Маска Зи

- У меня тут такой текст родился! – без умолку тараторит он. – Помнишь, ты мне риффы дал послушать? Идеально ложатся! – и, наконец, он замечает нас и замолкает. Падди настолько ошеломлена, что замирает с ладонью, засунутой под полотенце. И то ли я слишком слабо закрепил его, то ли она предприняла слишком активные действия по проникновению на запретную территорию, но в этот самый момент полотенце предательски падает на пол, обнажая мой наполовину возбужденный член, сжатый тонкими пальцами Падди. Вот и пришел мой конец, - думаю я, наблюдая за тем, как разгорается дьявольский огонь в глазах Брюса. Только он избавился от ходившей налево и направо Джейн, как его вторая жена вдруг вытворяет нечто подобное. Падди отдергивает ладонь и в ужасе подбегает к Брюсу, лепеча обычные в такой ситуации глупости, вроде: - Я тебе сейчас все объясню! Это совсем не то, о чем ты подумал! Ну да, конечно, а что же это еще такое? И что ты можешь ему объяснить? На твоем месте Джейн заняла бы позицию нападения, заставив именно его оправдываться. Она припомнила бы ему все его измены, а затем набросилась бы на него и задушила в объятиях. Кто же был инициатором развода? – задумался вдруг я. С таким подходом им никак не мог быть сам Брюс. - Выйди отсюда, - прорычал он, даже не глядя в ее сторону, но прожигая меня глазами насквозь. Ну да, сейчас прольется чья-то кровь, и Падди лучше этого не видеть. Она продолжает виснуть на нем, но он буквально выталкивает ее из номера и запирает его изнутри на ключ. Я хочу нагнуться и поднять полотенце, но тут же получаю удар ботинком в пах и скрючиваюсь на полу. - Ты решил трахнуть всех моих жен? – взревел он, нависая надо мной. Что я скажу ему? Что Падди сама вломилась ко мне? Так, по-моему, это очевидно, и, бьюсь об заклад, он сам это понимает. - Пока я писал там стихи, вы тут… - он рухнул на постель и закрыл лицо руками. Я поспешно натянул штаны и сел рядом с ним. - Брюс, не вини ее, - тихо произнес я, кладя ладонь ему на плечо. – Она поняла, что ты был тогда с Джейн, и это уничтожило ее. Пойди лучше и попроси у нее прощения. Твоя жена не заслуживает такого обращения… - Я остаюсь здесь, - бормочет он. - Нет, - на этот раз я решителен как никогда. – Я должен выспаться, а с тобой это совершенно невозможно. Иди к Падди и поговори с ней. Останься с ней и трахни ее уже как следует, чтобы она поняла, что никакая Джейн ей не соперница, слышишь?! Он угрюмо кивает и послушно выходит из номера. Боже, наконец-то я высплюсь. Назавтра мы выезжаем в Сан-Паоло, и Брюс с Падди выглядят вполне счастливыми: еще бы, полночи из-за стены раздавались протяжные стоны, и я спал еще хуже, чем накануне. Лучше бы я не выгонял его ночью… Кажется, он простил нас обоих, и всю дорогу в автобусе без умолку болтал про свою новую песню, заставив меня достать гитару. Звучит и вправду круто, у меня сразу появилось пару идей по соло и аранжировке, и я углубился в ноты, пока Брюс прыгал по проходу и дурачился. Нет, эта мартышка вряд ли когда-нибудь повзрослеет. Во взгляде Падди светится неземная любовь к нему, и мне отчего-то становится больно: его мир не пошатнуть ничем – ни случайным появлением страстно желаемой им бывшей жены, ни тем, что его друг переспал с его женой… Он умудряется выйти целым из любой передряги. Завидую твоей выдержке и везению. После Бразилии у нас запланировано несколько концертов в Европе – но только через пару месяцев передышки, и я возвращаюсь в Лос-Анджелес – довести до ума все свои задумки. Когда мы вновь увидимся, я все это покажу Брюсу – кажется, у него уже созрела идея нового альбома. К нам с концертом прилетают Мейдены, и я решаюсь сходить втайне от Брюса. Слухи о том, что они на грани самоуничтожения, доходят и до меня, но я хочу увидеть все собственными глазами. Специально беру билет в фанзону. Господи, и где они только его выкопали? Мало того, что новый вокалист совершенно не умеет петь – худшего рок-вокалиста вообще еще поискать нужно – он и ведет себя, как последнее дерьмо. Стив с Родом решили совершить самоубийство, взяв Блейза на роль фронтмена? Кажется, Киске ушел из Хэллоуина примерно в одно время с Брюсом – почему они не предложили ему эту должность? С ним Мейден не пали бы так низко. Почему? Этот вопрос не дает мне покоя, пока я наблюдаю, как Блейз убивает одну песню за другой – немилосердно фальшивя и вращая безумными глазами. Наверное, именно так бы спел пьяный дальнобойщик в караоке-клубе. Уж точно не хуже. Разворачиваюсь и ухожу, не дождавшись даже середины: на это больно смотреть, это больно слушать. Одна из моих любимых групп бьется в агонии: Эдриан и Брюс отвалились в результате гангрены, но инфекция проникла дальше, и больше этому коллективу не выжить, они не протянут и двух лет, их дни сочтены. Вернувшись домой, я первым делом набираю номер Брюса, забывая о том, что у нас разница в пять часов, и в Лондоне царит глубокая ночь. Но он уже привык к моим ночным звонкам и снимает трубку, рыча в нее: - Это опять ты, Рамирес?! - Я только что с концерта Мейден. Брюс, это тихий ужас. Он тут же оживляется. - Ну и как тебе Блейз? Не хуже старика Дикинсона? - Ты, верно, издеваешься? Брюс, зачем они взяли его? Стив совсем нюх что ли потерял? По слухам, они прослушивали больше сотни претендентов – почему выбрали самого худшего? Киске ведь был свободен, чего его не взяли? Он бы задал жару! – на одном выдохе выпалил я. - Я тоже тогда задал Роду этот вопрос. Почему не Киске? Почему не кто-то другой с хорошим голосом? Мало что ли молодых голосистых мальчишек? Почему выбрали худшего? А Род очень удивился, что я не понял. Говорит, мой уход настолько потряс Стива, что он был на грани самоубийства. Он был уверен, что группе конец, и только Род удержал его от страшного поступка, заставив прослушивать кандидатов на роль нового вокалиста Мейден. Ему не нравился никто… - Ну разумеется! – взволнованно перебил его я. – Он же сравнивал с тобой! А кто может понравиться после тебя? - Хэлфорд, - рассмеялся Брюс. – Но этого парня Стиву точно было не заполучить. Род ему и стал советовать взять Киске. Все-таки именитый вокалист известной банды да и голос отменный. Но Стив уперся рогом. Блейза, говорит, хочу. Он будет петь. Род прямо взбесился. Зачем, говорит, второго ДиАнно берешь? Мало тебе одного было? Так тот хоть рычать сносно умел и песни писал неплохие, а этот что? Но Стив ни в какую. И тогда Род потащил его в бар с целью напоить и выведать, что же такое случилось, что отвлекло Стива от мыслей о самоубийстве и заставило взять в группу худшего вокалиста из всех возможных. Стив, дурак, отчего-то решил на жалость мне надавить. Дескать, видишь, как нам хреново без тебя – совсем загибаемся, вернись. Он чудак… - Он любит тебя, - пробормотал я в трубку. - Да и я его люблю, но только не хочу я больше долбить старый добрый мейденовский металл. Мне с ним не по пути. - Думаю, он любит тебя гораздо сильнее, чем ты думаешь, - продолжаю я. – Спокойной ночи, Брюс, - и вешаю трубку, оставляя его в недоумении. Кажется, Стив попался на тот же крючок, на котором вишу теперь и я. Только он сидит там гораздо плотнее, а у меня еще есть шанс сорваться и уплыть в открытый океан. Европа не очень-то рада нас видеть: мы толчемся по большей части на маленьких площадках – в клубах и концертных залах, и я вижу, как претит это Брюсу – повелителю арен и стадионов, как мало ему места на тесных клубных сценах. Иногда я начинаю до колик бояться того, что он решит вернуться в Мейден – судя по тамошней обстановке, его там примут с распростертыми объятиями. Но он полон решимости и энтузиазма и каждый вечер неизменно заваливается в мой номер с новыми идеями. Да и у меня их целая куча: я наигрываю их ему по телефону, когда мы разъезжаемся по домам, а он запирается в ванной и тихо напевает в трубку, чтобы не разбудить домашних. Между нами океан, и приходится творить на расстоянии. После фантастического успеха Accident of Birth Брюс и вправду помогает мне расплатиться с долгами, а на оставшуюся сумму я отдаю половину своего дома под домашнюю студию: надоело мыкаться по чужим, платить за аренду, мучительно ждать своего времени, когда ты можешь в любое время дня и ночи запереться и делать все, что тебе нужно. Когда все идеи для Chemical Wedding, наконец, готовы, Брюс вылетает ко мне, обещая записать вокал за неделю, а я настроен ставить ему палки в колеса на каждом шагу и задержать у себя хотя бы на месяц… Мы не виделись пару месяцев с момента последнего концерта в Европе, он прекрасно выглядит и вносит в мой дом радостную суету, шум и смех. До него здесь звучало только эхо струн да редкие вопли проституток. Сразу тащу его к своему стеклянному чуду, а он гогочет и хлопает меня по спине, поздравляет. Видит огромное фото Хэлфорда во всю стену студии и одобрительно кивает, а я пытаюсь разглядеть в его счастливых глазах хоть тень ревности. - Как у вас с Падди? – осторожно интересуюсь я. – Без эксцессов? - Все путём, - удовлетворенно хмыкает он. - Тогда пошли пить чай. - Чай? – искренне удивляется он. - Думаю, напиться виски мы успеем, когда запишем вокал, - подмигиваю я. Я стелю ему в гостевой на диване, но он все равно полночи сидит по-турецки на моей кровати и без умолку болтает: у него просто наполеоновские планы. Он хочет выпустить еще один концептуальный альбом, он хочет спеть с оркестром, снять художественный фильм, его позвали в British Airways вторым пилотом на полную ставку… Он весь светится от счастья, и я хотел бы позавидовать ему, но у меня получается только искренне порадоваться: как приятно видеть это лицо расплывающимся в улыбке… Мне едва удается вытолкать его в гостевую уже далеко за полночь: снова переживать муки ада, деля с ним одну постель, не входит в мои планы. Утром мы приступаем к записи – прямо в шортах, с накинутыми на плечи полотенцами: после обеда мы собрались на побережье. Голос Брюса в идеальной форме: несмотря на то, что многие его собратья к сорока уже только пытаются сохранить остатки того, что имели в 25, Дикинсон в свои сорок поет значительно лучше себя же юного. Он лучше контролирует дыхание, дольше держит высокие ноты и в целом звучит на порядок роскошнее и эмоциональнее. Сам он списывает это на уход из Мейден: беспрестанные гастроли разрушили весь его голосовой аппарат, останься он в группе еще хоть на год, и он вовсе остался бы без голоса. А теперь его жизнь началась заново. И я снова трепещу от одной мысли, что он может решить вернуться в Мейден – теперь, когда голос его снова в идеальной форме. Его голос звучит совсем не так, как в 80-е, он сильно изменился – ушел от пафосно-величественного духа хевиметаллических боевиков, стал более суровым, агрессивным и куда более выразительным. Все внутри меня переворачивается от одного звука его голоса, даже когда он просто говорит, и, сидя за пультом, я всматриваюсь в хитрое лицо Роба с плаката: как жаль, что ты возвращаешься в Джудас… Брюс поет волшебно, такими темпами мы уложимся дня в три, и я пытаюсь высказывать какую-то надуманную критику, чтобы хоть чуть-чуть затормозить процесс. А после обеда, когда вопреки всем моим придиркам, две песни уже окончательно записаны, я предлагаю отправиться на пляж. Я разведал поблизости одно тихое почти дикое местечко, куда частенько ходил ближе к вечеру купаться голышом, и загрузил полный багажник продуктов, намереваясь удержать там Дикинсона минимум до полуночи. Он не сопротивляется: с момента ухода из Мейден его жизнь стала более размеренной и расслабленной, он больше отдыхает, больше размышляет, что совсем не свойственно прежнему Брюсу, привыкшему к нескончаемому бегу. И я счастлив видеть его таким. Мы располагаемся в крошечной бухте, я достаю пледы и полотенца, распаковываю еду. Брюс скидывает футболку, обнажая спортивный волосатый торс, и я изо всех сил стараюсь смотреть ему в глаза, не изучая дорожку волос, убегающую вниз под шорты – стоит мне только взглянуть на нее, как я вспоминаю тот свой поступок, и меня начинает мутить от стыда и возбуждения. - Знаешь, - тянет вдруг Брюс, - жаль, что тебя не было тогда со мной в Сараево. Я бы очень хотел, чтобы ты тоже там оказался… После той поездки я научился ценить жизнь и своих близких – в любой момент все может оборваться, и ты окажешься в аду. - Нет, - мотаю я головой, - времени всегда будет мало, ты всегда найдешь повод, о чем пожалеть, всегда вспомнишь, что ты чего-то не сделал, кого-то недолюбил. Невозможно мерить жизнь мгновениями, невозможно силой выдавливать из себя что-то, невозможно себя заставлять, чтобы потом на смертном одре удовлетворенно думать: да, я сделал все, что от меня зависело! Не будет этого никогда. Да и не вижу я тебя, Брюс, на смертном одре. Такие, как ты, погибают красиво и в вертикальном положении, а не в горизонтальном – за штурвалом самолета или на сцене от удара молнии… - Какая связь между смертью и красотой? Любая смерть омерзительна. - Ну не скажи. Застреленный в упор Леннон против захлебнувшегося блевотиной Бонэма – что ты выбираешь? Брюс рассмеялся: выбор очевиден. - Чего-то тебя на философию потянуло, Рой. Ты-то сам едва не закончил жизнь, погребенным под кокаиновыми горами. Забыл? - Ты сам завел эту тему, - пожал я плечами. – А умереть от передоза тоже красиво. Все лучше, чем в постели в окружении родных и врачей. Чахнуть годами, получать письма поддержки от фанов… пф! Он дожевывает бутерброд и скидывает шорты. Я с ужасом вижу, что плавок на нем нет, и громко закашливаюсь. - Говоришь, пляж тут дикий и никого не бывает? Тогда обойдемся без этих удавок. Давай присоединяйся! Видеть его обнаженным выше моих сил, и я захожу в море прямо в шортах – еще не хватало, чтобы он заметил мое возбуждение. Боюсь, я и плавать не смогу в таком состоянии. Я медленно вхожу в воду и окунаюсь с головой. Намокшие пряди неприятно облепляют мое лицо. Брюс смеется и обливает меня водой из пригоршней – брызги летят во все стороны, я пытаюсь уворачиваться, но он наступает, и тогда я хватаю его в охапку и сжимаю, пытаясь обездвижить. Он хохочет во всю глотку, обнажая кривые зубы, и хватается за мои плечи. Его лицо так близко, что я едва сдерживаюсь, чтобы вновь не коснуться его шершавых губ. Поскорее бы записать уже этот альбом и спровадить его отсюда… И я еще собирался держать его тут месяц? Ну уж нет! Я отпускаю его, он плюхается в море и тут же отплывает на безопасное расстояние. В паху у меня болезненно пульсирует, и я запускаю руку в шорты, чтобы хоть немного снять напряжение. Вероятно, на моем лице отражаются все мои действия, поскольку Брюс тут же подплывает ко мне и усмехается: - Может, тебе помочь? Дневной стояк накрыл? Жениться тебе пора, парень. - Ты обещал притаранить мне Хэлфорда – может, тогда мне полегчает? – подыгрываю я. Брюс за руку выводит меня из воды и перехватывает мою руку. - Дай я, мастурбировать самому себе – последнее дело, да и кайфа на порядок меньше. Его сильные пальцы уже во второй раз в моей жизни обхватывают мой член, и возбуждение мое тут же проходит – от ужаса, от волнения, от понимания истинных целей Брюса. Не нужна мне такая взаимопомощь, уж ты меня прости. Впрочем, помощь все-таки оказана – со стояком покончено. Мы снова валяемся на пляже, лениво жуем и обсуждаем новый альбом. Я перебираю струны гитары, он шутливо подвывает мне в такт. Мне хорошо, как никогда прежде. - Роб ведь – гей? – вдруг спрашиваю я. Брюс усмехается. Кажется, в мире не осталось ни одного металлиста, который не знал бы правильный ответ на этот вопрос. - Он, вроде, этого и не скрывает. Ты ведь тоже, как я понимаю, интересуешься подобной темой? – легкий смешок. - И он никогда не пытался соблазнить тебя? - А я похож на того, кого можно соблазнить мужчине? – Брюс на-гора выдает женственную интонацию и картинно закатывает глаза – я буквально задыхаюсь от смеха. - И все-таки? - Мы не настолько с ним близки, чтобы у него появился хоть единый шанс даже попробовать это провернуть. А так – черт его знает. Точнее, Роб. Это знает только Роб. Надеюсь, я не снюсь ему в эротических снах, - Брюс оглушительно хохочет. Над пляжем постепенно сгущаются сумерки, бутерброды давно закончились, и Дикинсон тянет меня домой, но я прошу подождать еще немного, когда на море упадет кромешная тьма, и вот тогда искупаться напоследок. - Это непередаваемые ощущения, - шепчу я, приближая губы к его уху, и он, наконец, соглашается. В темноте я тоже могу зайти в море голышом. В темноте я и его не увижу – лишь очертания его мужественной фигуры – без подробностей рельефа. Соленая вода еще не успела остыть и быстро смывает с кожи ночную прохладу. Я ощущаю приятную расслабленность во всех членах, располагаюсь на спине и медленно дрейфую по волнам. В небе появляются первые звезды, и луна высвечивает черный силуэт энергично двигающего руками мужчины неподалеку от меня: Брюс пытается совершить очередной заплыв. Я прикрываю глаза, в голове моей звучит музыка струн – именно так рождались мои лучшие мелодии. Меня охватывает сладкая дрема, я полностью в ее власти – лишь изредка до слуха и сознания долетают отдаленные всплески… Перед глазами снова возникает Роб – он живет в моем разуме и моих мечтах уже в большей степени как образ, нежели как реальная личность. Я часто бываю в Лондоне и имею реальные шансы пересечься с ним, но уже перестаю видеть в этом хоть какой-то смысл. Он знает о моем существовании, он видел меня, слышал мою музыку и мою гитару и не предпринял ни единой попытки выйти со мной на связь: выходит, все это его попросту не интересует. Полноте! – кричит подсознание. Ведь ты первый предложил Брюсу сотрудничество. Но Дикинсон слышал мои записи и сам пришел ко мне в студию, чтобы насладиться моей игрой. Роб не сделал и этого шага. В своих мечтах я вижу его на сцене рядом с собой – он давно потерял свою роскошную светлую шевелюру и побрился налысо, но это не мешает мне видеть в нем прежнего хрупкого ангела с шестнадцатью различными голосами, каждому из которых вторит моя гитара. А за кулисами он прижимает меня к стене и скользит пальцами по моему бедру. И мы сливаемся воедино прямо там, практически у всех на глазах. Я издаю громкий стон и вижу, как Роб входит в теплые волны залива. Он тоже обнажен, и весь его торс покрыт татуировками – я мечтаю каждую из них очертить кончиком языка… Он подходит ближе и проводит пальцами по моему бедру. Я вздрагиваю, теряю равновесие и едва успеваю встать во весь рост: кажется, я и вправду задремал. Однако, рядом со мной и вправду кто-то стоит, и это не Брюс, который продолжает плескаться вдалеке. Миниатюрная женская фигура прикладывает палец к губам и, кладя ладони мне на плечи, ловко заскакивает на меня, обвивая мою талию своими ловкими ногами. На ней нет купальника, и я тут же ощущаю влажный жар между ее ног. В нос мне ударяет до боли знакомый аромат, и я пытаюсь окликнуть Брюса, но она зажимает мне рот ладонью и резко насаживается на мой моментально окаменевший член, сама при этом не издавая ни звука. Наслаждение пронзает все мое существо, и я подхватываю ее под ягодицы и начинаю частые движения. Она выгибает спину и шумно дышит. Джейн, мне все это снится? Как ты попала сюда, если не через мое больное воображение? - Как ты попала сюда? – шепчу я. - Я давно живу в Лос-Анджелесе, - улыбается она всем своим существом. - Ты следишь за ним? - Почему ты думаешь, что я слежу именно за ним? - Потому что ты появилась на моем пути именно на том концерте в Сантьяго. И сейчас ты по удивительному стечению обстоятельств здесь именно в тот момент, когда рядом Брюс. - Тебя это не заводит? – ее дыхание обдает жаром мою шею. - Ты ведь хочешь его, не меня, - продолжаю я безумное самоистязание. – Ты ведь хочешь, чтобы он нас заметил, так? Где ты была все эти десять лет? Почему появилась только сейчас? - Спроси у него, он знает, - ее рваное дыхание сводит меня с ума, и я возбуждаюсь еще сильнее, хотя, казалось бы, уже и некуда. Наконец, оргазм накрывает ее с головой, и она вдруг издает громкий крик облегчения, отпуская ноги и падая прямо в волны – я едва успеваю подхватить ее за спину. - Что там такое? – слышу я крик Брюса, вряд ли путь ко мне займет у него больше двух-трех минут. - Иди отсюда, - шепчу я Джейн, подталкивая ее к берегу. – Нельзя, чтобы он нас заметил. Но она, кажется, напрашивается на скандал и принимает вызывающую позу. Ни одна женщина на планете не возбуждала меня сильнее. Брюс подплывает к нам и подслеповато щурится. - Что это за нимфа? – спрашивает он. – Твоя новая подружка? - А это мысль, - раздается смех Джейн. – Рой, хочешь, чтобы я стала твоей подружкой? Мы живем в одном городе и можем себе это позволить. Нам хорошо вместе, ведь так? Кажется, он узнает этот низкий голос, и я буквально кожей ощущаю, как стискиваются его кулаки. - Как она попала сюда? - Не знаю, Брюс, - бормочу я, разводя руками, - я плавал, и тут она возникла буквально из ниоткуда. Она правда живет в Лос-Анджелесе? - Да и давно. Ты следила за нами? - Милый, - язвительно щебечет Джейн, - когда Рой уносил меня тогда из туалета, я заметила личико твоей благоверной, выглядывавшей из гримерки. Скажи, она ведь догадалась про нас? - Я убью ее, - рычит Брюс. – Рой, убери ее отсюда, иначе я ее покалечу. - Как ты прекрасен, когда вращаешь в бешенстве глазами! – театрально продекламировала Джейн и бросилась Брюсу на шею. Ну вот, сейчас он примется ее душить, заламывать ей руки, выволочет за волосы на песок и примется пинать… Надо поскорее спровадить его из Лос-Анджелеса, так всем нам будет спокойнее. Я застыл в ужасе, наблюдая, как Брюс и вправду намотал на кулак русые волосы Джейн и поволок ее к пляжу. А она не сопротивляется – сама покорно бредет за вершителем своей судьбы. Я замираю у кромки воды, готовясь встать на защиту этой сумасшедшей, но не верю собственным глазам: Брюс швыряет ее на песок, и она тут же похотливо раздвигает ноги. Он падает на нее, и оба они предаются разврату – прямо у меня на глазах. Первый мой порыв – сбежать домой и как можно скорее, не видеть катающихся по песку тел, не слышать сладострастных стонов и криков. Но я боюсь, что и на этот раз Джейн снова выдаст что-нибудь такое, что заставит Брюса вновь попытаться ее придушить, и в мое отсутствие у него это вполне может получиться. Меньше всего мне хочется видеть Брюса за решеткой, поэтому я отхожу в кусты и уныло наблюдаю за сценой страсти. «Секс на пляже» - кажется, именно так называется один из лучших коктейлей. Кошмар длится несколько часов – они не отрываются друг от друга ни на минуту, и я слышу такие жаркие признания, от которых мне становится безумно жаль Падди: она не заслуживает подобного к себе отношения. Брюс кричит, что любит Джейн, рыдает и просит прощения за погибшего ребенка, она требует у него развестись с Падди, он отвечает, что не может бросить детей. Она отвечает, что он лучший в мире любовник, и своими изменами она лишь выражала протест против его звериного диктаторского нрава. Два диких зверя, сошедшихся в сексуальных играх. Лев, оплодотворяющий свою львицу. Почему ты не попытался найти с ней общего языка, а тут же женился на другой? Разве лучше теперь тайком изменять жене? Разве это честно по отношению к Падди? Джейн снова и снова умоляет его вернуться к ней, и под конец он даже соглашается: я действительно не ослышался? Он кричит: - Да, хорошо, твоя взяла. Я подам на развод – сегодня же беру билет в Лондон и подаю на развод. Ты дождешься меня? Мы все начнем сначала, мы заведем ребенка. Это безумие заслуживает второго шанса! И с небес проистекает розово-ванильный сироп прямо на распростертые на песке тела. Голос Джейн звучит чумным набатом, и в эту же секунду я осознаю, как правильно поступил, что не оставил их здесь одних: - Купился! Я так и знала, что ты купишься. Я так и знала, что все эти годы ты любил только меня – развратную шлюху, как ты сам меня называл. Ну где твоя добропорядочность теперь? Ты не просто трахаешь меня, ты готов бросить жену и троих детей ради такой мерзкой сучки, как я. И это поступок настоящего мужчины? Дикинсон, ты всегда был рабом инстинктов, им и останешься. А меня ты больше не увидишь, я получила то, что хотела. И да, кстати, я никогда не была беременна – ни от тебя, ни от кого бы то ни было еще. Я не люблю детей, уж тебе-то это должно быть известно лучше остальных. Люди не меняются! – она грациозно поднялась с песка и, завернувшись в плед, медленно побрела с пляжа. В ушах моих так гудела кровь, словно рядом со мной только что взорвалась атомная бомба. Первые несколько секунд Брюс тоже, вероятно, не осознавал, что произошло, и сидел на песке мертвой статуей. Но затем он вдруг заорал во всю глотку и ринулся за Джейн, схватил ее за лодыжку, повалил на песок и накрыл своим телом. Она извивалась, но противостоять железной хватке фехтовальщика было невозможно. - Сука! – орал он. – Чего ты добивалась?! Унизить меня захотела? Показать, что мое место возле параши? Ну и чего ты добилась? Ты по-прежнему никто, а могла бы быть женой одного из лучших вокалистов планеты! - Небольшая поправочка, - хрипло выдавила Джейн, - не женой, а рабыней. В рабство не продаюсь. - Ты какого хрена на пляж приперлась? Все пытаешься самой себе доказать, какой я мерзкий тиран и как ты была тогда права, что сбежала от меня? За десять прошедших лет так и не смогла убедить себя в этом? Это ты меня до сих пор любишь, сучка, и ты без меня страдаешь, поэтому и таскаешься за мной повсюду. Кому и что ты доказала своим поступком? - Я тебе доказала, Дикинсон, что несмотря на весь твой нарциссизм и комплексы Наполеона, в глубине души ты мечтаешь, чтобы тебя подавили и унизили. А ну давай, повтори, что ты готов развестись со своей красоткой блондинкой ради мерзкой меня! - Готов! – заревел вдруг он. – И единственное мое тираническое требование к тебе – чтобы ты не шлялась! Ты ведь сперва Рою на член прыгнула сегодня, да? И только потом приползла ко мне. - Да потому что Рой любит меня без условий. Любит такой, какая я есть. Кажется, ситуация начала выходить из-под контроля. - Рой! – взревел Брюс. – Я ведь знаю, что ты где-то здесь, не мог ты уйти. Она говорит правду? Ты любишь ее? Что мне ответить тебе, Брюс, чтобы не шокировать никого из вас? - Нет, - подаю я голос из темноты, и это чистая правда. – Не люблю. Поэтому и принимаю такой, какая она есть. Если бы любил, список требований непременно бы вырос, – горькая ирония судьбы: чем сильнее любим, тем больше требуем от избранника… - Слышишь?! – кидается на нее Брюс. - Да, - устало отвечает Джейн и поднимается с песка. - И ты не могла соблюсти всего одного моего требования – не спать с кем попало? Тебе мало было одного меня? Я не удовлетворял тебя в полной мере? - Прости, - бормочет она, - я не могу так. Я люблю тебя, чертов придурок, но мне мало одного тебя в постели, хоть ты и бог. Не такая тебе жена нужна, Дикинсон. На этот раз она спокойно уходит, волоча за собой плед, и Брюс ее больше не удерживает, лишь со злостью лупит кулаком об песок. Я сажусь рядом с ним и обнимаю его за плечи. - Угораздило меня встретить эту сучку, - бормочет он. – И почему я не познакомился с Падди раньше? - Пойдем домой, - шепчу я. – Уже очень поздно.