говоришь? — Я говорю о том, что на правду можно воздействовать, факты можно использовать, можно не поддерживать разные мнения одного и того же события. Я могу даже рассказать вам о том, что произошло во время катастрофы, но это будет моя правда, а вы назовёте это ложью. И в чём смысл? Я знаю, что и как именно случилось, но говорить это вам совершенно бессмысленно. Размышляя над этими словами, Арон прикусил обратный конец ручки, пока больной продолжил говорить. — Понимаете ли… иногда правда никак не всплывает на поверхность, поэтому вы лишь можете попытаться уловить информацию по частям, так и не собрав кусочки паззла в целую картину. Вы можете предположить, что произошло, можете угадать, но всё равно не узнаете об этом. — Ты, кажется, слишком умный и мудрый, чтобы быть психически больным, — с усмешкой сказал доктор. — А ты, кажется, слишком заинтересовался нами, чтобы быть объективным психологом, — с сияющими глазами огрызнулся заключённый. Арон сглотнул ком в горле. — О чём ты? Джонни ухмыльнулся, его голубые глаза потемнели, наполнились злобой. Он приблизился к Эрличману, который, наоборот, отстранился, понимая, что расстояние между ними неприлично сокращается. — Я видел лицо Кёрлзза, видел, как ты смотрел на него. Как смотрел на нас. Для тебя мы лишь потрясающие разумы, которые можно анализировать, в которых можно покопаться, пытаясь отыскать пятна в наших личностях. Но до вчерашнего дня ты и не догадывался, что мы является нечто гораздо большим, — пробасил пациент. По венам Арона вспыхнул холод, хотя на лбу выступил пот. Он принялся нервно сжимать собственные пальцы. — Мы звери, животные, демоны. Худшее, что ты можешь найти, мы самые опасные живые существа по эту сторону ада. Ты можешь попытаться понять нас снаружи, док, но ты никогда не получишь полное представление о нас, если будешь оставаться в стороне. Но, будучи с нами, ты всё поймёшь. Ты почувствуешь то, что чувствовали мы, вкусишь то, что вкушали мы, будешь поступать так, как поступали мы. Ты больше не будешь жалким кроликом, который пытается быть волком, думая о том, как бы повёл себя он. Ты будешь одним из стаи, будешь бегать с нами, убивать и получать удовольствие вместе с нами… Что-то в этих словах спровоцировало у Арона дрожь; его рациональный ум отвергал каждое слово, произнесённое Джорджем. Однако была и более глубокая часть него, которая кричала и умоляла Арона согласиться, сказать чёртово «да». Это была самая тёмная и потаённая часть него, самая животная, именно она порождало у Арона желание стать частью этой группы, защищать и быть защищённым. Он хотел стать одним из них. Джордж, поджав губы, принялся кругами ходить вокруг психолога, пожирая его глазами. Доктор понял, что вот это был Джордж, настоящий Джордж. Не уступчивый человек, с которым он говорил ранее, и не послушный заключённый, которого он видел, а безжалостно осуждающее животное, внимательно наблюдавшее за добычей перед собой. Он передвигался по комнате медленно, словно хищник, ледяные глаза горели от ярости, готовой вот-вот рвануть, и хоть его движения были агрессивными, они всё ещё оставались размеренными и спокойными. В этот момент Арон осознал, что столкнулся с лидером шестёрки, самым сильным, самым страшным и жестоким. Психолог видел, как под его рубашкой напрягаются мышцы и, вслед за ними, будто бы живые, шевелятся многочисленные татуировки. «Титул», который можно было узнать по его телодвижениям, был устрашающим, он требовал послушания и подчинения, а чувство гордости отражалось на его лице. Доктор неподвижно сидел на стуле, глядя на него. Он поверить не мог в то, что своими глазами проследил эту трансформацию, увидел, как заключённый снимает с себя маску и, наконец, предстаёт тем, кто он есть на самом деле. Это было потрясающе. Так интересно и интригующе. Двое мужчин не переставали изучать друг друга, и, будь даже власть в руках Арона, он всё ещё чувствовал себя ничтожно маленьким по сравнению с другим. Джонни не был пациентом, он даже не был человеком; он был львом, запертым в клетке, ходил кругами, готовился дать отпор и освободитсься. И это Арона пугало. — Ч-что… — он запнулся, вдруг осознавая, насколько он сейчас уязвим и слаб. В этой комнате они были одни, находились друг напротив друга, и психолог хорошо понимал, что если начнётся драка, то выйдет он из неё только со сломанными костями. — Жизнь, которую мы создаём, не для жертв, — прошептал Джонни, его голос забасил ещё сильнее, стал в несколько раз страшнее. Не отводя от него взгляда и сжав кулаки, Эрличман сглотнул и отчаянно попытался на затрястись. — Я не жертва, — ответил он, когда мужчина остановился и пристально посмотрел ему в глаза. — Да ну? — тот оскалил зубы, а на лице мелькнула улыбка. Он подошёл к психологу ближе, его движения были гладкими, как шёлк, и беззвучными, как у животного. — Ты даже не знаешь, насколько ты слаб, Арон, — заявил он с явным презрением в голосе. У того перехватило дыхание. Свело мышцы и пересохло во рту. Джонни ухмыльнулся и тихо хихикнул, что больше походило на рычание. — Но ты не переживай, мы сделаем из тебя безумца, — пробормотал он. — Я и мои ребята вытащат из тебя самое худшее, и тебе это обязательно понравится. Ты будешь просить нас о большем, потому что это именно то, кто ты есть, — на этом он остановился, позволив Арону вкусить тишины между ними. — А кто ты? Хищник, совсем как мы… — закончил он, опускаясь на свой стул и глядя на врача. Это было так странно и так запутанно. Арона разрывало на части разными голосами, каждый из которых говорил разные вещи. Он чувствовал, как бешено застучало сердце. Он хотел этого. Хотел быть одним из них, хотел чувствовать своё безумство, хотел быть с ними. Арон недоверчиво замахал головой. Нет, нет, о чём он думал? Эти люди сумасшедшие, совсем вышедшие из ума. Они врали ему, но, даже если перспектива больше не сдерживать себя казалась очень привлекательной, сделать он этого не мог. Они не смогут предложить ему то, о чём говорят. — Ты полнейший социопат, — произнёс он, медленно встав и повернувшись спиной к пациенту. На несколько секунд он уставился на дверь, стараясь не обращать внимания на тот тихий голос в черепной коробке, умоляющий согласиться, подчиниться и стать частью из группы. Доктор услышал скрип отодвигающегося стула, в это же время сзади подошёл Джонни. Он вновь почувствовал горячее дыхание на затылке, почувствовал разницу в их росте и телосложении. Он ощущал власть и силу, исходящие от этого мужчины, слышал решимость в голосе, когда тот заговорил. — Львом ты рождён, львом ты и останешься, — шёпот почти был неразличим, губы шевелились слишком близко к коже Арона. Напрягшись от этих слов, психолог невольно, будто движимый страхом, ударил кулаком по двери, как бы обращаясь за помощью. Глаза удивлённо распахнулись, когда он осознал, что сделал, но уже через пару секунд эта самая дверь открылась, являя мужчине заскучавшее лицо Джимми. — Привет, босс. Арон не ответил на приветствие, потому что его внезапно посетила одна мысль. Почему «привет, босс» прозвучало так глупо? Почему этот голос он тут же сравнил с басистым тоном Джонни и скрипучим голосом Кёрлзза? Голос Джимми был простым, обыкновенным, чистым. Его не с чем сравнивать. Что-то пробубнив себе под нос, психолог покинул комнату, его сразу же заменили Тай и Джеймс, ворвавшиеся с наручниками. Арон чувствовал себя по-странному тревожно. Он не понимал, что именно происходит в его голове, но точно понимал, что ему не нравятся желания, которые он испытывал, а особенно те, что захватили его разумную часть, тем самым подводя его к черте сумасшествия. — Тащите его в камеру, — тем самым чистым голосом приказал Джимми, после чего два охранника, держа заключённого, вышли из комнаты. Джордж несколько секунд смотрел в сторону Арона, как послушное создание, которое тот видел в самом начале, а затем, опустив голову, последовал за мужчинами. Доктор наблюдал за тем, как его пациент скрывается за углом, и вновь его привлекла возможность пойти за ним и посмотреть на других заключённых. Однако ему удалось выбросить эту мысль из головы и, вспомнив, что случилось вчера вечером, он решил просто вернуться к себе в комнату. Он отвратительно себя чувствовал, ему необходим был отдых, особенно после утреннего кошмара, встречи с Варданом и этой сраной беседы. Слишком много для одного. — Я иду в свою комнату, — оповестил он Джимми, даже не потрудившись выслушать его ответ. Арон лишь развернулся, вылетел из отделения тяжелобольных и направился на второй этаж, где его ждала безопасная зона. Он не поздоровался со своими коллегами, проигнорировал просьбы других пациентов, даже не остался на обед. Он рванул к своей кровати, любимому Георгину и своему личному, безопасному пространству. Он вёл себя, как крайне обеспокоенный человек? Да, он знал это, и ему было абсолютно по хуям. Наконец поднявшись по лестнице и оказавшись у своей комнаты, он тут же распахнул дверь и прошёл внутрь, мгновенно наслаждаясь прекрасным ароматом чёрного цветка. Ох, так успокаивающе, так лично и безопасно, он любил чувствовать себя вдали от всех навалившихся проблем. Задавшись вопросом, нужно ли ему идти в душ или лучше сразу бежать к своей кровати, он медленно прикрыл дверь. Затем в голове всплыла ещё одна мысль, спровоцировавшая Арона широко открыть глаза. Он, пытаясь теперь размышлять логически, неподвижно стоял у входа в свою комнату. Дверь. Дверь была открыта. Он закрывал её на ключ этим утром, когда уходил. Его вдруг пронзила дрожь от ужаса и тревоги, мысль о том, что кто-то находится… в его комнате, отвращала его. Что, если пострадал Георгин? Что, если кто-то навредил его драгоценному цветку? С опаской мужчина бросился к растению и, увидев, что она в порядке и что ничего с момента наступления утра не поменялось, проверил, есть ли что-то подозрительное. Убедившись, наконец, что всё на своих местах, он глубоко вздохнул и снова принялся размышлять логически. Блять, с каких пор он такой нервный? Он всегда был мирным и спокойным человеком, так почему испугался сейчас? В этой комнате у него не было ничего, кроме Георгина, и та была в полном порядке. Так что? Он оглянулся вокруг, оценивая, не изменилось ли что-нибудь. Кровать была всё та же, что и с утра, шкаф был закрыл и наполовину пуст, как и ящики, ванная всё ещё была в чистоте, а телевизор выключен. И тогда он увидел. Он судорожно сглотнул, заметив, наконец, маленькую чёрную коробку на столе, частично скрытую в тени. Подойдя поближе, он почувствовал, как нож в глотке разрывает его на куски. Это были диски. Прочитав надписи на них, он сразу понял, что это были именно те пропавшие записи, пропавшие у сотрудников службы безопасности. И они были в его комнате. Он, чуть задрожав, двинулся к телевизору и, так быстро, как только мог, сунул диск в дисковод. Он терпеливо мотал плёнку и остановился на вчерашнем вечере. Видео было только с камеры в комнате Кёрлзза. Он увидел, что на каких-то кадрах комната была пуста, но, взглянув на часы в верхнем углу, понял, что в это время он разговаривал с Мэттью лично. Однако через пару минут двери камеры открылись, он увидел, как в неё прошли Джеймс и Тай, пихнувшие Кёрлзза внутрь, снявшие с него наручники и смотавшиеся прочь. Несколько минут спустя он наблюдал за тем, как мужчина скачет по кровати, ожидая, когда останется абсолютно один. И тогда Кёрлзз начал перед ним дрочить. Он смотрел за этим, как вдруг почувствовал, что рот полон слюней, запись на диске буквально гипнотизировала его. Кучерявый сидел точно по центру комнаты, разведя ноги и демонстрируя то, что между ними было отлично видно. Боже, его тело было таким сексуальным и мускулистым, бледная кожа была полностью обнажена, кубики его пресса почти незримо подёргивались, когда он продолжал дрочить, сжимая в руках сочившийся смазкой вставший ствол. И его лицо, это чёртово лицо, которое так грязно выпрашивало член, так сильно нуждалось в нём. Арон бы очень хотел схватить парня за челюсти и выебать его женственные губы, толкаясь прямо в самую глотку и… Вот блять. Арон покачал головой, отойдя от телевизора и открещиваясь от этих представлений. Нет, нет, это невозможно, не снова. Он чувствовал, как в штанах твердеет собственный член, умоляя о внимании. Ему так хотелось расстегнуть джинсы и совсем немного ослабить напряжение, но это бы означало очередную победу заключённого, а дважды проигрывать он не хотел. И всё же он не мог перестать смотреть на чужое тело, обладатель которого активно дрочил себе, проходясь от основания до головки, небрежно надавливая на неё большим пальцем. Арон так сильно прикусил нижнюю губу, что уже через секунду ощутил металлический привкус крови на языке. Ну как он должен был сопротивляться такому искушению? Он был наедине с порнографическим видео одного из своих пациентов, мастурбирующих для него и перед ним. Как он мог, широко открытыми глазами глядя в экран, не скользнуть правой рукой в штаны, проведя ею по собственной эрекции? А он и не мог. Так или иначе его никто не видел, поэтому какие могут быть проблемы? Арон опустился на пол и стащил с себя джинсы, ткань которых уже буквально душила его. Он подвинулся к телевизору ближе и протянул ладонь к своим боксерам, вместе с человеком на видео принимаясь в темпе водить по члену. Это его милое личико, эти губы, бёдра, которые бы только кусать и оставлять на них засосы, всё, что касалось Кёрлзза, возбуждало. Будто бы господь хотел создать такое живое существо, единственной целью которого было бы обрекать людей на страсть и вечные муки, особенно с его чёртовой мимикой, из-за которой у Арона дёргался хер. Он тихонько заскулил, пытаясь подавить стоны. Ему нравилось, нравилось дрочить, зная, что Кёрлзз делает то же самое для него, и вспоминая вчерашний день, когда тот схватил за его за член и заставил кончить. Судорожно простонав, он ощутил, как сильно, практически болезненно сдавило живот, приближая дело к развязке. Он попытался сдержаться, но, увидев, как кучерявый слизывает собственную сперму с ладони, мозг его отключился, а пока он дрожал от наслаждения, с головки сочилась бледноватая густая жидкость. Он прижался спиной к кровати, продолжая выжимать из себя соки, стекающие по его пальцам, делающие их всё более липкими и влажными. Он, всё ещё дрожа из-за оргазма, облегчённо выдохнул. Ему понравилось, так понравилось, что он даже почувствовал себя неправильно. Откинув голову назад и прикрыв глаза, позволяя мышцам тела расслабиться после исчезнувших волн удовольствия, он пытался успокоиться. Спустя несколько минут отдыха он вновь открыл глаза, веки были такими тяжёлыми и уставшими. Ему просто хотелось в душ и спать, не более. Медленно поднявшись на ноги, он пошёл в ванную, вымыв там в тёплой воде руки и избегая любого столкновения с собственным отражением. Чувствовал он себя теперь немного лучше, чем раньше, но всё же этот мерзкий привкус вины и стыда отравлял его рот. Он выдохнул и, промокнув ладони полотенцем, вернулся в спальню, вытаскивая диск из телевизора. И вот она дилемма: вернуть запись Джимми и сотрудникам службы безопасности или приберечь её для себя? Он мог бы спрятать её у себя в шкафу или в одном из ящиков, никто бы и не заподозрил, и так бы он смог смотреть и перематывать видео столько раз, сколько бы сам пожелал. Однако часть, наделённая логикой, подталкивала его к варианту с возвращением записи, и даже если он понимал, что это будет правильно, он знал, что удовольствия от этого он получит двое меньше, чем от второго варианта. Пальцы намертво вцепились в диск, поэтому, вздохнув, мужчина направился к шкафу, открыл его и спрятал записи в самом тёмном и защищённом этой темнотой углу. Закрыв створки гардероба, он снова вздохнул. Он понимал, что поступает плохо, но перспектива смотреть на Кёрлзза столько раз, сколько он захочет, слишком сильно искушала его, поэтому оставалось лишь сдаться. Махнув головой, доктор, решив принять душ, прежде чем лечь спать, вновь отправился в ванную. Представляя ощущения горячей воды на себе, он усмехнулся и где-то глубоко внутри взмолился, чтобы вместе с грязью на коже вода смыла грязь и в его душе.