Маска Зи

Мы возвращаемся в Лондон на следующий же день, а уже через неделю мне звонит Джейн. В слезах. Дикинсон является к ним каждый день и каждый день требует от нее, чтобы она сказала Ники правду. И просит хоть как-то повлиять на него, остановить. Убедить оставить ее в покое. Что я могу? Роб связал меня словом по рукам и ногам. Я обещаю ей лишь попробовать поговорить с ним, но разве он станет меня слушать? - Твое предложение руки и сердца все еще в силе? – игриво спрашивает она. Что я скажу? Что выбрал Роба и унылую жизнь гомосексуалиста? Оборачиваюсь и вижу, как мой давно уже не хрупкий ангел валяется на диване и листает гламурный журнал, попивая молочный коктейль. Джейн, я люблю его, а тебя хочу. Обычно в таком деле желания достаточно для брака, но в моем случае его слишком мало. Да и у Ники не тот отец, с которым мне хотелось бы видеться каждую неделю. Она кидает трубку. Конечно, она взбешена: наверняка мечтала с моей помощью отомстить этой волосатой горилле, которая, вероятно, до сих пор сводит ее с ума. Не посредством меня, Джейн. Я и так увяз в вашей истории по самые уши. Выбрался – и слава богу. - Похоже, я зря требовал с тебя верности? – смеется Роб и хлопает ладонью по дивану, приглашая меня сесть рядом. – Как тут может быть верность в таких условиях, а? Они ведь не оставят нас в покое, - он улыбается, а на дне его зрачков залегла боль. Он заявляется, как и обычно, глубокой ночью и вдребезги пьяным – спустя месяц после нашего возвращения в Лондон. Я открываю дверь, и он буквально падает в мои объятия, разя алкоголем и потом. Тащу его вниз в студию Роба, прекрасно понимая, что мой ангел наверняка все слышит. Но что я могу поделать, если Дикинсон снова пришел ко мне заливать горе? За 14 лет я почти уже к этому привык. Он валится на кушетку и глупо улыбается: - Рой, это опять я. - Вижу, - я сажусь рядом и протягиваю ему бутылку воды. – Ложись и проспись. - Она не хочет говорить Ники правду. Она чертова сука! - Брюс, ну сам посуди, зачем это знать пятилетнему ребенку? Она же будет ждать тебя, будет спрашивать, почему папа так редко приходит к ней. И ты же не бросишь свою семью ради них. - Зачем тогда она вообще рассказала мне обо всем?! - Ну этого я не знаю. Возможно, ей не хватает денег. - Эта сука хотела меня позлить! Она хотела меня раздавить! Уничтожить! Не получилось до этого, так она с другого конца зашла! Ненавижу ее! Он бессильно лупит кулаками по дивану и роняет голову мне на плечо. Его горячее пьяное дыхание обжигает мне шею, и я сжимаюсь в комок: шел бы ты отсюда, Дикинсон… - Зачем ты пришел, Брюс? Почему пришел именно ко мне? Почему ты не изольешь душу Эдриану или Янику? – в отчаянии тихо выдыхаю я и закрываю глаза, чувствуя, как в области ширинки снова все каменеет. Он поднимает голову и толкает меня в бок. - Только ты сможешь понять. Сказал бы Падди, да не хочу причинять ей боль. - А мне, значит, можно? – хватаю его за грудки и вдавливаю в диван. – Ты забыл, что я тебе тогда говорил? Или именно поэтому и пользуешься мной? Старый безотказный Рой, куда он денется, так? И тут происходит немыслимое. Мне это точно не снится? Брюс вдруг приподнимается на локтях и впивается в мои губы агрессивным поцелуем. Я не чувствую в нем страсти или желания, одну только злость и отчаяние, но у меня нет сил сопротивляться ему, как не находилось их и раньше. Я приоткрываю губы, и его тяжелый, пахнущий виски язык скользит мне в рот. Я безвольно опускаю руки, отклоняюсь назад, и он наваливается на меня всем своим весом. Острый запах пота ударяет мне в нос, а в пах мне упирается что-то твердое. Я чувствую, как сердце мое сперва подпрыгивает к горлу, а потом резко падает вниз, словно меня только что окатили ушатом ледяной воды. Его губы настойчивы, упрямы, неугомонны. Брюс, что происходит? Я бы и хотел остановить тебя, оттолкнуть, расспросить, но разве вернешься ты после этого к поцелуям и ласкам? Нас может услышать Роб, и эта мысль терзает меня сильнее всего. Я, наконец, не выдерживаю, и шепчу ему прямо в губы: - Роб может услышать… - Ты любишь его? – выдыхает Брюс, а рука его тянется к моей ширинке. - Ты ведь не спал тогда, да? – отвечаю я вопросом на вопрос, а он снова впивается в мои губы, параллельно стаскивая с меня штаны. В висках стучит: Роб, Роб. Даже если я сдержусь и не буду кричать, он может услышать возню, да и Брюс может начать стонать. Променять серьезные отношения с тем, кто меня по-настоящему любит, на разовый секс с тем, кто существует в моей жизни лишь как видение, как муторно-сладкий кошмар? Я хочу остановить его, я уже близок к этому, но его сильные пальцы скользят мне между ног, и я непроизвольно выгибаю спину и шарю рукой по тумбочке: у нас по всей квартире раскиданы тюбики с лубрикантами, это невероятно удобно. Я протягиваю тюбик Брюсу, и в первую секунду он не понимает, зачем это, даже отшатывается, кажется, вдруг осознавая, что собирается совершить. Но возбуждение снова дает о себе знать. Даже и теперь ты будешь уверять меня, что ты натурал, Дикинсон? Стив делает тебе минет, и ты получаешь от этого удовольствие. А с ним ты не спал? - Ты спал со Стивом? – мой язык эхом отражает мои мысли. Брюс снова отшатывается, во взгляде его сквозит недоумение и неприятное удивление. - Вас неоднократно видели, как он тебе… после концерта… - Стив делает только то, чего хочет сам. - А ты? – я сжимаю его плечи, приподнимаясь на локтях. – Чего хочешь ты? Он молчит, снимая с тюбика колпачок. В нос нам ударяет резкий банановый запах – Роб просто обожает смазки с фруктовыми ароматами. Брюс морщится и выдавливает на ладонь полтюбика, а я резко выдыхаю и раздвигаю ноги пошире: сейчас в любом случае будет больно – с таким-то неумехой. И мне больно, безумно больно, но не физически – спасает смазка и мой вполне уже приличный опыт на этом поприще – больно от его взгляда, в котором плещется ненависть и злость. Он входит в меня с таким остервенением, словно мстит за что-то… и мстит не мне. Я чем-то напоминаю ему Джейн? Почему он каждый раз тянется ко мне, когда думает о ней? Я представлял наш настоящий первый раз совсем иначе. Я много о нем фантазировал, мне даже снились его нежные объятия и водопад восторга, накрывающий меня с головой, но сейчас я вижу лишь волосатого самца, входящего в меня, просто потому что я не оттолкну его. Просто потому что он может себе это позволить. Просто потому что он гребаный бисексуал, а под рукой нет подходящей женщины. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его взгляда, пытаюсь абстрагироваться и представить, что со мной Роб, но получается плохо, Брюса выдает и запах пота, и неумелые движения, и грубое пыхтенье. И он снова не может долго кончить. Я не выдерживаю, наконец, и осторожно поднимаюсь, отодвигаясь от него. - Брюс, давай закончим. Это не нравится ни тебе, ни мне. Если хочешь, я помогу тебе кончить, - я тянусь рукой к его все еще возбужденному члену. Вожу по нему ладонью, и взгляд Дикинсона постепенно теплеет. Он откидывает голову и издает протяжный стон. - Тише, - шепчу я и накрываю его губы поцелуем. Он отвечает мне, и несколько долгих минут моя рука продолжает скользить по его члену вверх-вниз, а губы не отрываются от его истерзанных моими поцелуями губ. Наконец, он громко выдыхает и кончает прямо мне в ладонь. Я вытираю ее о его штаны, а он, кажется, совсем этого не замечает. Он блудливо и пьяно улыбается, тоже скользя рукой к моему по-прежнему каменному члену. - Помочь тебе? – раздается в тишине студии его хриплый от оргазма голос. - Так ты мне не поможешь, - возбужденно шепчу я, приближая к нему лицо. - Вот как? Ты сомневаешься в том, что я умею качественно мастурбировать? – смеется он, а в глазах его пляшут черти. - О нет, мне нужна сейчас совсем не мастурбация, Брюс. И даже не минет, - опережаю я его. – А то, что мне от тебя действительно нужно, ты никогда не сможешь мне дать, поэтому… шел бы ты домой к Падди, - и я аккуратно убираю его руку. Он молчит, но черти в его глазах продолжают плясать. - Ты что, и вправду не спал со Стивом? – решаю перевести я тему. - Я не хотел этого, - одними губами произносит он и снова валит меня на диван. - Дикинсон, ты слышал, что я тебе сказал?! – возмущенно шепчу я, отталкивая его. – Я трахнуть тебя хочу, так что, вали отсюда, пока я этого не сделал! – я едва сдерживаюсь от смеха, уж больно комично мы, наверное, выглядим со стороны. Он медленно поднимается с дивана. Штаны его испачканы банановой смазкой и спермой, он вспотел еще сильнее, и я вдруг ощущаю волну нежности, накрывающую меня с головой. Я встаю и обнимаю его, глажу по седеющим волосам и безостановочно шепчу: - Я ненавижу тебя, Дикинсон. Ненавижу за то, что не могу тебе отказать. Если ты когда-нибудь придешь сюда снова, то я… Но при одном условии – ты сделаешь это ради меня, а не из желания отомстить Джейн. Он усмехается и, покачиваясь, выходит из студии. Здесь надо хоть немного прибраться и проветрить, чтобы Роб ни о чем не догадался, и я поспешно поднимаюсь по лестнице вслед за Брюсом. Уже на пороге, глядя в ночное небо, он вдруг оборачивается и бормочет: - А я ведь и вправду не спал тогда, - и сбегает по ступенькам в ночь. Я поспешно возвращаюсь и соскребываю с дивана остатки нашего нелепого секса, потом меняю белье и еще раз напоследок осматриваю студию. И в этот самый момент слышу за спиной шлепанье босых ног по паркету. - Не спишь? – бормочет Роб, улыбаясь и поглаживая лысый череп. Я взбегаю по ступенькам и обнимаю его. - Роб, - шепчу я, - я не могу, не могу так… Я недостоин тебя, недостоин быть с тобой, жить с тобой, быть любимым тобой. Здесь снова был Дикинсон и… - И ты, как и обычно, не смог ему отказать? - Поэтому давай останемся просто партнерами, коллегами? Я буду делать все твои и пристовские альбомы, но… ты не заслуживаешь такого ненадежного любовника. - Весело узнавать об этом в 57, - с горечью в голосе усмехается Роб. – Весело начинать все сначала. Но тут, видно, ничего не поделаешь, раз ты и вправду никак не можешь с ним развязаться. Хорошо, Рой, завтра утром подыщешь себе гостиницу. Но только обещай мне, что не позволишь ему разбить тебе сердце. Слышишь? Слышу, Роб. Я ведь сам отправляю свою жизнь под откос. Гостиницу я не ищу, свой новый альбом Присты все равно решили писать в Америке, поэтому я возвращаюсь домой, а потом еду в Нью-Йорк, где мы торчим несколько долгих месяцев, дописывая и доводя альбом до ума, а потом записывая и перезаписывая его. Поначалу я забываюсь: рвусь подойти к Робу, обнять его за талию и впиться губами в шею, и вспоминаю лишь на полпути. Едва сдерживаюсь, чтобы не начать вымаливать у него прощение и попроситься назад: пусть он найдет себе верного и преданного возлюбленного, а не бесконечно мечущуюся шлюху. Пусть он будет, наконец, счастлив. Да только вот счастлив ли он без меня? После выпуска альбома Присты отправляются в тур на целый год, и я могу вздохнуть свободно: у меня появилась масса времени, чтобы забыть Роба и, наконец, переосмыслить свою жизнь. Я запираюсь в доме, смотрю глупые дамские сериалы, читаю глупые детективы, ем пиццу и пью. Пью. Количество выпитого превышает все разумные пределы и, кажется, я теряю ощущение реальности. Когда, наконец, я все же открываю глаза и вижу над собой серый в потеках потолок, то не сразу понимаю, где я нахожусь. Я медленно шевелюсь, ощущая стотонный вес в руках и ногах, словно меня заковали в древнего образца скафандр аквалангиста. Глаза сжигает свет, во рту наметены целые барханы песка. Надо мной нависает чье-то лицо, но я не в силах опознать черт. Меня поливают водой, вливают мне ее в пересохшие губы. Вокруг мелькают люди, им удается легко поднять меня и катить, катить куда-то по темному тоннелю вперед к свету. Когда я окончательно прихожу в себя, ко мне подключено множество мелких проводков. Когда я в последний раз вообще хоть что-то ел? На стуле возле моей кровати дремлет Джейн и тут же вскакивает, заслышав мои движения. - Рой! – вскрикивает она. - Что все это значит? – бормочу я, оглядывая палату и пытаясь сообразить, какой сегодня день. - Ты едва не угробил себя. Беспробудно пил страшно даже предположить сколько дней. Я в жизни не видела столько пустых бутылок. Выволокла из твоего дома не один пакет. Приди я чуть позже, и тебя бы уже было не откачать. Ты неделю валялся в алкогольной коме, врачи боялись давать прогнозы… Ты можешь мне сказать, что случилось?! - Надеюсь, ты Робу не звонила? – едва шевелю губами я. - Его не достать, он же в туре, а мобильного я не знаю, но на почту сообщение отправила. Видно, не прочел еще, иначе давно бы уж примчался. Что между вами произошло? Тебе, Джейн, этого знать не положено, и я лишь усмехаюсь и меняю тему: - Что там у вас с Брюсом? Он отстал? - Какое там! – машет она рукой. – Уже и пожалела, что сказала ему. Он как с цепи сорвался. Снял себе квартиру неподалеку от нас, постоянно сюда мотается и чего-то требует. То хочет забрать Ники к себе и воспитывать ее в своем доме. То вдруг по пьяни решил жить на две семьи. Он ненормальный, Рой. И как только меня угораздило связаться с ним когда-то… - Как же вы с ним познакомились-то? – улыбаюсь я. - Да на тусовке какой-то по случаю окончания записи их очередного альбома. Меня привела туда подруга, которая встречалась с их звуковиком. У Брюса тогда уже была девушка, но когда мы друг друга увидели… нас словно молнией шарахнуло. Мы оба, не сговариваясь, ринулись в глубину сада и там предались самому грубому и грязному разврату. Мы даже не спросили друг у друга имен, нам было плевать. Я захотела его в первую же секунду, как только увидела, и… не переставала хотеть все эти годы. - А Ники и вправду от него? - А разве непохожа? – парирует Джейн, но что-то в ее лице заставляет меня сомневаться. - Просто…если ты обманула его, он же тебя уничтожит… - Или я уничтожу его, - и улыбка вмиг слетает с ее лица. - А чего расстались-то? - А разве такие, как мы, могут существовать вместе? Шлюха, вроде меня, и забористый интеллектуальный самец вроде него? - Шлюха и самец… идеальная пара, - усмехаюсь и чувствую, как кишки скручивает от боли. А я ведь ничего о ней не знаю: чем она живет? Как зарабатывает деньги, чтобы прокормить ребенка? Была ли замужем после Брюса? Что читает по выходным? За несколько лет знакомства с этой женщиной у меня ни разу в голове не возникло этих простых и очевидных вопросов, и я вдруг ощущаю непонятный стыд: ведь она по сути мне никто, с чего бы мне стыдиться… Ну, подумаешь, несколько раз переспали. В конце концов, это была исключительно ее инициатива. Я для них обоих – всего лишь буферная зона, боксерская груша, на которой можно выместить злость. Бессловесная и покорная. Я, Падди, их совместные дети – все пешки в этой бесконечной шахматной партии двух ферзей – черного и белого… В больнице меня мурыжат целых две недели, и все это время Джейн исправно посещает меня, иногда даже приводит Ники: девочка уже настолько привязалась ко мне, что как-то раз, совершенно не задумываясь, брякнула, обращаясь ко мне: «Папа…» Черт побери, да какой из меня папа! Я бы, может, и вновь предложил этой женщине стать моей женой, да только что мне это даст? Быстрее я обрету счастье с Падди, уж та, по крайней мере, точно не станет смотреть на сторону. Как же я понимаю Брюса… Когда я выписываюсь, наконец, из больницы – сильно похудевшим, бледным, с синюшными кругами под глазами, на выходе с огромным тортом меня встречает… Роб. - Только увидел письмо Джейн, и сразу примчался. У нас сейчас перерыв в туре… Как ты? Чувствую себя, словно маленькая хрупка девочка – так и тянет броситься Робу на шею и разрыдаться. Но я лишь горько усмехаюсь: - Спасибо, Роб. Только ты и спасаешь меня… Я вижу, что он готов принять меня назад, и если я только сделаю хоть шаг ему навстречу, он все забудет и все простит. Но я не нахожу в себе сил так поступить с ним. Он не заслуживает подобного. Поэтому я просто беру торт и просто сжимаю его в объятиях – обычных мужских объятиях без всякого подтекста. Казалось, он разочарован, но не подает виду и не пытаться обнимать меня чуть дольше, чем это прилично для гетеросексуальных мужчин. Сердце мое переполняется тоской. Что же я сделал со своей жизнью? Куда я приплыл? У меня нет семьи, нет любимого человека и, самое страшное – я понятия не имею, а нужно ли мне все это вообще. Я люблю Роба, я истекаю похотью на Джейн и… я в рабстве у Дикинсона. Будет ли когда-нибудь выход из этого адского круга?..