Девчонка с нашего двора

      Какое самое любимое развлечение в детстве у мальчишек всего мира? Как правило, больше никто ничего так не любит, как гонять мяч. Маленький восьмилетний Ярик исключением не был. На его радость и счастье, прямо за неделю до летних каникул его подкосила простуда, и, так вышло, что он отправился отдыхать на несколько дней раньше своих одноклассников. Какая же его брала гордость, что все еще коптятся в школе, оценки за четверть исправляют, а он уже отдыхает вовсю, ну, не считая тех трех дней, когда ему действительно пришлось просидеть дома с простудой. Одна была проблема: днем во дворе было абсолютно пусто, и делать откровенно нечего, а их скучный двор был полон мамочек с колясками, причитающих бабулек на лавочках, да мелюзги, копающейся в песочнице.       Вот и пинал Ярик мяч остервенело в стену дома, что с каждым ударом он отлетал все дальше и дальше, так и норовя попасть в какую-нибудь зазевавшуюся жертву. Жертвой мяча Ярослава пала соседская машина с сигнализацией, надрывающейся в то время, как его отчитывали все, кому не лень. Приходилось стоять, слушать нотации, делать очень печальный вид да переживать, что рядом как некстати нет его закадычного друга — Стёпки, который тотчас бы уболтал недовольных соседей, и все закончилось бы благополучно.       В конце концов мальчонку с миром отпустили, и он в растерянности искал по двору свой мяч. Его взгляд остановился на маленькой девочке, лет трех, со светлыми слегка растрепавшимися косичками, торчащими в разные стороны. На конце косичек были маленькие кисточки, как на ушках у белки, только кудрявые. Она держала мяч и смотрела на Ярика большими глазами синего цвета, такого темного оттенка, что они ничуть не уступали по темноте карим глазам Ярослава. Взгляд ее был серьезный, оценивающий и как бы сомневающийся: «А это точно твой мяч?».       Ярослав улыбнулся и протянул к своему мячу руки, девочка тут же оживилась, подарив ему беззаботную улыбку, и отдала мяч. После постыдного поражения в войне со стеной и машиной соседа Ярик уже собирался покинуть поле боя и пойти домой до самого вечера, но девчонка все никак не уходила. Она была как раз в том возрасте, когда уже очень хочется играть со взрослыми детьми, но пока за ними не успеваешь и немного стесняешься. Ярослав еще прекрасно помнил себя в этом возрасте и решил, что надо поддержать малую:       — Привет! Спасибо за мяч. Меня Ярик зовут, — и подмигнул девочке.       Девочка даже рот от удивления приоткрыла — ничего себе! — с ней разговаривает взрослый мальчик, такой большой, и вдруг разговаривает.       — Меня Ксюша, — совсем тихим нерешительным голосочком проговорила она. Ярик еще немного посомневался: стоит ли связываться с мелкой, а потом плюнул на все и позвал ее играть — больше все равно не с кем. И она ожила, словно заводная, она носилась с ним по двору, залезая на все горки, во все кусты и играя в мяч как заправский футболист. Её звонкий смех колокольчиком переливался в ушах мальчика. Она была его другом — только ЕГО.       А потом пришел тот день — первый день каникул. И во двор хлынули все его дворовые друзья: и Стёпка, и Славка из параллельного, и Соня с Лизой, приставучие подружки, и Витька, на год младше, и Серега, из третьего подъезда. Яр боялся, что его девочку затопчут, не возьмут с собой играть или обидят. Или вдруг он сам заиграется и забудет про нее, хотя это вряд ли. Но вышло все с точностью до наоборот.       Стёпа и Ярослав сидели на невысоком заборчике, ограждавшем их двор, и перочинными ножиками затачивали новенькие стрелы для их еще не готового, но уже желанного лука. Босыми ногами по траве за детским мячиком неслась Ксюша.       — Стёпа, смотри — это Ксюша. Ксюша, иди к нам! — Ксенька хитро улыбнулась и с удовольствием побежала играть с мальчиками в футбол. Стёпа был настоящим рыцарем: защищал от неудачно летевшего мяча, уступал ей, подыгрывал. Ярика страшно это злило, ведь он знал, что Ксеня и сама может за себя постоять и гоняет не хуже их самих, когда они такими же малышами. Стёпа умничал и воображал, как думал Ярик, поскольку он ходил на футбол, а Ярослав нет, поэтому утверждал, что и играл он лучше. Стёпа прямо так ему при Ксюше и сказал. И стало так обидно, что какая-то искорка обожания в Ксениных глазах может погаснуть, что не он один такой хороший большой мальчик есть вокруг нее.       Так Ксюша прижилась в их дворовой компании, будто всегда с ними и играла, будто и не было этой разницы в пять лет. И Стёпка, и Славка, из параллельного, и Соня с Лизой, приставучие подружки, и Витька, на год младше, и Серега, из третьего подъезда — все полюбили ЕГО Ксюшу. И не такая уже она была и его. Будто разделила дружбу на кусочки, а ему достался лишь самый маленький, а хотелось, как вначале — целиком и полностью, чтобы Ярик был первым и единственным и главным другом для нее.       А потом, когда Ксеньке были около семи лет, она увидела, как Яр разбил одному мальчишке нос. И увидел он ее в глазах страх — она его испугалась - друга своего. Даже не поняла, глупая, что он из-за нее дрался. Ведь тот мальчишка хотел в рюкзак ей дохлую мышь подложить, а она сторониться Ярослава стала, так ему казалось. А может, потому что подрастали ее друзья-ровесники и больше не нужна была такая взрослая компания маленькой девочке.       Так постепенно ушла Ксюша из их компании — разные интересы. Но каждый день маячили у Ярика перед глазами ее пшеничного цвета кудряшки. Ксеня и Ярик все еще сохраняли свою дружбу: так искренне радовались друг другу при встрече, приветливо здоровались и иногда даже болтали о пустяках при встрече, поздравляли с днями рождения и дарили самые лучшие подарки.       А потом как-то подросшие мальчики провожали со школьной дискотеки Лизу и Соню — приставучих, и одну из них Яр целовал у подъезда, когда Ксеня как раз из него выходила и посмотрела на него как на предателя, так, что внутри будто оборвалось что-то. Стёпка только посмеялся над ней тогда:       — Идем-идем, мелкая, нечего смотреть как взрослые целуются, а то еще травму какую-нить получишь, психологическую, — снова выделывался Стёпа, уводя девочку. А Ярославу хотелось его за шкирку от нее оттащить, а Ксюшу сгрести в охапку, обнять и успокоить, что он только ее друг, и играть целый день только вдвоем, как тогда в первый день в детстве. Только кто же его поймет: шестнадцатилетнего парня, который к одиннадцатилетке подкатывает.       Но девчонка ему нравилась и с каждым днем все больше и больше. Она росла, черты лица из ребяческих превращались в миловидные девичьи. Фигурка приобретала первое подобие женственности. Но неизменным в ее лице оставались огромные темно-синие глаза, беззаботная улыбка, и светло-русые кудри, которые теперь волнами лежали на ее плечах. А вот Ксюша как будто нарочно стала его избегать и игнорировать, притом, чем дальше — тем хуже. В конце концов, она просто стала проходить мимо, забавно вздернув маленький носик, не здороваясь и всем своим видом показывая, что не признает сам факт его существования. Ярослав молча бесился и рычал, списывая странное поведение на начало переходного возраста и все такое.       Тем летом Ярослав, только закончивший в школу и уже почти студент приличного ВУЗа, довольный и гордый собой возвращался домой с поздней электрички с хорошими новостями, чтобы отпраздновать с родителями новость о поступлении. У подъезда его ожидала картина, один в один как после той самой злополучной дискотеки, только действующие лица поменялись. В одном из укромных уголков, прижимаясь к стеночке, стояли Ксеня и какой-то малолетний ублюдок, чьи руки вполне по-хозяйски расположились на ягодицах девочки. И он целовал ее так, как Ярослав и помыслить в самых бурных фантазиях не мог себе позволить: она же ребенок!       — Отвали от нее, — две пары глаз невинно и непонимающе уставились на него, будто ничего такого из ряда вон выходящего и вовсе не происходило.       Опомнился Ярослав, когда парнишка скрючился на полу, придерживая челюсть.       Ксения метнулась к нему на помощь, но Ярослав оказался быстрее: грубо дернул ее на себя и потащил к лифту. Пока ждали лифта, он не выпускал ее запястья, крепко стискивая его в своей ладони. Гнев переполнял его и выплескивался через края. Он буравил своими черными глазами пол под ногами, словно лазером прожигая в нем дыру. Как только они вошли в лифт и нажали кнопку ее этажа, Ксеня заговорила:       — Ты что творишь, придурок, пусти меня! — девочка храбро смотрела на него своими широко распахнутыми глазами и тяжело дышала. А Ярослав не мог думать ни о чем, кроме как о руках этого ублюдка у нее на заднице и о его языке у нее во рту.       — Тебе тринадцать, Ксень, это что ТЫ творишь? Ты же вешалась на него как малолетняя потаскушка, — отчитывал ее Ярослав, не замечая, как в злых от досады глазах девчонки по каплям начинали собираться слезы.       — Я не ребенок! Себя вспомни. И не надо тут из себя святошу строить: я знаю, что ты с половиной девчонок из школы перетрахался!       — Что?!       Конечно, святым Ярослав не был, но и до такого не опускался, а вот кто наговорил его девочке таких глупостей, было интересно.       — Да то!       — А тебе обидно, что среди них тебя не оказалось? Ведешь себя как… — Ярослав успел вовремя затормозить поток нелицеприятных слов, от злости со скоростью света вылетающих из его уст.       Лифт звякнул на нужном этаже, и Ксеня как ошпаренная выскочила из кабинки, а он остался стоять как в воду опущенный и ничего не мог понять. Недалеко раздавались тихие всхлипы, звук открывающейся двери и негромкое:       — Что случилось, дочка?       Его сильно ранили боль и обида в ее взгляде. Неужели, она так расстроилась из-за того, что он оторвал от нее этого придурка. А вдруг у них было серьезно? Ярослав был готов сам себе настучать по голове за свой вспыльчивый характер и, чтоб больше не чесались руки, со всей силы долбанул кулаками по стенке лифта. Выпустив пар, он спустился, извинился перед тем парнишкой, но предупредил, чтоб руки на малолетку больше не распускал.       Месяц Ярослав избегал Ксению, боялся, наверно, увидеть разочарование, ненависть и презрение в ее глазах, хотя куда уже больше. А потом он уехал учится. Когда вернулся на каникулы, с твердым желанием извиниться и попытаться начать все (хоть что-нибудь) с чистого листа, узнал, что Ксения с семьей переехали, и как-то так получилось, что не было никого, кто был бы в курсе куда. С тех пор Ксения была лишь воспоминанием.