Формула любви

Мы соврем, если скажем, что Фролло совсем уж ничего такого не ждал. В конце концов, он знал на что шел, оставаясь так долго в одной комнате хоть и с бывшим, но хитрым и прожженным служителем закона. Был ли он готов? Отчасти — да. Надеялся, что обойдется? Конечно. Он мог бы уйти и, вероятно, лет двадцать назад так бы и сделал, поручив дальнейшие заботы о пациенте богу, вот только… После такого вступления следовало бы сказать что — то про внезапно проснувшееся благородство или о благотворном влиянии разделенной любви на совесть индивида, или другую подобную чушь. Хорошо, в какой — то степени так оно и было, но главную роль сыграли все — таки здравый смысл и крепко вколоченная в голову истина, что «сам не сделаешь, никто не сделает. А уж бог тем более. Почему здравый смысл? Потому что мэтр Жак был не только единственным человеком не из Штаба, которому Фролло мог до некоторой степени доверять, но и единственным законником, обязанным ему жизнью. Не то чтобы экс — епископ рассчитывал на благодарность, просто в возможном торге, эта маленькая деталь могла сыграть решающую роль. Увы, несмотря на все расчеты, при звуке знакомого голоса у Фролло в животе взорвалась ледяная бомба. Уж больно похожа оказалась интонация дяди на вкрадчивый тон недоброй памяти племянника. Но епископ нашел в себе силы неспешно обернуться, изобразив при этом подобие любезной улыбки. Никогда еще мина не была настолько хорошей, при игре настолько плохой. — Как ваше самочувствие, мэтр Жак? — спросил он, надеясь, что судье не померещится фальшь в его вопросе, тем более, что тот был абсолютно искренним, — вы снова нарушили мои рекомендации и слишком разволновались. — А вы, я смотрю, потеряли способность проходить сквозь стены, — буркнул судья и заерзал, пытаясь занять в постели более вертикальное положение. Ему тут же кинулся помогать Жаба, до этого стоящий в изножье кровати с открытым ртом. Однако стоило ему только коснуться плеча господина, как тот издал звук, похожий на визг поросенка и попытался отодвинутся, бросая то на верзилу, то на епископа панические взгляды. Жаба, тут же отскочил, кажется напуганный еще больше старика. — Я — я понимаю, — выдавил Шармолю, — что моя жизнь теперь в ваших руках, и вы в любую минуту можете приказать своему слуге покончить с ней. — Моему слуге? — поднял брови Фролло, — ну, во — первых, достойный мэтр Клод мне вовсе не слуга, он мой друг (лицо бывшего разбойника при этих словах расцвело, как тропическая орхидея по весне) и волен служить кому пожелает. Во — вторых, это благодаря ему вы все еще живы: не прибеги он ко мне вОвремя, стучались бы уже в ворота рая. Шармолю посмотрел на Жабу с подозрением, но позволил тому взбить у себя за спиной подушки. — Так чего вы от меня хотели? — спросил вдруг судья, с явным блаженством откидываясь в мягкие перьевые объятия. «Достойный мэтр Клод» при этом вытянулся, что называется, «во фрунт» и прикинулся ветошью. — Я от вас? — поднял брови экс — епископ, — абсолютно ничего. Но не мог же я просто взять и бросить умирать старого друга, если в моих силах помочь. На это судья хмыкнул еще более недоверчиво. — Значит ваш шпион, то есть я хотел сказать Квазимодо, — поправился он, — не донес, что требуется, чтобы ваше завещание вступило в силу в том виде, в котором вы его написали? Или лучше сказать «переписали»? — Отчего же, — спокойно ответил Фролло, — донес, конечно. Именно поэтому я и спешил уйти, когда вы меня остановили. Нужно же еще найти нотариуса, достаточно жадного, чтобы согласился на подлог. Похоже, такая откровенность немного сбила Шармолю с толку, потому что он замолчал и принялся жевать губу. — Разрешите полюбопытствовать, — прервал его размышления Фролло, — мне показалось, вы вовсе не удивились, увидев меня, так сказать, во плоти. Давно вы догадались? По лицу судьи растеклась весьма самодовольная улыбка. — Что ж, когда вы явились ко мне ночью, я полностью поверил в гостя с того света, тем более, что после этого другие призраки и правда перестали мне досаждать. К тому же я считал, что живому не под силу управлять мертвыми. Не расскажете, как вам это удалось? Фролло состроил загадочную мину. — Вижу, что нет. Что ж, в любом случае, свое слово вы сдержали, и я сделал все, чтобы сдержать свое. Но чем глубже я влезал в ваше дело, тем все более странным оно мне казалось, будто чересчур… правильным. Проклятье, я тридцать лет был судьей и ни разу не видел, чтобы расследование шло настолько идеально: улики сыпались как из рога изобилия, свидетели не противоречили друг другу и были настолько рады помочь, что не пришлось даже применять пытки! Словно кто — то подготовил все заранее. Мой племянник молод, но и он почуял неладное, правда, не смог объяснить, что именно. — И что же указало на меня? — прервал его Фролло. — Ах, дорогой друг, — на лице Шармолю появилось почти отеческое выражение, — я же видел ваши мистерии, помню вашу дьявольскую изобретательность и любовь к деталям. Я также не очень верю в случайности и в то, что бесплотный дух способен устроить такого рода представление. Так кого еще мне подозревать? А окончательно я убедился, когда вы так изящно подменили завещание. Вы же знаете, я плоховато вижу, но ваш силуэт узнал бы из тысячи. Тем более, что кто — то назвал вас по имени. Надеюсь, тот человек не пострадал из — за Антуана? Я понятия не имел, что за адское изобретение он таскает с собой. Полностью лишенный дара речи экс- епископ лишь покачал головой. — Вот и славно, — улыбнулся судья, — а теперь, может быть, и вы объясните, зачем все это натворили? Мне кажется в прошлый ваш визит, я имею в виду не в качестве призрака, вы были вполне довольны жизнью. Что же случилось? Пришла очередь Фролло задумчиво жевать губу. Наконец, вместо ответа он протянул руку к двери и распахнул ее, нисколько не сомневаясь, что, а вернее, кто окажется с той стороны. К счастью, оба соштабника подслушивали достаточно внимательно, чтобы успеть отскочить к лестнице — сказался опыт Гренгуара — большого любителя погреть уши и ни разу за этим занятием не пойманного. Шармолю непонимающе воззрился на странную парочку: поэта он хорошо знал в лицо, а вот вид женщины рядом с ним вызвал тревогу и смутные воспоминания о чем — то неприятном. — Вы устроили все это, чтобы женить вашего бывшего ученика, при этом выдав его за своего брата? — спросил он нерешительно, окончательно сбитый с толку, — зачем тогда было «умирать» самому? Фролло не стал ничего объяснять словами, а просто взял за руку Эсмеральду, притянул к себе и захлопнул дверь прямо перед носом разочарованного Гренгуара. — Полагаю, скрывать что — то от вас уже бессмысленно, — сказал он, глядя судье в глаза, — мадам де Шатопер — моя невеста, а не Пьера. Думаю, теперь вы понимаете, зачем я все это, как вы выразились «натворил». Остался последний шаг — вызволить собственное имущество из цепких лап церкви и… Мэтр Жак? — спросил он с беспокойством, видя, что нижняя челюсть судьи с начала объяснения отвисла уже на полпье и продолжает свое движение к груди, грозя выпасть полностью. Но прежде, чем епископ успел что — то предпринять, Жаба одной рукой схватил с каминной полки кубок с водой, плеснул в лицо господину, а второй аккуратно захлопнул ему рот. Шармолю икнул. — Д-де Шшшатопер? — переспросил он, и, кажется, звук собственного голоса окончательно привел его в чувства: оттолкнув от себя слугу, судья впился в лицо Эсмеральды таким пронзительным взглядом, что той стало мягко скажем не по себе, и она крепче прижалась к Фролло. — Я вспомнил! Вы — та цыганка, которую я приказал пытать, а потом отправил на виселицу! — практически взвизгнул Шармолю, — это ваш призрак являлся мне все эти годы! Эсмеральда затрясла головой. — Я н-не попала на виселицу, я… — Она не попала на виселицу, потому что я не позволил, — сказал Фролло, делая шаг вперед, — разве вы не помните, мы же вместе ходили к Тристану Отшельнику просить за нее? Очевидно вам являлся какой — то другой призрак. Успокойтесь, мэтр Жак, прошу вас, не то вам грозит новый приступ. Судья послушно откинулся на подушки, продолжая, тем не менее, сверлить Эсмеральду взглядом. Если бы он обладал способностями современного супергероя, в мадам де Шатопер уже образовалась бы дырка. Ну, или голова бы взорвалась. К счастью, Шармолю жил задолго до появления супергероев. Закончив, наконец, эксперимент с силой зрения, старик закрыл лицо руками и неожиданно рассмеялся. — Знаете, мэтр Клод, — выдавил он, — после всего услышанного я бы, пожалуй, решил, что спятил. Если бы не покалывание в пальцах, которое бывает только после вашего лекарства. По крайней мере, так я точно знаю, что вы мне не мерещитесь. И все, что по вашим словам произошло с… мадам де Шатопер, вероятно, тоже правда, хотя я это едва помню. А раз так, спрошу еще раз: чего вы от меня хотите? — Я же сказал, — вздохнул Фролло, — ничего. — Вот как? А мне показалось, что вам нужен кто — то, у кого есть право подписи, чтобы заверить брачный договор, который так хочет видеть, а точнее, не видеть наш Парламент. Причем этот кто — то должен успеть до восьми вечера, поскольку мне не удалось уговорить их отложить оглашение завещания хотя бы до завтра. — Вы хотите сказать, — еле слышно произнес Фролло, переглянувшись с Эсмеральдой — не показалось ли? — вы хотите сказать, что подпишете такой документ? А что взамен? Я мог бы… Судья поднял вверх палец. К его удивлению, прием, неизменно затыкавший на полуслове даже самых болтливых адвокатов в этот раз безотказно сработал на бывшем епископе. — Во — первых, оплату за услуги я уже получил, — сказал он сухо, — Во — вторых, размер этой оплаты делает меня вашим должником очень надолго, если не навечно, поскольку я ценю свою жизнь достаточно дорого. Ну и в третьих, я уже оповестил членов Парламента, что пришлю им копию сегодня до вечера, как только секретарь ее найдет. Если бы не припадок, кто — нибудь из моих, то есть ваших слуг, — добавил судья, покосившись на Жабу, — уже сообщил бы вам об этом. Фролло изо всех сил напряг интуицию, пытаясь понять в чем подвох. Не понял. Судя по выражению лица Эсмеральды, ее терзал тот же вопрос. — Принеси — ка мне доску для письма и все необходимое, — обратился Шармолю к Жабе. *** Положительно сегодня был день беготни. Теперь они втроем мчались к собору, стараясь не сбивать с ног прохожих. Это было затруднительно, поскольку третьим бегуном на этот раз оказался «диплодок» Жаба, которому велели отнести копию договора в епископский дворец и передать определенным коллегам Шармолю. Но не раньше, чем в метрической книге появится соответствующая запись. На это нужно было время — неудивительно, что наша троица так спешила. А поскольку «достойный мэтр Клод» был маневрен, как бетонный гроб в желатине, то проклятия ушибленных неслись им вслед всю дорогу до собора. Что касается Гренгуара, то обеспокоенный состоянием пациента Фролло, оставил его приглядеть за судьей, пока слуга не вернется. Оба с радостью согласились: поэт обретал благодарного слушателя, старик — ценный источник информации, которую он не успел вытянуть из старого друга. Предвидя это, Фролло показал Гренгуару большой кулак и пообещал разные кары, если тот слишком распустит язык. Они еще немного задержались у дома: теперь уже Эсмеральде пришлось приводить в чувства епископа, который никак не мог осознать, что желаемое далось ему без титанических усилий, и безуспешно пытался найти в действиях судьи подвох или ловушку, едва не доведя себя до тяжелого приступа паранойи. В конце концов, он смирился с мыслью, что хорошие вещи тоже иногда случаются, но осадочек неверия остался. Около собора обнаружился встревоженный до состояния паники Квазимодо, готовый уже сам бежать искать пропавших друзей. На вопрос «где Жеан?» звонарь ответил кивком головы в направлении главных врат. — Ваши похороны организует, господин, — пояснил он мрачно, — выдал себя за поверенного брата усопшего, наобещал с три короба, кажется, теперь руководит рабочими, которые там часовню возводят. — Часовню? — сдавленным голосом переспросила Эсмеральда, снова вспомнив события последнего Гренгуарова романа. — Ну, не часовню, что — то вроде ковчега, где будет пока храниться кольцо, раз, собственно, тело отсутствует, — пояснил Квазимодо. Эсмеральда облегченно вздохнула, поняв, что была как — то не готова столкнуться с вымыслом, ставшим реальностью. Фролло снова пришлось ее успокаивать. При том, что после новостей о брате он сам выглядел, как человек, который не знает, смеяться ему или сыпать проклятиями. — Ключи от архива теперь у причетника, — доложил звонарь, — оба: и ваш, и его собственный. Пока Жеан пудрил ему мозги, один я стянул, бедняга даже не заметил. Боюсь, он слегка не в себе со времен нашей несостоявшейся мистерии. Путь свободен, мы можем попасть в архив хоть сейчас, но лучше поторопиться, скоро начнут собираться главы гильдий и деканы коллежей. Вас ждут пышные проводы, господин! — Не сомневаюсь, — хмыкнул «усопший», — платить — то за них они явно намерены из моих денег, поэтому так и спешат с завещанием. Задерживаться соштабники не стали: Жаба с Эсмеральдой остались на площади ждать новостей, Фролло с Квазимодо без труда проникли в собор, практически не прячась, прошли за колоннами до алтаря и спустились по лестнице к окованной железом двери. Пока что все шло как надо. Правда ключ, который стащил Квазимодо, видимо, был ржавым ключом причетника, поэтому с замком пришлось немного повозиться. Оказавшись внутри, Фролло сразу отправился разыскивать нужный фолиант. Еще у судьи он рассчитал лучшую дату, чтобы запись смотрелась естественно, и именно эту дату Шармолю потом указал в договоре. Дело в том, что зимой случилось наводнение, архив немного подтопило, пара метрических книг пострадала, в том числе и последняя — за три прошедших года. Епископ тогда лично проверил все и точно знал, что в разделе бракосочетавшихся смыло полностью, а что частично. Ох и влетело в тот день брату — архивариусу… Водрузив фолиант на кафедру и запасшись перьями, (как и чернила, они всегда водились в архиве в избытке, поскольку за их отсутствие тоже можно было получить выволочку) Фролло зажег еще несколько свечей и приступил к работе. Скажем сразу, что все строки разместились на странице идеально, будто с самого начала там находились — сразу после записи о браке почтенного мясника и перед записью о браке не менее почтенного пекаря. Никому бы и в голову не пришло усомниться в их подлинности, к тому же Фролло постарался, чтобы его почерк был узнаваем с первого взгляда. Когда он выводил последние характерные закорючки, со стороны двери внезапно послышался шум и звон ключей. В отличие о туповатых героев современных ужастиков, которые еще долго прислушиваются, чтобы убедиться, что монстр действительно пришел по их души, Фролло ждать не стал. Быстро посыпал чернила песком, смел, захлопнул книгу и затолкал ее обратно на полку. Потом, погасив свечи пустой чернильницей, чтобы не дымили, забился в самый темный угол за шкаф со свитками. Что ж, тренировка Гийомом не прошла даром, теперь экс — епископ мог поспорить в скорости исчезновения с настоящим призраком. Конечно, на этот раз в комнату вошли вовсе не разбойники (хотя как сказать), а шесть одетых в черное официальных лиц. В одном из них Фролло даже издалека узнал мэтра Этьена де Понше, главу Следственной палаты Парламента, любимчика короля, давно мечтавшего занять епископский дворец*. Вторым оказался мэтр Антуан, остальных троих — одного судейского и двух священников он не помнил по именам, хотя и знал в лицо. Сопровождал делегацию мелкий и вертлявый архивариус, которого епископ откровенно недолюбливал за подобострастие. Вот и сейчас он в основном кланялся и пятился задом. То, что вся эта компания заявилась в архив еще до того, как Жаба успел передать договор, сильно встревожила Фролло, но сделать он ничего не мог. Разумеется, первым делом «люди в черном» приказали найти им книгу с записями за последний год. Архивариус забегал, засуетился, задергал корешки. Фролло с неудовольствием отметил его фантастическую некомпетентность, которую нельзя было списать даже на волнение. И вот на это он оставил собор! Боже, о чем он думал?! Как только допустил… «Я сделал выбор, я сделал выбор, я сделал выбор!» — несколько раз повторил про себя епископ, как мантру, о которой он отродясь не слыхивал. Увы, даже десятикратный повтор не помог ему закрыть глаза на столь вопиющее безобразие. Зато внезапно явившейся перед его мысленным взором Эсмеральде было достаточно ревниво погрозить пальчиком, чтобы все его сомнения тут же рассеялись. Другими словами, Фролло представил, как долго ему придется просить прощения, взвесил все «за и против» и решил, что связываться себе дороже.  — Ищите имя Жоаннес Фролло, — произнес голос мэтра Антуана, — проверьте все записи с декабря по апрель. Раздался шелест страниц. — Вот оно, — архивариус ткнул пальцем куда-то в середину листа, — тринадцатое декабря тысяча пятьсот первого года. Брак с Агнес де Шатопер. Их венчал сам епископ, он и внес запись. Неудивительно, раз женихом был его родной брат. — А теперь вырвите эту страницу, — произнес другой голос. — Что? — Я говорю, вырвите страницу! Фролло вытянул шею, чтобы увидеть, кто это сказал. — Но это незаконно, мэтр Этьен, — пришел ему на помощь младший Шармолю, — мы же здесь, чтобы засвидетельствовать подлинность… — Потрудитесь отключить вашу несвоевременную честность, — резко оборвал его глава Следственной палаты, — или вы не знаете, от кого исходил приказ? Хотите отвечать перед королем? Очевидно, это было слишком даже для мэтра Антуана — он отступил назад. — Рвите, — приказал де Понше. Но стоило архивариусу протянуть руку, чтобы крепче схватить пергамент, как с полки у него за спиной с грохотом свалился здоровенный том. Вернее, метрическая книга с записями за десять лет. Вся группа людей в черном подпрыгнула от неожиданности. За первым томом последовал второй, третий, потом с верхней полки стеллажа с пронзительным звоном навернулись чернильницы, а в воздух взлетели перья. — Призрак епископа, — сдавленно пискнул кто — то из священников, — кажется, он гневается! — Чепуха! — загремел мэтр Этьен, — рвите, или я сделаю это сам! — Только попробуй, прислужник Сатаны! — эхом прокатилось под сводами архива, и в голову де Понше полетел подсвечник. Тот едва успел пригнуться. Это, наконец, образумило даже самых упрямых: подобрав одежды и рясы, люди в черном кинулись к двери. Вслед им неслись латинские проклятия. Книга осталась лежать на кафедре нетронутой. — Ничего! — воскликнул мэтр Этьен, задержавшись на пороге, — кем бы ты ни был, дух, я выведу тебя на чистую воду! — Мы можем допросить поверенного его брата, он сейчас как раз в соборе, — подсказал кто — то из свиты. Дверь захлопнулась, оставив Фролло в полной темноте с осознанием, что он выиграл битву, но, кажется, проиграл войну. И теперь все повисло на тонкой ниточке по имени Жеан.