ID работы: 7284514

The mistake, you can't live without

Слэш
NC-17
В процессе
55
автор
Размер:
планируется Миди, написано 62 страницы, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
55 Нравится 99 Отзывы 5 В сборник Скачать

Nothing to lose but you.

Настройки текста
РОV БРЭД       Дома было тихо и пусто. Даже слишком, давяще тихо. Пустые комнаты казались еще просторнее и светлее из-за сияющей чистоты и порядка, окутавших помещение. Конечно же, ведь тут нет Мэтта… Видимо, Ронда успела убраться тут, пока я сидел в больнице с братом и Гонтье. Скинув мастерку и сняв обувь, прохожу вглубь пустого дома, который кажется мне каким-то чужим. Нигде не валяются пустые коробки из-под любимой пиццы Мэтта с курицей и ананасом; не стоит опасаться того, что можно наступить на пустую бутылку от пива и в доли секунды познакомить свой затылок с холодным ламинатом; не придется искать по дому чистую чашку, так как обычно почти все имеющиеся стоят в раковине с трехдневным кофейным налетом, ожидая своей участи. Нет ощущения, что это помещение — наш дом. Осматриваюсь вокруг, вспоминая, сколько воспоминаний хранит это место… Наших воспоминаний. Совместные вечера за просмотром хоккейных игр в компании парней, чипсов и вкусного пива. Бурные обсуждения предстоящих туров, когда каждый из нас хотел поехать в свое определенное место, и мнение остальных, мягко говоря, не волновало, а найти спасительный компромисс было нереально сложно. Моменты, когда Мэтт пытался научиться нормально играть на гитаре и очень мило психовал, когда у него не получалось. Помню, он даже грозился разбить свою любимую гитару, когда в очередной раз рвалась струна или медиатор выпадал из рук. А потом Адам, который изначально ржал с него больше всех, медленно подходил к Мэтти, садился сзади него и, приобняв за спину, своими руками показывал как нужно правильно обращаться с инструментом. Мне казалось, что братец даже дышать переставал в эти моменты, лишь сильнее вжимаясь в теплое тело Гонтье. Теперь то я понимаю, почему… Напряженное написание песен, когда мы с Нилом и Барри уже сидели тут, по несколько часов ожидая Адама, который как всегда «благородно задерживался.» Но, когда он наконец появлялся, врываясь в дом с мокрыми растрепанными волосами, что челка едва ли оставляла возможность видеть, с дешевой сигаретой в зубах и стойким запахом алкоголя, исходящим от Гонтье чаще, чем терпкий аромат его любимого одеколона, — улыбался своей фирменной уверенной улыбкой-тире-усмешкой, поражая нас всех своей невъебенной способностью создавать шедевр из ровным счетом нихуя. Такое чувство, будто Адам просто не умел лажать. Будто бы, разбуди его среди ночи после трехдневной пьянки, то он все равно отыграет свои партии без единой помарки и даже нас всех подправить успеет. Поэтому то ему все и всегда прощалось. Ибо без Гонтье невозможно. Никак. Без него не в порядке, никто и ничто. И сейчас от этого мои глаза начинает предательски щипать. От воспоминаний о двух самых дорогих и близких мне людях. Которые сейчас лежат в больнице. И я не знаю, что будет дальше. Находиться тут было трудно, будто бы эта чистота и пустота давили на грудную клетку, не позволяя даже сделать вдох. Поэтому достаточно быстро поднимаюсь наверх по крутой деревянной лестнице, кончиками пальцев проводя по до блеска натертым перилам и поспешно дохожу до комнаты Мэтта в конце коридора. Неплотно прикрытая дверь пропускает полоску света, являясь единственным освещением в этом темном помещении. Тянусь за ручку и открываю ее. В этой давящей тишине неприятный тягучий скрип двери кажется слишком громким, заставляя меня поморщиться. Захожу внутрь, оставляя дверь открытой. В нос сразу же бьет едкий запах хлорки и прочих химикатов. Видимо Ронда восприняла мою просьбу «прибраться в доме» слишком буквально. До блеска отполированные окна, скрываемые от постороннего взгляда темными шторами, плотно заперты. Кровать аккуратно заправлена и затянута поверх постельного каким-то белым покрывалом. Вся одежда убрана и сложена в шкафы, вместо того, чтобы привычно валяться на этой самой кровати. Все изменилось. Будто бы это и не комната моего братца вовсе. Почему-то дышать становится еще тяжелее, как будто кто-то сдавливает шею холодными руками. В голове сразу же возникают сотни мыслей, беспорядочно сбиваются, перемешиваясь и путаются между собой в хаотичном танце. Такое чувство, будто бы именно сейчас я в больничной палате. Пустой, холодной и стерильно чистой. Кошмары, мучающие меня уже которую ночь подряд, снова всплывают в сознании, становясь ярче и четче, оживают и окрашивают все вокруг черными маслянистыми красками. Жмурюсь, делая шумный глубокий вдох. Нет, они не погибли. С ними все в порядке. Это просто кошмары. Нет. Мэтт жив и здоров, а Адам… он сильный сука, он справится. Громко выдыхаю и медленно открываю глаза. Я должен избавиться от этих мыслей. Но в этой комнате… Черт. В два шага перечеркнув комнату, хватаюсь дрожащими руками за эти чертовы занавески и срываю их с карнизов. Вслед сразу же на всю распахиваю окно, впуская в комнату поток свежего воздуха, приносящего с собой терпкий запах дождя и мокрого асфальта. Дышать сразу же становится легче. Пару секунд стою так с закрытыми глазами, просто шумно втягивая спасительный кислород. После чего снова медленно разворачиваюсь лицом к кровати. Выйдя из секундного оцепенения, подхожу, срываю с нее раздражающее белое покрывало и комкаю светлое постельное. Взгляд сразу же притягивает шкаф в углу — одежда из которого, с моей помощью, летит на кровать Мэтта. Так-то лучше. Тяжело вздыхаю, осматривая обновленную комнату. Теперь она снова будто живая. Привычная. Будто бы пять минут назад сонный Мэтти только вылез из-под теплого одеяла, отключив надоедливый будильник, и, поежившись от холода, пошел в душ, оставив за собой смятые простыни. Будто он тут, здесь, рядом и все это лишь страшный сон. Возможно, Ронда обидится на меня за это уничтожение следов ее уборки, либо же даже устроит скандал, но мне все равно. Я не могу, не хочу, чтобы комната Мэтта выглядела так, будто он умер и вот вот привезут его тело, дабы возложить на эту стерильно-чистую кровать. Вспомнив, зачем я вообще сюда пришел, вытаскиваю со шкафа пару чистых футболок для Мэтта, достаю с прикроватной тумбы его плеер с наушниками, зарядку для телефона и еще некоторые нужные мелочи. Уже выходя из комнаты, мой взгляд привлекает гитара брата, одиноко стоящая в углу. Пару секунд просто смотрю на нее, в душе радуясь, что Ронда хоть чехол на нее не надела, после чего решаю взять инструмент с собой. Дорога обратно прошла довольно быстро. Улицы были непривычно пустыми, видимо в этот пасмурный субботний день люди предпочли отсыпаться после тяжелой рабочей недели или же отходить после веселого пятничного вечера. Мокрый темный асфальт приятно шуршит под колесами, а миражи, образующиеся от теплых испарений, заставляют завороженно смотреть вдаль. Случайные прохожие, то и дело беспечно перебегающие дорогу, даже не задумываются о том, что их может сбить машина. Что их жизнь может закончиться прямо в эту чертову секунду. Окончательно и бесповоротно. Им все равно, что где-то дома их может ждать семья, любимые и близкие люди, друзья. Ведь все люди сейчас думают только о себе. Эгоистичные твари. Не успеваю я зайти в отделение, где должен лежать Мэтт, как в меня врезается запыхавшийся злой Нил. — Сандерсон, какого черта? — Это я у тебя спросить хотел, Брэд. Где, твою мать, ты шляешься? — щеки Нила заметно покраснели, что выдавало его ярость и волнение. — Ты вообще в курсе, что тут произошло, пока тебя не было? — Нет. А что произошло? — заметно напрягаюсь, ибо в голове сразу же возникает множество скверных мыслей. — Я надеюсь… — У Мэтта случилась паническая атака, — перебивая меня, выдает драммер, нервно закусывая свою пухлую губу, пока с моих губ срывается шумный вздох облегчения. Слава Богу, что все живы. — Он был в палате у Гонтье, там видимо заблокировалась дверь и он остался взаперти. Врач, воспользовавшись дополнительной ключ-картой, подоспел как раз тогда, когда Мэтт чуть не ебнулся без сознания. — Нил, я поехал домой за его вещами. Я же не знал, что такое произойдет. — Это же ты его привел к Адаму, да? — окинув меня презрительным взглядом, после небольшой паузы выдал Сандерсон, прищурившись. — Да, я, — шумно вздыхаю, но не отрицаю. — Я не могу видеть, как мой брат страдает. Он, он… — Да знают все, что он любит Адама, знают, можешь не выдрачиваться, — обрывает Нил, смотря в мои, широко раскрытые от удивления, глаза, — вот только подумал бы хоть раз головой, что сейчас ему нельзя ничего такого чудить. У него же было подозрение на сотрясение. — Подожди, Нил, а откуда ты знаешь о его чувствах? — все еще ошарашенно отвечаю, упершись плечом в белую стену. — Он тебе рассказал об этом? — Брэд, тут нужно быть слепым, чтобы не заметить… Он же каждый раз смотрит на него так, будто видит последний раз в своей жизни. Будто Гонтье — ебаный кислород, без которого наш мелкий подохнет. — Видимо, на самом деле, слепой тут я, — шумно вздыхаю, удивляясь тому, как я мог столько лет не замечать этого. Либо же не хотел замечать. — Ладно, сейчас это все не важно. Где теперь Мэтт и как он? — В палате он. Ему вкололи какое-то успокоительное и теперь он валяется и не реагирует ни на кого. Меня тоже послал… — вздыхает Нил и вплетает свои пальцы в свои жесткие светлые волосы, усмехаясь. — Ну, я это прочитал в его выразительном взгляде и многословном молчании. — Пойду тогда попробую поговорить с ним, — отлипаю от стены, тяжело выдыхая. — Не боишься, что он в тебя чем-то кинет? — усмехается Сандерсон, прищурившись, и хлопает мне по плечу. — Мы вроде бы помирились… Да и я привез ему что-то, — вздыхаю, поджав губы. — Ладно, спасибо, Нил, я пошел. Идя по белым больничным коридорам, надеюсь, что Мэтт действительно не запульнет в меня чем-то или не вытолкнет в окно. Серая, тусклая больничная атмосфера не придает никакой уверенности. Возле входа в палату накидываю на плечи светлый халат и медленно открываю дверь. Темнота палаты, на контрасте с ярко-белым коридором неприятно давит на глаза. Жмурюсь и прохожу вглубь помещения. Когда глаза постепенно привыкают к этому мраку я замечаю койку, одиноко придвинутую прямо к окну и лежащее на ней тело, которое выдают лишь пара прядей иссиня-черных волос, непослушно выглядывающих из-под вязаного светлого покрывала. Свет в палате выключен, а то самое окно плотно завешено темными массивными шторами, непонятно откуда взявшимися в больнице, что и придавало этой комнате такой мрачный эффект. Медленно подхожу к брату и сажусь на край койки. — Мэтт… Ты спишь? — в ответ получаю лишь молчание. — Мэтти, я тебе вещи твои привез. Снова не получив ответа я аккуратно дотрагиваюсь кончиками пальцев предположительно до плеча парня. Постукиваю по нему и слышу лишь шумный недовольный вздох. — Мэтт, не молчи, пожалуйста, — сам шумно втягиваю в себя воздух и продолжаю непонятно почему шептать. — Я пришел сюда не отчитывать тебя, а поддержать. Может расскажешь, что случилось? Тишина, как мне показалось, стала еще более давящей. Но я точно знаю, что он не спит. И определенно слышит все мои слова. — Ладно, не хочешь отвечать — молчи, — поджав губы, говорю уже более громко, — но хоть личико свое покажи, красавица. В очередной раз поговорив сам с собой встаю с кровати и подхожу к столику, на который я положил гитару Мэтта. Аккуратно стягиваю с нее чехол и сажусь на другую, пустую койку. Прикрываю глаза и начинаю тихо наигрывать какую-то рандомную мелодию, положив гитару на свои колени. Проходит пару минут и я улавливаю слабое шевеление под покрывалом. Видимо малыш узнал свою гитару. И еще через пару минут из-под одеяла показывается лохматая макушка и два широко открытых глаза. — Ну здравствуй, спящая красавица, — отвечаю, натягивая улыбку, — а я уже думал, что придется будить тебя поцелуем. — Иди ты… — тихо шипит Мэтти и не отрываясь смотрит на меня, — ты привез гитару? — Да, — встаю и подношу ее брату. Тот с удовольствием выхватывает инструмент из моих рук и прижимает к своей груди. После чего парень пытается сесть, видимо забыв о том, что он тут делает и хрипло шипит от головной боли.

I stay up every night

— Тебе лежать надо, — строго произношу, но отобрать гитару не решаюсь. — Брэд, да задолбался я тут лежать уже, понимаешь? — произносит парень, вперив в меня свой жалобный взгляд. — Мне кажется, что я уже прирос к этой чертовой скрипучей койке. Я тут гнить скоро начну, понимаешь?

I should've thought twice When I put our lives on the line

— Мэтти, успокойся, — плавно кладу руку на плече брату, присев на корточки возле него, — никто тут всю жизнь держать тебя не будет. Полежишь еще пару дней, и все. Если только чудить больше не будешь. — Я не хотел…

I'm a mess

— Я знаю, знаю, — шумно выдыхаю, смотря в его печальные голубые глаза. — Расскажешь, что произошло? — Если бы я сам знал… — взгляд парня становится задумчивым, — вроде бы, все было нормально. Я наблюдал за ним. Адам был таким бледным и беззащитным, будто бы искусная фарфоровая кукла, что я боялся даже дотронуться до него. Хотя очень хотелось… Хотелось хоть бы просто кончиками пальцев провести по его тонкой молочной коже, желая почувствовать хоть слабые отголоски пульса. Нежно огладить его скулы, не боясь уколоться об отросшую щетину. Запустить ладонь в его мягкие длинные волосы, пропуская их сквозь свои дрожащие пальцы. И просто почувствовать его запах, терпкий от крепких сигарет, но все же такой манящий, чтобы снова ощутить себя живым. — глаза Мэтта выглядели отрешенно, будто бы стеклянные шарики.

You're the only hope that I hold inside

— И что случилось дальше? — тихо спрашиваю, чтобы не сбить его. — А потом я вспомнил, вспомнил то, что предпочел бы не вспоминать больше никогда в жизни, что угодно, но лишь бы не это… — голос брата предательски срывается. — Его глаза. Глаза, обычно горящие и светлые, были полные злости и ненависти. И не просто злости на весь мир. А я… На меня. Вся эта ненависть была предназначена именно для меня. Будто бы я причина всего того ужасного, что происходило в его жизни, — наконец парень снова смотрит на меня. — Брэд, честно, мне еще никогда не было так страшно. И это не тот обычный страх за свою чертову шкуру, когда за тобой по двору бегут гопники с ножом или нападает злая бешеная собака, нет. Это хуже… Ведь это тот самый липкий парализующий страх, когда ты понимаешь, что в эту секунду теряешь самого дорогого, самого нужного и важного в своей жизни человека. Понимаешь, что его больше не будет рядом, что он больше не относится к тебе так, как раньше, что ты больше не нужен ему. Ты смотришь ему в глаза и понимаешь, что именно в эту секунду ты стал для него чужим человеком, человеком, вызывающим лишь злость и ненависть. Теряешься, умираешь, проваливаешься на дно самой глубокой ямы, туда, откуда нет ни возврата ни спасения. И ты теперь один… — голос Мэтта снова срывается и я готов поклясться, что «слышу» слезы в его голосе. — Мне правда было не так страшно, что он готов убить меня в своем этом бешенстве, нет. Ведь просто потерять его это самое ужасное для меня.

The self-destruction, the damage I've done

— Мэтт… — ох, подобрать слова в этот момент было очень сложно, ведь я прочувствовал всю его боль и отчаяние. Но я должен сказать что-то правильное, нужное, чтобы помочь ему. Черт, где найти эти ебаные слова? — Я понимаю, как тебе тяжело сейчас. Нет, возможно, я и не могу полностью понять то, что ты чувствуешь, и насколько тебе сейчас на самом деле больно, но одно я знаю точно. Знаю, что ты ни в чем не виноват. Просто оказался не в том месте и не в то время. Это так на тебя похоже, братец, — пытаюсь улыбнуться. — Но и Адама тоже можно понять. Ведь у него в миг исчезло все то, что он так долго и старательно выстраивал в своей жизни… Эта сука Наоми предала его и просто бросила. Она же даже не решилась сказать ему это лично, в лицо, а просто написала СМСку. Это так подло и низко, что мне противно даже думать об этом. Гонтье остался один, у него был шок, паника, — шумно выдыхаю, с большим нежеланием произнося следующее: — Плюс еще эти ебаные таблетки вперемешку с большим количеством алкоголя. Понятное дело, он был не в себе. Мало ли, что вообще ему там почудиться могло… Может Адам даже и не осознавал, что это ты перед ним. Вам обязательно нужно поговорить об этом, когда он придет в себя и вся эта дрянь окончательно выйдет с его организма, и выяснить все. — Нет… Нет, Брэд, я не смогу. Ведь теперь каждый раз, смотря на него, я буду видеть ту ненависть и неприязнь ко мне, то животное желание разорвать меня на части, которое, клянусь, я увидел в его горящем от злости взгляде. Будто бы адский свет выбрался из глубин земли и поселился самых красивых глазах, которые только можно было найти на всей нашей планете, — лукавая улыбка касается уголков губ парня. — Зверь… Животное, я не знаю, как описать, но это был не Адам. Он, настоящий Адам, никогда бы не причинил мне вреда. Я знаю это, и я уверен в этом. Это был не он… И, ох, боже, Брэд, знал бы ты, как я боюсь, что когда он очнется, я больше не увижу в нем своего Адама.

You're the reason I'm still alive

— Именно поэтому ему и нужен ты, Мэтт. Нужны все мы. Ведь у Адама больше никого не осталось. Он один, теперь полностью один, а ты, как никто другой знаешь, на сколько это тяжело. Как больно и сложно терять человека, которого ты чертовски любил, искренне и преданно, на протяжении многих лет. Каково это, остаться одним в этой липкой давящей пустоте, с тянущей ноющей дырой внутри груди, — каждое слово давалось очень тяжело, ведь я понимал, что Адаму на самом деле еще хуже, чем я даже могу представить.

And I lose it everyday inside of my head

— Я все понимаю, Брэд, — тихо отвечает Мэтти и отрешенно переводит взгляд на покрывало, перебирая пальцами крупную вязку. — Но что я могу сделать? Я боюсь, на самом деле боюсь его, понимаешь? У меня внутри все дрожит даже от мысли о том, что он окажется рядом со мной, — после чего тише добавляет: — Такое было и раньше, но это была совершенно другая дрожь. Просто… Сейчас я боюсь только того, что Адам будет хотеть прибить меня так же, как и в тот день, — наконец парень окидывает взглядом меня. — А если мы все-таки снова встретимся… Черт, Брэд, пойми, я не переживу, если мои опасения подтвердятся. Что даже сейчас он все так же будет ненавидеть меня.

I don't know if I'll be alright

— Ты же видишь, что произошло в этот раз. Оставшись один, полностью один, он закрылся еще больше. Таблетки, алкоголь… Ты же знаешь Гонтье. Он всегда идет до конца, во всем. А что, если он захочет закончить начатое? И попытается снова что-то с собой сделать. Мэтт, никого же может не оказаться рядом… Ты простишь себе это?

I wanna leave it all behind

— Нет… — дрожащим голосом отвечает парень и я вижу, как в уголках его глаз начинают собираться слезы. — Нет, Брэд, неет. Нет, не прощу. Я не переживу этого нет, нет… — как мантру шепчет брат, смотря на меня пустым взглядом. Я понимаю, что еще немного, и у него просто начнется истерика, а слезы уже самовольно покидают плен его глаз, поэтому я просто притягиваю Мэтта к себе и крепко обнимаю.

I've got nothing to lose

— Тише, тише, малыш, все хорошо… — тихо шепчу ему на ушко и успокаивающе глажу по спине. — Прости, я перегнул палку. Я не должен был этого говорить, Мэтти. С Адамом все будет хорошо. — А если нет? — дрожащим голосом произносит парень куда-то в область моей шеи. — Вот именно для этого ему и нужен ты! — чуть отстраняюсь и заглядываю брату прямо в глаза. — Ведь никто другой, ни один человек на этой чертовой планете не сможет относиться к нему так, как ты, никто, Мэтт, пойми. Он сейчас полностью один, а зная Гонтье, он закроется еще больше и уж точно не будет принимать поддержку и заботу ни от кого из нас. Но ты сможешь достучаться до него. Ведь ты любишь его… Мэтти, поверь, мне очень трудно с этим смириться, а уж тем более принять это все, ну, ваши все эти дела, особенно то, что мой маленький братец любит моего лучшего друга-алкаша… — Ну Брэд, я не маленький, — возражает парень, поджимая свои искусанные губы. — Тсс, не перебивай, — хмурюсь, после чего продолжаю: — но все же, я понимаю, что вы нужны друг другу. Именно сейчас. Как никто другой и никогда ранее. — Он нужен мне. Правда нужен, — печально вздыхает брюнет, — но вот я ему… Нет, вряд ли.

I've got nothing to lose but you

— Так, все, Мэтт, достаточно терзать и мучить себя, — шумно выдыхаю и отстраняюсь от брата. — Если ты будешь продолжать сидеть тут, занимаясь самобичеванием, то так никогда и не узнаешь, что он на самом деле чувствует к тебе. А я не хочу потом вас обоих вытаскивать из самого глубокого дерьма, в которое вы оба сами себя зарываете. Поэтому приводи себя в порядок и готовь себя к тому, чтобы ты снова смог посмотреть ему в глаза. — Хорошо, — растерянно отвечает парень и грустно смотрит мне в глаза, — наверное, ты прав. — Не наверное, а прав, — встаю с кровати и медленно иду к выходу из палаты, — и да, сегодня вечером у Адама операция. РОV МЭТТ — Но… — только я хотел уточнить на счет операции, как Брэд покинул палату, плотно закрыв за собой дверь. Я снова остаюсь один в этой чертовой темной палате, наедине со своими раздирающими мыслями. Темнота неприятно давит на глаза, заставляя зажмуриться, хоть я и сам задернул эти шторы. Я не знаю, что делать и что чувствовать, ибо меня разрывает изнутри из-за противоречивых эмоций. С одной стороны, мне страшно, пиздецки страшно, а с другой, я понимаю, что Брэд прав. Никто кроме меня не сможет помочь Адаму, ведь так сильно он нужен только мне. И ради него я должен бороться.

I know that I can't undo The self-destruction, the damage I've done

Резко вскакиваю с кровати и, зажмурившись от резкой стучащей боли в голове, подбираюсь к рюкзаку, который мне любезно принес Брэд и оставил стоять на второй койке и высыпаю все его содержимое на светлый матрас. В куче одежды и зарядок я нахожу именно то, что сейчас мне нужно больше всего — блокнот и пару ручек. Черт, Брэдли, я тебя люблю, правда. Чуть ли не простонав от того, что мне есть на что выплеснуть всю бурю, происходящую в моей голове, я подошел к окну, небрежно раздвинул эти чертовы занавески, запуская в палату яркий белый дневной свет и уселся на пол прямо у окна, подобрав под себя ноги. Зажав черную ручку в зубах, нервно покусывая ее, я прикрыл глаза и откинулся головой на стену, пытаясь сосредоточиться на словах, бушующих в моей голове словно черные яростные волны в океане (в котором я же и тону). Выбраться, выплыть было очень сложно, будто вся толща воды давит конкретно на мою грудную клетку, не позволяя мне ни вдохнуть ни выдохнуть. Давит, затягивает, заманивает вниз, лукаво улыбаясь, и хочется поддаться этой обратной тяге, расслабиться и отдаться течению, позволяя ему унести меня куда-то далеко отсюда, где нет ни переживаний ни боли, но нет. Я не могу, мне нельзя. Я должен бороться, бороться ради этого чертового Гонтье, который, как я очень надеюсь, сейчас тоже борется за свою жизнь. Расположив небольшой блокнот на своих коленях, я, точно так же не открывая глаза, медленно вытягиваю ручку изо рта и подношу ее к чуть желтоватой бумаге. Пытаюсь найти, поймать именно те, самые нужные и важные сейчас слова, способные помочь и изменить все. И, вроде бы, у меня получается.

I've got nothing to lose but you

Спустя около часа мучений я сидел среди кучи вырванных и смятых, иногда разорванных листков, и нервно покусывал кончик ручки, вчитываясь в то, что удалось мне написать. Раз седьмой уже наверное. И, все равно, каждый раз мне что-то не нравилось, не подходило, ну или просто чувствовал я это все не так, как было записано на бумаге. В очередной раз зачеркивая какое-то слово черными густыми чернилами и приписывая вместо него новое, более, на мой взгляд, подходящее, я понял, что это оно. То, что нужно, и лучше я уже не смогу придумать. Отбросив ручку куда-то в сторону, я устало откинулся головой на стену, потяжелевшие веки медленно опустились и единственное, чего я в этот момент на самом деле хотел, это спать. Желательно, проспать пару суток, до того момента, пока все снова не станет нормально. Но, только я начал проваливаться в сладкий и такой желанный сейчас сон, как дверь в мою палату распахнулась, и в нее снова зашел Брэд, устремив свой удивленный взгляд на меня и на кучу бумажек, составляющих мне компанию. — Стесняюсь спросить, какого ты там восседаешь? — Да… — нехотя открываю глаза, часто моргая, — вот вдохновение резко пришло. Ну, ты же знаешь, как это со мной бывает. Могу месяцами ничего не выдавать, а потом резко как бахнет, что я буду всю ночь сидеть и писать, писать, писать… — Так, писатель ты мой дорогой, ты понимаешь, что тебе лежать в кровати нужно? — брат сложил руки на груди, окидывая меня недовольным взглядом. — Да я уже нормально себя чувствую, правда, — пытаюсь с уверенностью посмотреть басисту в глаза. — Ну, раз нормально, то тогда давай вставай и тащи свой зад в столовую, — усмехается Брэд, видя недовольную гримасу на моем лице. — Ужинать пора. Тем более мне сказали, что от обеда ты отказался. — Я не хочу, правда, я не голоден, — делаю максимально печальное выражение лица, на которое только способен, в надежде, что это подействует на брата. Но нет. — Мэтт, не заставляй меня силой вести себя. Да, и я уже вроде говорил, что если ты не будешь есть, то у твоего организма не будет сил на быструю регенерацию. Недовольно фыркаю и медленно поднимаюсь в стоячее положение, зажмурив глаза от легкого головокружения. Опираюсь рукой на подоконник, потягиваюсь до приятного хруста костей, и, вырвав с блокнота нужный лист, складываю его в несколько раз и прячу в карман. — Покажешь, что ты там сотворил? — усмехается Брэд, ожидая мой выход из палаты. — Э… Ну, давай потом, окей? — пытаюсь съехать, ибо этот текст слишком личный для меня. Да и первым его должен услышать он. — Как хочешь, — брат пожимает плечами и захлопывает за мной дверь, когда я выхожу к нему. Каждый шаг дается с трудом, отдаваясь тягучей болью в залежавшихся мышцах, поэтому идти быстро не получается. Благо Брэд понимает это и идет не спеша, то и дело поглядывая на меня. Покинув это давящее белое помещение мы вышли в более приятный для глаз светло-желтый коридор. Вспоминаю, что сегодня утром именно по нему я и шел к Адаму… Внутри все снова сжимается, липкий твердый ком собирается у горла, затрудняя дыхание, но я пытаюсь не поддаваться панике и спокойно идти дальше. Нужно сосредоточиться на чем-то, чем-то легком и отстраненном. Мечусь взглядом в поиске чего-то подходящего, и, со временем нахожу. Плитка. Сосредоточенно впиваюсь в светло-серое половое плиточное покрытие, пытаясь посчитать каждую плитку по дороге до столовой. Через какое-то время, почувствовав легкое постукивание по своему плечу я понимаю, что мы пришли. Медленно захожу в помещение, наполненное приятным запахом цитрусов и жареного мяса. Странное сочетание, но мне нравится. К слову, плиточек было ровно 278. Спустя минут 10 мы сидели с Брэдом за дальним столиком у окна. Брат пил свой любимый крепкий кофе, а я вяло ковырялся вилкой в какой-то светлой каше, совершенно не желая отправлять ее в свой рот. Хоть сейчас и было часов семь вечера, погода, на удивление, была гораздо лучше, чем утром. Вечернее солнце окутало улицы золотым светом, будто бы выманивая людей из своих душных квартир. Я даже немного завидовал им, ведь они свободные, никто их не держит взаперти. — Брэд… — брат поднимает на меня свой взгляд и ставит кружку на стол. — А, можно мне на улицу? — Нет, Мэтти, нет, — басист вздыхает и сам окидывает взглядом улицу, — мне и так влетает постоянно, что я тебе ходить позволяю. Потерпи еще немного, хоть пару дней, и больше никто тебя тут держать не будет. — Ладно, — грустно вздыхаю и снова опускаю взгляд на тарелку. Понимаю, что так просто Брэд меня отсюда не выпустит, доедаю свой стейк, который оказался довольно-таки неплохим, но кашу я так и оставил нетронутой. — Можно тогда обратно в палату? — Да, больше есть не будешь? — Нет, спасибо, — устало вздыхаю, чувствуя, как мои веки слипаются с еще большим рвением, но я должен спросить у него еще кое-что: — А, эм, Брэд, а во сколько у Адама операция? — В 10 утра, а что? — брат окинул меня любопытным взглядом, чуть прищурившись. — Да так… — тихо отвечаю и встаю со стола, уже почти привыкнув к этому легкому головокружению, — просто. Захватив со столовой пару мандарин (ну, а что, это мой любимый фрукт), уже через пару минут мы с Брэдом снова зашли в мою палату. Устало вздыхаю и сажусь на край своей койки, понимая, что готов уже сидя уснуть. — Брэд, едь домой. — Да я думал сегодня еще тут побыть… — отвечает басист, запуская руку в свои торчащие в разные стороны русые волосы. — Ты тут уже третий день, ничего, переночуем как-то без тебя, — лениво приоткрываю один глаз, устремляя взгляд на брата, — тебе тоже нужно отдохнуть. — Ну, — все еще колеблясь, мужчина переступал с ноги на ногу, — ладно, наверное ты прав. Но утром я сразу же приеду к вам. — Хорошо, — устало отвечаю и чувствую руку брата на моем затылке, чуть улыбаюсь, — спасибо, Брэдли. — Ненавижу, когда ты меня так называешь! — усмехается брат, направляясь к двери. — Я тоже тебя люблю, — успеваю произнести до того, как за ним захлопнулась дверь. Стоило моей многострадальной голове прикоснуться к прохладной мягкой подушке, как сознание сразу же плавно стало отключаться, превращая весь водоворот моих мыслей в какой-то размытый хоровод, пока я окончательно не провалился в сон.

*3:07 АМ*

Первым, что я почувствовал, это были пальцы, холодные и слегка шершавые, еле ощутимо поглаживающие мою шею. Хмурюсь и сонно фыркаю, зарываясь носом глубже в подушку. Но пальцы не исчезают, плавно оглаживая мою скулу и нежно проходятся по губам. Легкая дрожь от этих определенно приятных прикосновений заставляет меня ворочаться, а сон медленно отступает. Жмурюсь, после чего резко открываю глаза, понимая, что ровным счетом ни черта не изменилось. В палате кромешная темнота, а мое зрение никогда не было отличным, поэтому сразу понять, кто передо мной, я не могу.

Take a step, I will follow

— Брэд? — хрипло шепчу, разглядев перед собой темный силуэт. — Холодно, — хриплым голосом произносят мне в ответ, и я сразу дергаюсь, подскакивая на кровати и машинально натягиваю на себя одеяло, будто бы от страха. Сон как рукой сняло. — Адам?.. — тихо шепчу, понимая, что не могу ничего больше произнести из-за липкого горького кома во рту. Нет, блять, этого не может быть, нет. — Горячо, — снова этот хриплый голос и я готов поклясться, что «слышу» ухмылку на его губах. Вдруг силуэт резко приближается и я инстинктивно подаюсь назад, вжимаясь спиной в холодную стену. По звуку я понимаю, что он опустился на колени возле изголовья кровати, и я буквально чувствую, как Гонтье с интересом наблюдает за мной. — Н-но… но, как? Ты же, блять, Адам, ты же в коме был? Что, что ты тут делаешь? — мужчина придвинулся ближе и положил свою руку на матрас, слабо освещаемый лунным светом сквозь прикрытое окно.

Til the end of the earth

Длинные пальцы и множество тату на руках дают точно понять, что это Гонтье, а не кто-то другой, хоть и лицо мужчины остается в тени. Очень плавно его рука перемещается на мое бедро, поглаживая его сквозь тонкое одеяло. Но даже через ткань я почувствовал, что рука Адама холодная, нет, не просто холодная, а именно ледяная. — Да вот, надоело валяться, соскучился по тебе, Мэтти.

You're the best and the worst

«Мэтти». То, как он меня назвал, неприятно резануло слух. Нет, в его тоне не было того привычного мне ранее тепла или же даже усмешки, нет. Он говорил со мной как маньяк со своей жертвой, зная, что ей некуда бежать. И да, блять, мне сейчас некуда бежать. — Адам, я не понимаю, — шепчу дрожащим от страха и непонимания голосом, когда рука мужчины медленно проходится от бедра вверх к моему торсу, — если ты пришел в себя, то ты должен был сразу же позвать врача. Да и вообще, у тебя же операция должна быть, тебе нельзя вставать и тем более приходить ко мне, Гонтье, ты понимаешь? Поток слов начинает выливаться из меня, и я понимаю, что это моя защитная реакция. Ибо нет, это все не так, это неправильно. Я, блять, нутром чую, что что-то не так, но страх парализовал меня до такой степени, что я не могу даже оттолкнуть его руку. Тело меня совершенно не слушается, а предательские мурашки от таких желанных прикосновений уже вовсю хозяйничают на моей коже. — Тсс… — шепчет Гонтье и нежно кладет свой палец на мои губы, прерывая мою гневную тираду. — Сейчас не время для разговоров. Судорожно мечусь взглядом по темной палате, пытаясь найти хоть какой-то выход, но все мысли разом вышибает из моего мозга, когда Гонтье приподнимается и тоже забирается на койку. Лунный свет игриво освещает его тело, облаченное в какую-то светлую свободную майку и узкие черные джинсы (когда, блять, он успел переодеться с больничного халата?), но лицо мужчины все так же остается в сумраке. Секунда — и его сильные руки перемещаются на мои плечи и до боли сжимают их, заставляя меня снова опуститься в лежачее положение. Я чувствую запах Адама, нависающего надо мной, такой родной и знакомый мне ранее запах, но даже он сейчас кажется мне каким-то чужим (возможно из-за того, что от него не несет крепкими сигаретами за километр). Мужчина склоняется надо мной и часть его лица становится различаемой благодаря лунным лучам, обнажая красивую, но немного хищную улыбку. — Адам, пожалуйста, давай поговорим, прошу, ну, эй, ты же только с комы вышел, Адам, ээ, ну же, успокойся… — судорожно шепчу и упираюсь ладонями в его сильную грудную клетку, которая кажется мне непривычно холодной и твердой. Да блять, что тут происходит то? Внутри все точно так же холодеет, сжимается, связывается в тугой липкий узел и мне кажется, что вполне реальная тошнота медленно отходит от легких и подступает к моему горлу. Нет, это не Адам, это не может быть он… — Что же ты творишь, слезь с меня уже наконец! — Да брось, Мэтти, — снова усмехается, еле заметно проходясь кончиком сухого языка по своим покусанным губам и только плотнее прижимается ко мне, — ты же сам этого хочешь. Не так ли? Или ты думаешь, что я слепой, что я не замечаю, как ты смотришь на меня? Так пожираешь меня глазами, а, малыш?

Cause you know all my secrets

— Н-но… — не успеваю возразить, почувствовав холодный мокрый язык Адама на своей шее и сильно жмурюсь, то ли от ослепляющего страха, то ли от мурашек, буквально взявших меня в плен. Язык двигается дальше, очерчивая линию ключиц и я просто не смог сдержать сдавленный стон. Внутри все горит, холодным ужасающим огнем, но я просто не в силах убедить свое тело в том, что это неправильно. — А-ах… — Ну вот, я же говорил, — я слышу довольную усмешку Адама, так и не решившись открыть глаза. Его холодные руки пробираются под мою футболку, нежно оглаживая контуры ребер и медленно добираются до моих сосков, заставляя еще сильнее вздрогнуть от холода. — Теперь мы все время будем вместе. Всегда.

All my demons and you keep 'em in check

Шепчет прямо в мое ухо и чувственно прикусывает мочку, заставляя меня вздрагивать еще сильнее. Рука Гонтье перемещается на мою шею, несильно сжимая и я чувствую, как он приближается к моему рту. Секунда — и это властное прикосновение сковывает мои губы, но при этом будто бы выводит меня из оцепенения. Собираю все силы и отталкиваю мужчину от себя. Нет, это не Адам, это точно не Адам, его губы не такие… Эти холодные и грубые, нет, это не он. Все так же упираясь дрожащими руками в его грудь, медленно открываю глаза и чувствую, как воздуха резко стало мало и я задыхаюсь. Пытаюсь втянуть такой нужный сейчас воздух сквозь широко приоткрытый рот, но у меня ни черта не выходит. Глаза. Ебаные глаза. Вместо привычных, прекрасных серо-голубых глаз на меня смотрели пустые, черные дыры, полностью затягивающие меня в себя. Не оторваться… Грудь сжимается от болезненных спазмов, но я просто смотрю, проваливаюсь в эти темные пятна, как в омуты. Омуты с ледяной водой, пробирающей до костей. Будто бы через эти дыры я вижу его душу, ту темную мрачную душу зверя, не Адама. Я вижу пред собой то самое существо, чуть не прибившее меня пару дней назад. — Адам… — тихий, отчаянный хрип вырывается из моей груди вместо с остатками спасительного кислорода. Нет, боже, пожалуйста, вернись… Адам, мой Адам, вернись ко мне, прошу, ты мне так нужен. — Это я, Мэтти, — и снова эта довольная широкая улыбка, от которой моя спина покрывается холодным потом. Улыбается, и произносит последние слова, которые успевает воспринять мой мозг: — Что, не узнаешь? А ведь это ты сделал меня таким. Именно ты, Мэттью Уолст. Ты отвернулся от меня тогда, когда был так сильно мне нужен. А потом пустота. Липкая холодная пустота и темнота, обволакивающая сознание.

I don't know if I'll be alright

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.