Формула любви

Он думал, что хорошо подготовился. Заранее рассовал по скрытым карманам рясы склянки с эликсиром, побрился, чтобы повыгоднее отличаться от живучего мерзавца-солдафона и даже, преодолев свой инфернальный страх перед зеркалом, полночи репетировал разные, подходящие к случаю выражения лица, которые позже старательно описал на клочке пергамента, чтобы не забыть последовательность. Под номером 2 значилась «искренняя мольба», под номером 5- «животная страсть». (Вообще-то изначально их было 10, но, немного подумав, Фролло пункты с шестого по десятый вычеркнул.) Он надеялся, что эти гримасы хотя бы отличаются друг от друга и от его настоящего выражения «влюбленный идиот», которое, по счастью, видело только зеркало. Окружающим же начинало казалось, что архидьякон в своем религиозном рвении собрался заменить собой одну из каменных фигур на соборе, правда непонятно какую: то ли короля, то ли горгульи. На самом деле последним непродуманным действием священника было неудавшееся покушение. Собственно, из-за спонтанности оно и оказалось неудачным. Трудно представить, что имеющий в университете твердую пятерку по анатомии Клод Фролло мог бы так феерично облажаться на трезвую голову. О, нет, он бы рассчитал и угол, и силу удара, и ближайший важный орган. Заранее подготовил бы улики и подозреваемых. Но проклятая ведьма смешала карты. Ничего, ей воздастся и за это, и за недельный насморк, который его мучил после прыжка в Сену в январе. Пусть только глотнет эликсир. Выводы архидьякон сделал и с тех пор продумывал каждый шаг, как того требовала щекотливая ситуация, в которой он оказался собственными стараниями. Сложнее всего было вытащить информацию из стихийного бедствия под названием Гренгуар. Приглашение на чай тот воспринял как повод сломать бывшему учителю мозг. Ответа на прямой вопрос «Где Эсмеральда?» Фролло так и не добился, зато поэт все-таки заметил надпись на стене и долго фыркал в кулак, повторяя, что не понимает, как в слове из шести букв можно было сделать семь ошибок. Фролло мстительно подумал, что при первой возможности расскажет кому надо, где этот деятель искусств берет средство для завивки волос. Или же просто добавит в это самое средство немного ртути, раз не пригодилась. Нарисованная в воображении картина сверкающей лысины на месте пышной шевелюры нахала заставила его целый день плотоядно улыбаться. Информацию о местонахождении цыганки архидьякон все-таки достал, но для этого пришлось применить оптический прибор собственного изобретения от которого потом долго саднило правый глаз, и умение читать по губам. Уболтать официальных лиц труда не составило, после чего те с охотой предоставили ему карт-бланш. Ведьму осудили и оставили до казни под надежным замком. Камеру архидьякон выбрал лично. От остальных каменных мешков, она отличалась наличием небольшого сеновала и отсутствием окошка в двери. Так что все вроде бы было готово, оставалась малость – пробудить в цыганке зачатки симпатии и заставить ее выпить эликсир. И эта малость как раз представляла наибольшую проблему. Права на ошибку не было, как и второго шанса. Ночь Фролло провел, гуляя по собору в безуспешной попытке успокоить нервы. Чувствовал он себя как плохой школяр перед экзаменом. Вообще-то, будучи отличником, сам он экзамены ни разу не заваливал, но много раз видел, как его однокашники превращались в дрожащую массу перед дверями аудитории. Вот, примерно такой массой он себя сейчас и ощущал. Даже воспоминания о том, как выбравшись наконец из «юдоли печали» друзья –студенты радостно шли напиваться, не внушали бодрости, потому что сам он просто не знал, что будет делать после того, как получит желаемое и будет ли вообще какое-то после. Поднимаясь по темной лестнице к себе в башню, архидьякон неожиданно всем телом влетел в стену, внезапно выросшую на пути. Стена, однако, поддалась и, странно булькнув голосом Квазимодо, исчезла. Только теперь Фролло припомнил, что колокола уже три дня, как перестали звонить… Продолжение следует...