Маска Зи

Звонок раздался рано утром, когда я только успел опустить голову на подушку. Перед глазами вновь возникли струны и мои темные пряди, прыгающие над ними, щекочущие шею… - Рой! – скороговоркой закричал в трубку Эдди. – Срочно в студию! Бегом! Дикинсон ее на сегодня освободил, ты успеешь кучу всего записать! - Что? – пробормотал я сквозь сон. – Я только лег. - Ты хочешь проворонить целых двенадцать часов? Завтра он вернется, и ты снова будешь мяться под дверью, ожидая свои очередные полчаса. Марш в студию, говорю тебе, пока она свободна! Я вяло поднялся и побрел к умывальнику. Вот уже несколько недель я пытался договориться с руководством арендуемой мною студии о предоставлении нам с группой более удобного времени для записи, и когда, наконец, был так близок к успеху, что мы готовы были уже праздновать победу, нарисовался этот Дикинсон и отобрал у нас весь прайм-тайм… Нет, конечно, я отлично понимаю студийных воротил: Дикинсон – глыба, одно его имя делает студии рекламу, они готовы писать его бесплатно, но ведь на таких, как я, они неплохо зарабатывают, а я часами просиживаю под дверью, слушая хриплый вокал и невнятные гитары: после ухода из Мейден ему никак не удается найти хороших музыкантов. И вот, наконец, студия свободна на целый день… Я вваливаюсь в нее, сразу встаю за микрофон, перебираю струны, и они, как всегда, откликаются на зов моего сердца. Они умеют не только плакать, как у Харрисона, они издают любые звуки, им подвластно все – вой волков и пересвист зябликов, заунывное пение муэтдинна и журчание ручья. Моя гитара может все, и ей лишь не хватает в пару настоящего харизматичного мужского вокала. И я мечтаю о Робе – может быть, когда-нибудь… Я услышал этот голос, когда мне было всего десять – по телевизору тогда беспрестанно крутили Джудас Прист, и я буквально влюбился в высокого хрупкого блондина, издававшего совершенно космические звуки. С тех пор прошло шестнадцать лет, я пишусь на одной студии с Дикинсоном, но все так же далек от Роба, как и прежде. Музыка рождается на ходу: пальцы бегают по грифу, и я представляю, что вместо струн на гитару натянуты голосовые связки Хэлфорда, и только я один могу ими управлять: движение пальцев – и Роб визжит, согнувшись в дугу, еще одно – и он рычит, другое – его голос срывается на всхлипы. Когда-нибудь он услышит мою гитару и тогда просто не сможет не позвать меня работать с ним, ведь моя гитара создана для него. Я сам создан для него. Я импровизирую, закрыв глаза, но вот я на секунду открываю их и вижу прямо перед собой чью-то густую шевелюру. Шевелюра трясется в такт моей музыке, и я замираю: - Эдди, кто это? Ты же сказал, что студия в моем полном распоряжении! Обладатель шевелюры поднимает голову и хитро улыбается: - Прости, приятель, не смог удержаться. Ты потрясающе играешь. А музыка какая! – и сам Дикинсон хлопает меня по плечу. Кажется, они с Робом друзья. Не могут они не быть друзьями – столько лет вращаются в одной тусовке. Я не имею права упустить такой шанс. Я криво улыбаюсь и киваю в знак благодарности. - Если хочешь, давай поджемуем вместе, - предлагаю ему я, и он тут же подходит к микрофону. Струна визжит, разрывая вязкое пространство, и Брюс визжит в унисон: у него, оказывается, дивный расщеп, как это я раньше не замечал… Я успокаиваю перевозбужденную гитару, перебираю струны, и из-под пальцев моих льется что-то похожее на «Лестницу в небо». Брюс тут же подхватывает, и на этот раз в его голосе сквозит нежность и страсть. Я поднимаю глаза: он откинул голову назад, веки его прикрыты. У него, оказывается, очень крупные ладони, и он водит ими перед лицом в такт моей мелодии. Я громко сглатываю и замираю. Зачем он пришел? - Что-то не так? – Брюс удивленно смотрит в мою сторону. - Мне бы надо успеть записать несколько песен до завтра. А то завтра опять придешь ты, и мне останутся жалкие крохи времени… - Прости, я не знал, - просто говорит он, убирая густые пряди за уши. Никогда не замечал, что у солиста Мейденов такая роскошная шевелюра. Роб-то давно уже остриг свои светлые локоны… - А за микрофоном у тебя кто? Я пожимаю плечами. Да кто придется. Не отвечать же ему, что я все еще мечтаю как-то заарканить Хэлфорда. Теперь, когда он ушел из Прист, задача должна бы упроститься, но она по-прежнему сложна: не могу же я просто заявиться к нему домой и предложить свои услуги неплохого гитариста… - Я мог бы попробовать тебя, если ты не против… Он смущенно улыбается, обнажая кривые зубы. - Кажется, ты читаешь мои мысли. Именно такого гитариста я и искал. Мы джемуем до глубокой ночи, и мои попытки повторить величие Лестницы в небо выливаются в божественное соло. Брюс берет его для своей первой песни со дня освобождения от Мейден. Гимна своего освобождения – Tears of the Dragon. Критики упорно ставят их с Робом на одну ступень, добавляя туда еще и Дио. Дескать, в мире рока есть всего три настоящих вокалиста – Дио, Хэлфорд и Дикинсон. Я никогда не работал с Дио – мне кажется, мы с ним слишком по-разному воспринимаем задачу музыки: не просто сыграть или спеть что-то по-настоящему круто и красиво, но выплеснуть при этом душу без остатка. Чтобы зал восхищался не тем, какую высокую ноту взял мой вокалист или какой виртуозный я сделал перебор, но чтобы они плакали и смеялись. Как было у Планта с Пейджем. Кто скажет, что Пейдж – виртуоз? Но кто скажет, что не он – лучший гитарист нашей чертовой планеты? У них с Плантом на сцене возникала практически сексуальная связь – голоса и гитары. И я мечтал когда-нибудь повторить такое. С Дио у меня бы этого не получилось, он не откликнулся бы на зов моей гитары. Он ни на чей зов не откликается вообще, он просто красиво и мощно поет. Вероятно, именно поэтому он так осточертел в свое время Блэкмору. Бьюсь об заклад, тот до сих пор вспоминает давно потерявшего свой волшебный голос Гиллана, который на сцене становился с ним единым целым… Но Роб… Роб может все. Я как-то подсчитал: он владеет 16-ю разными голосами, столь не похожими друг на друга, что кажется, будто это поют 16 разных людей. С его связками можно было бы вытворять все, что угодно, и если мне повезет и Брюс согласится нас познакомить… Скрещиваю пальцы, выходя из студии: кажется, я понравился Брюсу. Я не поклонник его вокала, как не поклонник вокала Дио. Дио поет слишком безупречно, он похож на дистиллят, в его голосе нет жизни. У Брюса же, напротив, в вокале столько жизни, что его темперамент сбивает с ног. Он перетягивает внимание с моей гитары на себя, его слишком много, он слишком выпячивается. И задвинуть его не получится, таков уж Брюс. Это не вышло даже у Стива Харриса, куда уж мне соваться. Какое-то время я могу побыть его молчаливой тенью, пока не сделаю себе имя в их среде. Но дальше наши пути должны разойтись. Не за этим я пришел на эту планету, чтобы быть аккомпаниатором взбрыкнувшего Дикинсона. Не знаю, понял ли он мой коварный план, но он не подает виду. Каждый день приходит в студию и демонстрирует высшие формы любезности. Он берет на вооружение все мелодии, которые приходят мне в голову, дорабатывает их, на гора выдает текст, и мы тут же пишемся. Кажется, не за горами и альбом. Его альбом. Где я буду значиться всего лишь гитаристом. Но мое имя уже мелькнет на обложке и в титрах. Я уже выйду с ним на сцену, где он представит меня как своего соавтора. И вот тогда меня увидит Роб. Для Брюса я существую исключительно как функция – гитара, саунд, аранжировка, и если я робко приглашаю его после работы зайти в паб, поначалу он кривит лицо. Но затем, правда, соблазн пересиливает сомнения, и мы шагаем по ночному Лондону: мелкий коренастый волосатый Брюс и высокий черномазый латинос – я. В такие моменты мне кажется, что я мог бы с легкостью подхватить его на руки, и это мне ничего бы не стоило: настолько небольшим он кажется. Но если я даже и попробую вытворить нечто подобное, боюсь, мне обеспечен перелом челюсти: с Брюсом такой номер не пройдет. У него стальные мышцы и стальная воля, приправленная железобетонным характером самого дьявола. Скорее он скрутит меня в дугу, чем я коснусь его хоть пальцем, и осознание этого отчего-то повергает меня в отчаяние: сложно работать с человеком, с которым не выстроить простых человеческих отношений. Мы идем в паб, и я искренне надеюсь, что после пары стаканов виски он пойдет на контакт, и я смогу расспросить его про Роба. Но он заказывает пиво, напиток для мальчишек. Я же беру виски: пусть хоть я опьянею в эту ночь. Три стакана выпито в тишине, и он идет отлить, а я поспешно прошу бармена налить ему четвертый, но лишь до половины, остальное разбавляю Джеком Дэниэлзом и жду его возвращения. Он садится за стойку и разом опрокидывает в себя припасенный стакан с секретом, от неожиданности закашливается и удивленно смотрит на меня. - Ты что-то долил туда? - Расслабься, Брюс. Мы же дописали альбом и должны это отпраздновать. Вот, сейчас его крупный волосатый кулак прилетит мне в физиономию. С Брюсом так не шутят. Я зажмуриваюсь и жду своей участи, но он лишь добродушно хлопает меня по плечу. - Ладно, Рой, ты прав, черт побери. Бармен, еще виски! Пойдем в тот угол, поболтаем. От неожиданности я спотыкаюсь и прикладываюсь лицом к стойке. Брюс хватает меня за плечи и обеспокоенно осматривает. Кажется, из носа у меня хлещет кровь. Он ведет меня в туалет: я едва держусь на ногах, приводит меня в порядок и ведет назад – в самый темный угол паба, где нас ждет бутылка Джека Дэ. Брюс в эти минуты чертовски красив, и как я раньше этого не замечал. Его густая шевелюра рассыпалась по плечам, взгляд расслаблен, крупные пальцы перебирают запотевший стакан… - Брюс, - бормочу я, - скажи мне, зачем он ушел из группы? - Кто? – удивляется Дикинсон, и в его карих глазах пляшет тяжелое темное пламя. Я шумно сглатываю. - Роб. Зачем он ушел из Джудас? - Кажется, не я должен быть здесь, приятель? – усмехается Брюс. Мое сердце бьется, как безумное. Не ты? Не ты, черт побери! Здесь должен быть он! Но твоя чертова шевелюра закрывает сейчас от меня весь мир. - Роб решил, что он может все сам. Такое бывает – когда тебе надоедает быть частью большого целого и ты сам хочешь стать целым. В конце концов, что осталось у Прист после его ухода? Я его понимаю. - Понимаешь, потому что сам ушел? - Я ушел по другой причине, - внезапно грустнеет он. Я и не заметил, как он опустошил целый стакан. Пламя в его глазах становится почти черным, и мои внутренности скручиваются в тугую пружину – тронь, и меня разорвет на части. – Роб всегда делал то, что хотел. Пел то, что хотел. С ним в Джудас всегда считались больше, чем с остальными. - Можно подумать, у тебя в Мейден было не так! Попробовал бы Стив не учесть твое мнение! – насмешливо процедил я. - Лишь отчасти, - покачал он головой. – И с моего согласия. Я же понимаю, что такое Мейден и чем они должны оставаться, чтобы не растерять популярности. Но это не то, чем хотел бы быть я. Мой уход взаимовыгоден – Стив нашел более сговорчивого вокалиста, а я обрел свободу делать все, что угодно. Хочу петь рэп – буду петь рэп. И никакой Родни Смолвуд мне этого не запретит! – и Брюс поднял руку и издал победный клич. Тугое кольцо внутри меня сжимается все сильнее, я ощущаю его до болезненных спазмов. Я тяну руку к Брюсу, касаюсь его каменных мышц, а он лишь пьяно улыбается. - Ты познакомишь меня с ним? – мои пальцы скользят ниже – к локтю, волосатому запястью и смыкаются на его мощной ладони. - Хочешь работать с Хэлфордом? – усмехается он. – Вот выйдет альбом, и нам с ним будет о чем говорить, он сможет оценить твою работу. Альбом уже готов, вот-вот появится на прилавках, и в темноте бара я тщетно жду предложения Брюса о дальнейшем сотрудничестве, но он лишь пьет, даже не глядя в мою сторону. - Хэлфорд – бог, - ни с того ни с сего произношу вдруг я, прекрасно понимая, чем мне это грозит. Но Брюс лишь улыбается. - Думаю, он даст тебе шанс, парень. Кажется, он настолько самоуверен, что дифирамбы его собственного продюсера в адрес Роба совершенно его не трогают. И тогда я продолжаю. - Такого вокала нет ни у кого. Я хотел бы обладать им, хотел бы, чтобы он звучал в унисон с моей гитарой… Я жду, что Брюс спросит, а чем же плох он сам, но он молчит. Моя речь, кажется, совсем не задевает его самолюбия. - Роб и вправду крут. Я искренне желаю тебе успеха и сделаю все, что смогу, чтобы свести вас, - в голосе его не слышится ни капли фальши, и боль снова пронзает мои внутренности. - Но почему? – не выдерживаю я. – Тебя не смущает, что я хочу уйти к Робу? После всего? - Каждому свое, парень, - пожимает он плечами. – Если твоя гитара настроена на голос Роба, значит, мне надо найти того, чья гитара запоет для меня и только для меня. Да и, кроме того, такой человек уже существует, просто я слишком долго открещивался от этого факта. - Кто он? – поперхнулся я, убирая ладонь с его руки. - Эдриан. Он первым понял, что с Мейден мы идем разными путями. Это я еще три года бултыхался в жиже, а его гитара все это время ждала меня. И ждет до сих пор. Эдриан Смит. Ну куда мне тягаться с ним. Разумеется, Дикинсон всегда будет делать ставку на него: они ведь прошли в Мейден огонь и воду и понимают друг друга с полувздоха. Тогда почему сейчас в этом баре с ним сижу я, а не Эдриан? Я снова сжимаю его ладонь и приближаю к нему лицо. - Тебя не устраивает моя игра? – мои волнистые пряди скользят вниз, сплетаясь с его потной шевелюрой. Он не убирает лица. - Кажется, именно ты сейчас заявил, как хочешь играть с Робом. Пружина внутри меня сжата до предела. Одно слово, одно неосторожное движение… И вот оно сказано, щелчок, и все внутри меня рвется на части. Я рывком поднимаюсь и сажусь прямо рядом с ним. Его это отчего-то не удивляет, он лишь отодвигается, освобождая мне место. Я снова приближаю лицо к нему, вдыхая потный аромат его прядей – такой грубый, такой мужской… Он не отводит глаз. В темноте паба они стали совсем черными, да и виски давно уже сделал свое дело. Мои длинные кудри щекочут его лицо, он улыбается и убирает их, слегка задевая меня шершавыми волосатыми пальцами. Я перехватываю его руку, сжимаю ее в своей, а затем подношу к своим губам и касаюсь языком его указательного пальца. Он удивлен, но руку не отдергивает, лишь с интересом наблюдает за мной. Я осторожно беру палец в рот и поднимаю глаза, чувствуя, как внизу живота назревает давно дремавший вулкан. Кажется, до Брюса начинает доходить суть происходящего, но он слишком пьян, чтобы ужаснуться. Я беру в рот средний палец, слегка посасывая его, а рука моя скользит к ширинке Брюса. Он не возбужден – да и как я мог на это рассчитывать? Он ведь не Роб… Я мягко убираю его руку в сторону, двигаюсь еще ближе – он зажат между мной и стеной, но лишь усмехается. И вот мои губы находят, наконец, его влажный пахнущий пивом и виски рот, я сжимаю Дикинсона в объятиях, проникаю в него языком и на несколько долгих секунд проваливаюсь в жерло вулкана, готового вот-вот извергнуться и сжечь нас обоих. Еще секунда, и я получаю точный удар под ребро и кубарем качусь на пол, а Брюс невозмутимо вытирает рукавом рот. - Тебе пора завязывать, Рой. Хэлфорд тебе уже везде мерещится. Шел бы ты домой. Я вызову такси. Мне мерещится Хэлфорд? Черта с два. Хэлфорд не ударил бы меня под ребро. Хэлфорд не прогнал бы меня домой. Хэлфорд ответил бы на мой поцелуй и возбудился бы от моих ласк. Хэлфорд – бог, а ты его жалкая пародия. Я покачнулся и вышел из паба, даже не посмотрев в его сторону. В студии я появляюсь ровно через неделю – навести последний лоск на уже готовый альбом Balls to Picasso. Брюс там не появится: ему тут уже нечего делать, по его части все уже давно отработано. Но только я успеваю сесть за пульт, как открывается дверь, и на пороге стоит сам, собственной персоной. Мои пальцы предательски дрожат, но я делаю вид, что не замечаю его, продолжая крутить ручки динамиков, делая громче. Но и из них доносится его мощный голос – мне некуда скрыться от него. Я прикрываю веки в попытке сосредоточиться, не думать ни о чем, а еще меньше – о том, что произошло неделю назад, но осторожный кашель за спиной заставляет меня вздрогнуть. Все-таки Дикинсон не захотел оставаться незамеченным, не тот это человек. Я оборачиваюсь и стараюсь выглядеть удивленным. Впрочем, думаю, у меня это плохо получается. Краска бросается мне в лицо, и я тут же отворачиваюсь. Дыхание сбивается, пульс готов разорвать артерии в клочья… - Все путем? Я только киваю, моля всех богов, чтобы он ушел. Но он садится рядом, отодвигает пряди с моего лица и внимательно за мной наблюдает. - Рой… - Если ты хочешь поговорить о том, что случилось неделю назад, - палю очередью я, - то не стоит беспокоиться. Ты был прав, мне всюду мерещится Роб. Познакомь уже меня с ним, - я игриво улыбаюсь, пытаясь одним махом разрубить гордиев узел. - Это не проблема, - кивает он и тепло улыбается. – Я хотел поговорить о другом. Эдди сказал мне, у тебя большие долги? - А вот это как раз не проблема, - буркнул я. – По крайней мере, не твоя. - Не сомневаюсь, - одергивает меня он. – Доходы с альбома разделим пополам, но вряд ли мы заработаем миллионы. Ты же понимаешь, я не Мейден. - Ты лучше, - вырывается вдруг у меня, и я тут же замолкаю. Он снова улыбается, принимая мои слова как должное, но по глазам его читается, как неожиданна и приятна для него эта похвала. - Откуда долги? – переводит он разговор. - Это неважно. Брюс, мне надо досвести тут кое-что, времени совсем мало до релиза… - Успеешь, - он накрывает мою руку своей огромной ладонью, и я на мгновение ощущаю себя хрупкой барышней – даром, что я почти вдвое его крупнее. Я не смею пошевелить ни одним пальцем, боясь спугнуть его дружеский порыв. – Говори, что там у тебя за проблемы, - меня пробирает дрожь, я встаю и отхожу в угол, пряча лицо. – Говори уже, Рой! Мы все же не чужие. - Занял не у вполне честных людей, - выдавил я едва слышно. - На что? – Брюс подошел совсем близко и развернул меня лицом к себе. Такой маленький и такой сильный… Меня накрывает волной нежности, и я едва сдерживаюсь, чтобы снова не сжать его в своих объятиях. Наверное, он чувствует исходящий от меня жар и осторожно отступает, но по-прежнему смотрит мне прямо в глаза. - На кокс, - едва слышно отвечаю я и даже рад тому, как на лицо мне скользнули кудри, скрывая мой позор. Молчание. Лучше бы он дал мне под ребро, как в тот раз. Лучше бы засветил в пах или смачно выругался, как он это умеет. Но он только молчит. И не сводит с меня глаз. - Рой, мы будем писать новый альбом, - начинает он тихо. – Но у меня два условия. Даже нет, это требования. Ты завязываешь с наркотой прямо здесь и сейчас. С твоими долгами мы расплатимся. Если тебе понадобится реабилитация, я помогу. Но я больше не желаю ничего слышать про кокс или что-либо подобное. Что скажешь? Я кивнул и сглотнул, обреченно тряхнув кудрями. - А какое второе условие? - Ты знаешь какое, - твердо произнес Брюс, и его голос в тишине прозвучал, словно скрип гильотины.