*три года назад*
Ничего не предвещало беды. Я сидел в гостиной нашего дома, наблюдая за тем, как цвет фонариков гирлянд сменяется с белого на ярко синий и обратно. Я всегда любил эти огоньки. Они придавали ощущение праздника даже получше, чем рождественский глинтвейн. Хотя от последнего я тоже никогда не отказывался. Несмотря на мое уединенное состояние, в доме царила полная суматоха. Брэд, психуя и чертыхаясь, бегал по дому, стараясь накрыть на стол и одновременно не дать сгореть индейке в духовке. Вот-вот должны были прийти ребята. Это была своеобразная традиция: уже несколько лет подряд мы (Грэйсы и их соизволение пригласить меня) отмечали Рождество вместе. В этот раз была очередь собираться в нашем с Брэдом доме. Мой брат хотел, чтобы все было идеально: наготовил (и даже не спалил) кучу еды, украсил дом, помог мне нарядить елку (к слову, это единственное, что мне было позволено делать). «Лучше сиди и не мешай, а то, как всегда, расхреначишь тут все.» Что я, собственно, и делал. Сидел на кресле у камина с гитарой в руках. Постоянное залипание на гирлянды не особо позволяло сосредоточиться и сыграть что-то нормальное, поэтому я лишь наигрывал рандомные мелодии. Атмосфера тепла и радости не исчезла даже тогда, когда в дом ввалились заснеженные Нил и Барри, запуская вместе с собой леденящий зимний воздух. Раздевшись, парни сразу устремились к столу. Брэд еле успевал отгонять их от блюд, ибо «Еще не все собрались, да и вообще, не будьте животными, Нил, твою мать, положи ножку на место, я вас убью.» Адам как всегда опаздывал. Точнее «задерживался», как он сам любил выражаться. И не важно, что его ждут ребята и… я. Мы не виделись уже три недели. После тура, закончившегося дней 10 назад, Гонтье, толком ничего не объяснив, укатил в неизвестном направлении, со словами «-Мне нужно, ну вы это, понимаете, да.» Я привык, что он периодически исчезает. Нет, не смирился, но что поделать. Мое мнение тут никого не волнует. Адаму нужно время. Все это знают. Время, чтобы побыть одному (либо же в компании легкодоступных баб), время, чтобы отдохнуть (либо же побухать), прийти в себя (или же уйти в отрыв) после туров. Это не удивительно, ибо солист отдает всего себя фанам, музыке, группе наконец. Гонтье исчезал чтобы не перегореть. Ему нужно было это, я чувствовал. Порой мне казалось, что если в глазах брюнета потухнет его особенный огонь, то конец света наступит в этот же момент, пожирая огнем все пространство. Парни позволяли Адаму такой своеобразный перерыв. Хотя… Мне кажется, что если бы они даже и были против, его бы это не остановило. Солист всегда был сам по себе. Одиночка. Дикий, не прирученный. Но это делало его собой, придавая ту невъебенную особенность, которая отличала Гонтье от других и привлекала всех вокруг. Спустя минут 40, когда у курицы уже не хватало одной ножки, на столе стояла опустошенная бутылка коньяка, а на голове Бреда появилось пара седых волос, — в дверь позвонили. Заснеженный, с покрасневшим от холода носом, и конечно же, без шапки, на пороге стоял Адам. — С новым годом, девочки, — хрипловатый голос, сопровождаемый довольной улыбкой, заполнил пространство. Давно я не слышал его. Говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. Это не так. От хорошего очень быстро и легко отвыкаешь. Слегка хрипловатый, но такой родной. Неужели я так сильно скучал по нему? Боже, я, наверное, выгляжу сейчас как сопливая школьница, впервые услышавшая наживо голос кумира. Но кого это ебет то? Правильно, никого.I'm thinking to myself
Так хочется подойти к тебе и просто утонуть во взгляде туманных глаз. Будь то изучающий взгляд, надменный, с насмешкой или же теплый и родной — похуй, лишь бы смотреть в эти глаза всегда. Приблизиться ближе, обвить горячими ладонями замерзшую шею, вызывая у тебя стайки мурашек по коже, прижаться, несмотря на заснеженное и холодное пальто, лишь бы почувствовать твое тепло, исходящее изнутри, провести носом по шее, жадно вдыхая твой запах, блаженно прикрыв глаза; не сдержаться и прижаться покусанными губами к пульсирующей венке, вызывая у тебя удивленный выдох. Ведь тебе это нравится. И не спорь. Я знаю, я наблюдательный. А еще и помешанный. Помешанный на тебе. …Твои сильные руки на моей спине, и я готов умереть от чувства безопасности и тепла. Но я никогда этого не сделаю. И даже не покажу тебе, что хочу этогоThat I've done something wrong
Влюбился… Хмм. Даже сейчас я не знаю, как описать те чувства, которые испытываю к тебе. Нет, это не любовь. И, скорее всего, даже не влюбленность. Я не знаю, что это. Скорее… зависимость? Да, наверное это слово подходит лучше остальных. Я знаю, что не один такой. В тебя влюблены тысячи, а то и миллионы фанатов. Но… Все они влюблены не в тебя, а в тот образ, который ты себе создал. Твой голос, обворожительная и в то же время слегка нахальная улыбка, подача, движения, угольно-черные волосы — все это привлекает их. Но они не видят настоящего тебя: не знают, как мило ты морщишь нос, когда в твой кофе кладут сахара больше, чем ты любишь; не знают, сколько времени по утрам тратишь на то, чтобы превратить свои волосы из состояния одуванчика в божеский вид; не слышат, как ты иногда разговариваешь во сне, когда тебе снятся кошмары. Боже, ты не представляешь, как сильно в те редкие моменты, когда ты, оставшись у нас дома, говорил во сне, мне хотелось просто подойти и обнять тебя, успокоить, показать, что все будет хорошо, и что ты не один; они все ни разу не видели, как ты, будучи на грани, теряя вдохновения и вообще желание жить, чуть не срывался вниз, думая, что ты бездарен и больше не нужен. Они не знают этого. А я знаю.That I've crossed the line
Когда это все началось, я не помню. И нет, тут не будет пафосных историй о великой любви. Просто Адам именно тот, кто сделал меня тем, кем я есть. Не то, чтобы я был очень доволен тем, кем являюсь сейчас, но все же. Без Гонтье не было бы ничего. Ни My Darkest Days, ни нашей призрачной известности, ни меня. Серьезно, я не знаю, что было бы со мной без него. Адам был рядом в самые трудные моменты, всегда поддерживал меня, даже тогда, когда многие отворачивались. Он был именно тем, к кому я мог обратиться и знать, что меня не высмеют и не оттолкнут. Честно, мне всегда было сложно поверить, что он мой друг. В том плане, что даже в школе Адам был популярным и крутым. В отличии от меня, ботана с душой бунтаря. Если бы не Гонтье, я бы сейчас, наверное, сидел в какой-то богом забытой библиотеке, изучая нудные циферки или термины. Моя жизнь не была бы связана с музыкой. И я не чувствовал бы себя настолько живым. Конечно, наша дружба не была односторонней. Я старался хоть на немного быть для него таким же значимым, каким Адам являлся для меня. И вроде бы получалось. Получалось поддерживать его, чувствовать эмоции, замечать перепады настроения и т.д. Я знал, когда Гонтье нуждался в поддержке и когда его лучше было не трогать. Но самыми чувствительными и дорогими для меня были моменты, когда Адам давал мне первому прослушать его песни либо же тексты. В эти моменты мне казалось, что я вижу его душу. Ибо именно музыка делала его самим собой. Порой солист даже советовался со мной по этому поводу, реально учитывая и доверяя моему мнению. Таким значимым я себя больше ни с кем не чувствовал. Все мое внимание и забота к нему, это лишь малая доля той благодарности, которая живет во мне. Я хотел быть рядом, хотел поддерживать тебя, быть тем, кому не все равно. Ведь ты заслуживал этого. Но в какой-то момент мне захотелось дать тебе больше, чем просто поддержку.Have you found out this time?
И тогда я понял, что пропал. Вот и сейчас, заслушавшись его голосом, я и не заметил, что Адам обращается ко мне. Пришел в себя я только тогда, когда Гонтье, сняв с себя пальто, струсил снег прямо на меня. — Ты бы не перебарщивал с глинтвейном, — будоражащий голос и горячее дыхание мне на ухо, на контрасте с холодным снегом, заставили кожу покрыться мурашками. — Мэтти, а то так вообще погрузишься в другой мир, и хрен до тебя достучишься. «Мэтти». Сердце предательски дрогнуло. Ибо так Адам называл меня довольно редко, в основном в какие-то особенные для него моменты. Поэтому сейчас, все так же особо не вникая в смысл его слов, я стал рассматривать солиста, пытаясь понять, почему он мне кажется каким-то странным. В основном все было как всегда. Мужчина выглядел отдохнувшим, без своих вечных мешков под глазами, как обычно скалился, немного прищурившись. Но вот его глаза. Как-то они необычно блестели. Гонтье выглядел непривычно счастливым.What led you to believe?
— Что-то произошло? — выпалил я, явно перервав какой-то рассказ. — Мм, я думал, тебе уже пора включать «Спокойной ночи, малыши», — усмехнувшись уголками губ, ответил Адам и перевел взгляд на меня. — Но… В любом случае, Мэтт прав. Да, мне есть о чем рассказать вам. — Ты беременный? — серьезным тоном спросил Брэд. — Нет, папочка, — так же серьезно ответил Адам, — но… Возможно, в скором времени ты станешь дедушкой. — Что, блять? — подключился Нил. — Гонтье, если от тебя залетела какая-то фанатка, то я тебя. — Папочка, успокой, пожалуйста, мамочку. Никто от меня не беременный, по крайней мере пока. — Адам, тогда просто скажи уже, что случилось, — терпения не хватало и у Барри. — Окей, — Гонтье взял стул и сел на него перед всеми нами. — В общем, все помнят Наоми? — Как же ее не помнить, за ней же бегал сам Гонтье, — ответил за всех Нил. — Молодец, Сандерсон, садись, пять, — закусив губу, мужчина продолжил. — Так вот… Мы общались… И, ай, похуй. Короче. Я женюсь на Наоми. Вот.It's only you and me
Do you see it in my eyes
Нет. Я не готов к этому. Только не сейчас. Пожалуйста…Have you found out this time?
Стакан с глинтвейном падает на пол, окрашивая его поверхность в кроваво-красный. Осколки разлетаются в разные стороны. Иронично. Ведь я сейчас себя чувствую этим несчастным стаканом. Ноги не слушаются, но все же мне удается встать. Я чувствую, что все взгляды устремлены на меня, но мне похуй. Я просто не могу больше тут находиться. Не могу рядом с ним… Слишком больно.You see right through me
Дверь открыть удается только с третьей попытки. Руки дрожат. Понятное дело, ни о какой куртке и шапке и речи не шло. Хлопья снега летят в лицо, но мне похуй. Сзади раздаются знакомые голоса, но мне все равно. Ноги не слушаются, но я продолжаю бежать.Cause you're running away
Рубашка мокрыми пятнами липнет к телу, но я не чувствую холода. Я не чувствую ничего. Кроме саднящей, жгучей пустоты внутри. Боль ощущается на грани физической. Слезы текут по лицу, кое-как согревая замерзшие щеки. Продолжаю бежать. Вокруг так темно и пусто. Конечно же, какой дебил будет шастать по улицам в метель за пару часов до рождества? Да и кто же еще будет хотеть умереть в этот день так сильно?You keep turning your back on me
Резко глаза слепит ярким светом. Прищурившись, понимаю, что я иду по проезжей части. И в данный момент, прямо на меня, несется фура, протяжно сигналя на всю улицу. Резко ноги подкашиваются. Я падаю коленями на заснеженный асфальт. Еще немного и все… Боль прекратится. Станет лучше.I tried so hard
Фура все ближе. Я не слышу сигнал. Я слышу только бешеный стук своего сердца. Странно… Разве разбитое сердце может стучать так громко?But you're running away
Мне казалось, что я готов. Слезы горячими потоками прожигают щеки. В голове пульсирует только одно имя. Мысленно вспоминаются только одни глаза. Но в последний момент что-то ломается во мне. Я отталкиваюсь руками от асфальта и перекачиваюсь на бок на тротуар. Фура проносится мимо. Резко все чувства и эмоции исчезают. Пустота. Она поглощает меня. Вместе с холодным снегом, покрывающим мое тело. Сугробы уже не кажутся такими холодными. Внутри холоднее. Вокруг все медленно темнеет…Please don't turn your back on me.
*два месяца спустя*
Мы не виделись два месяца. Круто, не правда ли? И нет, это не Наоми запретила нам общаться, не Адам стал презирать меня и даже не Брэд посадил меня под домашний арест. Нет. Я сам решил так. Ведь когда ты несколько часов проводишь в сугробах, а потом и еще около месяца лежишь в больнице с острой пневмонией… Есть предостаточно времени, чтобы все обдумать. Честно, первую неделю после моего «бегства» я даже не особо то и помню. Знаю только, что какие-то туристы увидели меня и, полуживого, доставили в больницу. Помню крики Брэда о том, какой я идиот и конченный мудак, слезы мамы, грубый голос отца. И Адама тоже помню. Хоть я и был практически без сознания, но его рядом я чувствовал. Гонтье приходил несколько раз и, как мне казалось, лишь на пару минут. Но этого было достаточно. Он ничего не говорил, лишь молча смотрел на меня. Так же я помню его горячую руку сверху на моей. Так хотелось сжать ее, крепко так, и не отпускать… Но я не мог даже пошевелиться. А еще я помню, как буквально на секунду, в легком, прощальном касании, его губы накрыли мои… Но только я до сих пор не уверен, что это не было галлюцинацией на фоне моей высокой температуры. Почему в прощальном? Ах да, через неделю после рождества Адам уехал в Питерборо к Наоми, готовиться к свадьбе. И когда я пришел в себя, Гонтье тут уже не было. Но был Брэд. И его овердохуя вопросов, по типу «Что я себе думал, схуяли его брат такой долбоеб?» и т.д. По началу я молчал, ибо сказать правду было выше моих сил. Я знал, что Брэд, скорее всего, понял бы меня. Но я не мог. Просто слов не находилось. Со дня того Рождества (ах да, я возненавидел этот праздник. Странно, не так ли?) все эмоции во мне будто умерли. Жить с пустотой внутри не так уж просто. Но возможно. Я просто перестал чувствовать что-либо. А так все было как всегда. Со временем, когда молчать под предлогом «Мне херово, отъебитесь, пожалуйста.» уже не удавалось, пришлось что-то придумывать. И я придумал. Наплел Брэду, типо я жесткий собственник (что является правдой), новость о свадьбе меня ошарашила, а терять такого ДРУГА, как Адам, я был не готов и т.д. Вроде бы братец поверил. Либо же, по крайней мере, сделал вид, что поверил. Вопросов стало меньше, и хоть за это я ему благодарен. Вот уже несколько недель я дома. И да, меня только недавно стали выпускать на улицу. А то «там холодно, перемерзнешь, пойдут осложнения, подохнешь» и т.д. Нет, я не обижаюсь, наоборот, меня даже совесть мучает за те все принесенные неудобства. Подохнуть было бы проще. Но не сегодня. Сегодня нельзя. Ведь сегодня свадьба Гонтье. И я на нее тоже приглашен. Когда, пару дней назад, Брэд зашел ко мне в комнату, с виноватым видом протянул мне какой-то конверт и ушел, я сразу догадался, в чем дело. Естественно, первым желанием было порвать его нахрен (конверт. Хотя, тут вариантов несколько). Не знаю, как я сдержался, но все же. Открыв конверт, я увидел красивую фотокарточку, где золотыми буквами были выведены повод, дата и адрес. Так же там была небольшая розовая открытка, усыпанная цветами и, даже, ароматизированная. Не знаю, как Адам на это согласился, ибо такое даже для меня слишком. Ванильненько. Видимо Наоми ему хорошенько мозги промыла. Нет, я не имею ничего против нее, девушка она неплохая, милая даже. Но вот только Адам с ней перестает быть Адамом. Теряется будто бы. Эх, возможно это и есть то самое чудодейственное свойство любви, не знаю. Но со мной Гонтье мог бы быть самим собой. С момента получения письма мое желание выходить из комнаты пропало снова. Мне и тут хорошо. Все самое важное рядом: гитара и мой добрый друг Jack Daniel's. Нам было очень весело вместе. На удивление, мне впервые начало нравится то, что я играю. Ибо тексты я писал от души. Это был единственный способ передать то, что внутри, перестать прятать свои чувства и эмоции. С гитарой в руках я снова чувствовал себя свободным и живым…I'm drinking by myself
Идти на свадьбу я не собирался. Я же не мазохист. Хотя, это спорный вопрос. Но когда сегодня, с самого утра, Брэд стал ломиться ко мне в комнату с угрожающими воплями, я понял, что так просто не отделаюсь.And oh, I'm going down
— Он спрашивал, придешь ли ты, — брезгливо отпихнув пустую бутылку, братец сел на край моей кровати. — Кто? — Адам. — Ну, тогда боюсь его разочаровать, — усмехаясь, прикрыв глаза, — или же, наоборот, обрадовать. Я не приду. — Мэтт, это уже реально слишком. Вы дружили дохуя лет, все было хорошо. Адам не сделал тебе ничего плохого. Он ведь ничего тебе не должен! А ты сейчас ведешь себя как последний мудак, — Брэд смотрел на меня с презрением. И я его понимаю. — Мэтт, ты ведь даже не извинился перед ним за свою ахуительную реакцию! Я молчал. Сказать было нечего. Да, я конченный мудак, знаю. Но что я могу сделать? Видеть его под венцом, счастливого, с кольцом на пальце и целующего Наоми… Это слишком. Я не смогу. А портить Адаму его самый важный день своими страданиями — это слишком даже для такого долбоёба, как я. Брэд продолжал пристально смотреть на меня. Через пару минут мужчина встал и направился к выходу. — Если же в тебе есть хоть капля совести… — брат тяжело вздохнул, — или хотя бы толика благодарности за все то, что Адам для тебя сделал, то к двум часам ты будешь готов. И я был. Был готов. Во всех смыслах этого слова. Около трех часов дня мы уже были на набережной. Брэд, Нил и Барри были в костюмах, ну, а я… А я придурок. Нет, не то чтобы я целенаправленно не надел костюм, нет. У меня его просто нет. После моего выпускного несчастный предмет одежды не выжил. Поэтому сейчас я стоял в джинсах, белой рубашке и черном пальто, отдаленно смахивающем на пиджак. Надеюсь, что меня не выгонят. (Хотя я был бы не против) Тут уже собралось приличное количество людей. Их было так много, что порой у меня даже возникали ассоциации, что они пришли на концерт. Яркое весеннее солнце отражалось от бокалов с шампанским, покоящихся в руках гостей. Адама с Наоми не было видно. Внутри я даже радовался этому факту, ибо я все еще не был готов посмотреть ему в глаза. Брэд ни на шаг не отходил от меня, будто боялся, что я сбегу. Но я не собирался этого делать. Нужно идти до конца. Ведь сегодня все это закончится. Пока все присутствующие суетились в ожидании появления молодоженов, психуя, что вокруг мало цветов, салфетки на столах разного оттенка со скатертью и т.д, я нашел себе занятие поинтереснее — оценивать напитки. После третьего бокала шампанского стало ощутимо легче, мне казалось, я даже приобщился к всеобщему энтузиазму: фоткал гостей. когда они просили, завязал галстук Брэду и даже помогал складывать журавликов из салфеток (да, я, своими кривыми руками). Поэтому я даже и не заметил, когда Гонтье оказался прямо за моей спиной. Легкое касание чужих пальцев к моему плечу. Поворачиваюсь. Улыбка медленно сходит с моего лица. Дыхание сбивается. Он стоит прямо передо мной. Шикарный. В элегантном черном костюме и белых спортивных кедах. Ахриненный. Короткие черные волосы слегка растрепаны, но видно, что так и задумано. Тонкие губы слегка припухли от частых прикусываний (я старался не думать о том, что, скорее всего, дело тут не только в укусах). Серые, туманные глаза смотрели прямо вглубь меня, вышибая последний воздух из легких. Передо мной стоял Адам. Именно Адам. Сейчас он являлся самим собой. И именно это придавало Гонтье его невъебенную особенность.But will you pick me up?
— Эхм… Привет. — Привет, — чуть прищурившись, ответил брюнет. И, блять, одного слова хватило, чтобы понять, как я скучал по его голосу. — Последний галстук в вашем доме забрал Брэд? — Э… Да, тип того, — пытаюсь улыбнуться, но выходит кривовато. — Он просто побоялся, что я ненароком задушусь еще. — Ну да, ты это можешь, — Адам улыбается уголком губ, после чего опускает взгляд, прикусив губу. Господи, он сейчас выглядит таким растерянным и беззащитным, что мне хочется выть от желания обнять его. Но нельзя. Больше нельзя.Will you leave me on the ground?
Затянулось неловкое молчание. За все это время во мне накопилось столько слов. Но тело будто бы оцепенело. Гонтье тоже молчал. Через пару секунд он резко поднял голову, посмотрев прямо мне в глаза. Губы Адама дрогнули в попытке произнести что-то, но в этот момент чьи-то руки накрыли его глаза. — Наоми? — Да, милый, — девушка в пышном белом платье стала рядом с нами, счастливо улыбаясь. — Нас уже все заждались. Пора идти. — Да, конечно, — мужчина улыбнулся невесте и взял ее за руку. — Не волнуйся, все хорошо. Пойдем. Пара ушла, так и не сказав мне ни слова. Ну ничего, может хоть разговор с еще одним бокалом шампанского будет поинтереснее. Через 20 минут всем приказали рассесться по местам. У нас был второй ряд (после ближайших родственников). Начала играть душевная музычка, и я еле сдерживался, чтобы не начать подпевать (возможно, четвертый бокал был лишним?). Началась церемония. Адам под руку с Наоми, под умиленные взгляды гостей, зашагали к алтарю. Когда священник начал свою речь, все затихли. Брэд то и дело толкал меня локтем, но я не мог сосредоточиться на словах. Мысли будто бы путались, сплетаясь в замысловатые узлы, хоть я и не был настолько пьян. Сознание схватывало только отдельные обрывки фраз. «согласны ли вы, Наоми?» — прошу, не соглашайся. «И в горе, и в радости,» — да ведь ты же не будешь с ним в горе, я знаю… «в богатстве и бедности,» — ох, ты не обращала на него внимание, пока он не стал таким известным. Мой мозг вскипал. Перед глазами будто пелена. Но так даже лучше, ибо я не вижу счастливой улыбки Наоми, когда она произносит «Согласна». Первый выстрел. Я не слышал речь, которую девушка посвятила Адаму. Но вот слова Гонтье, точнее его отдельные фразы, я не забуду никогда. С каждым его признанием в любви Наоми, мое сердце билось все чаще. Кровь пульсировала в венах. «Ты появилась в моей жизни тогда, когда никого другого не было рядом,» — да ладно, ты серьезно? «с тобой я могу быть тем, кем я являюсь. Мне не нужно притворяться.» — неужели я один вижу, что это не так? «Ты именно та, кто мне нужен. Ты моя муза.» Слова этом разносились в ушах, не желая оставаться в памяти. «Я люблю тебя.» -, а я умираю, Адам, неужели ты не видишь? Прошу, не оставляй меня… «Согласен.» — а вот и контрольный выстрел. Перед глазами образовалась пелена из слез. К счастью, все были увлечены тем, что считали, сколько секунд молодожены смогут целоваться под крики «горько», так что до меня дела не было. А я считал, сколько в это время мое сердце пропускает ударов. Официальная часть закончилась, и все ринулись поздравлять и обнимать молодоженов, ну, а я не мог больше там находится. Стеллаж с полюбившимся мне шампанским приветственно отблескивал на солнце. Кое-как оттолкнувшись от сидений, встаю и отхожу от всей толпы. Рука, которой беру бокал, дрожит так, что пару капель расплескиваются прямо на мою рубашку. Но мне слишком херово, чтобы обращать на это внимание. Резко одна мысль вспыхивает в моем сознании. Тянусь к внутреннему карману пальто и достаю оттуда небольшую металлическую фляжку. Окинув толпу взглядом, радуюсь тому, что до меня все так же никому нет дела, и делаю первый глоток. Обжигающая горьковатая жидкость заставляет немного зажмуриться. Немедля глотаю еще. Внутри разливается приятное тепло, тело еле ощутимо потряхивает. Смахиваю рукой слезу, предательски сползающую по щеке. Третий глоток. Дышать становится легче. Восприимчивость ощутимо падает. Но все же это не мешает почувствовать, что кто-то настойчиво толкает меня в плече. Оборачиваюсь и вижу Брэда. Помутнение сознание не дает мне четко определить, каких эмоций на его лице больше — ярости или сожаления. Чувствую, как брат пытается отобрать у меня флягу. — Ты обещал вести себя нормально. — Я обещал прийти сюда, и не более, — на удивление мне удается членораздельно говорить. — И вообще, это просто коньяк. — Думаешь, я не видел, что до этого ты вмазал пять бокалов шампанского в одно рыло? — металлические нотки в голосе брата заставили поежиться. — Господи, Брэд, ты можешь оставить меня в покое? Я уже не маленький мальчик, — замечаю, что разговоры людей вокруг притихли, — и сам разберусь, как мне жить! — Мэтт, а ты можешь тише говорить, на нас уже люди смотрят, — мужчина сжимает рукой мое плечо, угрожающе понизив голос. — Сейчас же сядь за стол и веди себя адекватно. — Блять, да ты задолбал уже указывать! — вырываюсь из хватки Брэда, отшатнувшись, и наталкиваюсь спиной на стеллаж с алкоголем. От удара верхние бокалы падают на землю, с характерным звоном разбиваясь. Все звуки затихают. Я прямо чувствую, что взгляды гостей сосредоточены на мне. Блять, какой же я долбоеб… Пожалуйста, пусть он не заметит этого. Вокруг все плывет. Медленно поворачиваюсь в сторону алтаря и вижу, что Гонтье смотрит прямо на меня. Кое-как сфокусировав взгляд понимаю, что в его взгляде только одно — презрение. Сука, как же я сейчас себя ненавижу. Нет, больше я этого не выдержу. Отхожу на пару шагов назад, выхватив у Брэда свою фляжку, и бегу нахрен отсюда. Я не знаю, куда ведет эта дорога, но продолжаю двигаться вперед.*спустя три часа*
Холодное весеннее солнце медленно заходит за реку. Вода на линии горизонта окрашивается в оранжевый. Прохладный вечерний ветер заставляет меня сильнее закутаться в свое пальто. Я сижу тут уже несколько часов. Это место очень похоже на дикий пляж: чистый, нетронутый песок на берегу; вокруг стоят еще голые деревья и одна небольшая ель, под которой я сейчас и сижу; тихо. Я бы сказал, даже слишком. Рядом стоит эта злосчастная фляжка. Пить не хочется. Ничего не хочется. Кроме того, как подохнуть на этом живописном берегу. Спустя какое-то время из леса позади меня доносится странный хруст. По телу проходят мурашки, но мне сейчас все равно, будь то хоть вестник апокалипсиса. Хуже уже не будет. — Ты решил покинуть жизнь земную? — тело прошибает будто током. Но пошевелиться не могу.I led you to believe
Мужчина подходит ко мне и, задумавшись на пару секунд, садится рядом. В свете заходящего солнца его угольно-черные волосы отливают каштановым. На удивление на нем уже нет галстука. Адам сидит молча, впившись взглядом в последние лучи заходящего солнца. Брюнет выглядит как раньше, но единственное отличие сейчас поблескивало на солнце — обручальное кольцо на пальце.It's only you and me
— Прости меня… — Еле слышно произношу. Слова даются тяжело. Адам лишь усмехается уголком губ. — Нет, я серьезно, прости. Я знаю, что повел себя как придурок и идиот, да. Боже, да я веду себя так уже последние несколько месяцев. А ты молча терпишь это, Адам… Какой же я мудак. Гонтье молчит, но все же переводит свой взгляд на меня. На удивление, в его глазах я не вижу того презрения, что было пару часов назад. От осознания этого факта глаза начинают предательски пощипывать, но я стараюсь не подавать виду. — Может быть объяснишь? — наконец Адам отвечает мне. — Я… Я сам не знаю, что со мной, и почему так происходит, — шумно выдыхаю, прикрыв лицо руками. Дохуя сложно хотеть рассказать все, одновременно зная, что ты не можешь сказать главное. — Просто это все так резко. — Тебе не нравится Наоми? — Что? Нет, она милая и так далее… — как же сложно было не закричать: «Мне нравишься ты!» — Но… Причем тут она? — Тогда почему ты так отреагировал на известие о том, что я женюсь? — взгляд брюнета пробирал насквозь, от чего все сложнее было сдерживать правду к себе. — Ты правда не понимаешь? Ох. Я ведь… — вплетаю пальцы в свои волосы, немного сжимая их. Держись. — Боже, ты же был моим лучшим другом больше десяти лет. Ты всегда был рядом, всегда помогал, поддерживал. И я всегда знал, что нуждаюсь в тебе так же, как и ты во мне. Но теперь ты женишься, у тебя начинается новая жизнь; появился человек, в котором ты теперь нуждаешься больше всего. А я… Я уже не нужен. Мы уже не сможем общаться так, как раньше. — Но… — Нет, Адам, не спорь, пожалуйста. Ты же и сам понимаешь, что я прав. Теперь Наоми для тебя самый главный человек. А музыка, группа и я… Все уйдет на второй план. Девушки же всегда требуют полного внимания к своим персонам. Тем более семья. Я ведь прав, да?I can see it in your eyes
Гонтье молчит, задержав взгляд на моих глазах. Я вижу согласие в его взгляде, так же как и нерешимость признать это.That you found out this time
— Зачем напиваться то было? — Любопытной Варваре… — усмехаюсь, пытаясь съехать с темы. — Мэтти…Don't just turn and walk away.
«Мэтти». Крышу сносит моментально. Я не могу держать в себе все. — Да потому, что не мог я слушать это все, как ты не понимаешь? Мне было больно и неприятно, и я хотел хоть алкоголем усыпить все свои чувства к хуям! — меня снова несло, — Ваши свадебные клятвы… Мне прямо тогда хотелось встать и убежать, утонуть, исчезнуть, лишь бы не слышать этого. «Ты появилась в моей жизни тогда, когда никого другого не было рядом». Серьезно, никого? Никого не было рядом? То есть группа, Брэд, Нил, Барри это никто? Я, стараясь всегда быть рядом, тоже никто? Да, это так, Адам? Так? — я уже почти что кричал, но остановиться было выше моих сил. — «с тобой я могу быть тем, кем я являюсь. Мне не нужно притворяться». То есть один я вижу, что ты ты превращаешься в того Адама, которого она хочет видеть рядом с собой, а не того, кем ты на самом деле являешься? — с каждым словом я понимал, что говорю все больше и больше лишнего, но блять. — Это все слишком для меня, ты понимаешь? Слишком. — резко понижаю тон. — Ну что же ты молчишь, скажи хоть что-то! — Мэтт, если у меня теперь есть Наоми, это не значит что мы перестанем общаться. — Да что ты говоришь? Тот факт, что за последние месяца три я тебя видел от силы раза два, очень подтверждают твои слова. — Видимо я раньше не видел, какой ты эгоист, Мэттью… — после небольшой паузы произносит Адам. — Я эгоист? — больно. — Да, может быть я и эгоист, но я бы никогда тебя не променял на какую-то бабу! — Если ты еще раз скажешь про нее в таком тоне, — голос Гонтье стал непривычно холодным, — то это будет нашим последним разговором. — А это и так наш последний разговор, Адам… — встаю, отряхивая песок, но все же неотрывно смотрю в его серые глаза. — Я переезжаю в общагу при своем институте. Видеться мы вряд ли будем. Так что я перестану заебывать тебя своим присутствием. Прощай.I can learn from my mistakes.
Don't throw everything away.
*настоящее время*
Белые стены палаты неприятно давили. Вот уже начался третий день моего пребывания в этом госпитале. Со мной уже, не считая шишки на голове, все в порядке. Но Брэд, ака мамочка, любезно позаботился, чтобы меня не выпускали отсюда минимум неделю. Единственным развлечением было окно. Да, так и свихнуться недалеко. Я бы, конечно, мог попросить Брэда привезти мне мою гитару, но наши с ним отношения, в последнее время, мягко говоря, не заладились. После моего вчерашнего признания брат смотрит на меня, будто я ему котенка подарил, серьезно. Хотя, я его понимаю. Это же не он признался в том, что расстроился из-за свадьбы лучшего друга до такой степени, что даже прервал с ним любое общение и вообще пошел во все тяжкие. Хотя… вполне возможно, что Брэд понял гораздо больше, чем показывает. И от этого мне еще более неловко. Плюс ко всему, я и сам не особо хочу с ним разговаривать, после всего, что он скрывал от меня. Поэтому остается лежать и смотреть в потолок. Мои важные размышления прерывает скрип открывшейся двери. На пороге стоит Брэд, держа в руках поднос с завтраком (меню тут, к слову, оставляет желать лучшего. Либо же это брат специально выбирает мне все то, что я не особо люблю) — Доброе утро, — равнодушно кидает брат, ставя поднос на мою тумбочку. — Доброе… — c трудом заставляю себя перевести взгляд с окна на брата, — я не голоден, спасибо. — Если ты не хочешь пробыть тут до конца лета, то, будь добр, жри, что дают, — усмехнувшись, Брэд сел на край моей койки. — Ладно, — перспектива пробыть тут дольше уж никак не радовала. Беру с подноса чашку кофе и делаю пару глотков. Брат молча смотрит в окно, задумавшись о чем-то. Блин, вот почему я чувствую, что именно я должен налаживать наше общение? Тем для разговора особо нет, поэтому решаюсь спросить то, что волнует меня сейчас больше всего. — А… Как он? — Мм? — Брэд переводит взгляд на меня, сглатывая. — Адам? — киваю. Мужчина молчит, будто бы не решаясь что-то сказать. Внутри все холодеет. — Боже, Брэд, говори уже, как есть, — кровь в висках начинает пульсировать ощутимее, — не мучай меня. — Адам в коме… — слова эхом доносятся до ушей. Сердце пропускает удар. — Н-но, почему? — Опиоиды, которые принимал Гонтье, снижают скорость дыхания до того момента, что в мозг поступает недостаточно кислорода. То же самое происходит с кровью и жизненно важными органами, — видя непонимание и страх на моем лице, Брэд продолжил объяснять. — Мозг Адама, можно сказать, перешел в режим сбережения энергии. То бишь, в кому. В противном случае Гонтье мог умереть от остановки сердца и кислородного голодания. «Мог умереть». Господи, он мог умереть из-за меня.. Слезы беспорядочно стекают по щекам. Несмотря на то, что мы с Гонтье последние года три почти что нормально не общались, все же мое отношение к нему не поменялось. Да, мне удалось усыпить свои чувства, делать вид что мне все равно. Пребывая в институте и не видя его месяцами, становилось реально легче. Моя группа, алкоголь, вечные тусы и все новые и новые бабы помогли мне отвлечься, переключиться. Но все же не забыть. И сейчас, понимая, что он мог умереть, мне гораздо больнее, чем даже тогда, когда я узнал о его свадьбе. Чьи-то теплые руки притягивают меня, прижимая к себе. Брэд… Утыкаюсь носом в его плечо, пытаясь сдерживать болезненные всхлипы. Я уже давно упустил тот момент, когда боль перешла грань физической. — Все будет хорошо, Мэтти… Ты ни в чем не виноват, — тихий шепот щекочет мою шею. — Он придет в себя, я уверен. — А если н-нет? — голос предательски дрожит. — Я же не смогу без него. Даже если он и любит Наоми. Просто знать, что он жив и здоров… Этого для меня достаточно. Брат лишь крепче обнимает меня. А ведь он сейчас единственный, кто со мной. Единственный, кто рядом. — Брэд, прости меня… — чуть громче произношу. — Я такой придурок. — Мэтти, ты мой брат, — я чувствую, что он усмехается. — Иногда, конечно, придурок, но все же… Я всегда пойму и поддержу тебя. Знай это. — Спасибо. И… я тебя тоже. — Спасибо, я знаю, — брат ерошит волосы на моей макушке, после чего отстраняется. — Ну, ты ешь давай, а мне пора. Съезжу домой, привезу тебе вещей каких-то. — Хорошо, — отвечаю, пока он встает и отходит к двери. — А… Брэд? — Да? — А… Можно мне к нему? Хоть на пару минут. Мужчина молчит пару секунд, после чего неуверенно кивает. Встаю и, накинув белый халат на плечи, подбегаю (на самом деле, с непривычки, удается лишь подшкандыбать) к брату. Вместе мы выходим из палаты. Коридор, по которому мы идем, окрашен в светло желтый, что придает контраст с моими белыми четырьмя стенами. Несколько раз повернув, входим в корпус реанимационного отделения. Брэд, идущий чуть быстрее, подходит к палате, проводит по замку какой-то карточкой и медленно приоткрывает дверь. Сердце бьется все быстрее. Брат, зашедший внутрь, подзывает меня. Проскальзываю в палату. В дали, у окна, стоит одна койка, на которой лежит Гонтье, окруженный кучей медицинских аппаратов и проводов. — Через 20 минут начнется обход. Надеюсь, понимаешь, что к этому моменту тебя тут уже быть не должно, — произносит Брэд, выходя из палаты. — И да, ничего там не трогай. Все, я пошел. Оставшись в одиночестве, делаю несколько шагов в сторону койки Адама. Стоит рассмотреть его поближе, как дыхание перехватывает. Бледное, худое лицо, на контрасте с отросшими угольно-черными волосами, кажется еще более безжизненным; все тело покрыто синяками и ссадинами, придавая коже синеватый оттенок; сама кожа, как мне показалось, стала еще тоньше — видна каждая фиолетовая вена. Количество проводов и трубок, воткнутых в его тело, не сосчитать на пальцах одной руки. Хочется дотронуться к нему, но он выглядит сейчас, как хрупкая фарфоровая кукла. Боюсь сломать… Мне так много хотелось сказать ему, но слова не выходят с горла. Голова начинает кружиться. Слышу чьи-то шаги в коридоре. Быстро подхожу к двери и захлопываю ее. Что-то щелкнуло, но не обращаю на это внимание. Почему-то волна паники охватывает мое тело. Дрожащей рукой опираюсь на стену, чтобы не упасть. Что, блять, со мной происходит? Подхожу к окну и открываю его, дабы побороть нехватку воздуха. Не помогает. Нет, только не снова, пожалуйста… Перевожу взгляд на Гонтье. От осознания того, что он так близко, мурашки пробегают по спине. Ноги дрожат. Резко отталкиваюсь от стены и подбегаю к двери. Дергаю за ручку и понимаю, что пиздец только начинается — замок заклинило. Ебаные новые технологии, горите в аду! Лоб покрывается холодной испариной. Воздуха катастрофически мало. Этого не было уже два года. Нет, не может быть. Шумно втягиваю воздух через рот, но легче не становится. В голове всплывают воспоминания несколькодневной давности: Адам, прижавший меня в стену в порыве ярости. Его глаза, покрасневшие и буквально светящиеся ненавистью ко мне… Удар кулаком, буквально в паре миллиметров от меня… Шепот мне на ухо, от которого спина покрылась холодной испариной… Обезумевший взгляд… А потом удар, после которого все потемнело. Это был не Адам. Это был зверь. И сейчас я рядом с ним, заперт в одной комнате. Ноги подкашиваются. Вжимаюсь спиной в самую дальнюю стену. Быстро втягиваю ртом спасительный воздух, но сознание продолжает расплываться. Хочется кричать, но звуки не выходят из моего оцепеневшего тела. Паническая атака… Как же я по тебе скучал. Ноги не держат. Сползаю спиной по стене, приземляясь на пол. Пространство вокруг расплывается. А в голове бьется только одна мысль… Я боюсь Адама Гонтье.And oh, I'm going down.