Маска Зи

Веки отяжелели и не желали открываться. Во рту царила настоящая Сахара. Я попытался подняться с кровати и сходить за водой, но спустя несколько минут бесплодных попыток обнаружил, что лежу на полу в разорванных плавках, кругом разбросана одежда и порошок… снежные заносы порошка вокруг. Что вчера было? И было ли это только вчера или «снегопад» растянулся на долгие недели? Какое сегодня число? Я бреду по комнате, сшибая по пути пустые бутылки, поскальзываюсь на чем-то скользком и мокром и падаю, успевая зацепиться за комод. Он валится на меня, гремя разбитой посудой. Я засыпан осколками, я залит кровью, а откуда-то сверху снова идет снег, засыпает веки белым порошком… Я пытаюсь вдохнуть, но легкие рвет от боли. Я цепляюсь пальцами за воздух в попытке нащупать хоть какую-нибудь точку опоры, но кругом пустота. Я в бездне, а сверху на меня все валит и валит снег… Я медленно ползу, смахивая с ресниц порошок, растирая глаза до кровавых ссадин. Повсюду осколки, они впиваются мне в колени, и я, наконец, кричу от боли, и из глаз моих брызжут слезы. Сколько дней прошло с того момента, как я пообещал ему бросить кокс? Сколько лет? Кажется, он успел даже выпустить альбом с кем-то другим, не со мной. И остриг свою роскошную шевелюру. И так и не представил меня Робу… Я все ползу и ползу, кругом лужи какой-то липкой красной жидкости. Это кровь или вино? А, может, морс? Что было у меня в холодильнике? Вспомнить бы, когда я вообще в последний раз ел… Взгляд мой падает на пару ботинок, и я пытаюсь подняться, чтобы надеть их и хотя бы убрать осколки. Хватаю правый ботинок, но он не поддается – он вдруг стал неимоверно тяжелым. Я все тяну и тяну его на себя, а он вдруг поднимается и отшвыривает меня в сторону. Ну вот и глюки начались, - обреченно думаю я, покорно оседая на пол. - Что тут происходит? – слышу я чей-то голос сверху. Кажется, у ботинок все-таки есть обладатель. Я опираюсь спиной о стену и снова принимаюсь тереть глаза. Передо мной словно в тумане возникает его лицо – на этот раз с совсем уж короткими волосами. Очередная больная фантазия? Я машу руками и кричу видению: - Уйди! Я не желаю тебя видеть! А он садится на корточки и гладит меня по волосам… - Рой… Бедный мой Рой… Я зарываюсь носом в его плечо и крепко прижимаю его к себе. - Уйди, - шепчу я. – Я никогда не смогу выполнить ни одного из твоих условий. Поэтому уходи, так будет легче. Но он все гладит и гладит меня по голове, пока всхлипы мои не становятся реже. - Здесь надо убраться, - спокойно произносит он. – Я вызову службу уборки, а сейчас мы идем в душ. Кажется, я пытаюсь спасти свои плавки, но Брюс сдирает их с меня одним ловким движением. Наверное, я возбужден, раз до последнего пытаюсь прикрыться, но его вряд ли волнует данное мое состояние. Он тащит меня в ванную, открывает кран на полную мощность и поливает мое бледное тело чуть теплой водой. Он не пытается смыть с меня грязь и кровь – он знает, что это я должен сделать сам. Он лишь хочет привести меня в чувство, прибавляя напор холодной воды. Наконец, струи становятся ледяными, сердце заходится, я кричу и отшвыриваю от себя Брюса вместе с душевым шлангом. Он поскальзывается, падает на мокрый кафель, и ледяная струя, отражаясь от стен, лупит по нам обоим. Сцена нелепее некуда, и я хохочу, сидя в ванной абсолютно голый – в крови и в коксе. Футболка и шорты Брюса намокают в одну секунду, но подняться у него получается не сразу – пол по-прежнему очень скользкий. Когда он, наконец, встает, мокрая одежда облепляет его фигуру, и взгляд мой непроизвольно упирается в теперь прекрасно обозримые рельефы в его паху. Я нервно сглатываю не в силах отвести глаз. Он выключает воду и, хмурясь, осматривает намокшую одежду. - У тебя есть во что переодеться? - Поройся в шкафу, - бормочу я, не веря собственным ушам. Он быстрым шагом выходит из ванной, и я спешу за ним в глупой надежде увидеть его. Он подходит к шкафу, распахивает его и долго копошится в куче грязной и мятой одежды. Когда я в последний раз ставил машинку на стирку? И не вспомнить. Надеюсь, он найдет хоть что-то. В ступни мои впиваются осколки, но я не в силах пошевелиться. Он достает все же что-то из самого дальнего угла и начинает переодеваться. Странно, что он до сих пор не заметил дрожавшего меня. Он стягивает мокрую футболку, обнажая спортивный волосатый торс. Годы фехтования превратили его мышцы в сталь, и я не могу оторвать взгляда от его груди. Ни одна женская грудь не вызывала во мне таких эмоций. Я чувствую, как член мой набухает и твердеет под накрывающими его ладонями. Только бы он этого не увидел. Брюс придирчиво осматривает извлеченную из шкафа футболку и стягивает с себя шорты. Оказывается, он не носит нижнего белья, и это становится для меня сюрпризом – я разом вижу его округлые спортивные ягодицы и мощные волосатые ноги. Он стоит боком, и я не смею посмотреть левее в страхе, что накрывшее меня возбуждение примется искать выход. Но глаза сами скользят к заветным рельефам, и я неожиданно для себя громко выдыхаю, видя его аккуратный член. Ничего роскошнее в жизни не видел. Он резко поворачивает голову и тут же прикрывается рукой. - Чего тебе? Ты помылся? Я отчаянно мотаю головой, пытаясь сквозь его пальцы рассмотреть то, что не успел, но он тут же разворачивается спиной и быстро натягивает мои мятые шорты и еще более мятую футболку. Вся одежда ему ужасно велика, и он смачно матерится, затем подходит ко мне и толкает меня назад в ванную. - Иди мойся немедленно! А я вызываю уборщиков разгребать этот притон! Или ты хочешь, чтобы сюда явилась полиция? Я запираюсь в ванной, включаю кран на полную мощность, закрываю глаза и вижу перед собой его круглые крепкие ягодицы, небольшой аккуратный член, густую дорожку волос… Поздравляю тебя, Рой Рамирес, ты гей. Когда у тебя последний раз был секс с девушкой? Давай вспоминай. Кажется, не так давно, но возбудился ты тогда только после долгого основательного минета, а не от одного вида ее упругой красивой груди. А эта волосатая горилла… Я добавляю холодной воды и отчаянно пытаюсь кончить, чтобы прогнать из головы образ обнаженного Брюса – хотя бы на время. Затем оттираю засохшую кровь, вынимаю из ступней осколки и оборачиваю бедра полотенцем. Кажется, где-то в шкафчике должны валяться шлепанцы… Когда я выползаю, наконец, из ванной, уборщики уже пришли и сгребают по коробкам и пакетам накопившийся за долгие недели мусор. Брюс предлагает переждать спасательную операцию в ванной и вновь заталкивает меня туда. Как это романтично, но… я же только что кончил. Второго возбуждения я не вынесу. - Зачем ты пришел? – мрачно спрашиваю я. – Откуда ты вообще узнал? - Эдди позвонил. Говорит, загибаешься, спасать надо. А у меня как раз родилась идея нового альбома. Поможешь? - Да брось, не надо меня жалеть, - хмурюсь я. – Ты же видишь, я не в форме, какой еще альбом? Пиши его со своей группой, а меня оставь в покое. - Не справлюсь, - мотает он головой. – Нужны твои идеи, советы. Нужна твоя музыка. - Иди к черту! – кричу вдруг я и бью его кулаком в грудь. – Иди к черту! Я не нужен был тебе целых два года, и тут Дикинсон вспоминает про Роя, когда его собственный проект провалился! Он хватает меня за плечи и сжимает словно в стальных тисках. - Прекрати истерить, Рой. Мы должны создать что-то особенное, что-то необыкновенное. И знаешь что? Вчера мне звонил Хэлфорд. Я встрепенулся и поднял голову, а Брюс хитро усмехался. - Спросил, чего это я забросил сотрудничество с тем прекрасным гитаристом. Красивый, говорит, у тебя латинос, чего вы с ним не поделили? Пользуйся, иначе я заберу его у тебя, - и злорадно так захихикал в трубку. Сердце мое глухо ударилось о грудную клетку, а нараставшее было заново возбуждение улеглось в одно мгновение. - Считай, прослушивание тебе Роб устраивает. Если хорошо поработаешь над моим альбомом, тебе открыты все двери. Брюс уходит через пару часов, когда уборка уже закончена и квартира моя приведена, наконец, в божеский вид. Я должен оклематься и появиться в студии уже послезавтра – с готовыми идеями, которых у меня ноль. Я достаю кассету со старым концертом Джудасов – где Роб еще длинноволос и божественно юн. Неужели это когда-нибудь все же произойдет? Рой, а ведь у тебя есть проблемы и поважнее – разобраться, наконец, со своей ориентацией. Почему у тебя встает на Брюса? И почему ты ни разу не задумался об этом с того самого поцелуя в баре? Это же гребаный Брюс Дикинсон, волосатый орангутанг с утробным голосом, а не грудастая блондинка. Он ведь даже не хрупкий Роб, предпочитающий мужчин… Почему он, черт побери?! Я приползаю в студию за час до прихода Брюса, беру гитару и пытаюсь хоть что-то изобразить. Я не брался за нее почти два года – кажется, я забыл все аккорды. Зачем я согласился на эту авантюру? Я давно уже ничего не могу. Брюсу следует поискать кого-то более профессионального. Что он там говорил про Эдриана? Именно, надо ему порекомендовать. Бросаю гитару в угол и готов рычать от отчаяния. Вернуть бы тот 94-й и пообещать Брюсу все то, чего он требовал от меня тогда, а не уйти, громко хлопнув дверью… Что я могу теперь? Пальцы не слушаются, голова не соображает, все сгубил белый порошок… Плачу, уронив голову на пульт. Сейчас действительно все кончено. Дикинсон врывается в студию, как ураган, наполняя ее смехом и энергией. - Ну как? Работаем? Мотаю головой, стараясь не смотреть ему в глаза. - Думаешь, играть разучился? – как-то так сразу в лоб спрашивает он и хитро улыбается – так, как только он это и может. Развожу руками: что тут еще скажешь, он попал в самую точку. - А ты пробовал, а? Давай Tears of the Dragon. Ты же так гордился тем соло. Выдай мне его. Брюсу невозможно сопротивляться. Если он хочет лично услышать, в какое бесполезное дерьмо я превратился за эти два года, что ж, пусть слушает. Я беру гитару, поднимаю на него прощальный взгляд – через минуту он вышвырнет меня из студии за профнепригодность, но в глазах его отчего-то сквозит какая-то даже почти напыщенная уверенность. Он и мысли не может допустить, чтобы его гитарист вдруг сдал позиции. Я лениво перебираю струны, а сердце бьется, как сумасшедшее. И вдруг мелодия полилась сама – я и не понял, как так вышло. Я смотрел на Брюса, вспоминал его былые локоны и то, как экспрессивно он всегда пел именно эту песню – песню прощания с Мейден… и пальцы заиграли сами, хотя до этого отказывались выполнить простейший перебор. И Дикинсон запел. Боже… как он запел! За эти два года он, казалось, обучился петь заново едва ли не с нуля. Разрушенный многочисленными гастролями с Мейден голос возродился фактически из пепла и следовал за каждым звуком моих струн, словно это его голосовые связки вибрировали под моими пальцами… Слезы сами покатились по моим щекам. - Дай мне еще немного времени, - пробормотал я, - и я вернусь. Ты так поешь… мы должны создать шедевр, мы должны написать альбом всей нашей жизни… с таким голосом я всё могу, - я вытирал слезы кулаками, а он смотрел на меня и улыбался, как будто ничего особенного не произошло. Неужели он не слышал, как он пел? Неужели не понимал? Каждый день я летел в студию на крыльях. У меня было столько идей. А уже через пару недель рядом с Брюсом стоял и смущенно улыбался Эдриан. Сердце мое екнуло: он нашел мне замену? - Пусть звук будет потяжелее, - говорит Брюс и не сводит восторженного взгляда с Эдриана. – Для этого нам нужно хотя бы две гитары. Он берет его в соавторы? Тогда зачем ему нужен я? Но Эдриан держится особняком и выходит на первый план лишь строго по указке Брюса. Наверное, ему и нужна такая группа, в которой он был бы кукольником. Что, Стив не захотел плясать под твою дудку? А вот Эдриан пляшет и, кажется, вполне этим счастлив. Ему до чертиков надоели Мейден со своими металлическими ритмами, но он с радостью погружается в интеллектуальный хард Дикинсона. Черт побери, и чего я мучаюсь и размышляю? Мне бы только сделать качественный диск, чтобы обратить на себя внимание Роба. Какая к дьяволу разница, с кем при этом останется Брюс? Пластинка и вправду выходит страшно тяжелой, но Брюс требует поддать еще тяжести, наложить еще гитар, усилить бас и ударные, а я в сотый раз переслушиваю его тексты оккультной направленности… я ведь совсем тебя не знаю… ты больше не ходишь со мной в пабы, ты больше не делишься со мной своими мыслями… я нужен тебе исключительно как функция. Но разве не странно при этом, что я остаюсь твоим единственным соавтором? Ты больше ни с кем и никогда не написал ни одной песни, только мои мелодии вдохновляют тебя, а твои стихи – меня. Мы почти как Леннон и Маккартни, как Пейдж и Плант, неужели ты этого не замечаешь, Брюс? Брюс… твое имя как выстрел в висок, как всплеск цунами, как удар топора о плаху… Я в студии, свожу альбом, на часах полночь, и я достаю гитару, чтобы хоть немного отдохнуть от той страшной тяжести, что исходит от твоего голоса. Она, как всегда, послушна и податлива, исполняет каждую мою прихоть, и мои пальцы исполняют бешеный танец на ее грифе, а струны отзываются визгом – почти как железом по стеклу… Куда подевался твой волшебный звук, Рой? Почему гитара больше не поет? Я отставляю ее в сторону и врубаю на полную мощность динамики, в которых надрывается Роб. Да… вот так… Меня окутывает вязкой прохладой, я откидываю голову и расстегиваю ширинку… все именно так, как и должно быть, как обязательно будет. Роб… Динамики визжат, разрывая тишину студии в клочья, я медленно ласкаю себя, воображая светлого хрупкого ангела в коже и заклепках, но мгновение – и видение рассыпается в прах, ангел растворяется в пустоте, сгорает заживо в жерле вулкана, в самом пекле дьявольских карих глаз. Снова он. Ненавижу! Я запираю студию и медленно бреду по улице в направлении того самого паба, где я пытался поцеловать Дикинсона. Меня терзают тревожные воспоминания, но я никак не могу идти сейчас домой. Захожу и сразу направляюсь в тот угол, но, увы, он уже занят. Через минуту осознаю, что там сидят Брюс с Эдрианом и, заметив меня, дружелюбно приглашают присоединиться к ним. Ревновать к Эдриану? Пф! Они оба женаты и с детьми, а ты, несчастный извращенец, даже не можешь толком понять, кто ты есть на самом деле и чего хочешь от этой жизни. Кого хочешь. Сесть рядом с ним? Вновь кожей ощутить тепло его бедра, случайно задеть его волосатую ладонь, вдохнуть запах его дыхания? Это слишком. Но я замираю, не сводя с него полубезумного взгляда. Эдриан улыбается. - Мы тут бухаем, а Рой опять работает. Несправедливо. - Садись уже, - тянет меня за руку Брюс, и я плюхаюсь на диван прямо рядом с ним. – Виски за мой счет. У нас вышел обалденный альбом, круче любого мейденовского. Рой, ты сила. Без тебя ничего бы этого не вышло, - и он вдруг крепко прижимает меня к груди. На секунду его губы задевают мое ухо, и меня обдает волной жара. Я сжимаюсь в комок и стараюсь отодвинуться подальше, но Брюс уже порядком набрался и вряд ли осознает, что со мной происходит, поэтому продолжает провоцировать и накрывает мою руку своей мощной ладонью. Я прикрываю веки, приподнимаю безымянный палец и начинаю медленно поглаживать его пальцы. Его ладонь смыкается плотнее, палец мой двигается чуть быстрее, и я перевожу на Брюса воспаленный взгляд. В его глазах пляшут веселые пьяные черти, для него все это почти что детская забава, и он продолжает играть в игру, суть которой понятна, похоже, одному мне. Впрочем, когда я смотрю в сторону Эдриана, то замечаю некое подобие понимания, сопровождаемого ужасом, на его лице. «Уйди, - настырно думаю я. – Уйди ради бога, не порти это мгновение своим присутствием». Но Брюсу проще раскрепоститься в присутствии друга, он расслаблен и спокоен, его мизинец сплетается с моим в чувственном танце, и вот все наши пальцы переплетены… Я облизываю сухие губы и глажу большим пальцем его ладонь. Он улыбается и поддается. Тогда я смелею, двигаюсь чуть ближе и опускаю другую руку на его бедро. Никакой реакции. Я поднимаюсь выше – медленными поглаживающими движениями, пока ладонь моя, наконец, не достигает заветной впадины. Я закусываю губу и всматриваюсь в его лицо. Он продолжает играть с моими пальцами и перемигиваться с Эдрианом. Боже, как бы мне хотелось сейчас просто стянуть с него штаны и сделать то, что ему уже делали наверняка не один десяток женщин. Уверен, у меня получится гораздо лучше – я мужчина и сам пережил не один неудачный минет. Я точно знаю, что нужно делать. И разве Эдриан мешает мне пойти ва-банк? Эдриан, кажется, давно уже все понял, да и, в конце концов, разве это его дело? Но если я только решусь на нечто подобное, мне больше не увидеть Брюса никогда – он из тех, кто держит свое слово и с легкостью вышвырнет меня из своей жизни навсегда. Медленно убираю руку из его захвата и, пошатываясь, встаю. Я должен досвести этот чертов гениальный альбом прямо сейчас. Солнце врывается в мой мозг сквозь неплотную стену ресниц, и я чувствую, как что-то твердое упирается мне в щеку. Я заснул в студии? Сижу на полу, оперевшись на гриф гитары. Я успел сделать хоть что-нибудь за эту ночь?.. Релиз уже через несколько дней, я опять в чертовом цейтноте, впрочем, как и обычно с Брюсом. Кажется, осталось доделать пару баллад. Man of Sorrows… откуда в нем такая любовь к оккультизму и Кроули? По виду и не скажешь, он все старается выглядеть шутом гороховым. Вот и когда записывал эту трогательную, мучительную балладу, то корчил такие рожи, что мы с Эдрианом едва сдерживались, чтобы не рассмеяться, не дать ему сбиться – он пел божественно. Это был лучший вокал всей его жизни. Лучше мог только Роб. Роб… Хрупкий ангел, столь же далекий от меня, как и прежде. Ангел, чье место временно занято разухабистым демоном. Зигзаги судьбы, ничего не скажешь. Кажется, я прочел ту статью уже через несколько дней после релиза. Ее надо срочно показать Брюсу. Он должен ее увидеть. Критики бьются в экстазе, Мейден повержены, мы победили – мы втроем: двое бывших мейденовцев и я, прококаиненный с неустойчивой психикой и больной любовью. Любовью?.. Черт побери, Рой, что ты такое несешь, тебе бы шлюху снять и прекратить это безумие. Я врываюсь в его дом, сбивая с ног Падди. Она робко жмется к стене, и в голове моей проскальзывает злорадная мысль: только с такой безмолвной тенью и может ужиться Брюс. Его слишком много, чтобы рядом с ним был кто-то еще, обладающий мнением и взглядами. Жестоко, Падди? Ну так ведь это правда, не так ли? Маленькая невзрачная блондинка – и что ты нашел в ней? Разве ты любишь ее? Любишь? Разве таких любят? Она как удобное кресло – как можно любить кресло? Я швыряю газету прямо перед тобой, и ты быстро пробегаешь глазами статью. Лицо твое озаряется торжеством – да, ты не зарабатываешь миллионов, как раньше, но тебя провозгласили гением, ты сделал нокаут членам своей бывшей группы. Стив уже никогда не оправится от подобного удара. Он еще прибежит к тебе умолять вернуться, но ты лишь усмехнешься ему в лицо – все эти мысли, наверное, скользят в твоей голове, пока ты сворачиваешь газету. Черт побери, я ведь совсем забыл, что пластинку услышит и Хэлфорд. Мне начинать ждать звонка? И я жду. Но звонка нет, вместо этого Брюс предлагает отправиться в тур по городам и весям. А у трапа самолета уже стоит Падди с вещами – тень просто не может существовать отдельно от своего обладателя.