Формула любви

Что ж, начнем, пожалуй, с конца. С конца трех суток, набитых всяческими передрягами больше, чем десяток високосных лет подряд, как казалось Эсмеральде, и больше, чем добрая половина жизни, как казалось бы Фролло, если бы он был в тот момент адекватен (а он не был). Это если принять за начало отсчета момент ее пробуждения в его кровати. Эсмеральда искренне надеялась, что как только они, наконец, выберутся из проклятого леса, ни одна напасть к ним больше не пристанет. Хотя бы до тех пор, пока они не окажутся в Париже, где епископ будет в своей стихии, потому что сейчас она чувствовала себя поводырем слепого: способный с закрытыми глазами выйти из любого каменного лабиринта Фролло, терял направление, стоило обвести его пару раз вокруг елки. Эсмеральда подозревала, что последствия от вдыхания им же изобретенной субстанции, с помощью которой банде Рыжего Гийома и ее главарю пришел конец — вовсе не причина дезориентации, по крайней мере, не единственная, а вот привычка держать в голове карту в месте, где не за что зацепиться, и нет даже тропинок — очень даже. Так. Стоп. Подробности потом! Но, как уже понятно, и Эсмеральда, и Фролло выбрались из очередной неприятности живыми и почти без потерь. Почти, потому что к ее стертым о веревку рукам прибавились ободранные колени, лоб и подбородок, седая (сейчас бы сказали: «стильная») прядь волос и дергающийся глаз. К его хрипоте и следу от завязок на шее — абстрактная композиция из синяков и длинные, но неглубокие порезы на груди, окончательно превратившие щегольский зеленый наряд в произведение Жана — Поля Готье (жаль, что в 16 веке ценителей не нашлось, сейчас кто-то сделал бы себе карьеру в мире высокой моды). Но главное — это похожее на опьянение неадекватное состояние.* Поначалу, Эсмеральда не могла понять, чего же такого нужно было глотнуть, чтобы так развеселиться, тем более, если речь шла о крайне скупом на улыбки Фролло, устойчивом к различным снадобьям в силу большого алхимического опыта. Лишь спустя некоторое время, когда в его смехе, болтовне и искрометных шутках на тему Данте и Гомера начали появляться проблески сознания, она, к своему облегчению догадалась, чем он надышался. То, что потом еще и тяжелое похмелье наступило, уже показалось ей мелочью. Да ей все казалось мелочью по сравнению с тем фактом, что она его едва не потеряла четыре раза за последние несколько дней. *** — Пугало? — шепотом переспросила Эсмеральда, у которой возмущение пересилило даже страх, — Вот это вот назвало тебя пугалом? — Молчи, — прошипел Фролло, — Что бы ни было, молчи. По тому, как дрогнул его голос, она поняла сразу несколько вещей: Первая: непрошибаемый епископ боится, но не столько разбойников, сколько ее, вернее ее непредсказуемости. (Увы, справедливые опасения, учитывая, как ей хотелось, наплевав на последствия, вцепиться всеми доступными острыми предметами от ногтей до кинжала в уродливую физиономию существа, посмевшего испортить ей долгожданный счастливый момент), вторая: оно, это существо не просто грабитель, а враг, враг старый и достаточно грозный, чтобы заставить испугаться Фролло, который, без сомнения, уже успел просчитать в голове с десяток вариантов развития событий, и третья: в этот раз она сама — помеха, а не помощь. Невольно оружие против своих и главная причина страха. Неизвестно же, что эти мерзавцы успели увидеть. Она незаметно дотронулась до руки епископа в знак того, что поняла, что хотя бы с ее стороны неожиданностей можно не опасаться, и получила в ответ такое же легкое касание. Этак они скоро знаками разговаривать начнут, как когда — то Квазимодо со своим господином, — подумала Эсмеральда. Знала бы она, насколько окажется права. Но по порядку. Мерзкий карлик приблизился к ним почти вплотную. От его взгляда, попытавшегося проникнуть под капюшон, ей стало не по себе. Темные личности, в количестве шести штук сгрудились на мосту, еще двое, как показало боковое зрение, уже не прячась, стояли за спиной — один щуплый, один здоровый. — Хо! — воскликнуло существо, — а ты, смотрю, сегодня с довеском, — кивнул он на Эсмеральду. — Без свиты сюда боязно соваться, да, пугало? — Это мой помощник, — спокойно ответил Фролло, — он глухонемой. Что тебе надо, Гийом? Я вообще-то спешу. Эсмеральда едва не подпрыгнула. Похоже, теперь ее лишили не только права голоса, но и самого голоса. И что ей теперь делать? Как притвориться так, чтобы никто не заподозрил подвоха? Даже Квазимодо, и тот, как сейчас бы сказали «спалился» из — за мелочи, а ему — то ничего не грозило, кроме гнева епископа. — Спешишь? Едешь куда-то, значит? — загоготал карлик, — Правда? Вот на этом осле? — он ткнул пальцем в мула, — Или пешком? Или на той бешеной скотине, что мои люди поймали за ручьем? Кстати, можешь сказать ей спасибо, это она тебя сдала. Я прямо до сих пор не могу поверить в собственную удачу. Так что не волнуйся, спешить тебе больше некуда, ты уже добрался куда надо. — Он оскалился, — Конь тебя сбросил, да, пугало? То-то ты такой потрепанный. Слушай, а ты правда епископ? По тебе и не скажешь, в прошлый раз крабом вырядился, теперь — шутом. Фролло скрипнул зубами. — Хотя… — продолжал карлик, явно упиваясь звуками своего голоса, чего нельзя было сказать об Эсмеральде, которая жалела, что и впрямь не оглохла, потому что от его визга у нее начали болеть уши, — Я навел о тебе справки, пугало. Знал бы тогда, что ты не только золото льешь, но и стекла бьешь, по другому бы разговаривал. Ух, ты ж, калабур вышел! Смотрю, ты живучий, однако, я — то надеялся, что в мире стало одной церковной крысой меньше… — Вот и я надеялся, — остановил поток его излияний Фролло, что избавил мир от одного висельника, но, видимо, тому, у кого медный лоб, даже камни нипочем! К сожалению, произнеся последние слова слишком громко, он так закашлялся, что согнулся почти пополам. К счастью, охнувшую в этот момент Эсмеральду никто не услышал. К несчастью, разъяренный Гийом, получив возможность доступа к верхней части своего оппонента, ничтоже сумняшеся, дважды полоснул епископа по груди новеньким наточенным ножом, что, опять же к счастью, не произвело на того особого впечатления, так как мало у кого был настолько богатый опыт взаимодействия кожи и лезвия. Когда же этот спонтанный поединок закончился, участники оказались в том же положении, с которого начали, то есть в патовом — Фролло выпрямился, так, в общем — то, и не почувствовав боли, сбитый с толку карлик, в недоумении оглядев оружие, убрал нож. В мексиканское противостояние это не переросло по двум причинам: в 16 веке не было слова «Мексика», в деле отсутствовал третий участник. А жаль, сюжет бы приобрел неожиданный поворот. Так-то все остались почти при своих, если не учитывать явный количественный перевес в сторону бандитов. А вот горькие пилюли оскорбления проглотили оба. — А мы — то, кажется, нынче не в голосе, — попытался открыть новый счет Гийом, — что, даже осинку не повалишь? Язык отсох? — Ты же не думаешь, что ради тебя, я прихватил из собора свой «разрушающий дар» — сблефовал епископ. — никогда не беру его в поездки, слишком опасно. Он произнес это так уверенно, что даже Эсмеральда едва не попалась, хотя, разумеется знала правду. На лице карлика отразилось сомнение. — Не пытайся меня убедить, — взвизгнул он, — что голос можно где — то оставить! Фролло пожал плечами, — Как видишь, сейчас у меня его нет, — привел он железный аргумент, — Искусственный голос — просто результат алхимического эксперимента, который можно даже передать другому… и если ты закончил расточать мне комплименты, может, объяснишь уже, что тебе нужно? — Ты сделаешь, все, что тебе скажут! Без условий и уверток! Ты… — Что, прямо здесь? — перебил Фролло, — я алхимик, а не волшебник, Гийом, из коры дуба золото гнать не умею, мне нужны определенные ингредиенты и оборудование. На мгновение Эсмеральде показалось, что карлик сейчас взорвется. Буквально. Разлетевшись на мелкие кусочки. (В случае с Фролло такой цвет лица означал бы тяжелое повреждение соборного свода или конец розе) В результате он разразился криком, по силе и диапазону почти не уступающим епископскому, но без тех же последствий. Остальная банда, видимо привыкшая к закидонам своего главаря, безмолвно наблюдала как того корячит. — Нет, не здесь, — выдал он, наконец, что — то более членораздельное. — А если ты сейчас же не закроешь рот… — Что ж, прекрасно, — сказал Фролло, в моей лаборатории в башне есть все необходимое… — Неееет!!! — истошно завопил Гийом, которого уже трясло в припадке ярости, — Ты отправишься с нами, куда я скажу, сделаешь то, что я скажу, слышишь, ты, крыса соборная?!!! Помощник твой нам и даром не сдался, пустим его в расход, лесному зверью на радость, а как именно ты закончишь, я решу по ходу дела! Эсмеральда вся онемела от ужаса. Перед глазами у нее от начала до конца раза три пробежала ее жизнь. Ну, не совсем от начала, поскольку родилась она не в таборе, а картинки шли от табора, но до конца, то есть до этого самого момента, когда ей, судя по всему скоро должны были воткнуть в спину нож. — Нецелесообразно, — отрезал епископ. — Чего — чего? — глумливо переспросил Гийом. — Это не тебе решать! — Правда? Разве ты не хочешь, чтобы твои мечты и мечты твоих гм… коллег сбылись быстрее? К тому же, вы можете пожелать сделать нечто такое, что потребует присутствия квалифицированного помощника. Не то, что бы я им сильно дорожил, оно даже не человек, это гомункул, причем дефектный, — Эсмеральда подавилась воздухом, — мой второй эксперимент. Однако, я создавал его для себя: оно понимает только меня и подчиняется только мне, делает только то, что просишь, причем быстро и четко. К тому же оно глухо и немо, и не сможет, если что, ничего выдать конкурентам — идеальный ассистент. Я бы предпочел, чтобы оно осталось со мной. По тому, как отвисли челюсти у всех без исключения членов банды, Эсмеральда поняла, что они сразу и безоговорочно поверили в сочиненный епископом бред. — А можно мне его потрогать? — спросил вдруг голос сзади, — я же хотел себе такого. — Лучше не надо, — сказал Фролло. Оно сейчас волнуется, а если испугается, то начнет страшно вонять, хуже чем клоп. У новых заготовок этого отвратительного свойства нет. Эсмеральда решила, что когда все закончится, она его убьет. — А первый? — спросил Гийом, — что случилось с первым экспериментом? — А, так первый, это мой звонарь Квазимодо. Выглядит ужасно, но основные задачи выполняет. — А удачные экземпляры есть, или все, как эти, дефектные? Ты хоть что — то хорошо сделать можешь, пугало? — хихикнул карлик. Кажется, он уже забыл про все свои угрозы и откровенно развлекался. — Большинство функционирует нормально, — кивнул епископ, — Если встретишь на улице, не отличишь от человека. Вот широко известный в Париже поэт Гренгуар, например. Правда, я слегка переборщил с творческой жилкой — все время стихи сочиняет. При других обстоятельствах Эсмеральда бы уже рыдала от хохота, представив лицо Пьера, услышавшего, что он — созданный учителем гомункул. Банда начала перешептываться, видимо, пытаясь придумать, что бы такого себе пожелать и споря, по сколько будут давать в одни руки. Кажется, на этот раз и Гийом по — настоящему впечатлился. — А как ты с ним разговариваешь, — спросил он задумчиво, — если оно глухонемое? — Знаками, разумеется. Но иногда оно понимает даже по выражению лица, правда, не всегда правильно. Ну, вот, напророчила, — подумала Эсмеральда, пытаясь сообразить, что ей рассказывал Квазимодо про те времена, когда он еще не умел читать по губам и совсем не слышал господина. Так ничего толком и не вспомнив, решила действовать по наитию. В этот момент Фролло, видимо, чтобы продемонстрировать правдивость своих слов, как раз сделал жест рукой, который, кажется, означал… Эсмеральда только понадеялась, что он не просто так махнул, а она что — нибудь не напутала. Стараясь двигаться плавно, она подняла руки и, сложив ладони, как во время молитвы, замерла с опущенной головой. — Ишь, благочестивое какое, — заметил здоровяк, стоящий за спиной Фролло. — Просто повторяет, — покачал головой епископ, — Иногда мне кажется, что оно вообще не умеет мыслить. Эсмеральда под капюшоном закатила глаза. — А оно кто, — не унимался дылда, — мужчина или женщина? — Ни то, ни другое, — сказал Фролло, — специальный церковный вариант, практически безгрешный. — А зовут его как? — Нет у него имени, оно же все равно его не услышит. Здоровяк вздохнул. — Ладно, — сказал Гийом, — забирай это с собой, но будет мешать, выкину, пусть в лесу подыхает! — он брезгливо поморщился и еще больше отодвинулся от Эсмеральды. — Забирать куда? — поинтересовался Фролло. Карлик оскалился. — Завяжи — ка ему глаза, Жаба, обратился он к верзиле, — что-то пугало не вызывает у меня доверия. И рот, желательно, тоже. Завязывать глаза Эсмеральде, однако, никто не стал. Все вообще старались держаться от нее подальше, помня о вони и боясь напугать. Кто-то из бандитов даже перекрестился, случайно оказавшись с ней рядом. Однако, когда она попыталась незаметно отстать, вся шайка остановилась и ждала, пока она не нагонит, кляня на чем свет стоит тупого гомункула. Фролло пришлось несколько раз сделать ей знак следовать за собой, хотя он, очевидно, мечтал о прямо противоположном. Мул послушно плелся следом. Спустя какое-то время они свернули с тропинки в чащу, и Эсмеральде из- за плохого обзора стало трудно следить за направлением. Что до Фролло, тот откровенно страдал: бедняга и с открытыми — то глазами умудрялся спотыкаться о каждый корень, а уж с завязанными… Быстрый и ловкий в городе, в лесу епископ превращался в неуклюжего увальня. (Или же притворялся увальнем, кто знает). После того, как он в пятый раз едва не навернулся даже при том, что два дюжих бандита держали его с обеих сторон (правда, совсем не с целью предотвратить падение), Гийом, заподозрив подвох (ох, не там он его искал, ох не там) подозвал еще двоих и дальше они вчетвером потащили Фролло на руках, к удовлетворению последнего. Эсмеральда тихо фыркнула себе под нос: епископ в прямом и переносном смысле прокатился, как король за счет черни. Пока кто — то шел, кто — то ехал, кто — то нес, Эсмеральда пыталась уложить в голове недавние события. Она так напряженно думала, что дважды едва не воткнулась в дерево. Оба раза в последний момент ее отодвигал в сторону тот самый здоровяк, что приставал к Фролло с вопросами. (Он, единственный из всех, не гнушался к ней прикасаться и, кажется, даже проникся сочувствием к несчастному безымянному существу.) В результате размышлений у нее в голове нарисовалась вроде бы достоверная картина — ей удалось связать слова карлика, дыру в своде над алтарем, замученный вид и странное поведение епископа на следующий день после ее появления, неожиданный приход Клопена, и беспокойство Фролло по поводу леса. Кажется, у нее за спиной успела разыграться драма, которую кое — кто всеми силами попытался скрыть. Ох, попадется ей этот кое — кто, когда они выберутся… Если они выберутся. Очнувшись от раздумий, Эсмеральда обнаружила свое лицо на расстоянии ладони от очередного ствола. Но в тот же момент, ее снова подвинули со словами: « Ах, бедняга, твой хозяин совсем о тебе не заботится, так и расшибиться недолго». Кстати, о хозя… то есть епископе. Только сейчас она увидела, что уже никто никуда не идет и не едет. Все, включая Фролло стояли на склоне заросшего соснами небольшого холма. Повязку с глаз епископу уже сняли. М-да, неплохо она задумалась… — Добро пожаловать в мою скромную обитель! — с пафосом произнес Гийом, простирая свою коротенькую ручку вперед, в сторону бесформенной кучи камней,  — Когда — то она была тайным убежищем самого Николя Фламеля!