свет гаснет

Просыпается Максим от того, что солнечный луч фигачит ему прямо в глаз. Уныло застонав, Макс трёт ладонями лицо и выпрямляется, попутно соображая, в каком неудобном положении спал; с трудом разлепив глаза, обнаруживает, что перед ним на столе стоит стакан воды и тарелка с какими-то слишком ровно нарезанными бутербродами. — Проснись и пой, красавица, — полузнакомый смешливый голос отрывает Макса от размышлений о том, сколько могут стоить эти сэндвичи в меню бара. Потому что, да, точно. Он заснул прямо в баре. В баре, где сейчас светло, пусто и очень чисто; Серёжа восседает на барной стойке, болтая ногами, и печатает что-то в ноутбуке, периодически стреляя взглядом в Макса. Ну, насколько Макс может вообще об этом судить, потому что солнцезащитные очки — всё ещё при Серёже, надёжно прикрывают глаза. Серёжа… компактный, что ли, оказывается. Макс легко может представить, как бармен по настроению взбирается не только на стойку, но и вон на тот высокий шкаф, или на перила лестницы, или на потолок. Прикольно. — Как спалось? — Очень круто, — прислушавшись к себе, отвечает Макс; он впервые за долгое время реально выспался. — Только шея болит. — Ну извини. Я тебя на диван хотел переложить в подсобке, — Серёжа захлопывает крышку ноутбука, откладывает его в сторону, — но ты уже отключился, да и мы не так хорошо знакомы. — Мы вообще не знакомы, — зачем-то упрямится Макс, но Серёжа только ржёт: — Почему? Имена знаем. Ты уже орал в моём баре, я уже минимум бутылку коньяка тебе на халяву скормил. Но вдруг ты ворюга и спёр бы в моей подсобке, не знаю там, сиропы к кофе. Или правительственные тайны. — Это тайны Букинг Машин, что ли? — фыркает Макс и тут же округляет глаза. — Погоди. Бутылку?! А сколько времени вообще? И что я делал? Я делал что-то неприличное? — Ты у меня самый приличный посетитель, — заверяет его Серёжа. — И забей, что ли. Абы кому не наливаю. Макс не знает, как это воспринимать; он, в конце концов, Серёже не друг, не брат, не сват, и кто там ещё бывает? Никто он ему, короче, гость в баре. Гость без денег. — У меня есть триста рублей, — говорит он, уже хватая с тарелки бутерброд; Серёжа весело наблюдает за ним из-под сползающих с носа очков. — Триста восемьдесят, окей, но сигаретам тоже ко мне как-то в карман надо попадать. Я заплачу. — Братан, триста — это на полторы стопки. И то — не того коньяка, который ты пил. Забыли, серьёзно. Макс смотрит исподлобья и со всем возможным подозрением: — Мне теперь отрабатывать придётся? — Господи, — Серёжа закатывает глаза с почти не обидным смешком. — Откуда ты такой взялся? Тебе люди никогда ничего просто так не делали? — Ой тоже мне, пресвятой Сергий. Не делали. — Ну и ешь тогда молча, Свобода, — Серёжа спрыгивает с барной стойки. — За счёт заведения. Привыкай к новым ощущениям. Он удаляется за дверь, — там что-то хозяйственное, наверное, или кухня, Максим не очень разбирается в закулисье баров, — спокойненько так сваливает, не боясь всё-таки, видимо, никаких халявщиков из Владивостока и их потенциальных воровских замашек. Максим привыкать вот совсем не хочет. Он успел узнать о Москве достаточно, чтобы понять: просто так нихрена не бывает. Во Владике-то нихрена не бывает, а уж в столице — тем более, и этот странный Серёжа вместе со своим странным Никитой, странной певичкой с каре и странным названием бара настораживает Макса, пиздец как настораживает. А вместе с тем — совсем даже и нет. Макс так просто согласился вчера поорать на весь зал не потому, что он лёгок на подъём, — нифига он не лёгок, — а потому, что Серёжа улыбался и смотрел на него с видом человека, который спокойно воспримет абсолютно любую херню. Макс прямо сейчас сэндвичи эти дурацкие — вкусные — уплетает потому, что их явно Серёжа сюда поставил. Серёжа вызывает сиюминутное доверие, на которое не существует абсолютно никаких логичных причин, тем более в голове Макса, который не привык доверять вообще никому, — достаточно уже обжёгся, а если вспомнить, почему свалил из родного города… Короче, нормальные личные или рабочие отношения с людьми — это немного не его. Может, поэтому «Свет гаснет» его так и приманил; тут явно все сотрудники слегка ебанутые. * Макс сваливает в итоге, не попрощавшись, — вещи его, как оказалось, кто-то вытащил из подсобки и положил на соседний стол, так что даже искать не пришлось, — сваливает, потому что ему, наверное, неловко. Или что-то типа того. По крайней мере, Максим не очень хочет заново благодарить Сергея, он вообще не особый любитель благодарить; не очень хочет платить всё-таки за бутерброды и тот коньяк, да и были бы деньги, чтоб с ними расставаться; не очень хочет рефлексировать над чужой необъяснимой добротой; не очень хочет мешать, у Серёжи мешки под глазами были больше, чем Максов рюкзак, и Макс вообще слабо представляет, чем должны — и не должны — заниматься управляющие баров. Максим не очень хочет знакомиться ближе, что было бы, скорее всего, неизбежно, зависни он над опустевшей тарелкой ещё на чуть-чуть. Ему кажется, — насколько такое может казаться спустя ночь пьяного вроде как знакомства, — что Серёжа этот — хороший. Интересный и всё такое; не пустой. Макс тоже не дерьмо собачье и не исчадие ада, но он думает, что из такого общения вряд ли что-то выйдет, раз бармен этот в первую встречу испытал к нему в лучшем случае интерес, а в худшем — жалость. Хреновое сочетание, и Макс не собирается его в чужой голове культивировать. * Он себя обманывает, конечно. Бесцельное шатание по центру Москвы и ленивое бренчание на гитаре где-то между приносят Максу пару сотен рублей и отчаянное чувство непричастности; он покупает себе сигареты вместо обеда, проходит по Тверской, не особенно следя за направлением, а затем дождь начинается — так внезапно, будто кто-то с неба просто ведро воды опрокинул. У Макса, конечно же, нет зонта. И капюшон бесполезно намокает практически сразу, и куртка у него хреновая, — ну дебил он или нет, не мог собраться нормально, когда из Владика улетал, не на курорт же сбегал, — и зайти-то некуда. Магазинов у него по пути больше не встречается, хотя бы подъездов с козырьками — тоже; а если зайти в какую-нибудь кафешку, то там придётся заказать хоть чашку кофе, чтоб не выгнали, ну или актёрствовать на тему «ой, у меня друг вот прям сейчас подойдёт, мы вместе закажем». И то и то — мрак полный, а не идеи. Мрак — также и то, что первый достаточно широкий с виду козырёк Макс видит над входом у «Свет гаснет», к которому непонятно каким образом успел в итоге вернуться спустя часов шесть после своего малодушного побега. Теперь, при свете дня — даже через пелену дождя, — Макс читает то, что накануне разглядеть не успел: часы работы бара по будням — с четырёх часов дня до шести утра, то есть, ещё не открыто даже. Ну, Макс не гордый, он и на пороге постоит; спрятавшись наконец под так манивший его козырёк, он сбрасывает с головы капюшон, смахивает со лба прилипшие влажные волосы, сбрасывает с плеча рюкзак, приваливается спиной прямо к доске, на которой высмотрел часы работы; закуривает со второй попытки. Спустя секунд пять дверь рядом с ним открывается и Макс, ещё даже не повернувшись, слышит бодрое: — А кто это у нас тут такой вернулся? Макс даже не смущается, слишком уж у Серёжи довольный вид: — Ты как с котом бродячим разговариваешь. Утютю, а кто это у нас тут такой? — Так ты похож, — Серёжа, подперев захлопнувшуюся дверь спиной, зажимает губами сигарету, щёлкает зажигалкой. — На бродячего как раз. Такой драный, мокрый, с утра пожрал на халяву — днём пошатался под дождём и домой притащился. Валерьяночки налить? — Пошёл ты, — ворчит Макс без особого выражения; его, наверное, даже не сравнение больше тронуло, а походя упомянутое «домой»; Пиэлси об этом знать неоткуда, но ничего похожего на дом Максим давненько не встречал. Это совсем немного обидно, но в этом ни бар, ни бармен не виноваты, конечно. — Если обидел — извини, — говорит Серёжа голосом, очевидно не означающим извинение. — Серьёзно, ты чего тут? — Стою, — каменным тоном изрекает Макс. — Курю. Делать вот нечего. — У меня там уборщицы полы домывают, если заняться нечем — можешь им помочь, коньяк отработаешь. — Ты со всеми посетителями такой добрый? — уточняет Макс, но Серёжа только хлопает глазами в очень карикатурном приступе невинности. — И швабру где я возьму? С башки ананаса твоего, что ли? — Ананаса?.. — переспрашивает Серёжа и тут же ржёт, стоит Максу схематично изобразить рукой копну дредов на голове. — Ты про Никитоса, что ли? Бля, я ж говорил ему, что все так думают, не только мы с ребятами… Не, а швабры есть казённые. — Не хочу мыть полы, — серьёзно сообщает Макс на случай, если Серёжа не шутит; у Серёжи такая подача, словно шутит он вообще всегда, насколько Макс успел увидеть, но в этом-то обычно и подвох. — Да не парься, не парься, — выдохнув дым, Серёжа быстро хлопает его по плечу. — Заходи лучше. — Куда? — В бар, не тупи. Час до открытия, но тут так хлещет, куда ты пойдёшь? Хотя бы дождь пересиди. — Я не разбогател со вчерашнего вечера, — предупреждает Макс, пока Пиэлси приглашающе открывает перед ним дверь. — Я бы никогда и не подумал, — серьёзно кивает Серёжа, вот же мудак. — Заходи давай. Макс всё ещё не настолько гордый; отказываться от возможности побыть в тепле и ничего за это не отдавать — совсем было бы странно, так что он кивает, заходит внутрь первым, бросает через плечо: — Из тебя хреновый бизнесмен, да? — Это с чего бы? — Серёжа сбрасывает с плеч куртку, забрасывает её куда-то за бар, хватает со стойки бутылку воды. — Ну я тебе говорю, типа, у меня карманы пустые, а ты такой — да конечно, заходи. У тебя же заведение, это невыгодно. — А ты мастер себе ямы рыть, да? — хмыкнув, Серёжа хватает не успевшего среагировать Макса за предплечье и аккуратно тянет за собой вниз по лестнице. — Я как раз отличный бизнесмен, связи умею налаживать. Макс бы поспорил насчёт выгоды конкретно от этой связи; пока что она слишком уж односторонняя и не в пользу Серёжи Пиэлси. Но поспорить — или вообще что-то сказать на эту тему — ему возможности не представляется; они спускаются в зал, где Макс вчера не был, и там сидят вразнобой человек пять, и Серёжа, махнув на Макса рукой, объявляет: — А это — Максим Свобода, — как будто все просто должны принять это. * Все и принимают. Все — это знакомый уже Максу Джей Мар, воодушевлённо махнувший ему рукой; смешливая Софи, тут же спросившая, нравятся ли Максу её косички; деловая блондинка Илона, которую Серёжа, оставив Макса на произвол судьбы, оттаскивает в сторону о чём-то поговорить; улыбчивая Назима, бросившая на пути к лестнице что-то о том, что ей нужно позвонить дочке; абсолютно непонятный Максу Хабиб, которому на вид Макс бы дал лет семнадцать. Присев рядом с Никитой, он даже спрашивает, понизив голос: — А Хабибу этому тут можно вообще работать? — Чувак, он, может, даже постарше тебя будет. Хорошо сохранился, — Никита смеётся, не отвлекаясь от полировки бокалов. — Девочки пищат и текут с его песенок. — Он тут поёт, что ли? — Когда подносы не таскает, — кивает Никита. — Как и Крис, ну, которую ты вчера видел. — А остальные? Не то чтобы Максу прямо вот интересно. Он просто… может быть, он просто давно ничего такого не видел, и даже объяснить себе толком не может, чего именно «такого». Он смотрит, как Хабиб лезет телефоном со включённой камерой прямо в лицо со смехом отбивающейся от него Софи; как Илона, кивая какой-то реплике Серёжи, смотрит на него во все глаза; как Назима, стоя на последней ступени лестницы, тихо разговаривает с кем-то, прикрывает трубку рукой, оглядывает ребят с той нежностью во взгляде, которую Макс редко вообще где-то видел. Никита, тем временем, отвечает ему так спокойно, как будто чужак, которому вздумалось интересоваться всей этой разношёрстной компанией, — вообще нормальное явление: — Я на барах, Серёжа управляющий и на баре тоже. У нас ещё есть дворик, выход с этого этажа и опять по лестнице, но мы его только в совсем хорошую погоду открываем, тогда бара получается три, и ещё Родя выходит. Его сейчас нет, но увидишь как-нибудь, ой, Родя, — Джей Мар ржёт чему-то, как будто внутренней шутке, — очень забавный, честно. Нази и Илона за зал отвечают и за менеджерство, Илона вот номинально — Серёжин зам. — Почему номинально? — Макс не может не спросить. — А он у нас мистер контрол-фрик, — Серёжа как раз в этот момент оборачивается, явно ищет их взглядом, и Никита жизнерадостно машет ему обеими руками. — И не думай, что это я на него за спиной гоню, на факты не обижаются. Серёге очень тяжело что-то на кого-то перекладывать, он всё равно потом всё сам будет перепроверять, но Илонушка всё равно — помогает очень. — А он вообще спит? — соображает спросить Макс, сбрасывая наконец с плеч куртку. — В плане? — Ну я отсюда уходил утром, — он бросает быстрый взгляд на Никиту, но того эта информация явно не смущает. — Он тут был один. И вот сейчас опять тут. И чё, каждый день так? — Да, но он живёт недалеко. — А-а, окей. Максу ещё вдруг много чего хочется спросить; например — что он вообще тут делает? Часто ли Серёжа наливает дохрена дорогого алкоголя случайным посетителям? Часто ли притаскивает их до открытия бара сюда, к людям, которые явно друг другу ближе простых коллег? Всегда ли Никита — и остальные — принимают этих случайных посетителей вот так вот просто, только потому, что Серёжа почти за ручку приволок? Дурацкие это всё вопросы; Максу тепло тут, и комфортно — при полной неожиданности этого факта; и Серёжа, вновь обернувшись, находит его взглядом опять, вопросительно поднимает брови. Макс пожимает плечами, кивает, разваливается на стуле удобнее; Серёже, вроде как, этого достаточно.

***

— Серёж, — стоит ему перешагнуть порог, рядом тут же обнаруживается Крис, подбивается к нему под бок, суёт свои вечно холодные ручонки под Серёжину куртку, крепко обнимая поперёк торса. — Я уста-ала. — Ну, малышка, ещё полуночи нет, — сочувственно усмехнувшись, Серёжа бросает взгляд на огромные настенные часы верхнего зала, доставшиеся им в наследство от, кажется, бабушки Джея. — Ещё пахать и пахать. Могу ещё кого-то вызвонить, если вам в залах рук не хватает? — Да нет, — шмыгнув носом, Крис продолжает идти с ним в ногу, не отцепляясь, даже когда они начинают спускаться по лестнице. — Наебнёмся, — ласково говорит ей Серёжа, и она смеётся, отстраняясь: — Неа. И нет, нормально, просто людей так много. — Суббота. — Ага. Тут, Серёж, — Крис заставляет его притормозить, шепчет на ухо театрально, — опять этот твой пришёл. Даже уточнять не надо, что за «этот твой», в последнее время у Серёжи такой один; возник недели полторы назад со своей гитарой за плечом, рюкзаком, спутанными волосами и любовью к халяве; возник — и не исчез до сих пор. «Этот его» ворчит каждый день, когда приходит, — но приходит исправно, — успел уже спеться буквально и фигурально с Кристиной и Софой, поругаться пару раз с Хабибом и Родионом, обменяться номерами с Джеем, изобрести десяток странных комплиментов для Назимы, случайно помочь Илоне с каким-то её проектом для университета, где она всё ещё числится на заочке; успел примелькаться и ребятам, и постоянным гостям бара, и всё это — за те самые несчастные полторы недели, если не меньше. Серёжа, значит, в нём не ошибся тогда, в первую встречу; знал же, что чуваку тут понравится — и был более чем прав. Макс остаётся практически всегда до утра; практически всегда делает вид, что заснул за столом или баром совершенно случайно, и когда-нибудь — сегодня или потом — Серёжа обязательно спросит его об этом. — И где он? — Пристал к Олегу, — хрипло хохочет Крис. — Вон, смотри, смотри. Серёжа послушно поворачивается в нужную сторону; тут же, закатив глаза, ускоряет шаг, пробираясь через толпу захмелевшей публики к столу, за которым, если не вмешаться вовремя, может случиться конфликт. По крайней мере, Даня уже сидит, скрестив руки на груди, и нервно покачивается вместе со стулом вперёд-назад; Олег по его правую руку замер, склонившись над столом, и очень недобро пялится на вещающего что-то Свободу, спокойно развалившегося в кресле. Олег — парень вспыльчивый, а Макс с ним до вчерашнего, кажется, дня и знаком-то не был, зато в выражениях никогда не сдерживается; тут быть беде. — Господа! — орёт Серёжа, переключая внимание на себя; садится на подлокотник кресла, и Макс смотрит на него снизу вверх не то радостно, не то возмущённо. — О чём базар? — Привет, Серёжа. — Привет, — вторит Дане Олег. — Да мы тут за музыку немного поспорили. — Мы не поспорили, — тут же встревает Макс, будь он неладен; сдвигает на затылок свою дурацкую шапку. — Тут Олег Терновой, оказывается, считает, что он классный рэпер. — А Максим в рэпе вообще не разбирается. — Это правда, — тут же кивает Серёжа; ухмыляется, когда Макс тычет его кулаком в бедро. — Ну, Макс, ты же не сечёшь. — Да тут и сечь не надо, чтобы видеть, ну Серёж, скажи вот. Одной агрессии и подачи же недостаточно, если б можно было просто в микрофон орать на разные лады, ещё и в бит не попадать, то… — Так, — подскочив с места, Серёжа хватает заворчавшего Макса за руку, сдёргивает его с кресла. — Ребят, увидимся ещё, извините. — И вот чего ты? — продолжает бубнить Макс, пока Серёжа тащит его к бару, которым в его отсутствие успешно заправлял Никитос. — Это что за способы такие решать конфликт? — Это самые быстрые способы, мне работать надо, придурок, — Серёжа заходит в рабочую зону, оставляя Макса маячить сбоку; ставит перед ним стакан и первую попавшуюся бутылку пива из холодильника, не глядя находит под стойкой открывашку. — Потом подерётесь, не в моём баре. — Не собирался никто драться. — Это ты Олежке расскажи, — парирует Серёжа и подталкивает бутылку к Максу, стоит только тому опять раскрыть рот. — Пей молча, а то выгоню нахрен. Макс — вот неожиданность приятная — слушается; бубнит уже себе под нос, так, что не слышно даже. Отобрав у Серёжи открывашку, откупоривает бутылку сам, пьёт из горла, методично и явно из принципа. Загляденье прям.