Et impera, или Пятый элемент

Когда теряешь счёт времени, оно перестаёт казаться важным. Гермионе уже было всё равно, сколько она пробыла в плену, какое сейчас время суток. Важным было лишь то, когда за ней снова придут и какие манипуляции будут проводить. А ещё Рон, которого она успела увидеть всего один раз. Но размышлять о времени и отмечать определённые закономерности стало единственным развлечением. Домовик появлялся лишь для того, чтобы принести еду, причем еда была настолько однообразной, что Гермиона сразу проследила логику. Каша, суп, ломоть хлеба – три появления эльфа. Завтрак, обед, ужин. Ненависть превратилась из семязачатка в молодое растение, неплохо укоренившееся в сердце. Эти корни мешали ему биться, разгонять кровь по телу. Растение имеет неограниченный рост, и она боялась, что ненависть однажды достигнет таких размеров, что сердце будет лишь пылинкой на придаточном корешке. Но что делать, когда садовник такой хороший? С «утра» помимо миски с незамысловатой пищей она получала маленькую баночку с зельем, заменявшим все атрибуты для личной гигиены. Тёмный Лорд не терпит грязь. Эту недвусмысленную фразу она услышала от домовика, когда в первый раз получила зелье. Спустя девять приёмов пищи и три условных дня Улькус схватил её за запястье и потащил из комнаты. Они оказались в длинном узком коридоре, по левую сторону которого гриффиндорка насчитала семь дверей, одной из них была дверь её комнаты. Из узкого коридора они попали в маленький, а из маленького поднялись по лестнице на два этажа выше. Очередной коридор, в котором они оказались, был будто бесконечным. – Позор, – кряхтел Улькус, бесцеремонно таща девушку за собой. Они прошли четыре двери, когда домовик наконец убрал свои маленькие сухие пальцы с запястья Гермионы и, постучав кулачком по дубовой поверхности, неуклюжими пинками впихнул её в кабинет. Понять, что это был кабинет Волдеморта – как сложить два и два. Она чувствовала давящую тёмную материю. Воздух был насквозь пропитан ею. Магический фосген. Гермионе хотелось надеть противогаз даже при всём осознании бесполезности этой мысли. Он выплыл из-за ширмы. Как змея. Его движения были плавными, гипнотизирующими, чтобы жертва и не заметила, когда её сожрут. Гриффиндорка обтянула края полосатой рубашки, наблюдая за тем, как Тёмный лорд садится за тяжёлый дубовый стол. Каждый предмет мебели в этом кабинете казался тяжёлым. – Удивительно, – протянул Волдеморт, откинувшись на спинку кресла. – Мои люди долго собирали информацию о друзьях Поттера. Знаменитый мальчик нашёл себе достойную компанию: грязнокровка и бестолковый выходец чистокровного семейства. И если Уизли действительно не представлял и не представляет из себя абсолютно ничего, то ты… Как же так вышло, что маггловская девчонка стала лучшей ученицей за последние годы? Пока большинство твоих однокурсников маялись дурью, ты не прекращала учиться, параллельно влезая в переделки с Поттером. Гермиона переступила с ноги на ногу: было холодно стоять на мраморном полу босиком. А ещё ей ужасно не нравилась приторная вежливость в голосе Тёмного Лорда. – И теперь эта весьма гениальная особа не может справиться с моим заданием. Ты теряешь моё время. Может, я переоценил твои способности? Или цена слишком низкая? Не для неё. Куда выше? – Поверь, девочка, – вздохнул утомлённый театральщиной Лорд. – Есть и выше. Как думаешь, почему диалог с Эскулапом ведёшь именно ты? На то было две причины. Одна давала ответ на вопрос в объёме девяноста процентов, вторая была небольшим приятным приложением. – Кроме меня он ни с кем не говорил. А ещё меня можно убить не задумываясь. – И почему же? – незримые пальцы сжались на шее Гермионы, заставляя запрокинуть голову. – Риторический вопрос. Её сейчас волновало другое: что дороже человеческой жизни и почему мастер искусной лжи, талантливый кукловод и манипулятор не воспользовался своими умениями для достижения цели. – Я бы окончательно разочаровался в вас, мисс Грейнджер, не задай вы себе этот вопрос, – манерно протянул Волдеморт, одарив её скользкой (именно скользкой) улыбкой. – Вероятно, получив от меня задание, вы долго думали, как же выполнить его. И, вероятно, вам приходило в голову продолжить беседы с Эскулапом как ни в чём не бывало. Но хвалёное гриффиндорское благородство… Тёмный Лорд замолчал, наблюдая за реакцией девушки, которая, в свою очередь, прокручивала в голове его слова, чтобы лишний раз не поделиться с ним очередной пагубной мыслью. – Не старайся, грязнокровка, твои попытки слишком жалкие… Значит и всю её ненависть он чувствовал. – Здесь никакой легилименции не требуется. Это слишком очевидно… Действительно. – Я упиваюсь твоей ненавистью. Ты могла бы попробовать искоренить её, но тщетно. Ваша боль питает меня. Другое дело Эскулап. Он недоступен. Квинтэссенция защищает его разум, его самого. Забавно, что на днях в этой защите образовалась брешь. Плавность и резкость в движениях Лорда слишком часто сменяли друг друга, но Гермиона успела привыкнуть к этому. Но не к близкому контакту. В глазах Волдеморта все оттенки красного пылали злобой, ненавистью и отвращением. Но он был рационален, видя в гриффиндорке не больше, чем грязнокровку. Отвращение было сильно, но гораздо более забавным, интересным было внутреннее удовлетворение от её собственной ненависти, от страха, от неизвестности и от неосознанности того факта, что она зависела от Тёмного лорда. Слово, взмах палочки, щелчок – не останется ничего. Ни глупых воспоминаний, ни грёз, ни её самой. – Ты лгала мне, грязнокровка, – прошипел волшебник, подойдя к ней совсем близко и ткнув палочкой в подбородок. – Глупая девчонка. Даже такая недалёкая тварь, как ты, должна уметь делать простейшие выводы. Он всегда был изощрён в оскорблениях, но лишён понимания того, что из его уст они ничего не значили для Гермионы. Собственно, как и она для него была не больше, чем персональным куском грязи. – Его связь с квинтэссенцией ослабла, – сказала гриффиндорка. – Неужели? – раздражённо воскликнул Волдеморт. – К такому выводу даже домовик способен прийти. – Над причинами нужно подумать. На самом деле Гермиона не имела ни малейшего желания этим заниматься, хотя любопытство сжигало. – Ты умная девочка. – Жёсткой хваткой на подбородке заставил посмотреть себе в глаза. – Могла бы учиться на Когтевране. Тогда бы и с Поттером не подружилась бы и здесь не оказалась бы. – Шляпа предлагала, – прерывисто ответила Гермиона. – Перед началом учебного года я изучила информацию о факультетах и выбрала для себя Гриффиндор. Это была слишком простая беседа. Таких ей не хватало. Но вот от едкого чувства, что неверное слово может лишить жизни, всё внутри холодело. Гермиона Грейнджер не собиралась сдаваться и умирать просто так, хотя в глубине души понимала, что вряд ли когда-нибудь покинет Малфой-менор. – Не смей думать, что меня это волнует. – Волдеморт резко отпрянул от девушки. Манипулятор. А Гермиона и не смела думать, что Тома Марволо Реддла мог волновать кто-то, кроме него самого. Пусть за все те годы, что они боролись с тёмным магом, она видела его впервые, но убедиться в том, что если он и снисходил до сладостных речей, то только для личного блага, уже успела. – Грязнокровка посмела назвать меня этим поганым маггловским именем! Он снова вышел из себя. Так просто. В мыслях. Хотя она действительно впервые вспомнила, как его зовут на самом деле. Он никогда не вылазил из её головы, постоянно перебирал содержимое. – Запомни, ты всего лишь маленькая наивная девчонка! Грязь. – Гермиона снова почувствовала его леденящие пальцы на своей шее, почувствовала остроту его ногтей. – Послушай, грязнокровка: каждый человек живёт лишь для своего блага. Что бы ты ни делал – ты делаешь это для себя. Дружба, любовь – фарс. Слабые никчёмные люди не могут сражаться в одиночку, под маской «дружбы» укрепляют отношения, чтобы не потерять того, кто даёт чувство уверенности. Любовь – это секс, удовольствие и такая же опора для ничтожеств. Но всё так зыбко. Мнимые привязанности делают неудачников только слабее. Людям свойственно исчезать, мисс Грейнджер. Проходит любовь, распадается дружба – рассыпается ещё один никчёмный слабак. А ещё людям свойственно лицемерие и самообман. На глупцов мир богат, но есть и те, кто понимают всю суть, однако продолжают отрицать. Я не отрицаю. Ну, что Вы скажете теперь, мисс Грейджер? Гермиона пыталась разобраться, в какое из трёх слов лорд Волдеморт вкладывал больше отвращения: любовь, дружба или её фамилия? Её маггловская фамилия. С этого момента она твёрдо решила победить. – Вы просто маленький недолюбленный мальчик, Том Реддл. Выстрел удался. Это было очень по-женски: решить выжить, затем победить и сразу за этим выдать, возможно, последнюю в своей жизни дерзость. – Круцио! – выкрикнул Волдеморт, не сдерживая гнева. У боли бесконечное количество оттенков. Чем изощрённее мучитель, тем их больше – раскрываются новые. Гермиона, качаясь по полу под его ногами, глохла от собственных криков – её варили в собственной крови. – Ты умрёшь, грязнокровка. Послужишь мне – и умрёшь. Тёмный лорд опустил палочку, посмотрев на девушку сверху вниз. Ему безумно нравилось возвышаться над остальными. Безумно. Его лицо навечно застыло в искажённой гримасе ненависти и безумия. Ухмыльнувшись, Волдеморт поставил ступню девушке на рёбра, нажал, получив в награду приглушённое измученное мычание. Этого было недостаточно. Гермиона проглатывала солёные слёзы. Чёрные ботинки Волдеморта были вычищены до блеска – даже подошва была безупречной. Тёмный лорд не терпел грязи. Облегчение, которое приносили секунды без боли, словно остановило время. Нет! Он плавно переместил ступню с рёбер обратно на пол, а затем резко каблуком ботинка вдавил её запястье в пол. Сердце остановилось. Гермиона перестала слышать звуки. От боли сжалось горло. Волдеморт так же резко убрал ступню. Давление прекратилось, а боль осталось. Запястье было сломано. – Ты умрёшь в ближайшем будущем, не переживай, – пропел он. Силы для противостояния в ней были. Всегда. – Не переживаю. – Три коротеньких слова, но она ещё не закончила: – В отличие от вас. Смех. В нём тоже предостаточно оттенков. В смехе Волдеморта было безумие, напыщенность, чувство превосходства. – Я буду царствовать в вечности, грязнокровка! – расхохотался он. – А ты, твои друзья – вы исчезнете, как пыль. Все будут говорить о Тёмном лорде, который одним пальцем раздавил мальчишку Поттера. И знаешь, я не убью тебя сразу. Ты будешь мучиться, смотря на то, как твои друзья умирают, будешь прислуживать Пожирателям, зная, что в любой момент можешь умереть. – Какая честь с вашей стороны. Сам Тёмный лорд расписал мои планы на жизнь, – подражая его театральщине, воскликнула Гермиона. – Гордись, глупая девчонка. Для такой грязи, как ты, это действительно большая честь. Но, возвращаясь к вечности. Почему по-твоему мне удалось проникнуть на поверхность разума этого глупого старика? Всё то время, что Гермиона училась в Хогвартсе, она ругала себя за неумение быстро думать в критических ситуациях. Гарри был прав, сказав тогда, год назад, что уроки в школе и жизнь – разные вещи. Ответь она МакГонагалл неверно, профессор просто сняла бы баллы. Если же ответ не понравится Волдеморту, цена будет гораздо более высокой. Хотя тут спорный вопрос. Ведь лучше провалиться сквозь землю, чем получить отметку ниже, чем «Превосходно». – Либо с ним что-то произошло, либо с квинтэссенцией. – Безусловно, грязнокровка, – снисходительно кивнул Лорд. – Поэтому сейчас у тебя с ним будет рандеву. Эскулап всё ещё молчит, а то, что я увидел, абсолютно бесполезно. – Я уже несколько дней не видела Рона, где он? – Гермиона очень долго собиралась, чтобы задать этот вопрос. – Маленькая эгоистичная грязнокровка. Ты только сейчас о нём вспомнила. – Волдеморт приоткрыл рот в издевательской манере. – Мальчишка Уизли всё ещё пользуется моим гостеприимством. Забавно, как всё складывается. Несколько дней назад я хотел лишь вскрыть твой разум и разум твоего дружка, затем избавиться из одного из вас, а другим шантажировать Поттера. Но завязалась игра поинтереснее, а я люблю интересные игры. Волдеморт был несвойственно разговорчив, что Гермиона попробовала списать на неплохое расположение духа. – Так я увижу Рона? Только тогда поговорю с Эскулапом, – смело заявила девушка. – Будешь мне указывать? Гриффиндорка упустила тот момент, что расположение духа Тёмного лорда было весьма непостоянным. Внутри всё сжалось тугим узлом. Она уже была не в его кабинете – это был Хогвартс. В гостиной гриффиндора было непривычно холодно и неуютно, все казались тенями, поникшими, прозрачными. Смех всколыхнул это плывущее пространство. Лаванда Браун была ярким пятном, она подскочила к Рону и, поднеся к его губам красную мармеладку, не дождавшись, когда он её проглотит, поцеловала. Ты ему безразлична. Ты ему не нужна. Шипящий вкрадчивый голос был повсюду. Переворот – боль. Они с Гарри сидели на ступеньках в безлюдном коридорчике. С кем ещё поделить неразделённую любовь, как не с лучшим другом. Снова смех. Звонкий, девичий, отдающий эхом. Зачем Лаванда затащила Рона именно в этот коридор? Гермиона не хотела этого видеть, не хотела слышать. Он тебя не любит, шипел голос. Ему наплевать. Хватит! Нити воспоминаний такие тонкие, но насколько же невыносима боль, когда они затрагиваются, рвутся. Гермиона закрыла глаза, зажала ладонями уши, но так из собственной головы не вылезти и его не вытолкнуть… Что это? Подсобка со швабрами? Обнажённые тела, вздохи, прикосновения, запах лаванды и пота. Страсть, похоть. Лаванда. Пот. Швабры. Нет. Это не реальность! Оглушительным визгом Гермиона вытащила себя из иллюзии, созданной Тёмным лордом. Она не могла этого видеть. Волдеморт манипулятор – вот что она точно знала. Его манипуляции с разумом могли довести человека до безумия, до крайности, в моменты которой начинаешь молить о смерти. – Не выйдет! – прошептала Гермиона. – У тебя ничего не выйдет. – Выйдет, – прошептал он ей на ухо. – Ваша любовь не больше, чем слабость, похоть, неумение контролировать свои физиологические потребности. А теперь ты пойдёшь к Эскулапу. Проваливай! Улькус привёл Гермиону к комнате, находившейся на том же этаже, что и её собственная. Она часто раздумывала о том, как бы мог выглядеть врачеватель. Его голос был голосом старика, но наружность… Эфир мог поддерживать молодость с такой же вероятностью, как и калечить. Девушку охватил ступор, когда она попала внутрь. Стены комнаты были выложены блестящим ровным кирпичом чёрного цвета, пол представлял из себя то же самое, а окна и вовсе не было. Гриффиндорка должна была провалиться во тьму, ничего не увидев, но свет, что исходил от врачевателя, очертил все контуры. Он был похож на узника Азкабана. Серебро длинных спутавшихся волос и бороды необратимо потускнело, а землистая кожа, испещрённая морщинами, была такой тонкой, что просвечивала всю сосудистую систему. Но всё это являлось блеклостью и второстепенностью, потому что прекрасное голубоватое свечение, исходившее не просто из глаз, а словно из самого его нутра, завораживало. В глазах этих не было радужки, не было зрачка, казалось, самого глазного яблока не было. Нет, всё являлось второстепенностью по сравнению с этими глазами. – Она завораживает, правда? – криво улыбнулся старик. – Пятый элемент. – Больше, гораздо больше, – глухо прошептала Гермиона. – Вот мы и встретились, и, кажется, я должна сказать вам спасибо. – Не торопись, девочка. Жизнь – та ещё скверность. Тем более твоя нынешняя. – Я слишком сильно верю в себя, чтобы оставаться в таком положении, – сохраняя твёрдость в голосе, сказала девушка. – Что же. Он хочет узнать, что произошло со мной и с квинтэссенцией, – протянул Эскулап, будучи абсолютно убеждённым в своих словах. – Верно, – кивнула Гермиона, всё ещё рассматривая врачевателя. – Только скажите одно: в чём разница? При любом раскладе, беседуй вы со мной или с ним, вы всё равно удовлетворяете его желание. – Гордость – это единственное, что у меня осталось. Может, это нерационально и глупо, но мне с этим существовать. – Ладно, – согласилась Гермиона, удовлетворив своё любопытство. – Так что произошло? – Не знаю. – Это шутка такая? – немного взбесилась девушка. – На моей памяти уже случалось подобное. Не стоит доверяться воспоминаниям – они имеют свойство выцветать и искажаться. Но это я точно помню. На заре моего существования, когда я ещё ходил по земле среди людей, такое было. Я чувствовал такую же опьяняющую лёгкость, фантом свободы. Это быстро проходило, и сейчас я чувствую, как оно ускользает. – Постарайтесь вспомнить, с чем это связанно, – настаивала девушка. Старик лишь возмущённо фыркнул. – Я не помню, где родился, что за люди были моими родителями, а ты просишь восстановить несуществующую корреляцию. – Но неужели вы не пытались понять? – Пытался, но прежде чем успевал прийти к каким-либо выводам, ответы ускользали, а с годами всё это блекло на фоне моего никчёмного существования. – Это тупик, – объявила Гермиона. – Но сейчас. Может, изменения связаны с тем, что вы снова среди людей? А ещё… я не думаю, что вы единственный, кто изучал Пятый элемент и кто его получил. Надо сходить в библиотеку… Щелчок. Оно само вырвалось. Как в старые добрые времена в Хогвартсе. Библиотека – вот ответы на все вопросы. Место, куда она мчалась искать разгадки. Гермиона пробыла в плену уж точно не больше недели, но время стало тягучим, как нуга, словно год прошёл. – Да! Я готова искать ответы. Этот энтузиазм утешал, отвлекал её от насущного. Гриффиндорка даже не была уверена в том, что ей позволят вступить в игру. Но топтаться на месте было непозволительной роскошью. Волдеморт в любом случае становится сильнее. Им нельзя отставать. – Если ты вступишь в борьбу, Гермиона, – Девушка вздрогнула от звучания собственного имени из уст старца, – постарайся не забыть, что правила не наши. И даже не этого Лорда. Правила установит Пятый элемент.