Et impera, или Пятый элемент

Густой туман окутал сознание. Эпизоды из всех семнадцати лет жизни мелькали в голове киноплёнкой. Незнание того, который из тысячи кадров-карт вытянул Волдеморт, превратилось в неприятное, вязкое, как кровь, ощущение. – Ну, что, дорогая, нас с тобой ожидает увлекательная игра, – пропела Пожирательница, посмеиваясь в сладком предвкушении. А Гермиона перестала что-либо понимать – её поместили в кокон из боли. Все эти скользкие ступени, тёмный коридор, факелы, двери темниц – всё кружилось в медленном вальсе. Короткий путь занял целую бесконечность. Девушка примерно представляла, какие планы Беллатриса имела на её измученные тело и разум. Но встреча с Волдемортом отняла волю. – Не смей терять сознание, грязнокровка – я хочу развлекаться. – Белла топнула ногой, вскинув палочку. Сумасшедшая капризная сучка. Гермиона упорно убеждала себя: плевать на то, что скажет и сделает пожирательница, плевать на то, что сказал и сделал Волдеморт. Но самоубеждение отнимало гораздо больше сил, чем окклюменция. – Глупая девчонка. – Лестрейндж стала над ней, смотря сверху вниз, насмешливо гримасничая. – Как только ты мне надоешь, я убью тебя. Тёмный лорд не любит непослушных грязнокровок. Видимо, в Хогвартсе ты была более сообразительной. Урок предельно прост: знай своё место, поганая грязнокровка! И … – И ничего не изменится, – закончила за неё Гермиона, сплюнув кровь. – В моей судьбе.. Беллатриса Лейстрейндж довела круциатусом родителей Невилла до сумасшествия. Её собственный расколотый разум, однако, был сплошной брешью. Пожирательница была лишена способности к контролю. Гриффиндорка предполагала, что Белла, окончательно лишившись самообладания, либо запытает её до смерти, либо невнимательность, рождённая гневом, станет шансом. – Дерзкая грязнокровка. – Голос Лестрейндж срывался. – Поверь: ты пожалеешь о каждом сказанном тобой слове! Придёт время – и ты тоже. – Круцио!!! – выкрикнула Белла, взмахнув палочкой. Гермиона искренне ненавидела всех этих людей. Дамблдор говорил, что ненависть ломает человека. Чёртов Том Реддл тому пример. Она не хотела ломаться, но боль… Резало, кололо, жгло, разрывало, пронзало. Девушка почти оглохла от собственных криков, потеряла счёт времени, задыхаясь. – Музыка! – заливисто рассмеялась Беллатриса, наслаждаясь воплями пленницы. – Sanguis externum*. Сейчас ты, паршивка, познаешь всю прелесть кровопускания. Она почувствовала. Незримые скальпели рассекали кожу. Порезы были неглубокие, но болезненные. Девушка широко раскрыла глаза от ужаса, грудная клетка, поражённая проклятием, тянула её вверх. – Чёрт. – Лейстрейндж опустила палочку, хватаясь за запястье. – Тебе повезло, Грейнджер. Считай, что сегодня тебя спас Тёмный Лорд. Она так нежно промурлыкала это «Тёмный Лорд» и поспешила удалиться к радости Гермионы, для которой музыкой был звук закрывающейся двери. Боль не отпускала, а судороги решили стать изюминкой в её нынешнем положении. Мисс Грейнджер чувствовала себя воспалённым нервом. Хотелось перевернуться, но польза лишних телодвижений казалась весьма сомнительной. Раны были свежими, а пол грязным. Поверхностное дыхание – подземная жизнь. Может, она готова? Может, пора? Семнадцать лет – время пришло. Кап-кап. Беллатриса так быстро ускакала, что забыла связать пленницу и потушить факелы, оказавшиеся приятным (насколько в общем применимо было это прилагательное) сюрпризом. Хотелось есть и пить, грязная одежда липла к телу и абсолютно не грела, ведь гриффиндорка, окрылённая воспалением жертвенности и храбрости на грани с глупостью, выбежала из Норы в джинсах и тонкой водолазке. Кап-кап. Пусть капает – от тишины с ума сойти можно. От тишины и от боли. Неосязаемое время всё же приближало конец. Кхе-кхе. Что? Она уже сошла с ума? Кхе-кхе. Кто-то кашлял в соседней камере, и кашель этот придал, как ни странно, Гермионе сил. Она была не одна в этом карцере. Теперь это даже почти не карцер. – Кто здесь? – выдавила из себя Гермиона максимум громкости. Кхе-кхе. Кап-кап. Симфония. Она не собиралась сдаваться. Связкам было непросто после воплей, старательно вытянутых круциатусом. – Ответьте, прошу, – молила гриффиндорка. – Или подайте знак, если не можете говорить. Кап-кап. Если она слышала его, то он должен был слышать её. Гермиона всмотрелась в стены. У самого потолка виднелись узкие прямоугольные отверстия, видимо, служившие подобием вентиляции. Никаких знаков. – Захотите поговорить, – продолжила девушка, – я всегда здесь. Было бы смешно, когда бы не было так грустно. – Не поняла, девчонка? – послышался ворчливый кряхтящий мужской голос. – Я не собираюсь с тобой болтать. По непонятной причине Гермиону это в какой-то степени веселило. Время и боль не так давят, когда ты не один. Теперь у неё даже появилась маленькая и вполне выполнимая (в отличие от желания сбежать или умереть) цель – разговорить старика, а, судя по голосу, это был старик. – А я вот собираюсь! – с максимальной задорностью выпалила она. – Не хочу потерять разум. Кхе-кхе. Тоже неплохо. – Скажите хотя бы, как вас зовут, – нахмурилась Гермиона, потихоньку переползая к левой части камеры. Кап-кап. – Меня зовут Гермиона, – не сдавалась девушка. – И если не произойдёт чуда, то жить мне осталось не так долго. Тишина. Она разговаривала сама с собой. Забавно. Да, чудес не бывает. Весьма занимательный вывод для волшебницы. – Зато он не доберётся до Гарри, – убеждала она себя. Судороги почти прекратились, но дышать было достаточно тяжело, а этот бессмысленный разговор наполнял её энергией. – Кем бы ни был твой Гарри, – послышался из соседней камеры голос старика, отчего Гермиона приподнялась на локтях, – ему не скрыться. – Гарри – особенный. Он избранный, он тот, кто убьёт его. Подождите, вы не знаете, кто такой Гарри Поттер? Тишина. Кхе-кхе. – Не знаю ни одного Гарри, – грубо бросил старик. – И знать не хочу. Гарри Поттера знали все. Даже она в свои одиннадцать лет, прожив до этого всю жизнь в маггловском мире, знала о Мальчике-который-выжил. – Кто же вы такой? – Гермиона Грейнджер задала вопрос скорее самой себе. – Нужно быть отшельником, чтобы не знать, кто такой Гарри Поттер. Но при этом Вы знаете Волдеморта. Занятно. – Недавно познакомились, – прокряхтел её немногословный собеседник. Но ведь не осталось в мире волшебника, который не слышал о Тёмном лорде: славы он определённо добился. Старик за стенкой только распалял любопытство. – Тогда почему вы здесь? – Тут девушка сама закашлялась и, посмотрев на ладонь, которую она подставила в надежде на то, что не увидит на ней кровь, обречённо вздохнула. – Кровохарканье. Чудно. – Кровохарканье – негласное приложение к заклятию кровопускания, которое, несмотря на этимологию названия, поражает и внутренние органы, преимущественно дыхательную систему, – продекларировал старик. – Подождите! – оживилась Гермиона. – Вы колдомедик? Старик возмущённо хмыкнул. – Так или иначе, вы разбираетесь в медицине. Вы поэтому здесь? Он чем-то болен? – с надеждой выдала Гермиона очередную порцию вопросов. – Болен. Психически. Хотя соматически тоже – выглядит он так себе. Девушке захотелось сплюнуть. Вот так открытие! Очередной приступ кашля прервал тараканьи бега в голове. – Твою мать. – Гермиона не привыкла каким-либо образом выражаться, но положение обязывало. – Скверно. – Помолчи, девочка. Раны сами затянутся. И она замолчала. Кап-кап. Интересно, как быстро она надоест Беллатрисе? Разговорится Рон просто так или под пытками? Если он будет менее разговорчивым, то, вероятно, её снова вытащат из камеры. Волдеморт просто применит легилименцию. Но это неважно. Для шантажа вполне достаточно одного друга Гарри Поттера. А второго разумно прикончить. И кого же он выберет? Грязнокровку. Конечно, безусловно, точно. Кап-кап. Шаги. Возвращение цербера. Нет. До её камеры не дошли. Похоже пришло время старика. – Ну, что. Тебя ждёт очередная аудиенция у Тёмного лорда, – насмешливо проговорил Хвост. – На твоём месте хотел бы я быть смертным. Гермиона вздрогнула. Будь условный старик простой нечистью, Волдеморту не было бы смысла вытягивать из него душу допросами и заточением. Пришло то время, когда голод и жажда всё-таки вернулись к основанию пирамиды потребностей. Кроме того, она постоянно думала про Рона. Может, ему удалось вырваться, а Волдеморт просто с какой-то целью манипулировал ею, играл на чувствах? Нет, ещё одно глупое предположение. Очередное. Слишком много глупых предположений появилось в последнее время в жизни Гермионы Грейнджер. Хотя, порою, чем глупее, тем вернее. Гриффиндорка не знала, какое сейчас время суток, сколько она здесь торчит и сколько времени прошло с того момента, когда забрали старика, до того, когда его привели обратно. Как только шаги Пожирателей затихли, Гермиона вновь возобновила невнятные попытки расшевелить соседа. – Вы в порядке? Эхо. Эхо. Эхо. Голос нового друга был единственной ниточкой. А друга ли? – Когда вас забирали, они сказали, что, будучи на вашем месте, хотели бы быть смертными. Так кто же вы такой? Она уже начинала сомневаться в его бессмертности, как и в способности к речи. Кап-кап. – Ну, явно не колдомедик, – донеслось до неё насмешливое ворчание из соседней камеры. Неожиданно. Даже самый короткий его ответ тешил любопытство гриффиндорки. – Вы бессмертны. – Гермиона вновь перешла к монологу. – Ему нужно бессмертие. – Не суждено ему познать это проклятие. – Для него это отнюдь не проклятие, – вздохнула девушка, пытаясь перевернуться. – Это для нас проклятие. Том Реддл всегда получал то, что хотел. – Судьба накажет его за самонадеянность. – Уже наказывала. – Хотел бы я узреть… – Я бы вам рассказала о том, как судьба поступила с ним пятнадцать лет назад, а вы бы рассказали мне о себе. Была в Гермионе и слизеринская жилка. А как без хитрости? Она была преданной гриффиндоркой, но понимала: пренебрегать не присущими дому Гриффиндорка качествами, названными кем-то дурными, не стоит – глупо. Каждая глупость приближает к поражению. Гермиона Грейнджер не была глупой и уж тем более не собиралась проигрывать. Кап-кап. – Говори, девочка, – нетерпеливо потребовал старик. – Это случилось пятнадцать лет назад, – начала Гермиона, развеселившаяся от тона соседа. – Он искал себе подобных, решив, что под страхом смерти любой примкнёт к нему. Но прежде всего его планы рушило одно пророчество. "Грядёт тот, у кого хватит мужества победить Тёмного лорда..." Он пришёл в дом к родителям Гарри, убил его отца, его маму, хотел убить и самого Гарри, но материнская любовь, которой Реддл не познал, стала щитом, смертельное заклинание отрекошетило и превратило самого Волдеморта в ничто. Кхе-кхе. Нет, это был не кашель. Старик посмеивался. Его позабавила печальная история Гарри Поттера. – Теперь вы, – не менее требовательно сказала Гермиона. Кхе-кхе. И тишина. Значит старик удовлетворил свой интерес, но по счетам не собирался платить. Гермиона, однако, с этим ничего поделать не могла, разве что довести его до белого каления какими-нибудь пустыми разговорами, но по этой части гораздо лучше справилась бы Лаванда Браун, глупая подружка Рональда. Чёртовы пикси! Она не переносила Лаванду, но воспоминания о ней телепортировали разум в Хогвартс, оставив измученную плоть в плену. Гриффиндорка будто услышала стук колёс Хогвартс-экспресса, шумную суету в Большом зале и даже тишину библиотеки, она почувствовала тепло в их гостиной… И… – Меня зовут Эскулап…. – Что? Бог врачебного искусства? – перебила она собеседника уже после первого предложения. – Так Волдеморт всё-таки болен? – Умей слушать, если хочешь услышать. Экскулап, Эскулапий, Асклепий… как меня только не нарекали. Не знаю, сколько лет прошло с той поры, когда я был юнцом, страстно желающим добиться вершины в искусстве врачевания, излечить каждого, найти лекарство от всех недугов. В те времена ходили разговоры о Пятом элементе… – Квинтэссенция! – воскликнула Гермиона, на что старик недовольно кашлянул. – Находясь под властью юношеской самонадеянности, я обратился к поискам эфира. Тогда все были уверены, что он является божественным первоначалом четырёх общеизвестных стихий. Я долго корпел над свитками, пока не решил выдвинуть смелое предположение о том, что вода, огонь, земля и воздух – это отправная точка для квинтэссенции. Колдомедицина, впрочем, как и маггловская медицина, тогда только зарождалась. Лишь эксперимент давал ответы. Мне понадобился не один год для того, чтобы добиться продвижения, в это время я совершенствовал себя в искусстве врачевания. После одного из опытов я узрел нечто… моя волшебная палочка раскололась, её окутало голубой туманной субстанцией. Я собрал её осколки и поместил в посох. – Посох Асклепия существует! – снова выдала девушка, тут же виновато добавив: – Простите. – Кхе-кхе. Однажды посох обвила змея, мне пришлось убить её, но она воскресла – посох оживил её. Мне удалось получить квинтэссенцию. Я, всё ещё юный и воодушевлённый своим успехом, принялся исцелять людей, не пытаясь понять, что же есть квинтэссенция, что это за форма. И я решил, что человек благословлён, ведь насладился он этой Великой силой. Но я был наказан за тщеславие, за то, что возомнил себя сильнее смерти, потому наказанием моим стало бессмертие. Это самое страшное мучение, девочка. Ты живешь и видишь, как погибают поколения. Бессмысленное существование, когда все, кто дорог тебе сейчас или грозится стать чем-то большим потом, всё равно умрут, а ты будешь жить. Посох больше не исцелял. Я решил, что раз уж обречён, то стоит ещё раз получить эфир. Но тщетно. И существовал я спокойно и бренно вдали от всего, пока не явился он… Гермиона молчала. А магглы по-своему переделали эту историю. Вопросы не закончились. – Тогда выходит, что вы не совсем Бог медицины – скорее мученик, – рассуждала девушка. – Ему нужен посох? – Ему нужно бессмертие, – сухо ответил Эскулап, явно не собираясь более разговаривать. – А Богов не существует, девочка. Всё это – оправдание человеческому незнанию. Лучше бы Волдеморт был болен. И сдох скоропостижно. Однако вряд ли посох можно передарить как безвкусную вазочку, презентованную свекровью невестке на День рождения. Скорее всего до Тёмного Лорда при всей его извращённой гениальности это не доходило. Старик был неразговорчив и горд, а Реддл – нетерпелив и никому не доверял. Снова шаги. Дрожа, Гермиона судорожно вдохнула. Нутро подсказывало, что на этот раз по её душу. Тяжёлая дверь со скрипом открылась после неуверенного ворочанья ключа в скважине, и в камеру, нервно подёргиваясь, вошёл Хвост. – Поднимайся! Скорее, – пропищал он, резко взмахнув палочкой. – Тёмный лорд ожидает. – Снова? – слабо проговорила Гермиона. – Вставай! Водянистые глазки Петтигрю бегали – он явно был встревожен. С трудом девушка поднялась на ноги и под недовольным взглядом Хвоста подошла к выходу из камеры. Ключ этот идиот оставил снаружи. Она была слаба, но внезапность, адреналин и нерасторопность надсмотрщика… Гермиона в момент захлопнула дверь, повернула ключ и помчалась по коридору к лестнице. – Бомбарда максима! – послышалось за спиной. Того и следовало ожидать. Глупо. Но пути назад нет. После целого дня пыток и бессмысленного лежания на холодном полу ноги всячески давали понять, что им плохо: коленки похрустывали, суставы сдавались. Ноги не хотели работать как парные конечности. Но она бежала. Пронырливостью жизнь Хвоста наградила, а вот расторопностью и меткостью – нет. Гермиона уже достигла выхода из подземелий, когда боковым зрением увидела несколько вспышек. Петтигрю, однако, промахнулся. Похрамывая, пошатываясь, хватаясь за стены, она петляла вдоль тёмного коридора. Гермиона помнила, как Беллатриса вела её к Волдеморту. Если добежать до конца, она попадёт в коридор пошире, направо – зал, в котором её пытали – и туда точно не стоит заглядывать. Очередная зелёная вспышка ударилась о стену рядом с девушкой. Убегаешь – не оглядывайся. Она слышала позади себя неуклюжие подпрыгивания Хвоста, но сдаваться не собиралась. Достигнув злополучного коридора, Гермиона толкнула плечом дверь, противоположную той, через которую они попали в зал. Ещё один огромный коридор, слева широкая лестница, напротив которой высокие двойные двери, вполне подходящие под описание «входные». Прихожая! Гермиона выбежала на середину всего этого великолепия, приправленного старинными картинами на панельных стенах и несколькими магическими артефактами. – Стой, грязнокровка! – задыхаясь от интенсивной погони, пропищал Хвост. Обернулась – ошибка. И дело не в Петтигрю, от которого вполне можно было скрыться. По каменной лестнице неторопливо и плавно, подобно змее, спускался-сползал Тёмный Лорд. В секунду произошёл двусторонний метаморфоз их взглядов. У Волдеморта – от простой сосредоточенности до всех оттенков ярости, бешенства и гнева с лёгкой ноткой удивления. У Гермионы – от того же удивления до немого ужаса. Этого секундного замешательства хватило Хвосту для того, чтобы вылететь на злополучный коридор. Тёмный Лорд метнул раздражённый взгляд в сторону слуги, гриффиндордка же в это время в несколько шагов достигла двери с наивной надеждой, что затея выгорит – она и руки не успела протянуть к спасению, как была буквально прибита к рельефной металлической поверхности. – П-простите, Повелитель, – заикаясь, пролепетал Петтигрю. – Исчезни, Хвост, – гневно прошипел тот, взмахнув палочкой. Гермиона услышала тонкий протяжный крик слуги и грохот. Сейчас она чувствовала угнетение оттого, что была прижата к двери лицом и не имела возможности видеть страх, испуг в маленьких выцветших глазках Хвоста, не увидела и того, как Волдеморт брезгливо отшвырнул его в сторону лёгким взмахом палочки. Однако более незавидна была теперь её собственная участь. Девушка тем не менее не жалела о своей слабой попытке. – А теперь ты, грязнокровка. Кроме ожидаемой ярости и привычного презрения было в его голосе ещё кое-что. Предвкушение. Удовлетворение. Он как будто ждал повода для пыток. Без повода хорошо, но с поводом ведь лучше! Интереснее! – Ты, маленькая дрянь, позволила себе помыслить о побеге, – пропел Лорд, подходя к ней. Он обхватил тонкими холодными пальцами её шею, вжав ещё сильнее в поверхность двери. – Власть здесь у меня, девочка, – прошипел он ей на ухо, наблюдая за тем, как она задыхается. – И тебе повезло, потому что сейчас я расскажу чудесную историю, а потом ты ответишь за побег. Он расцепил пальцы на её шее, но не для того, чтобы ей стало легче идти, а для того, чтобы магия выполняла их роль. Магия душила Гермиону более искусно: так, чтобы сохранялись судороги, но не так, чтобы она потеряла сознание. – Я в состоянии идти сама, – сквозь слёзы просипела она, не желая подобным образом передвигаться. – Неужели? Будешь мне указывать? Разозлить его – раз плюнуть. Волдеморт имел в своём арсенале сотни способов унизить человека, и тащить его за шею по полу был не самым худшим из этой сотни. – Итак, – начал он, отбросив Гермиону невербальной магией в сторону. Она знатно приложилась о статую мойры и, приподнявшись на локтях, ощупала затылок. Увидев кровь на грязной израненной ладони, гриффиндорка не удивилась. – Несколько месяцев назад в подземельях появился новый весьма занятный обитатель, который представляет для меня определённый интерес… Эскулап! – Верно, грязнокровка. В этом и есть корень нашего с тобой диалога. Волдеморт медленно прохаживался по залу. Его длинная чёрная мантия, напоминавшая несколько мешков, небрежно накинутых друг на друга, полностью скрывала худое болезненное тело. Гермиона была убеждена, что у них не может быть ни диалога, ни тем более его корней. – В этот раз ты откровенно плохо контролируешь свои мысли, маленькая дрянь, – разозлился Лорд. – Мне наплевать на твои убеждения – я могу их одним пальцем раздавить, как и тебя. Но для начала ты выполнишь мой приказ. Ещё чего. Это была неосторожная мысль, навеянная далёкими событиями второго курса, когда Гарри точно так же ответил на выпад Малфоя-младшего. В ответ на это она почувствовала, как мышцы скрутило и обожгло. Он будет наказывать её за неправильные мысли, слова. Смерть грозилась стать высшей наградой в этом поединке. – Собственной жизнью ты не очень дорожишь. А что насчёт жизни твоего рыжего друга, о котором ты, кстати, так "по-гриффиндорски" забыла, когда пыталась осуществить свой никчёмный побег? – поинтересовался Волдеморт, устремив к ней пылающий адским алым пламенем взгляд. Стерев дорожку из крови в уголке рта, Гермиона, которую только что словно облили ледяной водой, вопросительно посмотрела на него. – Пустоголовый завистливый глупец, жаждущий славы, – протянул Лорд. В данный момент глупец стоял перед Гермионой. В этой характеристике не хватало только маниакального влечения к власти. Щёку гриффиндорки рассёк незримый хлыст. А потом ещё раз по только появившейся ране. Словесное насилие чередовалось с телесным. – Мерзкая грязнокровка, ты либо мучительно сдохнешь, либо до конца своей жалкой жизни будешь наблюдать, как умирают твои друзья и близкие, служа при этом нам. Никогда. Её сковала ненависть к этому мерзкому озлобленному существу. На каждое его слово хотелось ответить в стократ усиленной болью. Волдеморт в момент оказался рядом с девушкой и, схватив за плечо, вжал в стену между двумя высокими окнами. – Советую приглушить свои мысли. – Он сжимал её плечо, заострённые почерневшие ногти Лорда впивались сквозь тонкую водолазку в её кожу. – А теперь продолжим. Мой новоиспечённый гость может оказаться очень полезным, жаль только – говорить не желает. Удивительно. За эту очередную мимолётно-глупую мысль она снова получила хлыстом по щеке, вторая же рука Волдеморта сжала её шею. – Все непростительные бесполезны в работе с ним. Сегодня же слуги нашептали мне, что он заговорил… – Он намотал на кулак её спутанные волосы и резко натянул. – С тобой, грязнокровка. Поразительно. Действительно поразительный факт: человек не желает говорить с людьми, похитившими его и регулярно подвергавшими пыткам. – Слушай меня. – Лорд склонился над ней, сжимая губы в презрении и пытаясь поймать её взгляд. – Ты будешь продолжать говорить с Эскулапом и всю информацию передавать мне. – С какой стати? – Он наступил ей на ногу, переместил руку с шеи на челюсть. – А с такой стати, грязнокровка, что ваш лимит исчерпан. Поначалу я думал, что в конце оставлю его по принципу чистоты крови, а тебя прикончит кто-нибудь из моих слуг. – Что-то хрустнуло в челюсти, которую беспардонно стиснул Волдеморт. – Но тебе повезло. И теперь чем разговорчивее твой новый друг, тем живее старый. Поняла? – Нет. – На что тело пронзила боль, а зрачки отвратительных глаз Лорда сузились. – Я хочу увидеть Рона. Веры в то, что он здесь ещё меньше, чем в то, что в ответ на моё повиновение вы не будете его трогать. Иначе ничего не будет, и с этим не поспорить. Лорд обнажил зубы в раздражённой гримасе и резко убрал руку с её лица. – Ты увидишь мальчишку. – Он отступил от Гермионы, отвернулся и прошёл вперёд, шелестя полами мантии. – Нарцисса! Нарцисса? Значит они в Малфой-меноре. Люциус Малфой больше полугода находился в Азкабане, а его Повелитель занял поместье. Гарри был прав. Неосторожная мысль! Лорд метнул к ней взгляд, на что Гермиона уставилась в пол, наполняя сознание ранними детскими воспоминаниями. Пять лет – она упала с качелей, и на коленке остался огромный синяк… Не выходило: он и без зрительного контакта перебирал тонкие ниточки её мыслей, откидывая прочь ненужное, выуживая то, что вызывало интерес. Вот они с Гарри и Роном едут в Хогвартс-экспрессе, сводя всю информацию о Малфое в единое. – Нарцисса, – мягко протянул Волдеморт, почувствовав, как миссис Малфой появилась в дверях, но не обернувшись в её сторону. – Твой сын – идиот. Но об этом потом. Нарцисса вымученно опустила голову, нервно теребя тонкими изящными пальцами края чёрного велюрового платья. Она бросила короткий взгляд на Гермиону, всё ещё жавшуюся к стене. Гриффиндорка уловила ту смесь презрения и непрошеной, возможно, связанной с материнством, жалости. Не удивительно: девушка выглядела более чем отвратительно. Её одежда была испачкана, в нескольких местах водолазка и джинсы порвались. Под повреждённой тканью виднелись раны, благо, кровь на них запеклась. На шее сияли фиолетовые следы от пальцев, на щеке помимо мелких и крупных царапин краснел свежий порез. Длинные волосы покрылись грязью и спутались, карие глаза, обрамлённые плотной сеточкой алых капилляров, опухли, слёзы на них не засыхали. – Я хочу, чтобы ты привела сюда мальчишку Уизли, – приказал Волдеморт. – И в твоих интересах поторопиться. – Да, мой Лорд. Поклонившись, миссис Малфой поспешила удалиться. А он всё продолжал вымерять шагами зал, вертя в пальцах волшебную палочку. – Я хочу видеть Рона регулярно. – Гермиона долго собиралась, чтобы сказать это. Следовало ожидать, что любая просьба грязнокровки выведет из себя Волдеморта. Он в момент подлетел к гриффиндорке и схватил её за волосы. – А может, ещё что-нибудь? – прошипел он ей на ухо, наслаждаясь тем, как сжимаются её зубы от боли. – У вас нет выхода. – Казалось, Лорд сейчас выдерет её волосы. – Вы убьёте Рона уже после этой встречи, а я буду продолжать вам помогать? – Ты будешь делать то, что я тебе прикажу, грязнокровка, – бросил он, отойдя в сторону. – Мальчишка будет жить до тех пор, пока ты будешь приносить пользу. Спустя полминуты в зале появился Рон в сопровождении Нарциссы, державшей палочку наготове. Однако Рональду вряд ли суждено было сопротивляться – выглядел парень едва ли лучше своей подруги. Грязный, бледный, оборванный, он шёл, хромая, пытаясь скрыть под рыжей чёлкой огромный черневший синяк под распухшим глазом. Гермиона вздрогнула. Её бедный Рон еле стоял на ногах. А её ли Рон? Может, оборотное зелье? Пусть так, ведь в готовое зелье добавляется частичка живого на данный момент человека. Чувство спокойствия разлилось по телу мягким покалывающим теплом, почему-то в этот момент она вспомнила, как запускала руки в густую длинную шерсть Живоглота. Такое глупое сравнение. Однако всё равно было интересно, её ли друг стоит сейчас перед ней. – Рон… – Большего девушка из себя выдавить не смогла. – Гермиона… Парень смотрел на подругу с такой неподдельной нежностью. А как же Лаванда? – Увидела? – нетерпеливо спросил Лорд, явно не желая, чтобы между ними возникал хоть какой-то диалог. – Нарцисса! Уводи. – Подождите! – выпалила Гермиона, отчего миссис Малфой застопорилась, а Волдеморт мгновенно разозлился, увидев, что женщина послушала гриффиндорку. – Как зовут моего кота? – Живоглот, – сморщившись, промямлил парень спустя несколько секунд. – Вон! – выкрикнул Тёмный Лорд с такой яростью, что в голосе его вместо привычного шипения проявился хрип. Миссис Малфой, откланявшись, поспешила вытолкнуть Рона за дверь. – Тебе нравится выводить меня из себя? Да, грязнокровка? – Волдеморт подскочил к ней, оттащив от стены за плечо. – Как ты посмела открыть свой поганый рот? – Мне нравится чувство уверенности. Девушка вскрикнула: с такой силой он сжал её костлявыми пальцами. – Можешь забыть о нём. – Тогда вы забудьте об Эксулапе, – парировала она. – Не будет Рона – не будет информации. – Соскучилась по круциатусу, грязнокровка? – поинтересовался он, вскинув палочку и наблюдая за тем, как сжимается девушка в приступе страха. – Признай, у тебя нет выбора, – не без удовольствия продолжила Гермиона. – Круцио! – Он смаковал это слово, каждый раз произнося по-новому. А вот и признание. Сладкое. Оно стоило этой боли (или нет?). Девушка рухнула на пол, прижимая коленки к груди. Три чана. Раскалённое железо, ледяная вода и битое стекло. А затем четвертование – четыре лошади мчались в разные стороны, увлекая за собой её конечности. В животе стало тяжело, к горлу подступил комок – и гриффиндорку вырвало прямо под ноги Тёмного Лорда. Как же хорошо, что всё-таки её не кормили, подумала Гермиона, вытерев рукавом желчь со рта. Разум применил весьма некорректное сравнение. Круциатус напоминал щелчок по носу кота. Из чего исходил её мозг, когда давал команду говорить? Рациональность была тут явно ни при чём, а вот статуи мойры... – Мерзость. – Волдеморт применил для себя очищающее заклинание и брезгливо отошёл от девушки. – Можешь идти. – Сама? – Ты глухая, грязнокровка? Проваливай! Я думаю, тебе известно, что кратчайший путь – прямой. Свернёшь – я узнаю, и тебе не поздоровится. – И дверь за собой мне тоже самой запереть? – Она сама запрётся. У этой двери больше способностей к магии, чем у тебя, грязнокровка, – с не меньшим сарказмом ответил Волдеморт. – А теперь вон! Заклинанием Гермиону отбросило к двери. Согнувшись в три погибели и приложив ладонь к животу, измученному спазмами, девушка выскочила из зала, как ошпаренная. Дверь напротив зала, которая, как уже было известно гриффиндорке, вела в прихожую, так и манила. Не без усилий она выкинула из головы глупость и эгоизм и направилась в свою камеру.