Это было в Краснодоне

      На небе медленно вспыхивали бессчетные звезды. Иван сидел на крыльце, смотря ввысь, в глазах его находили свое отражение небесные светила. Они казались ему такими хрустальными, хрупкими, безмолвными, словно ночной бог проглотил весь шум, спрятав самые красивые души внутри холодных звезд, чтобы те играли ночью, сияли, отливая лишь легкий, пугливый свет. Где-то там, выше всех, ярче всех, как самоцвет переливалась заветная путеводная звезда, в которой жили все Ванины мечты. Сейчас они перемешались, подобно мыслям в его голове. Так сложно поверить, что кто-то преодолел все мыслимые и немыслимые законы, оказавшись в прошлом, с этим еще сложнее представить себе будущее. Он подумал, что самое неприятное, больное, оказаться в годы страшной, зубастой войны, смотря на страдания своего народа. Конечно, ему тоже было нелегко, но ему это было предначертано. В сердце отозвался голос Саши, ее слова о будущем, — Послушай, там много подделок, много лжи и моральной разрухи, но даже среди этого можно найти свет, если стремиться к нему. И ты знаешь, я бы хотела родиться раньше на много-много лет, чтобы увидеть настоящий мир, почувствовать настоящую любовь и дружбу. Мое желание сбылось, я здесь, пусть я вижу войну, но я чувствую борьбу и нежелание пресмыкаться, — Она сказала это искренне, посмотрев в его глаза, он не успел разглядеть в ее дегтярно — черных глубинах самых кричащих эмоций.       Александра смотрела на то же небо сквозь окно, сложив руки перед собой. Она видела те же звезды: алмазные, жемчужные, лучистые и недосягаемые. Невольно вспоминаются строки из-под руки Маяковского: «Если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!» Да, ей было это нужно, подобно воздуху девушка вдыхала эти крупинки, оставляя частички звезд внутри. Смотря на небо, ей казалось, что она смотрит на внутренний мир целого мира, но больше всего ей виделся в тусклом свете Иван. Неужели она действительно попалась в ловушку чувств? Хуже любви может быть только больная любовь, но лучше любви нет ничего.       Алена сидела, поджав ноги под себя, сквозь легкую белую занавеску она вглядывалась вверх, выше к синеющему небу. В доме было тихо, так тихо, что она слышала биение своего сердца. Она все думала об Антоне, он никогда не казался ей холодным и отреченным, скорее он был, как айсберг, в глубине которого скрывались ледяные тайны, а может такое же сердце билось под тесками снега. Девушка невольно вспоминала московские дни, тренировки и уроки. Она вспомнила, как Антон часто оставался в зале поздно вечером и колотил грушу до белых костяшек, она никогда не спрашивала, что заставляет его так делать, словно он пытается выплеснуть себя с каждым ударом. Здесь все казалось другим, даже другие мысли приходили в голову, Алена не думала о будущем, словно оно предельно точно, четким планом лежало перед ней, она куталась в прошлое и так хотела остаться в настоящем. Такое хитрое сплетение времени порождало новые, забытые эмоции.       Сам Антон уже лежал в кровати, убрав руки за голову, он впервые за долгое время не думал ни о чем. В его жизнь так въелось правило «работы превыше всего и в ней нет места чувствам», что все человеческие ощущения покидали его, оставляя только железный стержень. Порой он ругал себя за это, всегда грузом человечности, солнцем и счастьем для него была Алена и, черт возьми, как же сложно это показывать, как же тяжело преодолевать бесчувственный барьер. Он лишь гадал, возможно ли это вообще и нужно ли это ему.       Илья и Олег умело перепрыгнули маленький заборчик, оказавшись на проселочной дороге. Воздух на улице был свежий, приятный и слегка прохладный. Ребята тихо вышли к полю, которое выглядело как большая темно-синяя полоса, схватившая Краснодон. — Слушай, а какая она Москва в будущем? — Оживился Олег. — Красивая, — ответил Крамской, вспомнив шумные парки, тихие аллеи, которые прятались среди улиц города, он ясно увидел центр города, такой оживленный, светлый, но роднее всего ему были серые панельные домики, огни которых загорались в квадратных окнах, отбрасывая блики на деревья. Атмосфера Москвы, когда прохожих становится меньше, реже мелькают машины и виднеется вывеска «Кофе с собой» не может не покорить. — А что там есть? — С детским любопытством продолжал Кошевой. — Да все что хочешь, — улыбнулся Илья, — абсолютно все, это же Москва. — Какое оно будущее? — Через некоторое время снова спросил Олег, лицо его стало серьезным. — В каком плане? — Свел брови Илья, — машин летающих нет, в космосе первым был Юрий Гагарин, войны нет в нашей стране, в других есть, политическая обстановка не стабильная, но жить можно. Вообще, хорошо, но я тебе так скажу, упадок культуры знатный, она больше никому не нужна, как высшее образование, теперь все работают онлайн. — Встретив непонимающий, обескураженный взгляд друга, Илья тут же принялся объяснять, — появилась такая всемирная компьютерная информационная сеть Интернет называется, в нем можно найти все-все-все не выходя из дома, посмотреть любой фильм, скачать книгу, послушать музыку, да хоть узнать сколько кошек живет и Англии, кстати, и Англию посетить тоже можно. Если кратко, то можно все, но при этом некоторые важные вещи исчезают. — Илья замолчал, нахмурившись, — в общем, все просто и сложно в одно время. Олег тоже шел молча, ловя каждое слово, запоминания и пережевывая, пытаясь представить в красках, как же выглядит этот новый, совсем другой мир. — Ваня! — Крикнула Саша, резко сев в кровати, тяжело дыша, она провела руками по лицу, пытаясь прийти в себя после увиденного во сне. Александра сидела, прижав ноги к груди и обхватив их руками. Через маленькое окошко в холодную комнату с голыми, каменными стенами залетал ветер, вечный странник он видел немало горя и счастья. Девушка смотрела на эти страшные стены, в которых застряла немая боль, глухие, последние слова. Тут тяжелая железная дверь с шумом открылась, и полоска желтого цвета отразилась на полу  — Принимай! — Гаркнул неприятный мужской голос, с силой кинув Ивана внутрь. Юноша не был похож на себя. Сильные кровавые раны изрезали все тело, одежда клочьями свивала, прилипая к свежим местам ударов. Он с трудом видел, в глазах лишь изредка мелькала былая сила, острота, нет они не покинули его душу, они медленно угасали. Земнухов упал на тонкий слой сена, устилавший пол, прикрыв глаза. — Ваня, — тихо произнесла Пожарская, протянув к нему руку, — Ваня, — повторила она, но тишина была ей ответом. Девушка вытирала слезы, сидя рядом с ним, осторожно обматывая больные места оставшейся белой тканью, которую когда-то передали. — Пообещай, когда меня не станет, — раздался хриплый голос Ивана, — просто пообещай мне, — с трудом говорил он, чувствуя, как тяжело дышать. — Не говори мне этого, — взмолилась девушка, подняв голову вверх, туда, где должен быть Бог, но в застенках камеры его не было. — Что случилось? — В комнату вошел взволнованный, немного сонный Ваня в домашних штанах и кофте, он потер глаза. — Ничего, просто сон плохой приснился, — Саша поднялась с кровати, коснувшись босыми ногами пола. — Я посижу с тобой, — Иван присел на край кровати, — расскажи, что тебе приснилось и сразу станет легче. — Я видела как бегу. Быстро, что обгоняю все вокруг и тут, раз, — девушка сцепила ладони, — падаю, несколько секунд и темнота. — Соврала она. — Такое бывает, — по-доброму сказал Ваня, — не бери в голову, давай лучше спать ляжем. — Конечно, — кивнула Александра, чуть дернув уголками губ, — доброй ночи. — И тебе, пусть кошмары не тревожат, — прикрывая дверь, произнес молодой человек. Пожарская лежала, смотря в одну точку, мысли испарились, в голове остался лишь сон, который был так похож на реальность, что сердце ее сжималось, боялось и чувствовало приближение беды.       Утром, когда солнце чуть коснулось водной глади, по которой струился туман, ребята собрались под балкой, кутаясь в свои куртки. Алена стояла возле самого края воды, смотря вдаль, где сквозь серую дымку виднелся другой, более крутой берег. В воздухе витал неподвижный, чуть тревожный покой, нарушаемый тихими разговорами ребят и далекими криками птиц. — Я не понимаю, что творится, — начала Александра, только подойдя к подруге, — мне снился Ваня после пытки, как он просил меня что-то пообещать, мы были в одной камере и, конечно же, в этом было мало приятного, я испугалась, — на одном дыхании выпалила черноволосая, — испугалась за него, — тише добавила она. — Хм, — протянула Абрамова, — ты просто очень эмоциональная натура вот и перебрасываешь самую страшную часть «Молодой гвардии» на себя. — Не все так просто, Ален, — выдохнула Пожарская. — Эй, девочки, чего шепчетесь? — Весело спросила Любка, сбегая вниз с пригорка, — идем туда, кое с кем вас познакомлю. Под балкой стоял Сережка, упершись руками о вверх доски, рядом с ним, держа в руках карандаш и бумагу, стоял Иван, в середине Олег и Виктор, чуть дальше Антон и Матвей, а вечно спящего Илью оставили дома. «Не буди лихо, пока оно тихо» — Сверкнул глазами Сережка, выходя из дома Олега. Матвей подошел к девочкам, — ну наконец-то увиделись, — улыбнулся он, обняв каждую. Тут из-за балки появился мальчик не высокого роста, с каштановыми волосами, маленькими, бегающими глазами. Своим видом он не показывал мужественности, скорее напротив, выглядел, как трясущейся и поджимающий хвост пес. — Хочу познакомить вас с Геной, — начал Виктор, представляя нового знакомого. Матвей видел, как напряглась Александра, метнув взгляд на Гену, он заметил, как дернулись желавки на руках Антона и с какой отдаленностью, с призрением на него глядела Абрамова. Эти мимолетные жесты вряд ли были заметны остальным, но точно понятные Матвею. — Привет, — отозвался Гена, убрав руки за спину. — Вот, познакомься с нашими гостями, — оживился Олег, поочередно представив каждого. Гена безучастно кивнул каждому, отойдя в сторону и замолчав. Все то время, как обсуждались дальнейшие планы он молчал, лишь изредка поддерживая или отрицая предложения сухо и коротко. Ничего примечательного в нем не было, не было ни цепляющего взгляда, полного храбрости и решительности, это скорее напрочь отсутствовало. Александра не сдерживала горячий, презрительный взгляд в его сторону. Под напором ее глаз, Геннадий сильнее вжимался вглубь. — Тише, Саш, — слегка одернул ее Матвей, — я все понимаю, но не время. — Не время, — тут же повторила она, не смотря на друга, — да знаю я. — Саш, пойдем пройдемся, — тут же громко сказал Добровольский. — Хорошо, — кивнула она, бегло взглянув на Ваню, который сразу опустил глаза в листок, шумно выпрямив его.       Солнце уже поднялось в небо, слабо освещая золотые колосья, едва излучая тепло. Легкий ветер перебирал кудрявые волосы юноши, залетал под фуражку. Матвей молча, чуть сжав губы смотрел под ноги, как трава прогибается под его шагами, прижимаясь к земле. — Что-то случилось? — Спросил он, не поднимая глаз. — Много чего, — на выдохе ответила девушка, — ты знаешь, странно себя чувствую в последнее время. — Чуть помолчав, она добавила, — может, я головой поехала? Матвей скрыл легкую улыбку, — то есть как это ты так? Саша заправила черную прядку волос за ухо, думая какие подобрать слова, — мне сложно все рассказать. — Попытаешься или в другой раз? — Матвей говорил спокойно, он умел быть ненавязчивым, иногда это слегка граничило с безразличием, словно он был так далек от всех проблем, но ради вежливости отдаленно поддерживал диалог. — Не знаю, — голос девушки звучал сбивчиво. — Знаешь, Антон бы сказал тебе, что ты слишком, — он на секунду замолчал, поправив очки, — отдаешься эмоциям и сказал бы, что зря, но я так не скажу. — Юноша чуть дернул уголками губ, — но ты подожди, не уходи с головой ни во что. — Как ты все подмечаешь, — хмыкнула Александра. — Технарь все-таки, — Матвей улыбнулся, на щеках выступили ямочки.       Ребята решили расходиться, Гена ушел первым, после него Витя, который в этот день ощущал большой прилив сил долго не мог распрощаться со всеми, но взяв Любу под руку поднялся к домам. Сережка сидел на траве, задумчиво пожевывая во рту колосок, он смотрел как широко разливается вода, каким ясным, свободным потоком она убегает на встречу горизонту, ему вдруг стало завидно от того, что не может он так же бежать с ветром куда вздумается. Как же стало не приятно от мысли, что еще месяц назад перед ним была такая же полноводная, игривая река, а он был как она, вместе с ней живым, быстрым механизмом, полным свободы и мира. — О чем думаешь? — Олег сел рядом с другом, проследив за его взглядом, посмотрел на воду. — О всяком таком, от чего становиться так грустно и, — Сережа махнул рукой, выбросив колосок, — паршиво. Вот у меня не кошки на душе скребут, а крысы, понимаешь? Иногда я посмотрю на все вокруг, а вдруг я завтра проснусь, а нет этого. Нет больше ничего, даже меня может и нет. Ты только не подумай, что я струсил, — сбивая горячую речь, сказал Сергей, — я только боюсь того, что все исчезнет в войне. Олег молчал, плотно сжал губы и не мог он думать ни о чем другом теперь. Слова товарища такие пронзительные врезались ему в сердце стрелой, — да как это исчезнет? — Очень просто, — голос Тюленина был подавленный, — измениться, как и мы, превратиться в немецкую подошву и все тут. Я только этого боюсь, от того и не хочу этого, Олег. — Страшно это, — чуть заикаясь, протянул Кошевой, — но мы же боремся, Сережка не просто так, — говорил он воодушевленно. — Верно, — глуховато согласился Сергей, — в конце концов, у нас есть то, что никогда не заберут, потому что мы не отдадим, — более живо, но с легкой грустью сказал он, поправив кепку.       Ночь медленно накрывала Краснодон холодной шапкой, листья шуршали и шептались. В домах редко горел тусклый свет, а на улицах слышалась немецкая речь и пьяные возгласы полицаев. Наступил комендантский, запретный час. Александра аккуратным почерком выводила текст листовки, периодически заправляя прядки волос, выбивающихся из хвоста. Ваня сидел рядом, ссутулившись так же писал листовки. Голос Москвы застыл в доме Олега, став центром информации, которую так бережно переносили на бумагу, подобно крови, бегущей по венам. В стеклах очков отражались беглые строки, блеклый свет от тающей свечи. Воск медленно облизывал железную подставку, капая на стол. — Сколько нам еще надо написать? — Не отрываясь спросила Пожарская. — Раз, два, три, — начал считать готовые листовки Земнухов, он поднял глаза на девушку и на секунду замер, разглядев в ней тяжелую грусть, словно все тревожные мысли застыли в ее немом взгляде черных глаз, — достаточно уже, — он медленно отложил готовую стопку, поднимаясь и накидывая коричневый пиджак, — я отнесу ребятам и вернусь, как развешу все. — Конечно, — поспешно кивнула Саша, поднимаясь за ним. Она видела его сбитый взгляд, словно его окатили холодной водой, громко крича «сюрприз» и вовсе не от радости, — ты только осторожно, — неожиданно сказала ему в след девушка. — Хорошо, — оборнувшись, Иван кивнул и, запрятав листовки в сшитый скртый карман во внутренней стороне, вышел. На улице загорались маленькими бусинками звезды. Ваня глубоко вдохнул прохладный воздух, который еще не покинуло сладкое лето, но уже ощутилось присутсвие осени. Он подошел к калитке, осторожно вышел на соседнюю улицу и вскоре встретился с Виктором, который стоял, прислонившись спиной к забору, то и дело поворачивая головой, — а, Ваня, ты пришел, — протянул он руку. — Как иначе, — ответил на рукопожатие Земнухов, — вот, держи, свежие. — Отлично, — убирая к себе в куртку бумагу, Витя улыбался, — тогда до завтра. — Удачи вам сегодня, — хлопнув друга по плечу, Иван повернул обратно. Он обогнул несколько домов, выйдя на крайнюю улицу, прилегавшую к главной дороги. Было тихо и пусто. Юноша остановился возле нескольких деревьев, чернеющих в ночной мгле, он опустился на землю рядом с ними, сливаясь в ночной гамме. Он проверил часть листовок, положив руку в карман. В такой важный момент, когда нельзя допускать лишних мыслей, быстро и четко, он потерялся в тех глазах, разбиваясь о грусть, кричащую в них. Ваня вдохнул хрустящий от холода воздух, проведя рукой по лицу. Как же быстро крутиться жизнь сейчас, нет и в книгах о таком не пишут, инструкцию что делать не дают, а сердце так и бьется, словно вот-вот выпрыгнет. Он быстро поднялся на ноги и побежал вперед, на ходу оставляя листовки, засовывая их в промежутки между заборными колышками, оставляя на скамейках, он оббежал всю сторону и когда карман опустел направился в сторону дома. Иван шел твердо, изредка поправляя очки, думая лишь об одном.       Дома, в темной комнате, перед окном стояла Александра, выпуская вьющейся дым в окно. Он цеплялся, вырисовывал кривые и растворялся. Так живет любовь: сперва человек выпускает свои чувства, цепляется за то, что осталось на берегу разума, затем, окунувшись с головой, рисует себе счастье в одну руку с другим, растворяясь в этом. Девушка потушила сигарету, сложила руки на подоконнике перед собой. Она смотрела на пустую улицу, умытую ночью. Ветер залетал в комнату, пробираясь между страницами книг, засыпая на полках и под кроватью. Все было настоящее, живое и вдруг такое родное, близкое. Часы показывали полночь. А в доме по-прежнему не хватало его. Тревога неприятно растянулась липким слоем на душе. Иван свернул на дорогу к дому, чуть замерев перед калиткой, он прошел во двор. Те неясные чувства перекрылись теплом и запахом родного дома, небольшого сада, на котором чуть желтели цветы. Запах яблок кружил возле деревьев, уцелевших при приходе немцев. Ваня сел на ступеньки, он услышал, как за ним открылась дверь и рядом, закутавшись в большую кофту, присела Саша. — Как все прошло? — Хорошо, как по маслу, — мельком взглянув на девушку, он словно потерял грустные глаза ее, видя лишь черные, космические пейзажи в них, — если у тебя что-то беспокоит, — начал он, — ты всегда можешь сказать мне. Александра повернулась к нему, светлые, добрые и такие честные глаза Ивана прямо смотрели на нее, — спасибо. Они молчали тишиной другой. Это не было неловкостью, глупостью, это была любовь.