Формула любви

«Эсмеральда бесшумно проскользнула в дверь, еще не запертую после ранней службы, и остановилась, прижавшись к ней спиной. Дождевая вода ручьями текла на пол с ее волос и юбки. БОльшая часть собора была погружена во мрак, но далеко впереди, посреди хора, на часовне, обтянутой черным бархатом горело множество свечей. Туда она всеми силами старалась не смотреть, еще не время. Чего не видит глаз, того не знает разум. Она уже жалела, что отказалась от предложения Гренгуара сопровождать ее, потому не была уверена, что сможет сделать следующий шаг. Два предыдущих дня она бесцельно бродила по городу, заходя в такие места, где не рисковала появляться даже стража. То ли горе служило ей щитом, то ли вездесущий Гренгуар успел предупредить Клопена, но многочисленные обитатели Двора чудес не обращали на нее внимания, словно она была невидимой. С Королем Арго Эсмеральде встречаться не хотелось. Воспоминания о прошлой жизни не бередили ее душу, им просто не осталось там места, все вытеснила боль, от которой не было лекарства. Боль и колокольный звон. Стоило ей приблизится к церкви или собору, как на них начинали звонить колокола. Она закрывала уши и бежала прочь, но протяжный заунывный звук преследовал ее повсюду, как гончая дичь, куда бы она не пыталась спрятаться. Иногда ее взгляд выхватывал из толпы высокую фигуру в черном, сердце подпрыгивало в груди, но судейский или священник проходили мимо, а она брела дальше без направления, без цели. В свою маленькую комнатку над таверной Эсмеральда возвращалась обессиленной, но и там ей не было покоя. Сон не шел. Тогда она брала манускрипт и до боли в глазах всматривалась в загадочные письмена, все еще надеясь найти в них ответ как вернуть все назад. Но знаки и рисунки безучастно таращились на нее со страниц, не собираясь выдавать свои тайны. Раз она чудом удержалась, чтобы не бросить проклятую книгу в огонь. Внезапно ей пришло в голову, что если бы она тогда не потратила столько времени на эту кипу пергамента, то могла бы успеть оказаться рядом, могла бы удержать его на свете, как удержала на лестнице. Утром третьего дня Эсмеральда проснулась от шума дождя и обнаружила, что задремала прямо за столом, положив голову на нетронутый уже зачерствелый хлеб. За окном вставал серый рассвет, огонь давно погас, растекшийся огарок свечи бесформенной массой застыл на исписанных ею листах, как насмешка, как напоминание о бесплодности ее усилий. Что толку бессмысленно изводить себя? Пришла пора вернуться домой. Она унесет с собой память, раз ничего иного не осталось. Но сначала поговорит с Квазимодо, подарит толику радости хотя бы одной страдающей душе. Звонарь наотрез отказался покидать собор, предпочтя до конца остаться со своим господином, который провел там почти всю жизнь и где вскоре упокоится в подземном склепе. Его она тоже увидит сегодня, прежде чем сомкнутся камни. Эсмеральда провела рукой по шершавой поверхности старой двери, словно приветствуя давнюю знакомую. Когда — то она успела изучить каждую трещину и выщерблину, пока стояла и слушала доносящиеся из — за нее глухие рыдания человека, которому только что призналась в любви, и который ее оттолкнул. По какой — то злой иронии сейчас между ними не было видимых преград, стоило лишь сделать несколько шагов, но в дверь, за которую он ушел, было также бессмысленно стучаться. Однако, эта, к счастью, оказалась незапертой. Нащупав в полной темноте первую ступеньку, Эсмеральда начала подниматься на башню и поднималась так долго, что в ее голову закралась суеверная мысль: что если лестница бесконечна в обе стороны? Что если, пожелав спуститься, она будет вечно идти вниз в преисподнюю, также как сейчас взбирается к небесам? Наконец, к ее облегчению, впереди забрезжил слабый свет и, сделав последний виток, ступени закончились перед еще одной дверью, на этот раз чуть приоткрытой. Дрожащие отблески горящих свечей плясали в щели, внутри кельи слышались шорохи. И хотя Эсмеральда с самого начала догадывалась, где найдет в этот час звонаря, ее глупое сердце все равно пропустило пару ударов. Она собралась с духом и потянула за ручку. Поначалу она никого не заметила. Неудивительно. Ее внимание сразу оказалось поглощено внутренней обстановкой комнаты — на столах громоздились тигли, перегонные кубы и реторты, в углах стояли металлические приборы, напоминающие навигационные инструменты, массивные сундуки оказались завалены рукописями. Стены почти до самого верха были расписаны формулами и схемами. И книги, книги были повсюду: на стеллажах, на столах, а кое-где и под ними, на подоконниках и креслах. Печатные рукописные, на множестве языков от латыни до древнееврейского. На веревках под самым потолком висела похожая на дракона странная конструкция, состоящая из бронзовых прутьев, обтянутых кожей, шестеренок и колес, огромные крылья которой простирались от одной стены до другой. Это была не просто лаборатория алхимика, это была келья изобретателя. Эсмеральда вдруг вспомнила, как ведя с архиепископом переписку под личиной Пьера, раз попросила у него совета по окраске ткани — тогда мануфактура ее зятя оказалась на грани банкротства — и меньше чем через месяц получила письмо с точными указаниями, что нужно добавлять, чтобы цвета со временем не тускнели. Тогда это спасло семью ее дочери от разорения… Теперь она прекрасно понимала, почему Фролло предпочел эту пыльную каморку роскошному дворцу — здесь билась мысль, здесь рождались идеи. О, она бы все отдала, чтобы самой быть этому свидетелем. Не устояв, она потянулась к диковинному прибору на верхней полке ближайшего к ней шкафа. Ее пальцы уже почти коснулись его линз, когда за спиной раздался стон. Эсмеральда стремительно обернулась, внезапно вспомнив, что в келье должен находиться еще один человек, но снова никого не увидела. Лишь сделав шаг вперед, она разглядела в дальнем темном углу бесформенную груду. Квазимодо лежал прямо на холодных плитах, видимо, там, где его сморил сон. Руки звонаря беспрестанно двигались, царапая камень, словно он пытался разрыть ими землю, временами бедняга издавал звуки, похожие то на человеческий стон, то на рык одичавшего пса. Бог знает, сколько он до этого не спал. Но то, что ему сейчас снилось, очевидно было хуже реальности. Движимая состраданием, Эсмеральда опустилась на колени и слегка потрясла его за плечо. Почти в тот же миг, ее мир перевернулся вверх ногами, затылок пронзила боль, прямо над ней раскрылось бронзовое чрево механического дракона. А потом руки Квазимодо сжались на ее горле. Захрипев, она попыталась вырваться, но тщетно, звонарь навалился на нее всем телом, намертво пригвоздив к полу. Теперь она видела над собой его лицо — страшное лицо зверя, из чьей разверстой пасти на нее капала горячая слюна. Единственный глаз, остекленел, налился кровью и почти вылез из орбиты. Зверь душил ее с первобытной жестокостью, не оставляющей врагу никаких шансов на выживание. Эсмеральда поняла, что погибает. Ее сердце бешено колотилось, бесполезно тратя оставшийся в легких воздух, грудь разрывалась от боли, она уже почти ничего не видела, кроме смутного образа, постепенно меняющего свои очертания… За мгновение до тьмы, ей подумалось, что на этот раз ему не пришлось ждать ее так долго. Она очнулась от того, что кто-то вливал ей в горло расплавленный металл. Попыталась крикнуть, забилась, закашлялась и снова провалилась в беспамятство. Когда Эсмеральда во второй раз открыла глаза, то вовсе не почувствовала боли. Недоуменно ощупав шею и несколько раз глубоко вздохнув, она уже было решила, что ужасные события ей привиделись, но попытка произнести слово вновь обернулась надрывным кашлем. Кроме того, никак не проходил звон в ушах. Однако вскоре она поняла, что все еще находится в келье архиепископа, одна, а звонят прямо за стеной. Квазимодо звонит. Это имя заставило ее похолодеть — перед глазами снова всплыло искаженное бешеной злобой и без того безобразное лицо. Несчастный помешался от горя. Нужно бежать, о том, что произошло, будет время подумать позже. Преодолевая дурноту, Эсмеральда осторожно поднялась с узкой кушетки на которой лежала, поискала взглядом свой плащ и сумку, не нашла и, держась за мебель, направилась к настежь распахнутой двери. Но слишком поздно. Из-за шума в голове она пропустила момент, когда звон прекратился, и теперь на лестнице явственно слышались неверные шаги безумного калеки. От ужаса ее парализовало. Через мгновение в проеме возникла огромная перекошенная фигура звонаря и вдруг с отчаянным криком рухнула ей в ноги.»